Читать книгу Платоновские исследования. Первая часть - - Страница 2
1. Риторика до Платона
Оглавление[6] Θρασύμαχος δὲ μετὰ. Τισίαν, Θεόδωρος δὲ μετὰ τοῦτον, καὶ πολλοὶ πολλὰ συνενηνὸχασι μέρη· διᾶπερ ούδεν θαυμαστὸν ἔχειν τι πλῆθος τὴν τέχνην затем, напротив, диалектика или топика, теория искусства ведения диспута: ταύτης δὲ τῆς πραγμτείας ού τὸ μὲν ἦν τὸ δ“ οΰκ „ἦν προεξειργασμένον, ἀλλ“ ούδεν παντελώς ὑπῆρχεν mit der Begründung: καὶ γὰρ τῶν περὶ τοὺς ἐριστικοὺς „λόγους μισθαῥνούντωνГерке приходит к выводу, что, подобно «Те/вти» Горгия, более древние учебники риторики в целом, а значит, и учебник Полоса, после кратких теоретических вступлений содержали лишь фрагменты речи для заучивания с целью более или менее буквального использования. Этот результат, как мне кажется, согласуется с основным отрывком, использованным Герке для той же цели, – Aristot. Soph. el. 34. 183b 27 ff., использованным Герке с той же целью, в котором впервые говорится о теории риторики: οἱ μὲν γὰρ τὰς ἀρχὰς εὑρόντες πυτελῶς ἐπὶ μωρὸν τι προηγαγον· οἰ δὲ νῦν εὐδοκιμοῦντες παραλαβόντες παρὰ πολλων οἷον ἐκ διαδοχῆς κατὰ μέρῡς προαγαγοντων ήύξῆκασι, Τισίας μὲν μετὰ τοὺς πρώτους, όμοί τις ἦν «ᾗ παίδευσις τῇ Γοργίου πραγματείᾳ. λόγους γὰρ οἲ μὲν (naml. Gorgias) ῥητορικοὺς οἵ δὲ (naml. οἵ. μισθαρνοῦντες) ἐρωτητικοὺς ἐρωτητικοὺς ἐδίδοσαν ἐκμανθάνειν, εἰς οὓς πλειστάκις ἐμπίπτειν ᾧήθησαν ἑκάτεροι τοὺς ἀλλήλων λόγους. διόπερ ταχεῖαι μὲν ἄτεχνος δ» ἦν ἰ, διδασκαλῖα τοῖς μανθάνουσι παῥ αὐτῶν ού γὰρ τέχνην ἀλλὰ, τὰ ἀπὸ τέχνης διδόντες παιδεύειν ὑπελάμβανον, ὥσπερ ἂν εἴ τις ἐπιστῆμκην φάσκων παραδώσειν ἐπὶ τὸ μηδὲν πονεἲν τοὺς πόδας, εἶτα σκυτοτομικῆν μὲν μὴ διδάσκοι μηδ» ὅθεν δυνὴσεται πορίζεσθαι τὰ τοιαὓτα, δοίη, δὲ πολλὰ. γένη παντοδαπών ὑποδημάτων· ούτος γὰρ βεβοήθηκε μὲν πρὸς «τήν χρείαν, τέχνην δ» οὐ παρέδωκεν, Затем все снова кратко суммируется таким образом, что сказанное о диалектике распространяется на весь силлогизм: καί περί μεν τών ρητορικών υπήρχε πολλά και παλαιά τά λεγόμενα, περί δέ τού συλλογίζεσΟ αι παντελώς ούδέν εϊχομεν πρότερον άλλο λέγειν, άλλ» ή τριβή ζητούντες πολύν χρονον έπονούμεν.
Ибо я могу понять связь мыслей здесь только следующим образом. Теория ораторского искусства уже имеет свою историю: даже в рамках трех древнейших учебников по риторике Фрасимах продвинулся со своей теорией дальше более раннего учебника Тисия, который уже содержал настоящую теорию, а Теодор снова со своей теорией (или со своим) дальше более раннего учебника Фрасимаха. Учителя эристики поступали так же, как Горгий среди риторов: оба просто давали своим ученикам общие места для запоминания, только у Горгия они были ораторскими, а у других – диспутами (έρωτητικνοί). Далеко не всегда эти другие риторы ставились на один уровень с Горгием, это в гораздо большей степени относится к учителям эристики, которые были поставлены в оппозицию к ним, и, таким образом, сам Горгий также стоит в оппозиции к ним. Следовательно, его нельзя было бы назвать в их числе, если бы Аристотель не хотел противоречить самому себе самым странным образом. Тот факт, что Исократ также отсутствует среди них или, самое большее, может быть включен в число πολλοὶ, является одним из признаков того, что тот самый человек, о котором я теперь думаю иначе, чем прежде, не написал никакой Τέχνη ρητορικῆ. Вместо οἳ μὲν (Z. 38), однако, можно ожидать οἳ μὲν, и я также считаю, что Аристотель писал именно так; Но если он действительно написал οἳ μὲν, то только потому, что помнил, что собрание таких ораторских общих мест у Горгия не единственное, но что есть еще собрание ораторских проэмий и эпилогов у Антифона Рамнузийского и даже у одного из упомянутых теоретиков, а именно у Фрасимаха, собрание проэмий, которое уже использовал комедиограф Кратинос 422 в своей «Винной бутылке» (Fr. 185), но не в нем, а рядом с его «Техне».
Ведь здесь Ars и Praccepta Corax и Tisias прямо противопоставляются proemias и epilogues Антифона, disputatorial commonplaces Протагора и не, как утверждает Герке (pp. 350 f. 354), судебным, но эпидейктически-этическим9) Горгия, которые, конечно, несомненно, также подходили для вставки в судебные и политические речи, и, кстати, теория Теодора даже описывается как subtilior. Я не знаю, как объяснить тот факт, что он упоминается здесь лишь вскользь, а Фрасимах полностью отсутствует.В соответствии с этим вывод, который Шпенгель7) сделал из этого отрывка, о том, что Τέχνη ρητορικῆ у Горгия тоже не было, и Гкрке не опроверг его в этом отношении, был очень очевиден. Но еще более подозрительным делает дело другой отрывок Аристотеля, а именно длинный фрагмент (137 – 131 – 119 Rose. 152 Heitz) из Истории риторики (Συναγωγῆ Τἐχνῶν), который сохранился до нас на латыни в пересказе Цицерона Brut 12,46 f. itaque ait Aristoteles, cum sublatis in Sicilia tyrannis res privatae longo intervallo iudiciis repeterentur, tum primum, quod esset acuta illa gens et controversa natura, artem et praecepta Siculos Coracem et Tisiam conscripsisse: nam antea neminem solitum via nec arte, sed accurate tamen et discripte plerosque dicere, scriptasque fuisse et paratas a Protagora rerum illustrium disputationes, quae nunc communes appellantur loci. quod idem fecisse Gorgiam, cum singularum rerum laudes vituperationesque conscripsisset, quod iudicaret, hoc oratoris esse maxume proprium, rem augere posse laudando vituperandoque rursus adfligere. huic Antiphontem Rhamnusium similia quaedam habuisse conscripta,… [7] nam (iam?) Lysiam primo profiteri solitum artem esse dicendi, deinde, quod Theodorus esset in arte subtilior, in orationibus autem ieiunior, orationes eum scribere aliis coepisse, artem removisse. similiter Isocratem etc. [8] То же самое, хотя и в несколько иной форме, можно увидеть и у Сопатроса: он допускает, что ткшны Коракса попадают в Афины через Горгия только по этому случаю, и, в отличие от Аристотеля, превращает общие места последнего в техно.Теперь, конечно, Герке (p. 344 f.) обнаружил, что у нас есть другой отрывок из того же самого изложения Аристотеля у Sopatros в Hermog. Rhet Gr. V, 6 f. W., в котором мы скорее читаем: ζῆλος ούν είς τούτους πολύς τῆς τέχνης γέγονε͵ καὶ Γοργίας ὁ Λεονεῖνος κατὰ πρεσβείαν ἐλϑὼν᾽᾿Αϑήνησι τὴν τέχνην τὴν συγγραφεῖσας παρ αὐτοῦ (näml. Κόρακος) ἐκόμισεν καὶ αύτός έτέραν προσεθηκε͵ αὐτὸν ᾿Αντιρῶν ὁ ᾿Ραμνούσως ὁ Θουκκυδίδου διδάσκαλος λέγεται τεχνην γραψαι. Однако он ошибочно выдает это предложение за свидетельство самого Аристотеля в пользу Τέχνη Горгия. Ведь несомненно, что в отношении Горгия и Антифона Цицерон сохранил оригинал более точно, в то время как у Сопатроса он фальсифицирован из другого источника. И не может быть никаких сомнений в том, каким был этот источник, после того как Радемахер в своей работе «Timaeus und die Ueberlieferuug über den Ursprung der Rhetorik», Rhein. Mus. LIL 1897. pp. 412—419 показал, что все рассказы о древнейшей истории риторики, которые не восходят к Аристотелю и во многих случаях сильно отличаются от него, Prolog, in Hennog. IV, 11 ft, Anon. Prologue, stat VII, 6 f., Doxopatros VI, 11 f. В., общего происхождения между собой и с Квинтилием. II, 15,5 ff. и Sex. Emp. Math. II, 2 ff., и что в этой основной письменности Timacos, вероятно, – что, конечно, остается неясным – активно использовался. Во всяком случае, вполне соответствует известному чрезмерному сикелийскому местному патриотизму этого человека то, что в этом рассказе, как указывает Радемахер, значение Сикелии для развития риторики подчеркивается гораздо резче, чем у Аристотеля: Только Горгий, ошибочно названный здесь учеником Тисия, приносит это искусство в родную страну, так же как хорошо известные, весьма насыщенные описания его воздействия в Афинах во время его легации в 427 году могут быть прослежены до Тимея, причем он, по общему признанию, даже делает последнего изобретателем риторической техники. [9] Сходство этих рассказов еще больше подчеркивается тем, что в них не упоминается литературная деятельность Тисия или, правильнее сказать, Тейсия, и что Сопатрос, в отличие от Цицерона, говорит только о технике Коракса, а не о технике Коракса и Тисия: μετά δέ ταΰτα Κόραξ πρώτον απάντων συνέστησε διδασκαλίαν περί ρητορικής- οί γάρ προ αύτοΰ έπιτηδευοντες την τέχνην ως έμπειρία τινί και έπιμελεία χρώμ, ενοι έπετηδευον, και ούτοι (так Gercke f. ούτος) μέν ού μετά λόγου και αιτίας ούδέ τέχνης τινός κ. τ. λ. Со своей стороны, я не сомневаюсь, что сообщение об открытии техники Коракса в Афинах ложно и что Еврипид еще до 427 года обучался там этой технике Коракса и Тисия и технике Фрасимаха, помимо влияния, оказанного на него Протагором, который впоследствии остался верен этой старой школе и уже не позволял себе поддаваться влиянию Горгия. [10]
Так и свидетельства Сатироса fr. 12 b. Laert Diog. VIII, 58. Γοργίαν . . . τον Λεοντΐνον . . . Τέχνην άπολελοιπότα и Quint.il. III, 1, 8 Artium scriptores autiquissimi Coras et Tisias Siculi, qaos serutus est vir eiusdem insulae Gorgias Leonünus мало что доказывают. Только Schanz Die Sophisten p. 129 ff. и Gercke совершенно правы в том, что Платон Phaedr. 261 B. C. ΣΩ. άλλ' η τάς Νέστορος και Όδυσσέως Τέχνας μόνον περί λόγων άκηκοας, άς έν Ίλίωω σχολάζοντες συννέγραψαν, των δέ ΙΙαλα- μηδους άνηκοος γέγονας; ΦΑΙ. καί ναι μ. ά Δι έγωγε των Νέστορος, εί μη Γοργίαν Νέστορά τινα κατασκευάζεις η τινα Θρασΰμαχόν τε καί Θεόδωρον 'Οδυσσέα также следует рассматривать как свидетельство, даже если это свидетельство значительно ослаблено тем фактом, что (D) Зенон Элеатский появляется как человек, которого имел в виду Паламед.
Теперь остается искать примирение этого кажущегося противоречия между Платоном и Аристотелем, в чем я согласен с Герке, в том, что Платон понимает под этой Τέχνη Горгия не что иное, как практическое собрание изречений, рассматриваемых в обоих отрывках Аристотеля, которым Аристотель отказал в названии настоящей Τέχνη, тогда как другие последовали примеру Платона.
Таким же образом снимается и другое кажущееся противоречие, когда Протагор в Laert. Diog. IX, 55, Τέχνη έριστικών приписывается Протагору, тогда как, согласно Аристотелю, подобной теории до него не существовало. И в этом случае под Τέχνη, очевидно, следует понимать не что иное, как аналогичное диалектическое или эристическое собрание вершин, дважды засвидетельствованное Аристотелем. Я говорю дважды, потому что даже в περί τούς έριστικούς λόγους [ζισίΐαονοΰντες он, несомненно, думает прежде всего о Протагоре. Разница между общими местами последнего и Горгия заключается в том, что первые были έρωτητικοί, а вторые – ρητορικοί. Герке (p. 351) лишь случайно включает сборник поучений и эпилогов, подобный Антифону из Рамнуса. Выражение Τέχναι τινές у Диониса, v. Halik. (Maxim. Planud. Rh. Gr. V, 548 W.). [11] Наконец, возможно, также краткое указание на три простейшие фигуры речи, впервые признанные им в качестве таковых: антитезу, паремию и паромею. По крайней мере, я не вижу причин, по которым Герке (стр. 358) должен думать иначе в этом вопросе.Однако такие сборники, вероятно, снабжались кратким введением, и в этом я также полностью согласен с Герке. В этот сборник Горгий, вероятно, включил и то, что Цицерон написал после Аристотеля, а также, и в большей степени, то, что Платон, op. cit. 267 A. B. Τισίαν δέ Γοργίαν τε έάσου. εν εύδειν, οϊ προ των αληθών τά είκοτα είδον ως τιυ. ητέα μάλλον, τα τε αύ συ. ικρά «ζβγαλα και τα «ζεγάλα συ. ικρά φαίνεσίΐαι ποιοΰσι διά ρ'ω «ζην λόγου, καινά τε άρχαίως και τά έναντία καινώς, συντου-ίαν τε λόγων και άπειρα «ζηκη περί πάντων άνευρον изложенная программа его обещаний [12] кроме того, трактат περί καιρού. [13] если иначе это не было, что я оставляю нерешенным, отдельным памфлетом, и прекрасное правило, согласно которому серьезность противников должна быть ясна через осмеяние, а их осмеяние – через серьезность, [14] Если бы утверждение Герке о том, что и другие старые учебники были организованы по существу таким же образом, было полностью верным, то, конечно, пришлось бы предположить вместе с ним (стр. 356 и далее), что и в них все, что содержалось в плане теории и что до сих пор частично известно нам из них, ограничивалось лишь введением в целое и максимум – введениями к отдельным разделам. Это утверждение, однако, не только противоречит Аристотелю, как было показано, но и не учитывает ничего из того, что Герке добавляет для его обоснования или развития. Платон критикует эти учебники не потому, что они содержат слишком мало теории, а потому, что, помимо их популистского характера, их теория не выходит за рамки простого необходимого предварительного знания (τά προ της τέχνης) (a. a. 0. 268 A – 269 C), подобно тому как Аристотель в своей Риторике смог обнаружить в них иногда совсем ничего, иногда лишь очень немногое из главной части настоящей теории такого рода, учения об ораторской аргументации.
. Меня вполне устраивает обычная точка зрения, согласно которой эта шутка – всего лишь одна из насмешек Платона над укоренившейся привычкой искать образцы для современных начинаний уже в героическую эпоху, когда сравнение престарелого Горгия с престарелым Нестором, а тонких теоретиков Фрасимаха и Теодора (в arte subtiHort см. выше с. 7) с хитрым Одиссеем было достаточно очевидным.Если, кроме того, все эти учебники в основном состояли из готовых фрагментов речи [15] для буквального или хотя бы почти буквального введения в собственные речи, то как можно представить себе, что Эвенос написал бы свою в стихах? [16] Более того, если Герке (стр. 349) считает, что долгое время устное обучение состояло также в заучивании таких произведений, то я, признаться, не понимаю, как устное обучение вообще могло быть частью такого обучения. Горгиас и другие более древние преподаватели риторики вряд ли давали гораздо больше правил, чем было написано в их учебниках. Поэтому я не могу себе представить, в чем, собственно, заключалось их обучение, если они не тренировали своих учеников в составлении речей за и против одного и того же предмета друг против друга, естественно, с активным использованием тематических сборников, а затем критически разбирали эти разработки вместе с ними. Наконец, я совершенно не понимаю, почему шутка Платона о диалогах авторов «Томена» до Илиона (см. с. 9) должна иметь тот смысл, что «если учебники Горгия, Фрасимаха и Теодора содержали только образцы речи, то речи этих героев, наоборот, можно объяснить как (замаскированные) риторические наставления [17] Однако я не сомневаюсь [18] , что разница между собственно древними учебниками риторики и так называемым Горгиасом была скорее количественной, чем качественной, поскольку, учитывая первоначальную скудость теории, примеров в них было, конечно, больше, чем правил, или, вернее, большинство правил в них зависело от часто довольно парадоксально выбранных примеров и сводилось к тому, как следует поступать в таких отдельных случаях. Весьма возможно, что в древнейшей из техник – Коракса и Тисия или Тейсия – общих правил было не более, чем то, что судебная речь делилась на προοίαιον, διη- γησις, άγώνες и έπίλογος, и что искусство речи заключалось не в αληθές, а в εί/. ός, что затем объяснялось с помощью примеров, приспособленных к рабулизму, которых у нас пока единицы. Тем не менее, мы знаем достаточно, чтобы подтвердить утверждение Аристотеля, что теория Фрасимаха и Теодора Византийского, а также Буэноса, не говоря уже о горгианцах Ликимнии и Полосе, уже значительно продвинулась за пределы этих элементов и даже предалась некоторым ненужным «тонкостям» [19] , это должно было означать только то, что последний также научил своего ученика всем своим собственным трюкам и свистулькам.Аналогичным образом развивалась и деятельность практических советников. Сначала они только устно инструктировали стороны, что им следует говорить, и учили их правильно пользоваться имеющимися нотациями и книгами толкований, а именно сборниками общих мест, проэмий и эпилогов, а затем Антифон Рамнийский стал писать для них целые речи наизусть, если в дело вступали интересы его политической партии или если они хотели заплатить более высокую цену. Но он сам переплетал общие места из своих и чужих сборников, и в этих переплетениях ему следовал не только Андокид, но иногда и более молодые ораторы, такие как Лисий и Исократ, не говоря уже о выдержке Андокида из Эсхина. Все это хорошо известные вопросы, которых я поэтому могу коснуться здесь лишь вкратце [20] . Является ли, как полагает Герке (p. 349. Anin.), апокрифическое сообщение, согласно которому молодой Демосфен, как говорят, получил λόγοι или Τέχναι Золлоса и Алкидамаса и использовал их или даже выучил наизусть, выдуманным в отношении той более древней манеры запоминать готовые ораторские произведения из указанных сборников, мне кажется весьма сомнительным. Ведь заучивание упоминается только в одном единственном источнике [21] , и термин τέχναι употребляется только здесь вместо λόγοι, предположение, что старые Τέχναι состояли главным образом из таких готовых произведений, не доказано, и поэтому это запоминание или использование, вероятно, относится только к трюкам и свистулькам, к которым такие учебники давали указания. Если современный оратор обвинял Демосфена в том, что он проглотил всего Исея [22]