Читать книгу Искатели Абсолюта. Абсолютная буря - - Страница 2

Проклятый туман, как же он мне надоел!

Бескрайний, однообразно серый, липкими холодными каплями оседающий на коже и одежде – он был везде. Ни просвета, ни лучика солнца. Лишь изредка туман расступался на несколько мгновений, и тогда на горизонте, таком же сером и невзрачном, появлялись миражи. В них, словно в открытых окнах, буйствовали краски, но разглядеть детали не удавалось – стоило мне только повернуть голову в их сторону или сделать шаг, как миражи исчезали без следа.

Мёртвое место, мёртвое изначально, с самого момента своего появления.

Последнее моё воспоминание перед тем, как я тут оказалась – залитая кровью брусчатка башенной площади Кхарра и застывший надо мной охристый дракон. Потом – темнота забытья. А сразу за ней этот туман.

Для чего я здесь? Где вообще это «здесь»? Что за чары перенесли меня сюда, как когда-то давно перенесли с арены Гартен-онарэ к зеркальной башне?

А может, я попросту умерла и очутилась на потусторонних берегах?

Последний вывод казался мне самым разумным, но верить в него отчего-то очень не хотелось. Эх, позвать бы ветер, послать его вперёд – пусть бы он посмотрел, есть ли конец этому опостылевшему туману.

Но ветра тут нет. Как и остальных стихий. Ох, да о чём это я, тут нет даже тока силы! Только сосущая пустота в груди, там, где раньше тлел огонёк, такой привычный и естественный для любого, имеющего дар магии.

Поначалу я, конечно, не поверила в такое – где это видано, чтоб ни единого дуновения магии? И так, и эдак пробовала дотянуться до стихий, замирая в надежде от малейшего, пусть и иллюзорного, ощущения в кончиках пальцев и вздрагивая от ударов собственного сердца.

А потом наступило оцепенение. Чувства, поначалу обострившиеся до предела, угасли, превратившись в смутные тени самих себя. Упрямство, столь яро пестуемое некогда во мне мастером Геоном, уступило место равнодушию и покорности. И теперь я просто брела в этом бесконечном тумане, не зная, куда, не понимая, зачем.

Ни голода, ни жажды, ни усталости я не ощущала, хотя бессмысленное путешествие по волнам тумана длилось, по моим прикидкам, уже долго. Впрочем, времени в этом странном месте, похоже, тоже не существовало.

Но самое страшное – со мной больше не было Поющих, и я, сама не знаю, почему, была уверена – веера не потерялись и не покинули меня. Это я потерялась в сером «нигде», зашла в него настолько далеко, что даже они не смогли последовать за мной.

Даже будучи в противомагическом ошейнике, я слышала зов вееров, могла приблизительно понять, в какой стороне от меня они находятся. Тогда было ощущение потери, тупая, ноющая боль от разлуки. Теперь же – ничего. Не пустота, не обрыв связывавшей нас серебряной нити. Просто отсутствие того, чего словно бы никогда и не было.

А может, и впрямь не было?

– Было, – стараясь придать голосу уверенности, которой не чувствовала, говорила я самой себе. И самой же себе отвечала:

– С чего ты взяла?

Я старалась говорить вслух – просто для того, чтоб не забыть, как это вообще делается. Но голос звучал глухо и неразборчиво, туман, словно заправский вор, незаметно поглощал его и прятал в клубистых грязно-серых тайниках своего нутра.

– Как это с чего? – я демонстративно всплёскивала руками. – Я… Я просто знаю!

– Точно? – неосторожно бросала я в ответ и поспешно зажимала ладонями рот, чтоб вслух не сказать того, о чём боялась даже думать.

Иногда мне казалось, что в непрекращающихся диалогах с самой собой я теряю разум, тону в пучине безумия, запутавшись в сетях пустых однообразных мыслей. Что ещё немного – и я стану воспринимать место, где оказалась, как нечто вполне естественное и обычное. Навсегда забуду, что такое солнце и как печёт растрескавшиеся губы солёная морская вода. Потеряю в дальних уголках разума память о прикосновении тёплой человеческой ладони и о том, как сильно может болеть сердце, когда вдруг теряет того, кто занял его полностью.

О последнем, впрочем, я иногда и впрямь хотела бы забыть, но упрямо заставляла себя помнить – эта тупая, ноющая боль помогала бороться с острым желанием лечь на землю и, закрыв глаза, покорно позволить туману обнять себя. Отдаться на волю безумия, след в след крадущегося по моим следам.

Всего несколько месяцев назад, сидя в застенках Вельха в ожидании очередной пытки, я боялась, что сойду с ума. Теперь я знаю – попытки магистра сломать меня никогда не увенчались бы успехом. Я всё равно надеялась – на ошибку палачей, что позволит мне добраться до мучителей и с упоением вцепиться Вельху в горло или хотя бы умереть, не позволив ему добраться до врат. Здесь же никто не задавал мне никаких вопросов и не ждал ответов. Никто не жёг раскалёнными прутами, не подвергал действию причиняющих нестерпимую боль чар. Было лишь полное, абсолютное одиночество, спасти от которого не могла даже смерть.

Потому как смерти здесь тоже не было.

Впереди, на горизонте, туман вновь расступился, открыв взгляду расцвеченное лиловыми и фиолетовыми оттенками небо. Прянули ввысь очертания тонких ажурных башен с перекинутыми меж ними мостиками. Вспыхнули всего на миг и тотчас распались хрустальными брызгами, не позволив себя рассмотреть, как следует. Цвета померкли, небо вновь обрело свой безжизненно-серый оттенок, и красочное видение скрылось за туманом. Очередной морок, мираж, каких я видела уже десятки, если не сотни – но он вдруг заставил сердце забиться чаще, отчего на лбу и шее выступила холодная испарина.

Я тупо уставилась на исчезнувший мираж, пытаясь вспомнить, где могла видеть такое небо, и когда. Ах да, Портал под зеркальной башней, где в одной из комнатушек за рассохшимися пыльными дверями медленно разгоралось зарево в тех же цветах.

Смутные, неясные подозрения всколыхнулись внутри.

Миражи… Они словно двери в другие миры. Вот только дороги, ведущие к ним, мне не видны. Туман скрывает их, прячет от пристального взгляда слабого, отчаявшегося человечишки. Неужели я первая и единственная, кто бродит в этом тумане, ища выход? Или были и другие? Что с ними случилось? Они сгинули навеки? Или кто-то из них сумел выбраться? Что отличает этого «кого-то» от меня? Особые умения, таланты? Или, быть может, дар, полученный по праву рождения – подобный дару Странника?

– Но как? – привычно поинтересовалась я у безмолвного тумана.

– С потоком прошедшей сквозь тебя силы, конечно.

Голос, негромкий и странно знакомый, раздался словно бы со всех сторон одновременно, но я, привыкнув к одиночеству, не сразу поняла, что говорю уже не сама с собой.

– Кто здесь? – запоздало отпрыгнула я и заозиралась по сторонам.

В шаге от меня туман заволновался, и сквозь его клубы проступили очертания существа, от одного только вида которого у меня зашевелились волосы на голове.

Выглядел незнакомец весьма… необычно. Размытый чёрный силуэт, отдалённо напоминающий человеческий, да светлый, постоянно меняющий очертания ореол вокруг «головы» – словно волосы вокруг лица, раздуваемые ветром. Некоторое время я смотрела на него, не имея ни малейшего представления, что делать в сложившейся ситуации.

Но и просто молчать, сверля друг друга взглядами, с каждым мигом становилось всё невыносимее.

– Ты кто такой? – наконец, решилась я.

Незнакомец в ответ звонко рассмеялся.

– А на кого я похож?

– На призрака, – не подумав, бросила я и тут же прикусила язык – а ну как обидится или разозлится?

Но мой странный собеседник только развеселился пуще прежнего. Раскинул в стороны руки и закружился на месте, из размазанного человеческого силуэта превратившись в нечто совершенно бесформенное.

– Значит, призрак и есть, – со смехом ответил он.

Я окончательно растерялась.

– Откуда ты взялся? – поинтересовалась я, наблюдая за ним исподлобья.

– Оттуда, где был раньше, – ничуть не смутившись, ответил призрак и, не переставая кружиться, двинулся вокруг меня, едва касаясь земли. – Но, если тебе не нравится моё общество, я могу уйти.

И прямо на глазах стал истаивать, стягиваться внутрь, словно лопнувший пузырь на воде.

– Стой, стой! – всполошилась я. – Ты же сейчас совсем пропадёшь! Вернись!

Наверное, время, проведённое в одиночестве, и впрямь сказалось на моей способности мыслить здраво. Страх, что я вновь останусь один на один с опостылевшим туманом, захватил меня полностью. Я словно наяву представила, как буду блуждать в нём бесконечно долго, медленно, но неотвратимо превращаясь в злобную, обезумевшую от одиночества тень самой себя. И содрогнулась от этой мысли.

Уж лучше болтать с призраком, чем с самой собой! Даже если он вдруг окажется всего лишь плодом моего разыгравшегося воображения.

– Вредничать больше не будешь? – настороженно уточнил призрак, вновь обретая очертания человека в магиковской мантии.

– Ты ж сам свои шуточки шутить начал, – буркнула я, вновь не сдержавшись, и тут же примирительно подняла ладони, показывая, что не пытаюсь его обидеть. – Ладно, извини, не буду. Мне просто никогда раньше не доводилось видеть призраков.

– Наверное, потому, что тебе не требовалась их помощь? – ехидно поинтересовался он.

Я пожала плечами.

– Помощь мне много где требовалась. Но доселе никто из вашей братии её не предлагал…

– Значит, она нужна была тебе там, – призрак особо выделил это «там», – где оказать её могут только существа из плоти и крови. Теперь ты в нашей вотчине, где у живых, за редким исключением, нет власти.

– Но…

Осёкшись, я опустила глаза, оглядела себя, чтоб убедиться, что ничем не похожу на размытый силуэт собеседника. Вроде бы всё в порядке – выгляжу как обычно, руки-ноги не просвечивают. Только…

Я не сразу поняла, что привлекло моё внимание, заставив насторожиться. Оглядела себя внимательнее. И ахнула, чувствуя, как отливает от лица кровь и медленно покрывается липким, холодным потом спина.

На руках больше не было шрамов – ни тех, что остались от молнии тайлерины, ни других, давно привычных, от зубов акмана, встреченного мною возле зеркальной башни более полутора лет назад. Из-под потрёпанных рукавов выглядывала чистая, как у младенца, кожа.

Куда они делись? Залечить без следа можно только совсем свежие раны. Старые шрамы никакой магией убрать уже не получится, они останутся до конца жизни. Это что же, получается, я?..

Я подняла глаза, в упор взглянула на призрака, решаясь на вопрос, который давно вертелся на языке, и одновременно страшась услышать короткое «да» в ответ.

– Я умерла?

Мне показалось, прошла вечность прежде, чем он ответил.

– Ещё нет. Но очень близка к этому. В Кхарре, ты пропустила через себя слишком много силы разом. В результате тебя – твоё сознание, твою душу, – выбросило сюда, за Грань. А тело осталось там, где всё произошло.

Слова эхом отозвались в разом опустевшей голове, застучали по черепной коробке, словно горошины. За Грань… Но разве такое возможно – попасть за неё только частью самой себя?

Мне вдруг вспомнился Гартен-онарэ в день моего испытания, горечь выпитого зелья и удивительное ощущение раздвоенности, когда одна часть меня всё ещё стоит на арене, а другая несётся в неведомую даль, подчиняясь дивному, манящему зову.

– Конечно, возможно, – возмущённо произнёс призрак, и я поняла, что задала вопрос вслух. – Ты же использовала силу, которую дал тебе Портал. Чистую, не преобразованную силу, что течёт только здесь, с изнаночной стороны вселенной. С её потоком тебя сюда и вынесло.

Я сглотнула вставший поперёк горла тугой ком, представив, как лежу на спёкшейся от жара мостовой рядом с разрушенными Башнями, а в это же самое время Странник – живой и невредимый, – уносит вдаль моих Поющих.

– Мне… мне нельзя тут быть. Я должна вернуться, – в отчаянии прошептала я.

– Конечно, должна, – очень серьёзно кивнул призрак. – Твоё тело умирает, и, пока ты здесь, за Гранью, остановить этот процесс не удастся. А времени осталось очень мало. Ключ, воплотившись в мире, не должен остаться без защиты стража. Иначе случится непоправимое.

Час от часу не легче!

Я до хруста стиснула зубы, унимая волнами накатывающую бессильную злость. Там остались друзья, и если я не придумаю, как вернуться и исцелить саму себя, то все они погибнут – в тот самый миг, как карги почуют мою смерть и ринутся в Шагрон. А я застряла тут и ничем не могу помочь – ни им, ни даже себе самой!

Призрак выжидающе смотрел на меня – словно был уверен, что я вот-вот решу эту проблему. Но никаких полезных мыслей мне в голову так и не пришло.

– Я не знаю, что делать, – наконец, неохотно призналась я и помассировала внезапно разболевшиеся виски. – Я не Странник, я не умею прокладывать пути за Гранью. И не знаю, кому ещё мог бы быть дан сей дар.

– Ты забыла про каргов, – тихо добавил призрак.

– Только у них помощи просить и не хватало. Безумные и злобные призраки, враги всего живого… – начала было я и отшатнулась. – Ты…

Всё сложилось один к одному. Грань, мой призрачный собеседник, явно знающий предостаточно и о Поющих, и обо мне самой. Выглядел он – пока! – миролюбиво, но потом. После того как я…

– Один из них, ты права, – и не подумал отпираться призрак. – Но мы вовсе не безумны и, уж тем более, не горим жаждой уничтожения всего живого. Просто есть законы мироздания, что должны соблюдаться неукоснительно – от них зависит дальнейшее существование вселенной. Шагрон был создан как хранилище для Абсолюта, и лишь драконы – крылатые стражи хранилища, должны были жить в нём. Тот самый Ахерон, что ныне охотится за тобой и Поющими, однажды нарушил один из этих законов, приведя в Шагрон людей. Он сделал это из лучших побуждений, но то, что для вас, живых, выглядит благом, не всегда является им для вселенной. Поэтому нам и приходится вмешиваться, когда воплотившийся ключ остаётся без попечения своего стража. Чужаки должны быть изгнаны из хранилища. Или уничтожены, если изгнание невозможно.

– Но большинство людей ведь даже не знает ни о существовании Абсолюта, ни о ключе к нему, – возмутилась я.

– Для того, чтоб наворотить дел, и не нужно ничего знать, – мотнул головой призрак. – Достаточно лишь следовать за теми, кто ведает больше их самих. Грокхи открыли Портал своим радужноглазым богам, хоть никогда и не слышали об Абсолюте. А гвардейцы императора – разве они не пошли бы за своим повелителем, вздумай ты указать ему путь к вратам?

Возразить было нечего, и я угрюмо промолчала. Страх, охвативший меня, когда я поняла, что мой неожиданный собеседник не кто иной, как карг, прошёл, оставив после себя глубокое, подспудное понимание приведённых призраком доводов. Вот только принять их я не могла – всё внутри сопротивлялось этой бесчеловечной, холодной логике.

– Я всё-таки не понимаю, – вновь заговорила я. – Мне рассказывали, что вы только и ждёте возможности попасть в Шагрон.

– Кто, люди? – с неожиданной весёлостью хмыкнул призрак. – Неудивительно – ведь они не понимают, кто мы такие и ради чего существуем. Мы не безжалостные убийцы, Аэр, и мы тоже когда-то были живыми. Но вместо того, чтоб уйти на потусторонние берега, предпочли служить Абсолюту и его целям. Я послан именно им, Аэр – для того, чтоб помочь тебе.

– Вернуться? Но почему так поздно? Почему ты не пришёл раньше? – едва не простонала я.

– Потому что раньше я бы не смог тебя найти, – ответил он и пустился в объяснения. – Мы, карги, находим путь в Шагрон не так, как Странники. Мы чуем смерть стража, близящуюся либо уже свершившуюся, и она для нас подобна путеводной звезде, что в утренний час сияет над горизонтом.

– Значит, времени у меня настолько мало? – спросила я и сама удивилась, как спокойно прозвучал мой голос.

Призрак кивнул.

– Его почти не осталось.

Неясный вопрос всплыл на границе разума и тут же распался клочьями под давлением терзавшей голову боли. Я зажмурилась, пытаясь собрать воедино разлетевшиеся в разные стороны слова.

– Значит, ты пришёл помочь мне? Проводить обратно в Шагрон?

– Именно так, – едва слышно прошептал призрак.

– Но как ты найдёшь дорогу? Ведь я же здесь…

– А твоё тело – там.

Я открыла глаза, с недоумением уставившись на призрака.

– Твоё тело тоже излучает путеводный свет, – ответил он на невысказанный вслух вопрос, который я всё-таки сумела восстановить из обрывков. – И даже больший, чем душа. Оно укажет путь.

Решалась я недолго. В конце концов, терять мне было совершенно нечего. Останусь здесь – умру. И, вполне возможно, тоже превращусь в карга. Но вслед за мной умрут и оставшиеся в Шагроне друзья: Корис, Локи, Атиас. Так что ничего лучше, чем довериться призраку, мне не оставалось.

– Хорошо. Веди, – решительно сказала я, отметая прочь сомнения и страхи.

Карг только этого, кажется, и ждал. Он тотчас развернулся и поплыл мимо меня.

– Не отставай, – командным тоном бросил он через плечо. – Нам предстоит неблизкий путь.

***

Долго идти и молчать – то ещё испытание для человека, что продолжительное время был лишён общения. Особенно когда разум этого человека полон вопросов, задать которые раньше было некому.

Поэтому, когда схлынула первая растерянность и неприязнь от осознания того, кем оказался мой неожиданный провожатый, и утихла головная боль, я не удержалась и начала спрашивать. А призрак, как оказалось, был совсем не против того, чтоб отвечать.

– Изначальное предназначение Странников, как и наше – следить за тем, чтоб законы мироздания не были нарушены. Но знаешь, Аэр, когда жизнь становится бесконечной, когда перед глазами твоими рождаются и умирают десятки и сотни поколений тех, над кем ты возвысился, слишком легко потеряться в собственных измышлениях. Возомнить, что благодаря годам ты обрёл мудрость, недоступную тем, чья жизнь конечна. Это и погубило Странников. Дети разных племён и рас, они утратили связь со своими корнями, забыли, кем были по рождению. И решили, что вправе переделать вселенную по собственным представлениям. Странники сбились с пути, предначертанного им, и принялись сражаться за обладание Абсолютом. Ох, те войны были не чета Войне Душ. Целые миры падали к ногам сражающихся и превращались в прах и пепел под подошвами сапог Странников.

– Неужели ты настолько давно стал каргом, что помнишь эти войны? – удивлялась я.

– Нет, – смеялся призрак. – Недавно даже по меркам короткой человеческой жизни. Но я часть Абсолюта, и мне теперь ведомо то, о чём, будучи живым, я не узнал бы никогда. Кстати, именно из-за тех войн в Шагроне и появились люди. Ахерон был одним из немногих, кому довелось узнать, где же находится хранилище Абсолюта. И он же, единственный из всех, до последнего старался исполнять долг Странника, избегая борьбы за власть. Он решил, что, населив Шагрон, сделает его, хотя бы с виду, совершенно обычным миром и тем самым помешает своим собратьям найти его. Но Странники уничтожили друг друга, и теперь Ахерон – последний из них.

– Что же получается, если я его убью, то… больше не будет никаких Странников? А кто же тогда будет присматривать за вселенной? Хотя как я его убью? Мне для этого самой придётся завладеть Абсолютом, потому как наши с ним силы неравны настолько, что у меня нет ни единого шанса на победу.

Призрак повернул голову в мою сторону, и мне показалось, что вот-вот на его «лице» проступит лукавая усмешка.

– Разве ты ещё не догадалась, что должна сделать, Аэр?

Я помотала головой.

– Я много думала, как избежать предсказанного пророчеством исхода, но получается, что мне так или иначе придётся добраться до врат. Иначе Ахерон отберёт у меня Поющих и…

– Добраться! – радостно воскликнул призрак и всплеснул руками. – Именно что добраться! Вернуть ключ в лоно Абсолюта – вот то, что ты можешь и должна совершить.

– Не слишком ли просто? – засомневалась я. Мне показалось, призрак лукавит, недоговаривает что-то очень важное. – Для чего тогда испытания, если ключ нужно просто вернуть на место? И зачем вообще ему, как ты выразился, воплощаться?

Призрак вновь рассмеялся.

– Конечно, просто. К чему искать сложности там, где их нет? Ключ воплощается в мире не первый раз, но ни к чему, кроме как вернуть его на место, Абсолют тебя принудить не сможет – и не станет. Испытания совсем для другого, они просто показывают, кто ты есть. Помогают Абсолюту удостовериться, что он не ошибся в выборе стража. И, если он посчитает, что ты их прошла, то будет говорить с тобой.

– А если я их не пройду?

– Поющие покинут тебя в тот же миг, как ты окажешься у врат. И однажды, спустя годы или тысячелетия, снова воплотятся и попадут в руки нового.

– О чём он будет говорить, если сочтёт меня достойно прошедшей испытания?

Призрак заколебался, словно раздумывая над ответом.

– Не хочешь говорить? – съязвила я – отчего-то меня задело, что карг, так спокойно рассказывающий про ключ и испытания, вдруг решил утаить знание, которое мне казалось самым важным из тех, что я должна была постичь.

– Я и сам не знаю, – пробормотал он, и в голосе его послышалась неподдельная растерянность. – Мне ведомо лишь, что Константин, крылатый владыка, бывший некогда стражем ключа, был единственным, кто постиг замысел Абсолюта, хоть и отказался ему следовать. Но в чём состоит сам замысел, я не вижу – словно Абсолют не хочет, чтоб я поведал его тебе.

– Не хочет, это точно, – проворчала я. – Иначе Константин и сам бы мне всё рассказал ещё тогда. Что ж, ладно, теперь я, по крайней мере, понимаю, почему владыка не был со мной искренним.

Призрак виновато опустил голову.

– Мне правда нечего тебе сказать, Аэр. Это знание от меня скрыто.

– Разберусь как-нибудь, – отмахнулась я, стараясь не выдать разочарования. – Лучше вот что мне объясни. Ты сказал, что моё тело умирает. Почему?

– Ты не была готова к тому потоку силы, что пропустила сквозь себя в Кхарре. В результате магические связи в твоём теле нарушились, и теперь вместо того, чтоб свободно втекать в тебя и вытекать естественным образом, сила копится внутри твоего тела. Ты, как маг, сама понимаешь, что это значит.

Понимаю, ещё как понимаю. Каойи, что учили будущих онарэ магическим искусствам, потратили немало времени и усилий, чтоб вдолбить в девчачьи головы первое и основное правило – сила, проистекающая из Истока в тело мага и не потраченная на создание чар, должна беспрепятственно вытечь наружу. Если же свободный и естественный ток её нарушится, то остатки в поисках выхода станут разрушать самого мага, и процесс сей происходить будет тем быстрее, чем больше запас силы. И рано или поздно настанет момент, когда изменения в теле станут необратимы.

Ученицы, что избрали для себя стезю целителей, иногда шептались, будто рано или поздно силы этой становится так много, что её разрушительное влияние начинают ощущать и маги, просто находящиеся слишком близко к обречённому несчастному.

– Судя по тому, что ты смог меня найти, процесс зашёл уже достаточно далеко, да? – незаметно сглотнув, поинтересовалась я.

– Очень далеко, Аэр, – вздохнул призрак.

– Скажи, а есть способ подать весть отсюда в Шагрон?

– Кому?

– Константину. Он ведь однажды уже возвращал Поющих Абсолюту вместо погибшего стража. Вдруг и на этот раз он сможет помочь, если я…

Я не договорила – горло сжало спазмом. Нет, собственная смерть меня не страшила, уж слишком часто она проходила рядом со мной, едва заметно касаясь плеча и обдавая затылок своим ледяным дыханием. Но всякий раз, хищно улыбнувшись, вместо меня она забирала дорогих моему сердцу людей. И заберёт снова, если я не успею выбраться из-за Грани и найти способ исцелиться.

Этого я допустить не могла.

– Да, – кивнул призрак. – Ему было даровано такое право. Но владыка владык больше не сможет подставить тебе своё плечо.

– Почему? – не поняла я.

– Потому что он сделал всё, что было в его силах, чтоб облегчить твою ношу. Пожертвовал всем – ради тебя. Константина больше нет, Аэр. Он погиб.

Сначала я не поверила призраку – нет, не может того быть! А потом как-то резко поняла, что ему просто нет смысла лгать.

Я сжала кулаки так, что ногти больно впились в ладони.

– Где… это произошло? И как? – выдавила я, уже догадываясь, что он ответит.

– В Кхарре. Его убил Странник.

Впервые с тех пор, как Поющие оказались у меня в руках, мне захотелось просто лечь, свернуться клубочком, обхватить колени и разрыдаться – горько и безутешно. Силы, жажда борьбы, страх за оставшихся в Шагроне друзей – всё рассыпалось пеплом, превратившись в чёрно-белое месиво из блёклых воспоминаний. Я подняла лицо к затянутому туманом небу, мёртвому и безмолвному, как и всё вокруг. В сердце, под толстым слоем шрамов, застыло непривычное мне чувство обречённости. Свинцовой тяжестью оно разливалось по грудной клетке и потянуло к земле.

Зря, всё зря. Я не справлюсь, я не смогу. Ты выбрал не того стража, Абсолют. Мне больше не под силу идти путём, который ты избрал для меня.

– Теперь тебе не на кого надеяться, Аэр, – добавил призрак, и мне показалось, что слова его стали подобны остро заточенным ножам. – Только на саму себя.

Но как же так? Сначала Влад. Потом Кан, Вайс. А теперь и Константин. Все, кто встаёт рядом со мной, погибают, а я ровным счётом ничего не могу сделать, чтоб спасти их.

– Идём, нужно торопиться, – настойчиво напомнил призрак.

Словно сомнамбула, не понимая, зачем, для чего, я сделала шаг, другой, третий. Призрак, сочтя это добрым знаком, ускорился.

Влад, Кан, Вайс, Константин. И множество других, чьих имён я никогда не знала и уже не узнаю. Вельх, Плащи, императорские магики и гвардейцы, грокхи и тайлерины – да, все они стояли у меня на пути, но разве может цель, задуманная Абсолютом, цель, которая мне до сих пор неизвестна, оправдать их смерть?

«Ksai! Te ksai! Ksai dono!» – однажды выкрикнула мне в лицо перепуганная номадская предсказательница, и я навсегда запомнила слова чужого для меня языка и их значение. Я противилась им, уверяла себя, что это неправда или хотя бы преувеличение.

Но я была не права. Маа’пина увидела меня яснее, чем кто-либо. Я действительно смерть, и за моей спиной – только кровь и мертвецы. Слишком много мертвецов для одного человека.

– Аэр, не отставай!

Я стараюсь. Я делаю всё, что могу, чтоб угнаться за призраком, несущимся к одному ему видимой цели – Шагрону. И всё равно не успеваю. Я слишком устала терять и убивать, убивать и терять.

По сторонам всё чаще и чаще мелькают миражи, но я не стремлюсь вглядываться в них, хоть и замечаю краем глаза буйную яркость красок и льющийся из них свет, пугающий мрак и кровавые сполохи огня. Просто иду.

Призрак, тревожно обернувшись, замедлился.

Ни к чему. Нет никакой разницы, вернусь я или нет. Я не смогу. Не справлюсь. Какие, к каргам, испытания? Я даже до врат Абсолюта не доберусь, потому что я слишком слаба.

Впереди забрезжил очередной мираж, в очертаниях которого ясно угадывалась спокойная, маслянисто поблескивающая поверхность воды, уходящей своим простором до самого горизонта, подобно океану. Только цвет у неё был вовсе не бирюзовый, а какой-то грязно-коричневый, с неприятными белёсыми разводами то ли пены, то ли плесени. Таким же было и низко нависшее небо, и краешек видневшегося вдалеке берега. На волнах уныло покачивалась маленькая лодчонка с выкрашенными в траурный иссиня-чёрный цвет бортами.

Мираж приближался, словно именно он был целью нашего с призраком пути. Мой провожатый оглядывался всё чаще и чаще, пытался двигаться зигзагами, чтоб обойти назойливое препятствие, но пространство словно бы искривлялось, вновь и вновь подсовывая мираж вместо не видимой человеческим взором дороги.

– Аэр, куда мы идём? – выкрикнул призрак.

– Куда ты ведёшь, – едва слышно прошептала я. Слова дались с трудом, пересохшая глотка не хотела исторгать их из себя.

– Но сейчас ведёшь ты, а не я! – совсем уж перепугано завопил призрак. – Аэр, стой! Это же потусторонние берега!

Я подняла голову.

– Я опоздала?

– Да нет же! Твоё тело ещё держится! Аэр, ты должна вернуться в Шагрон!

– Тогда почему?

Впрочем, на этот раз ответ меня не волновал, ведь там, на далёком берегу, меня ждёт покой. Там больше не будет сражений, боли и потерь. Надо сделать лишь один-единственный шаг, и лодчонка понесёт меня по волнам – прочь от Шагрона и от моих могущественных врагов.

Туда, где давно уже ждёт меня драконий оборотень.

Сладко и больно чертыхнулось сердце, разламывая наросшую на нём броню, обнажая так и не зажившую рану. С удвоенной скоростью заструилась по венам кровь, забурлила, запенилась, зарокотала, заглушая все желания, кроме одного – вновь почувствовать прикосновения горячих ладоней, услышать хрипловатый голос, увидеть, как тает лёд в глазах цвета стали.

– Аэр, стой! – раздался крик призрака, чёрно-белая тень метнулась ко мне, полупрозрачные руки потянулись к плечам. Но вместо могильного холода по коже расплылось приятное тепло – словно от объятий кого-то знакомого и донельзя родного.

– Отпусти, – зачем-то шепнула я, хоть и понимала – призрак бесплотен, он не сможет меня удержать.

Или сможет?

– Не отпущу! – совсем уж громко завопил призрак. – Не отпущу, пока ты не перестанешь маяться дурью и не возьмёшь себя в руки!

Тепло от ладоней, слишком осязаемых, слишком плотных для призрака, разливалось по телу.

– Я не могу. Прости, но я не могу.

Лодчонка призывно покачивалась, маслянисто поблескивающие волны глухо бились о её борта. Их плеск завораживал, он звучал музыкой, влекущей и зовущей, он обещал покой и забвение.

Наверное, в жизни каждого, на чью долю выпадают тяжёлые испытания, рано или поздно наступает момент, когда отступает железная доселе воля, и опускаются руки. Когда малодушие приходит на смену вере и долгу. Момент, когда малая малость может склонить чаши весов в ту или иную сторону.

Момент выбора, момент, обнажающий истинное нутро и дух.

Наверное, этот момент – тоже испытание, одно из многих. Если так, то мне его точно не пройти. Впрочем, всё это уже не важно. Значение имеет лишь покой, что ждёт меня по ту сторону мира живых.

Не отдавая себе отчёта, потеряв всякую возможность сопротивляться исходящему от миража притяжению, я дёрнула плечами, сбрасывая призрачные руки, и двинулась вперёд.

Шаг, другой. Умиротворяющий плеск волн, спокойствие красок и оттенков. Боль и душевные терзания отступят, как только я перешагну не видимую глазом черту, за которой уже не будет возврата…

– Его там нет, Аэр! – отчаянно выкрикнул призрак.

Я вздрогнула, и весы мироздания качнулись в обратную сторону. Мираж потусторонних берегов поблёк и словно бы отодвинулся на пару шагов.

– Что? – прошептала я, оборачиваясь.

Призрак, поникший и растерянный, вскинул голову и, выделяя каждое слово, повторил:

– Его. Там. Нет.

Я посмотрела на мираж – отвратительно грязные волны качали утлую, обшарпанную лодчонку, вот-вот грозящуюся затонуть, – и вновь обернулась к призраку. Наваждение проходило, оставляя после себя жгучий стыд. Как могла я счесть представший передо мной пейзаж вместилищем покоя?

– Но я же своими глазами видела, как он… его…

Даже драконьему оборотню не под силу выжить, когда грудь пронзена сразу тремя клинками.

– Твой владыка не ждёт тебя за чертой смерти, Аэр.

«Царапины», – будто наяву услыхала я спокойный и в то же время немного насмешливый голос, и на мгновение мне показалась, что я сошла с ума.

– Невозможно, – одними губами прошептала я.

Сердце зашлось в частом, полном радости перестуке. Всего несколько слов, крохотная искра, давшая надежду – и оно поверило, слепо и отчаянно, отметая прочь все доводы рассудка.

Мираж отодвинулся ещё дальше, теперь до него было шагов двадцать, не меньше. Прямо на глазах он покрылся змеистыми трещинами, потемнел, словно старое зеркало, а вскорости и вовсе растворился в тумане, не оставив и следа.

– Что это было с тобой такое, Аэр? – сердито прошипел мне в спину карг. – Забыла, к чему твоя смерть приведёт, а?

– Не забыла, – голос предательски дрогнул. – Просто…

– Что просто-то? Сдалась? Устала?

Я опустила голову, пряча глаза.

– Я больше не могу смотреть, как кто-то умирает за меня.

– За тебя? – призрак расхохотался. – Нет, Аэр, не за тебя они отдавали жизнь, а за всех тех, кто зовёт Шагрон своим домом. Они почитали это своим долгом и исполнили его. А вот ты о долге позабыла. Так, может, хоть теперь вспомнишь и сделаешь так, чтоб их жертвы были не напрасны? Если не ради Шагрона, то хотя бы ради своего дракона.

Я поспешно закивала, хоть и понимала – в словах призрака, пусть и с благими намерениями, были искусно смешаны правда и ложь. Да, у Вайса, Константина и даже Кана наверняка были не только личные причины спасать меня. Но Влад… Он, поставив мою жизнь выше своей, руководствовался лишь одним, истинно драконьим мотивом – защищал свою ta’ane.

И я не знаю, поможет ли ему драконья кровь, если в Шагрон, привлечённые моей смертью, явятся карги.

Конечно, нельзя сбрасывать со счёта, что призрак мог и солгать ради того, чтоб удержать меня от необратимого шага к потусторонним берегам. Но если и так, он хорошо понимал, что делал – потому как теперь я не могла позволить себе сдаться. Если драконий оборотень и впрямь каким-то чудом выжил в том бою, я не смогу обречь его на ещё одну смерть – на этот раз вместе с родным миром.

***

Миражи больше не появлялись. Они, словно напуганные неудавшейся ловушкой потусторонних берегов, теперь трусливо прятались за туманом, не рискуя приближаться. Они выдавали себя изредка взблёскивающими разноцветными искрами, но больше никаких признаков их близости видно не было.

Призрак, удостоверившись, что теперь я точно вознамерилась вернуться в мир живых, нёсся вперёд, и я едва поспевала за ним. Мне казалось, что туман уплотнился и насквозь пропитался липкой влагой, отчего дышать в нём с каждым шагом становилось всё трудней. Ноги налились тяжестью, тело полнила усталость. Я терялась в догадках, откуда она взялась. Может, её появление – признак близости к Шагрону? Мне хотелось надеяться на это, но тревожные взгляды, что время от времени бросал на меня призрак, подсказывали – причина в другом.

От нехватки воздуха кружилась голова, перед глазами мелькали тёмные пятна. Каждый шаг давался всё тяжелее и тяжелее, ещё немного – и я просто не смогу идти.

Я не успела даже задуматься над тем, что стану делать, если сил совсем не останется. Колени внезапно подогнулись, твёрдая поверхность, спрятанная под слоем тумана, рванула мне навстречу. Падение отозвалось болью, такой неожиданной в этом удивительном месте, такой… настоящей. Привычной и в то же время уже давно забытой.

На самой грани слуха, прорвавшись сквозь ватную тишину в ушах, послышался какой-то звук. Безликая тень метнулась ко мне, но разглядеть её не удалось. Я попыталась было отползти в сторону, подняться, но тело лишь судорожно дёрнулось, вялые мышцы отказались мне подчиняться. Серость вокруг сменилась чернотой.

– Аэр! – ворвался в неё перепуганный голос.

Левую руку обожгло, словно в неё вонзилась молния, сжигая кожу и заставляя кипеть текущую по жилам кровь. Боль была настолько сильной, что я едва не заорала.

Но от неё, обрушившейся внезапно, словно лавина, прояснилось зрение. Я скосила глаза на руку – чистая доселе кожа медленно покрывалась ветвистыми, сочащимися прозрачной липкой жижей ожогами.

– Что это? – испуганно спросила я.

– Твоё тело умирает, – грустно сказал призрак.

Я глазами указала ожоги.

– А это откуда?

– Ты не помнишь? Ты поймала молнию Талиссии, царственной сестры, высшей над высшими.

– Это та черноволосая дылда? – уточнила я, припоминая холёное лицо рослой – на целую голову выше её спутника, – женщины с радужными глазами и замашками повелительницы всего и вся.

Призрак кивнул.

– Почему же они раньше не появились?

– Тело недолго может существовать без души. Нить, что связывает тебя с ним, слабеет, волокна её рвутся. И с каждым таким разрывом ты будешь получать метку, отражение настоящей раны. И чувствовать её будешь тоже вполне по-настоящему.

– А что случится, когда они все проявятся?

– Ты умрёшь – там, – вздохнул призрак. – А здесь станешь такой же, как я. Раны будут появляться в обратном порядке – от свежих к самым старым. Так что будь внимательна, Аэр. Если мы не доберёмся до Шагрона до того, как на твоих руках станут видны шрамы от зубов акмана…

Он не договорил – словно боялся, что произнесённые слова каким-то образом сделают мою смерть неотвратимой.

– Ну, молниями меня не убить, – храбрясь, отмахнулась я. – Только болит сильно. Ладно, потерплю, не впервой. Сейчас, встану – и пойдём дальше.

Сказать оказалось несравнимо проще, чем сделать. И всё же, упрямо сцепив зубы, я встала и на заплетающихся ногах побрела за призраком.

Следующая рана – вывихнутое плечо, – проявила себя довольно скоро. Мой провожатый с сочувствием смотрел, как я вновь поднимаюсь после повторной круговерти вспышек, и вся его поза выражала отсутствие надежды на удачный исход дела.

«Вот ещё, – зло подумала я. – Не стану я больше сдаваться. Вот уж не теперь».

И вновь заставила себя подняться и идти.

До появления очередной раны прошло, по моим ощущениям, довольно много времени, и на этот раз боль была не жгучей, как от ожога, и не тупой, как от вывиха. Она была острой и рваной – точь-в-точь как нарочно иззубренное лезвие мясницкого тесака, которым палач Вельха резал мне лицо во время допросов в башенных застенках. Я судорожно постаралась припомнить, ломали ли мне ноги на том, последнем допросе. Если да, то следующая рана станет для меня концом. Или же мне придётся попросту ползти, подтягивая себя руками. По крайней мере до тех пор, пока не дойдёт очередь и до них.

Дальнейший путь остался в моей памяти разрозненными обрывками. Боль в раздробленных рёбрах, затем снова в руках. Ожоги, только теперь не от молний, а от раскалённых палаческих инструментов. Боль от содранной до мяса кожи, просто боль – это когда Вельх на допросах использовал магию.

А потом всё-таки наступил черёд ног. В пыточной магистра их ломали медленно, сознательно сдерживая силу, чтоб причинить максимум мучений. Но сейчас всё произошло в один миг, словно и не ноги это были, а тонкие лучинки. Под аккомпанемент громкого хруста и собственный вопль я повалилась на землю, и с этого момента всё происходящее превратилось для меня в мучения, которым не было ни конца, ни описания.

Я пыталась ползти, воя и поминутно теряя сознание – живых мест на мне становилось всё меньше и меньше. Продвижение замедлилось до предела. Призрак кружил вокруг меня, уговаривая не сдаваться.

– Не сдамся, – шипела я в ответ и упрямо сжимала зубы. – Не сдамся.

И отчаянно вцеплялась в неподатливый грунт руками, подтягивая себя вперёд. Иногда мне чудилось, что шеи и плеч касаются ладони – словно направляют. И я бездумно подчинялась им, потому что уже не могла остановиться.

Вся, целиком и полностью, я превратилась в одно-единственное стремление. Уже не помнила, зачем мне так надо в Шагрон. Не следила за появлением новых ран. Просто ползла – потому что само движение превратилось в смысл всего и вся, стало моей сутью, заполнило до краёв своим упрямым и деятельным естеством.

Но даже оно не смогло предотвратить очередной приступ боли и появление цветных огней. Я изо всех сил гнала их. Упорно таращилась в беспросветное марево тумана, страшась пропустить тот миг, когда оно станет превращаться в равномерную и непроглядную черноту. И старалась, как могла, не замечать нарастающую в предплечьях боль.

И вдруг всё закончилось. На мгновение мне показалось, что я вишу в пустоте. Перепуганной птахой мелькнула мысль: «Не успела!»

И исчезла так же быстро, как появилась.

В глаза ударил свет, до того яркий, что даже крепко сомкнутые веки не смогли от него защитить. Я застонала – и сама удивилась, как слабо и хрипло звучит голос. Попыталась, не открывая глаз, отвернуть голову – шея задеревенела, простое движение вышло неловким и дёрганым.

А вот боли больше не было – по телу гуляли лишь слабые её отголоски. С опаской я пошевелила пальцами, поочерёдно подвигала руками и ногами. Мышцы слушались неохотно, словно давно отвыкли от движения, в конечностях стыл холод. Что-то тяжёлое давило сверху на грудь, мешая дышать.

– Эй! – позвала я, но непослушные губы исторгли из себя лишь неразборчивый шёпот. – Призрак?

Ответом мне была тишина, нарушаемая только плеском воды да тихим посвистом ветра.

«Проклятые карги, где я на этот раз оказалась?»

Дождавшись, когда резь в глазах станет терпимой, я осторожно приподняла веки – сначала одно, потом второе.

Надо мной нависал низкий, обитый коричневыми полотнищами кож, потолок. Копоть изукрасила его жирными разводами – видимо, горницу, где я оказалась, топили по-чёрному. В точности такие же, что и на потолке, кожи закрывали и стены. В щелях меж ними вольно гулял вездесущий сквозняк, обдувал лицо влажной прохладцей, от которой кожа покрывалась мурашками. Сквозь те же колышущиеся щели пробивался дневной свет – слепяще-ярким он показался мне только поначалу, теперь же я ясно видела, что денёк снаружи пасмурный.

Комнатушка была крохотной, шагов пять – шесть из угла в угол. Одну её стену полностью занимал узкий топчан – на нём я и лежала, укрытая по самый подбородок сразу несколькими одеялами. В противоположной стене виднелась грубо сколоченная дверь с ручкой, спроворенной из отполированной коряги. По полу в хаотичном порядке были расставлены плошки с угольями, золой и ароматно пахнущими сухими травами – словно ингредиенты для творимого тут совсем недавно предметного чародейства.

Было холодно, пропитанная влагой шерсть одеял с трудом сохраняла тепло тела.

Взгляд, перебегая от плошки к плошке, выхватывал то обгорелую с одного конца веточку бузины, то сухой пучок ароматной полыни, то горсть незнакомых мне жёлтых ягод – каойя Клара, будь она здесь, вмиг бы определила, для какого заклинания нужны эти травы, но моих познаний на это не хватало. Попытка уловить след чар тоже оказалась бесполезной – тока силы я по-прежнему не чувствовала.

Ладно, придётся встать и найти мага, который расставил здесь эти курильницы – у него и узнаю, где я и что со мной происходит.

Откинув в сторону одеяла, я рывком села и тотчас изо всех сил вцепилась в край топчана, удерживая равновесие – от простого, казалось бы, движения потемнело в глазах, а к горлу подступила тошнота. Я зажмурилась, мысленно уговаривая себя перетерпеть и одновременно прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам. Всё тот же плеск воды, шорох прибрежного камыша, скрип ещё не обросших листвой древесных крон и… голоса!

Я едва сдержалась, чтоб не вскочить и не броситься опрометью наружу. К ним, к людям. Просто чтоб убедиться, что они настоящие, а не плод моего уставшего от одиночества разума. Силой воли заставила себя остаться на месте – не хватало ещё рухнуть, не дойдя даже до двери. Так и сидела, не двигаясь и мысленно убеждая саму себя, что спешка в моём состоянии – далеко не лучшая идея. Кто-то принёс меня в этот дом, укрыл одеялами, заботился невесть сколько времени – ведь не для того же, чтоб потом просто взять и уйти.

Наконец, дурнота отступила. Не исчезла совсем, скорее – затаилась неподалёку, готовая в любой момент вновь обрушиться на меня пудовым молотом. Осторожно, стараясь не делать резких движений, я опустила ноги, вздрогнула, коснувшись босыми ступнями холодных досок. Встала.

Горница не закружилась в безумном танце, верх и низ остались на своих местах. Пол слегка покачивался – словно дом, в котором я оказалась, стоял на воде, – но к этому движению можно было, пусть и с некоторым трудом, приспособиться. Расставив руки для равновесия, я медленно подошла к двери. Вцепилась в ручку и долго стояла, восстанавливая дыхание и злясь на саму себя – до чего ж ослабла. Хотя чему удивляться, призрак ведь ясно сказал, что моё тело умирает.

Я потянула дверь на себя и вновь на мгновение ослепла от брызнувшего в глаза света.

Дом, где я очнулась – а вернее, крохотная хижина, – и впрямь располагался на воде. Высокий, сколоченный из уложенных на пустые бочки брёвен плот служил ему основанием, от небольшой площадки перед дверью тянулись к берегу шаткие мостки, теряясь в зарослях только-только очнувшегося после зимнего сна камыша.

Берег озера, приютившего на своей глади с десяток хижин, подобных той, в которой я очнулась, густо порос ивняком – безлистные пока ветви клонились к воде, едва не касаясь её. Чуть дальше, шагах в двадцати, сплошной стеной вставал заснеженный лес. Сугробы среди стволов были тёмные и осевшие, но на ветвях снег ещё серебрился совсем по-зимнему, сиял белизной и не спешил опадать.

Из леса выбегала утоптанная, расчищенная до земли тропинка. У самого берега она ныряла в камыши, а потом выскальзывала из них и, стелясь вдоль озера, спешила к расположившемуся вдалеке длинному дому, одним боком прижавшемуся к воде, а другим – к лесу.

Вокруг не было ни души. Шелестел на ветру камыш, шуршали ветвями деревья, перекликались в обнажённых кронах предчувствующие скорое тепло птицы. Где же люди, чьи голоса я слышала из хижины? Куда они могли уйти?

Я перевела взгляд с леса на дом и обратно, затем с сомнением покосилась на покачивающиеся мостки – а ну как не удержусь и рухну с них. Впрочем, другого пути на берег всё равно нет, так что придётся либо рискнуть, либо ждать.

Постояв в нерешительности какое-то время, я с резким выдохом разжала пальцы, отпуская ручку двери, и сделала шаг. Скреплённые меж собой верёвками доски качнулись, но не так сильно, как я ожидала – покрывший озеро лёд, пусть и успевший уже подтаять у берегов, возле хижины был ещё как крепок.

Ощущение мягкой, слегка пружинящей под ногами земли едва не заставило меня разреветься от счастья. Забыв обо всём, я просто стояла и дышала, ловя ноздрями мельчайшие оттенки запахов, наслаждалась прикосновениями ветра – настоящего, живого, – к разгорячённой коже. Безумно хотелось опуститься на колени, зачерпнуть полной горстью мёрзлую землю, размять в пальцах. И долго смотреть, как водопадом сыплются из ладоней крохотные жирные комочки, полные не проросших ещё семян.

Слёзы всё-таки потекли. Я стыдливо утёрла их рукавом, хоть рядом и не было никого, кто мог бы их увидеть, и побрела по тропинке в сторону леса.

Под ногами зашуршала прелая прошлогодняя листва. Хрустнула, переломившись, палая ветка, с истошными криками вспорхнула над кронами пара перепуганных моим появлением птах. А когда их крики стихли, из-за поворота тропы вновь послышались уже знакомые мне голоса.

Я прибавила шаг.

На пригористой прогалине, куда вывела меня тропа, беседовали двое мужчин, одетых в приметные и хорошо знакомые мне кожаные куртки и штаны.

«Номады? Здесь?» – не поверила я своим глазам.

Но первое впечатление оказалось обманчивым – оба незнакомца были излишне высоки для кочевников, да и цвет волос – тёмно-русый у одного и светлый, почти пшеничный у другого, – недвусмысленно говорил о том, что родом они явно не из Гардейла.

А потом светловолосый, будто почувствовав моё присутствие, обернулся.

Сердце гулко бухнуло и замерло, по щекам с удвоенной силой побежали слёзы. Качнулся навстречу тонкий ствол молодого дубка, заботливо ткнулся в плечо – или это я не смогла удержаться на ослабших ногах и прислонилась к нему, ища опору?

Призрак не солгал – Влад действительно сумел выжить и излечиться от ран, что для человека были бы смертельны. Не знаю, где он был всё то время, что я оплакивала его, и почему нашёл меня только сейчас. Да и знать не хочу! Потому как всё это совершенно неважно.

Лишь одно теперь имеет значение – Влад здесь, всего в нескольких шагах от меня. Не на потусторонних берегах и не под крылом у Отца-Неба.

– Живой, – одними губами прошептала я.

И медленно осела на землю, скользя плечом по стволу дубка и не замечая, как тянутся по твёрдой коре алые следы от разодранной до крови кожи.