Читать книгу Наши дни и ночи - - Страница 2

Алиссе Сторм не так давно исполнилось двадцать пять лет, и она была убеждена, что в её жизни ни разу не случилось ничего значительного. Она познала мало удовольствий. В её жизни не было никаких развлечений, кроме книг, музыки и искусства. Она так давно перестала ждать хорошего от судьбы, что могло показаться удивительным, как ей удаётся жить в такой невыносимой безнадёге и скуке. А ведь когда-то Алисса надеялась и верила в лучшее; когда-то, когда в её груди горел неугасимый огонь, и она бесстрашно преодолевала преграды и следовала за своей мечтой.

Сейчас же молодая женщина в самом рассвете лет постепенно угасала, словно свечка, и с трудом справлялась с жизнью в этом тёмном бессмысленном аду под названием «безнадёжность».

Алисса родилась в весьма необычной семье. Её мать Дженна – художница по призванию – приехала на север Америки из маленького городка в Вирджинии в поисках вдохновения. Вдохновения она не нашла, но обрела счастье в лице любящего мужа – наполовину англичанина и наполовину итальянца Альфреда. Он работал в компании грузоперевозок и, в основном, колесил по стране. В мире, пожалуй, не нашлось бы двух людей, более непохожих друг на друга, как эти двое. Тем не менее, они мгновенно прикипели друг к другу. Она полюбила его за мужественность, смелость, надёжность и практичность; а он восхищался её умом, свободой мысли, мечтательностью и необыкновенностью. Дженна действительно была необыкновенной, отличной от местных женщин – закрытых, рациональных, глухих и совершенно посредственных. Они вдвоём так разнились, но при этом и дополняли друг друга, словно утерянные давным-давно половинки одного целого.

Но в суровых реалиях жизни всё прекрасное недолговечно. Прошло всего несколько лет с рождения Алиссы, когда Альфред погиб – попал в аварию, уснув за рулём. Дженна осталась одна с ребёнком в абсолютном горе. Что-то надломилось в ней, этой хрупкой, несчастной женщине. Она бросила художественную деятельность, которая почти не приносила дохода и не позволяла прокормить ребёнка, и устроилась на работу в ближайший супермаркет. Дженна честно выполняла свои родительские обязанности – кормила, одевала, следила за здоровьем – и не более того: большую часть времени Алисса была предоставлена сама себе. Она росла с чувством одиночества, отчуждённости, ненужности. Хоть какую-то отраду девочка находила книгах, написании стихов и рисовании. Природное обаяние помогло ей завести друзей и хороших знакомых – иначе она бы намного раньше замкнулась в себе и потеряла связь с миром.

Зарплаты продавца в магазине не хватало, чтобы покрыть все расходы. Долги по кредиткам стремительно росли, и, когда Алисса окончила школу, достигли невероятных размеров. Мать только беспомощно разводила руками. Алисса знала, что бывало с должниками: их соседи Ричардсоны, оставшиеся без работы, подвергались нападкам судебных приставов и были вынуждены постоянно менять место жительства, чтобы избежать законного наказания. Алисса жила в постоянном страхе и стыде годами, и постоянное ощущение надвигающейся опасности сводило её с ума.

Она была человеком искусства – но жизнь принуждала её работать там, где она не хотела, поскольку её собственные навыки не приносили никаких доходов. Ей было трудно удержаться на любой работе: ей не нравилось работать секретарём, товароведом, офис-менеджером, специалистом по рекламе. А последнюю профессию – младшего эксперта технической поддержки – она просто ненавидела. Алисса чувствовала себя безвольной рыбкой, выброшенной в водоворот жизни, и ей едва хватало сил, чтобы пережить очередной провал и пойти дальше.

Жизнь чуть полегчала, когда далёкая родственница отца оставила ей в наследство внушительную сумму денег. Конечно, их не хватило бы на безбедную жизнь без нелюбимой работы – но для того, чтобы выбраться из старой родительской квартиры и поселиться отдельно, было достаточно. Алисса, даже живя вдали от родного дома, продолжала помогать матери. Постоянная тревога, страхи, чувство вины, частые неудачи высосали из неё все силы, и девушка не получала от жизни никакого удовлетворения. Работа давала ей средства на существование – но она же уничтожала её изнутри. Девушка жила, раздираемая кошмарными противоречиями, которые в конечном счёте привели её к мысли о безысходности жизни. Ведь что, в конце концов, ждало её в дальнейшем? Тяжёлая работа, бесконечные счета, помощь матери и редкие-редкие промельки радости – единственное, по сути, что и поддерживало её на плаву.

***

Утро нового дня встретило Алиссу запахами круассанов из булочной напротив и громко играющим радио из квартиры по соседству. Она наскоро умылась, расчесалась, соорудила сэндвичи с беконом и яйцом, выпила сладкий чай и поплелась навстречу очередному рабочему дню. Девушка привычно игнорировала направленные на неё заинтересованные взгляды прохожих: чаще – мужских, но нередко и женских. Мужчины от двадцати и до пятидесяти смотрели любопытно, с тайным вожделением, – будто хищники, желающие получить добычу в цепкие лапы. Женщины чаще неодобряюще оценивали и завидовали.

– Не грусти, красавица! – сказал немолодой велосипедист с грузной фигурой. – Всё будет хорошо!

Алисса только успела ответить неловкое «спасибо», когда он развернулся и уехал в другую сторону. Вероятно, её внутреннее напряжение отражалось и в лице. Ей частенько говорили, будто она грустна, задумчива и депрессивна.

После вчерашней феерии в офисе царило относительное затишье. Сотрудник отдела кадров Джон Уимбри тихо и незаметно переговаривался с Лизетт о грядущем пополнении: на обучение пришли новенькие.

– У двоих молодых людей есть техническое образование. С ними не придётся возиться и объяснять очевидные вещи, как некоторым, – сказал Уимбри. Они оба, как по свистку, уставились на Алиссу с единодушной укоризной.

«Ну да, конечно, – подумала она, презрительно усмехнувшись в монитор. – Я глупа, как пробка. Пусть думают, что хотят. Этот Уимбри и дня бы здесь не продержался».

Алисса приложила массу стараний, чтобы пройти собеседование, обучение и адаптироваться к работе. Она выбрала эту работу отнюдь не из интереса к технической среде; её прельстила обещанная зарплата с премиальными выплатами, дополнительные привилегии в виде страховки и новые перспективы. Но вскоре выяснилось, что высокого заработка ей не видать, поскольку она недостаточно усердно трудилась и не заслужила премии, оформление страховки займёт до полугода, а о карьерных перспективах она, как нелюбимая сотрудница, может лишь мечтать. В итоге все плюсы, ради которых она так старательно стажировалась и зубрила скучнейшую техническую информацию, оказались лишь плодом воображения.

Когда подошло время обеда, Алисса без всякого вдохновения направилась на кухню. До зарплаты оставалось несколько дней, денег на кафе у неё больше не было. Она безмолвно поедала двухдневное овощное рагу, пока её коллеги, столь же угрюмые и мрачные, гремели чашками, наливали кофе и лениво обменивались рабочими сплетнями.

– Эй, Алисса!

На кухню вальяжно вошёл старший эксперт клиентского сервиса Эрик. Он был бородат, ухожен и блестел, как новенькая медаль. Несмотря на юный возраст – недавно ему исполнилось двадцать три – из-за усталости и недосыпа он выглядел на десять лет старше. С первого дня он выступал для Алиссы в роли наставника и безуспешно пытался найти к ней подход. Она ему нравилась и оставалась неизменно холодна.

– Как дела? – поинтересовался он. – Выглядишь угрюмой. Опять в работе что-то не получается? Я могу помочь.

– Нет, не стоит, спасибо. Я справлюсь, – ответила она с вежливой улыбкой.

Несмотря на карьерный успех, Эрика сложно было назвать человеком большого ума. Алисса успела заметить, что, в общем-то, интеллектуалы не так часто добиваются прорывов в работе. Чаще всего в этой безжалостной гонке по карьерной лестнице побеждали не умные, а пробивные и обаятельные – такие, которые со всеми могли поладить и подольститься к кому угодно. Эрик был одним из таких и уже поэтому не нравился ей.

Впрочем, несмотря на малый интеллект, он легко считывал людей, улавливал их настроение и отношение к себе.

– Ты как закрытая книга, – высказался он. – Работаешь здесь месяц, а до сих пор никто ничего о тебе не знает. Кроме того, что в резюме написано. Ты что, скрываешься от закона?

Алисса усмехнулась.

– Конечно. За мной охотятся агенты ФБР. Я ношу парик, а моё имя – вымышленное.

– Я так и знал. А если серьёзно, – он уставился ей в глаза, – тебе стоит почаще общаться с коллегами. В конце концов, мы все здесь – одна семья. Мы постоянно друг с другом встречаемся вне работы, гуляем, ходим в кафе, на гольф – совсем как семья.

«Семья, в которой Лизетт – злобная мачеха», – хмыкнула Алисса про себя. Все эти высокопарные разговоры про семью на работе её ничуть не вдохновляли. Она прекрасно знала, что это лишь способ манипуляции сотрудниками.

– … и если ты хочешь быть частью нашей семьи, то нужно быть открытой и общительной, – договорил он уже жестковато. – Иначе…

– Иначе – что? – прямо спросила она.

– Иначе тебе не следует здесь работать.

Алисса не сказала ему ни слова. Если на её лице и отразились эмоции, то это были разочарование и презрение. Он практически прямым текстом заявил ей: «веди себя так, как нам нужно, или проваливай».

Она была достаточно мила и дружелюбна – но, как ни странно, никогда нигде не вписывалась. В огромном коллективе могла найтись лишь парочка людей, с которыми она могла свободно общаться. Со всеми остальными отношения оставались формальными. Ей не нравилось, когда её насильно пытались переделать – словно она была обязана кому-то соответствовать!

«Какая есть – такую и любите», – проворчала она про себя. Слова Эрика легли на её плечи грузом. Эта рабочая смена, как и предыдущая, принесла ей сплошные беспокойства. Лишь одно радовало: недавно ей удалось заполучить билет на полночный спектакль. Следовало поднапрячься, чтобы выполнить всю работу вовремя и успеть к началу.

Спустя полчаса после окончания смены Алисса спешила в театр на всех порах. Она наскоро привела себя в порядок и надела скромное чёрное платье. Нередкие прохожие – в ночь пятницы народу было хоть отбавляй – бессовестно пялились на длинноволосую девушку и её прелестные ноги на маленьких каблучках. В воздухе висел запах дыма, пива, пота и приторных духов. Город пропитался этими ароматами до самой сердцевины.

Здание театра высилось сияющей пирамидой посреди томного городского полумрака. Толпы зевак толклись у главного входа. Алисса протиснулась сквозь них, не обращая внимания на пошлые зазывания и смех. Внимание мужчин ей было привычно и давно опротивело.

Фойе практически пустовало: это означало, что спектакль начнётся с минуты на минуту. Девушка спешила наверх мимо неодобрительных взглядов театральных работников и на ходу снимала пальто. В последний момент ей удалось урвать билет в ложу. Вышло дороговато, но оно того стоило.

Ложа приветствовала гостью запахом элитных духов, пудры и дорогих кожаных изделий. Компания собралась «первосортная» – или как там журналисты называли представителей высшего общества? Женщины и мужчины выглядели столь идеально и безукоризненно, словно только что сошли с обложки Vogue. Алисса, на мгновенье застыв на пороге, почувствовала себя несчастной замухрышкой. Будто только что на неё направили прожектор и обнаружили разом все недостатки: давно не стриженые волосы, по-детски округлые щёки, неизящные пальцы, далёкая от идеала кожа…

Алисса собралась с духом, сдержанно улыбнулась в ответ на огнём прожигающие взгляды и села на последнее свободное кресло. Она заставила позабыть о неприятном внимании и обратила взор на сцену. Любое искусство внушало ей странное благоговение; хотя бы на несколько часов из реального мира, серого и мрачного, ей удавалось выбраться в дивный мир фантазий и грёз.

Когда погас свет в зрительном зале, и сцену облепило сияние сотни рамп, Алисса ощутила волну исходящего от людей возбуждения. Теперь-то, под крылом мрака, она позволила себе любопытство и осторожно оценила собравшихся. Пара девушек в модных платьях и шляпках, три тучные женщины за сорок, увешанные украшениями, словно рождественские ели, трое пожилых джентльменов и двое мужчин около тридцати. Один из них, укрытый тенью бархатных портьер, сидел бездвижно, практически не шевелясь. Алисса вздрогнула, почувствовав на себе его внимательный взгляд. Ей тут же начало казаться, что платье чересчур оголяет плечи и ноги.

– Я слышала, что эта интерпретация разительно отличается от предыдущих, – заметила женщина с пышным бархатным бантом в волосах.

– И чём же? – со светским интересом спросила другая женщина.

– Обилием обнажённой натуры, – иронично заметила третья.

Слово «обнажённая» вызвало всеобщий интерес. Девушки захихикали. Мужчины в возрасте смущённо, – словно только что узнали об этом, – заулыбались. Алисса приподняла брови. Она слышала, конечно, что некоторые деятели искусства грешили любовью к откровенности, но ей самой это было чуждо. Смотреть на обнажённых людей в окружении других людей – пусть и одетых – было полнейшим безумием, чуть ли не варварством.

На сцену вышла белокурая женщина в греческой тоге и представилась венценосной богиней Афродитой. Её вдохновлённый монолог закончился фразой: «Я пришла, чтобы даровать этому миру любовь». Затем она медленно спустила с себя незамысловатый наряд и предстала перед зрителем такой, какой создала её природа. Зал почти единодушно затаил дыхание. Алисса ощутила стыдливый румянец на щеках. Актриса была безусловно прекрасна: красивое здоровое тело, матовая белая кожа, круглая грудь, полные бёдра…

Вид голого женского тела пробуждал невероятный стыд. От вида же обнажившегося перед Афродитой красавца Апполлона Алисса была готова провалиться сквозь землю к самому дьяволу. Она беспомощно оглянулась на своих соседей. И женщины, и мужчины были поглощены разыгравшейся сценой страсти.

– Это отвратительно, не правда ли? – раздался рядом низкий бархатный голос.

Это произнёс ближайший сосед – мужчина у портьер, на которого она обратила внимание с самого начала. Даже мрак не мог скрыть красоту и изящество его лица. Он был чуть старше неё. Под бархатным пиджаком, белой рубашкой и чёрными брюками угадывалось крепкое сильное тело.

– Неужели кто-то считает это искусством? – произнёс он, пространно пожав плечами.

На сцену вышли ещё несколько богов: Дионис с бутылью вина, Посейдон с железным скипетром и вооружённая копьём Афина. Все они были наполовину обнажены.

– Я, конечно, не считаю себя экспертом, но, по-моему, это мало похоже на искусство, – осмелилась высказаться Алисса.

– Возможно, мы чего-то не понимаем, – иронично заметил сосед. – И на Олимпе действуют свои правила по поводу одежды?

– Я читала греческую мифологию и что-то не припомню там правил, согласно которым боги должны быть обнажёнными, – в тон ему отвечала Алисса.

Она редко разговаривала с мужчинами, чаще – просто избегала их. Но в этой почти беспросветной темноте странный незнакомец внушал доверие и чувство защищённости. Тем более, Алисса ничего не ценила так сильно, как честность и способность высказывать своё мнение.

Тем временем постановка продолжалась, и божественные создания в пылу страсти постепенно переходили в горизонтальное положение. Дионис положил руки на грудь Афины, а Дионис с Посейдоном сплетались с Афродитой в страстных объятиях.

– Кажется, всё слишком далеко зашло, – прокомментировал сосед саркастично. – Не представляю, чем нас ещё попытаются удивить? Разве что сами зрители проникнутся и начнут раздеваться…

– Прекратите болтать! – вмешался один из старых джентльменов. – Не мешайте знающим людям наслаждаться искусством!

– Это не искусство. Это – оргия, – ответила Алисса с негодованием.

Сосед тихо усмехнулся. Он поднялся со своего места под возмущённый старческий клёкот и неожиданно подал ей руку.

– Идёмте. Нам с вами здесь делать нечего. Не стоит себя мучить.

В этом жесте было столько будничной уверенности, будто он ни на минуту не сомневался в её согласии. Девушка несколько секунд смотрела на раскрытую ладонь, а затем неуверенно прикоснулась к нему. Она бы всё равно ушла с этого порно-представления – неважно, одна или нет.

Когда темнота осталась позади, и в глаза ударил свет многочисленных хрустальных люстр, ощущение реальности вновь к ней вернулось. Не было больше ни обнажённых фигур, охваченных выдуманной страстью, ни спасительной тени. Только он – необыкновенно уверенный мужчина, одетый так артистично и вызывающе по мнению типичного обывателя. Теперь уже Алисса могла разглядеть его получше и оценить, как он – её несколько минут назад. Светловолосый, с серыми глазами, осанистый и прекрасно сложенный. В чертах его лица мягкое мальчишечье изящество необычайно сочеталось с небрежной жестковатостью мужчины.

«Если он улыбнётся так заискивающе и ожидающе, – подумала она, – то мне сразу станет ясно, что он один из тех слащавых мальчиков, которые используют своё обаяние для поиска новой жертвы».

– И как? – поинтересовался незнакомец с лёгкой иронией. – Уже успела оценить меня? И каково твоё первое впечатление?

Алисса смутилась, поняв, что все эти секунды он бесстыдно наблюдал за ней.

– Ты красавчик, – сказала она первое, что пришло в голову. – Впрочем, уверена, ты это и так знаешь.

Он приподнял брови, будто был позабавлен её откровенностью.

– Я имел в виду не это, но спасибо, что поделилась сокровенным. Спорю, что внутри ты немного озабочена и пытаешься понять, кто я и что собой представляю. Так?

– Это настолько очевидно?

– Для меня – да. Другая бы и не задумалась, – пожал он плечами. – И просто пошла бы, куда глаза глядят, навстречу приключениям с обаятельным незнакомцем.

– Ты хочешь сказать, что большинство девушек – дуры?

– Нет. Я хочу сказать, что большинство людей в таких ситуациях не станут анализировать, а просто последует первому порыву чувств, – спокойно заключил он. – Но это не про тебя, как я вижу. Ты слишком рациональна и стараешься руководствоваться логикой, верно? Тебе привычно держать контроль над ситуацией. Ведь только так ты чувствуешь себя в безопасности.

Его взгляд прожигал её лицо. Он словно пытался прочесть каждую её черточку.

– Ты понял это всего за несколько минут? – наконец нашлась Алисса. – Неужели ты так хорошо знаешь людей?

– Нет. Но мне кажется, что я знаю тебя, – ответил он. – Хотя это и звучит довольно самоуверенно.

– Очень самоуверенно, – согласилась она. – Почему ты ушёл со спектакля?

Ещё несколько секунд мужчина смотрел на неё, затем откинулся спиной о стену и скрестил руки на животе.

– Думаю, ты догадываешься.

– Не пытайся меня убедить, что тебе не нравятся обнажённые женщины. В это я всё равно не поверю, – предупредила Алисса. И поразилась собственной уверенности и наглости.

– Я и не собирался. Скорее, я не терплю извращения в искусстве, – признался он. – Порнография – это одно. А искусство – совершенно другое. Эти понятия не стоит смешивать. Ну а ты? Твоему смущению не было предела. Думаю, тебя это затронуло гораздо глубже, чем меня.

Алисса мотнула головой на его мягкий изучающий взгляд.

– Это всё неправильно. По сути, они занимаются любовью на публике, под взорами сотен людей. Мы же не в Древнем Риме живём, в конце концов! И не в каком-нибудь племени! Человечество пережило тысячи лет эволюции – не для того же, чтобы скатиться обратно в развитии!

Её охватил такой пыл, что она с удовольствием бы продолжила одухотворённую речь о безнравственности современного общества. Но собеседник, приблизившись, одним прикосновением руки заставил её замолчать. Алисса ощутила тёплое дыхание в волосах. Он провёл холодным пальцем по щеке, очертил контур губ, а затем безмолвно поцеловал её.

Она издала изумлённый возглас. Первое, что девушка сделала – попыталась отстраниться. В ответ мужчина положил руку на её бедро, мягко сжал и прижал к себе.

– Это ты тоже считаешь неправильным? – прошептал он ей в губы.

Этот спонтанный непрошенный поцелуй всего за секунды пробудил в девушке желание. Чувство неправильного и запретного лишь подстёгивало это желание. Искусный соблазнитель прекрасно знал, на каких струнах играть. Она не выдержала и сама потянулась к нему, не в силах противиться глубинной страсти внутри. Внезапно вереницей в голове проскочили сцены со спектакля – эти извращённые вещи, которые люди исполняли, будучи обнажёнными.

– Тише, тише, – сказал незнакомец, коснувшись её щеки. – Думаю, нам стоит остановиться. Пока.

Она замерла. Понадобились секунды, чтобы прийти в себя и осознать всё произошедшее. Второй раз за этот вечер девушке хотелось провалиться сквозь землю. Она никогда в жизни себя так не вела. Никогда и ни с кем!

– В этом нет ничего постыдного. Если кто и должен корить себя, то это я. Прости. Обычно я лучше себя контролирую. Но ты… – он снова смерил её взглядом, качнул головой и усмехнулся. – Кстати, как тебя зовут?

– Алисса.

– Я – Маркус.

Её вдруг посетило странное чувство дежавю: словно она где-то когда-то уже встречала этого человека, и что-то очень давнее, неподвластное никаким рациональным объяснениям, соединяло их. Самое интересное, что ему даже не приходилось объяснять этого – ведь он, кажется, чувствовал то же самое.