Читать книгу Мария Петровых. Новейшие факты биографии - - Страница 1
I
ОглавлениеСВОЯ-ЧУЖАЯ ЛЮБОВЬ
Ложно и несерьезно в литературе усматривать всегда реальных людей.
М. Петровых
Поэзии Марии Петровых присуща особая магия исповедальности. С первых же строк у читателя не остается сомнений, что он соприкасается с подлинными переживаниями автора. Однако не стоит рассматривать лирический мир Марии Петровых как ее собственную биографию в стихах. С юности она обожала театр и сама обладала даром перевоплощения.
Одной из первых это заметила Маргарита Германовна Салова, которая, зная Марусю со школьных лет, имела возможность наблюдать ее становление как художника.
«И, наконец, еще ребенком она умела перевоплощаться. Передавать чувства, даже неведомые ей, причем чаще это было не подражание, а творческое предвидение. Вот все это и сделало ее непревзойденным мастером перевода» [4:6].
Способность сопереживать также была свойственна Марии Петровых как человеку и как художнику. Недаром люди тянулись к ней в трудную минуту. И случалось так, что чужие откровения создавали почву для рождения новых лирических героев со своей неповторимой историей.
В качестве примера предлагаем рассмотреть стихотворение М. Петровых, написанное ею в начале 1940-х годов. На фоне тревожно-томительных и трагических стихов о разлуке оно кажется как будто выхваченным из какой-то другой жизни.
Светло ль ты, солнце, и лучисто ли
И прежний ли ты держишь путь,
Когда, меня завидев издали,
Вы рады в сторону свернуть?
А я невзвижу света белого –
Куда мне деться от стыда?
Ведь я вам ничего не сделала,
Ведь я чужой была всегда.
И это не влюбленность по уши,
Но отсвет рокового дня,
Но сад волшебный, где никто уже
Вас не отнимет у меня,
Где молчаливыми аллеями
Вам счастливо идти со мной,
Где об руку идем, лелеемы
Завороженною луной.
А здесь – пройти бы невредимою
И лишь бы не встречаться впредь!
Здесь – даже на лицо любимое
Я не решаюсь посмотреть.
Заговорю – так про веселое,
Закусывая губы в кровь…
Простите мне мою тяжелую,
Мою ненужную любовь!
В основу лирического сюжета положена реальная история.
Она – вчерашняя школьница. Он – сильно старше, обременен семьей, да еще и не скрывает своего донжуанства:
«Я люблю всех людей вообще, женщин в особенности, милых моему сердцу еще больше, а милых моему сердцу очень много» [6].
Дело было в Москве летом 1942 года. Мария Сергеевна с семьей находилась в эвакуации в Чистополе, а за комнатой в Гранатном переулке приглядывала ее семнадцатилетняя племянница Тата. В дверях коммуналки довелось ей как-то столкнуться с писателем Эммануилом Казакевичем, который приехал в Москву из военной части и разыскивал своих знакомых.
О дальнейших событиях Тата поспешила написать тете Марусе, которой очень доверяла:
«Мне нужно было бы исписать толстенную тетрадищу, чтобы высказать хоть сотую долю тех мучений, радостей, сомнений, которые были у меня за этот месяц.
Понимаешь, любимая, тут не Казакевич как таковой. Совсем нет.
Тут любовь. Большая громадина, которой тесно».
И это не влюбленность по уши,
Но отсвет рокового дня,
Но сад волшебный, где никто уже
Вас не отнимет у меня…
«Через полтора месяца, вчера, я еще раз увидела его, встретила на улице. Растерялась невероятнейше, т.е. абсолютно ничего не соображала. Я даже не подумала пригласить его домой и покормить, как следует, т.к. он очень плохо выглядел. Все вышло глупо, нелепо».
А здесь – пройти бы невредимою
И лишь бы не встречаться впредь!
Здесь – даже на лицо любимое
Я не решаюсь посмотреть.
«Самое хорошее, это то, что я переболела. Он ничего не знает. Не пиши ему, дорогая, того, что я тебе рассказала. Не надо. Но обязательно напиши: «Тата извиняется за свою невежливость…» [6]
Заговорю – так про веселое,
Закусывая губы в кровь…
Простите мне мою тяжелую,
Мою ненужную любовь!
