Читать книгу Вкус. Кулинарные мемуары - - Страница 6

1

Оглавление

Я вырос в штате Нью-Йорк, в Катоне – прекрасном городке примерно в ста километрах к северу от Манхэттена. Мы переехали туда, когда мне было три года, из Пикскилла – другого городка в штате Нью-Йорк с большой итальянской диаспорой, где семья моего отца поселилась после эмиграции из Калабрии. Семья моей матери, тоже из Калабрии, жила в соседнем Верпланке – городке, населенном в основном итальянскими и ирландскими иммигрантами. Мои родители, Джоан Тропиано и Стэнли Туччи Второй, познакомились на пикнике в 1959 году, и несколько месяцев спустя папа сделал маме предложение. Вскоре они сыграли свадьбу, а еще через десять месяцев родился я – они явно спешили оставить потомство. Через три года родилась моя сестра Джина, а еще через три – вторая сестра, Кристина. Мы жили в современном доме с тремя спальнями, который стоял на вершине холма в самом конце улицы и был окружен лесом. Папа заведовал отделением искусств в старшей школе соседнего городка, а мама работала в том же городке в конторе. Мы с сестрами учились в местных школах – начальной, средней и старшей.

В 1960 –1970-е годы пригороды северного Вестчестера, еще далеко не такие густонаселенные, как сегодня, были идеальным местом для детей. Рядом с нами жило еще несколько ребят, и мы с сестрами играли с ними каждый день, почти всегда на улице: видеоигр и мобильных телефонов еще не изобрели, а телевизор мы смотрели нечасто. Круглый год мы играли друг у друга во дворах, на окрестных полях, а чаще всего – в лесу. Там было все, что нужно для счастья: бесчисленные деревья, чтобы лазить по ним и строить домики; болота, по которым можно было ползать летом и кататься на коньках зимой; каменные стены эпохи Войны за независимость, куда мы любили забираться; и холмы, с которых мы скатывались, когда они покрывались глубоким снегом, – а снег тогда исправно выпадал каждую зиму.

Сейчас в моей жизни наступила осень (недавно мне стукнуло шестьдесят, то есть это уже примерно середина осени), и мне часто хочется вернуться в те времена, в те места и к тому себе – невинному, любопытному и полному сил. Да что там – я вернулся бы уже для того, чтобы вновь обрести свою роскошную шевелюру.

Беспечные игры на свежем воздухе в любую погоду были прекрасной частью моего детства. Но что было еще прекраснее, так это наша домашняя кухня.

* * *

Еда, ее приготовление, подача и поглощение были основными занятиями и главной темой для разговоров в доме моего детства. Мама утверждает, что до свадьбы умела разве что кипятить воду. Что ж, если так, то за прошедшие полвека она с лихвой наверстала это упущение. Ответственно заявляю: ни на электрической четырехконфорочной плите, которая была у нас поначалу, ни на сменившей ее газовой плите мама ни разу не приготовила ни одного невкусного блюда. Ни разу. Она специализируется на итальянской кухне – в основном на фамильных рецептах своей и папиной семьи. (Но она никогда не боялась экспериментировать с рецептами из Северной Италии, а ее ризотто по-милански остается одним из лучших, что я когда-либо пробовал.)

Постепенно она освоила и включила в свой репертуар несколько традиционных блюд других стран. В какой-то момент в домашнем меню появилась паэлья, которую мама готовила и подавала в изящной оранжево-белой кассероли. Паэлья со множеством моллюсков, креветок, кусочков курицы и лобстеров (которые тогда стоили относительно недорого) надолго стала одним из наших любимых блюд. В начале 1970-х мама освоила крепы – явно не без влияния Джулии Чайлд[1], – и мы жадно поглощали эти легкие и воздушные блинчики с курицей в соусе бешамель. А время от времени на нашем столе появлялось густое, сытное чили кон карне – с зелеными и красными перцами, сочными помидорами и оливковым маслом. Мы готовили его для ежегодных вечеринок по случаю Супербоула у кого-нибудь из соседей. Сами мы таких вечеринок не устраивали, потому что в нашем доме не было ни одного фаната американского футбола.

Думаю, вы уже поняли, что в годы моего детства мама проводила на кухне бо́льшую часть времени, – и так происходит до сих пор. Для нее приготовление еды – это не только забота о семье, но и пространство для творчества. Ее кухня, как и кухня любого великого шеф-повара, подтверждает, что кулинарное искусство – это, возможно, самое совершенное из всех искусств. Ведь оно не только дает свободу самовыражения, как живопись, музыка или поэзия, но и удовлетворяет практическую потребность – утоляет голод. Съедобное искусство – что может быть лучше?

Мама готовила так хорошо, что в детстве мне сложно было есть в гостях: чужая еда казалась мне пресной или вообще несъедобной. Зато мои друзья очень любили обедать у нас – все знали, что в нашем доме еда особенная. Мама тщательно подбирала ингредиенты, а сезонные продукты мы выращивали сами; за каждым блюдом стояла своя культура и история, и все они готовились с любовью.

Друзьям нравилась не только еда, но и та радость, с которой ее готовили, подавали и поглощали. Одних стонов наслаждения, которые вызывала у нас пища, было достаточно, чтобы любой присутствующий уже получил от нее удовольствие – даже если еще ни кусочка не успел отведать. В перерывах между стонами мы обсуждали, насколько вкусным получился ужин и что этому способствовало. «Это лучшее из того, что ты готовила, Джоан», – каждый вечер говорил папа об очередном мамином блюде. Мы с сестренками поддакивали, а мама бормотала, что опять что-то недосолила, недодержала или передержала: «Немного суховато, вам не кажется?»

Затем мы вспоминали наши прошлые обеды, воображали будущие или высказывали свои предпочтения, и вскоре еда подходила к концу, а мы не успевали поговорить почти ни о чем, кроме гастрономии. К счастью, мы и не жаждали беседовать о политике. Любые блюда в нашем доме приобретали совершенно новый вкус – даже какая-нибудь магазинная мясная нарезка с оливками. Как-то раз один мой университетский друг, сидя в гостях в моей первой квартирке в Нью-Йорке и поедая бутерброд с сыром и прошутто, спросил:

– Стэн, я покупаю те же продукты в том же самом магазине. Почему у тебя дома все вкуснее?

– Это ты еще у моих родителей не был, – ответил я ему.

В итальянских семьях ни о чем не говорят, не спорят и не шутят столько, сколько о еде (кроме разве что смерти – но эту тему я оставлю для другой книги). Поэтому у нас в семье бытует немало связанных с едой фразочек, переходящих из поколения в поколение, и я использую их по сей день.

Папа ест очень много. За обедом, смакуя свою порцию (на самом деле он ест очень быстро – мы с ним не умеем есть не спеша, зато мы эксперты по послеобеденному смакованию), он обязательно задается риторическим вопросом: «Боже мой, но что же ест весь остальной мир?!!»

Как по мне, учитывая качество наших блюд, этот вопрос абсолютно справедлив. Когда папе говорят, что скоро подадут ужин, он делает глоток скотча, стучит стаканом по разделочному столу и громко провозглашает: «Buono! Perche io ho una fame che parla con Dio!»

Что переводится так: «Это хорошо! Потому что мой голод уже говорит с Господом!»

Судя по всему, Господь не слишком заботится о том, чтобы насытить папу, потому что его библейских масштабов голод возвращается к нему каждый вечер.

Когда папа был маленьким, он, как и все дети, часто спрашивал: «Мам, что у нас на ужин?»

Его милейшая (так говорят – я ее почти не знал, ведь она умерла, когда мне было всего семь лет) матушка отвечала: «Cazzi e patate».

Это буквально переводится как «херы с картошкой», а фигурально – как «отвали» (или «оставь меня в покое», как сказали бы в Британии). Если в нынешнем политкорректном мире родители вздумают так общаться с детьми, к ним может наведаться соцработник. Остается только надеяться, что это будет соцработник с итальянскими корнями.

В детстве, если мы с сестрами были недовольны каким-то из маминых блюд, она лаконично предлагала нам посмотреть, что на ужин у соседей, – и это всегда срабатывало. Ведь, как я уже говорил, мы успели пообедать и поужинать у многих соседей и вовсе не горели желанием возвращаться за их столы. Дома нас каждый день ждал вкусный и сбалансированный ужин, и как бы мы ни воротили нос от брокколи, рыбы, зелени или свинины, мы хорошо понимали, как нам повезло. А мама, сколько бы ни советовала нам прогуляться по району и поискать что-нибудь получше, тоже помнила о наших вкусах и всегда старалась приготовить что-то, что понравится всем, – если не главное блюдо, то хотя бы пару гарниров. Наш ужин мог состоять, например, из пасты с брокколи, телячьих отбивных в панировке с тушеными цукини и зеленого салата. В этом наборе было что-то для каждого из нас. Кристина любила мясо, Джина – пасту и овощи, ну а я ел почти все, что не приколочено. На следующий день мама могла приготовить, скажем, курицу алла каччаторе с рисом, тушеный эндивий и капустный салат – и так далее. Ума не приложу, как маме удавалось выдавать такие прекрасные, разнообразные и полезные блюда каждый вечер – при том, что днем она работала.

Ближе к пятнице семейный бюджет оскудевал и блюда становились проще и дешевле. Однако итальянцы обладают умением приготовить ужин практически из ничего, так что мы не слишком голодали. Кроме того, по пятницам часто готовил папа, чтобы дать маме столь необходимую передышку, и тогда она выступала в роли су-шефа, помогая ему по мере необходимости. Поэтому наш пятничный ужин представлял собой одно из нескольких блюд, которые лучше всего получались у папы. Самым простым и частым из них была pasta con aglio e olio (паста с чесноком и оливковым маслом).

Вот ее рецепт.

Паста кон альо э олио

– 4 ПОРЦИИ —

3 зубчика чеснока: разрезать на три части

4 столовые ложки оливкового масла

500 г спагетти

• Обжарьте чеснок в оливковом масле до золотистого цвета.

• Отварите спагетти до состояния аль денте.

• Слейте воду и смешайте спагетти с маслом и чесноком.

• Добавьте соль, перец и паприку по вкусу.

• Не добавляйте сыр.

Вторым фирменным блюдом от папы были яйца фра-дьяволо. Для таких страстных любителей яиц, как мы с папой, ничто не могло быть прекраснее, чем это сытное и очень красивое блюдо. Представьте себе глубокую сковородку с нежным красно-оранжевым соусом маринара (с бо́льшим, чем обычно, количеством лука – для сладости), где готовятся шесть-восемь яиц пашот. Результат, как можно догадаться по названию, определенно способен соблазнить и ввести во грех чревоугодия. К яйцам папа обычно подавал слегка обжаренную чиабатту и зеленый салат. Вот рецепт.

Яичница с помидорами

– 2 ПОРЦИИ —

50 мл оливкового масла

1 средняя или крупная луковица: тонко нарезать

200 г целых консервированных сливовидных помидоров

4 крупных яйца

Морская соль и свежемолотый черный перец

• Разогрейте оливковое масло в антипригарной сковороде среднего размера на среднем огне. Положите лук и обжаривайте до мягкости, примерно 3 минуты. Добавьте помидоры, раздавив их рукой или шумовкой. Жарьте примерно 20 минут, периодически помешивая, пока помидоры не станут сладкими.

• Аккуратно разбейте в сковороду яйца и накройте ее крышкой. Немного убавьте огонь и готовьте примерно 5 минут, пока белки не станут непрозрачными, а желтки – умеренно плотными. Подавайте сразу, добавив соль и перец по вкусу.

Третьим излюбленным пятничным блюдом были жареные фрикадельки. Их мама с папой готовили вместе: мама вымешивала фарш и лепила шарики, а папа жарил их в оливковом масле на медленном огне. В пятницу нужно было приготовить очень много фрикаделек: половину мы съедали сразу, а половину использовали для воскресного рагу. Пятничные фрикадельки мы съедали «голыми» – то есть вообще без соуса, только с зеленым салатом и чиабаттой. Это было единственное блюдо, с которым на нашем столе появлялось сливочное масло[2]. Сладкая, мягкая чиабатта с маслом прекрасно дополняла хрустящие фрикадельки[3].

Я с теплотой вспоминаю те пятничные ужины. Во всем доме царила уютная, непринужденная атмосфера. Рабочая и школьная неделя заканчивалась, и впереди у нас с сестрами были выходные в компании друзей с обязательной ночевкой у них в пятницу или субботу, а родители предвкушали вечеринки и званые ужины – дома или у кого-нибудь в гостях. В воскресенье утром нам, конечно, предстояло вытерпеть скучную и напыщенную католическую мессу – но мы утешались тем, что сразу после нее нас ждут пятничные фрикадельки, чудесным образом обретшие новую жизнь в мамином рагу.

1

Чайлд, Джулия (1912–2004) – шеф-повар, автор и ведущая кулинарного шоу. Подробнее о ней читайте в главе 8 этой книги. – Прим. ред.

2

Сливочное масло – не самый популярный на юге Италии продукт, поэтому и у нас на столе оно встречалось нечасто. Мы намазывали масло на хлеб только тогда, когда ели хлеб в качестве самостоятельного блюда, на перекус. Обычно же мы использовали хлеб, чтобы вымакивать остатки соуса от пасты, мяса или курицы, и считалось, что сливочное масло может исказить вкус соуса. – Здесь и далее, если не указано иное, – примечания автора.

3

Добавлю еще пару слов о хлебе. Во Флоренции до сих пор пекут хлеб без соли. Одни говорят, что так они добиваются максимально нейтрального вкуса, который не будет перебивать вкус соуса. Другие считают, что флорентийцы не солят хлеб, чтобы он дольше хранился. Третьи думают, что это результат врожденной или приобретенной тосканской бережливости, тяжелое наследие тех времен, когда Италия была разделена на города-государства, воевавшие между собой за такие ценные ресурсы, как соль, которая стоила очень дорого. Когда мы жили во Флоренции, то так и не смогли привыкнуть к несоленому хлебу – он казался нам сухим и безвкусным. Должен признаться: иногда мне кажется, что лучший итальянский хлеб пекут во Франции.

Вкус. Кулинарные мемуары

Подняться наверх