Читать книгу Свет и Тени - - Страница 3

Тяжелая дубовая дверь захлопнулась. Эхо шагов заполнило помещение. Прерывистое дыхание выпустило облако густого пара. Щёлкнул переключатель. Аудитория покрылась тенями от лампы над тяжёлым столом. Огромное паникадило грузно замерло посреди комнаты. Декоративная лепнина изо всех сил удерживала потолок, словно слоны на спине черепахи. Лестница широкими ступенями стекала к пыльному винтажному столу из тёмного ореха. Молдинги украшали стены крепко сцепив руки с расписными обоями. Шесть рядов по тринадцать парт, каждая заняла свою ступень, обрамлённая узкими проходами. Отполированные скамьи плотными линиями ожидали прибытия студентов.

Зимнее пальто небрежно упало на деревянную парту. Стопка почтовых конвертов ударилась о пишущую машинку, выронив кусочек обоев. Мужчина с волосами цвета воронова крыла плюхнулся на кресло. Позади доска с еле видными записями оставленными ещё на прошлой неделе. Пахло сыростью. Окна плотно закрыты ставнями с двух сторон. Он оглядел помещение находя отпечатки страданий.

Бледные руки открыли сумку, вытянули термос. Аромат какао наполнил аудиторию. Из ящика мужчина достал сиреневую кружку из аметиста. Она была ему подарком от давно утраченной любви.

Ей было семнадцать, а мне, должно быть, двадцать два. Познакомились в книжном клубе на другой стороне реки. Она обожала Элис Уокер. Восхищалась Сели и её умению не испытывать горечи. Говорила, что «Цвет пурпурный» срывает одежду прямо с кожи, оставляя читателя голым и уязвимым. Поганое отребье… Что ты вообще понимала в литературе? Да ни черта! Всё, что я слышал так это пустой трёп от бестолкового подростка. «Одинокий голубь», «Прощай, оружие!» – идеальная классика. Такие как ты должны спрятать своё мнение в карман, зашить его, закатать в банку и швырнуть за линию горизонта где-то по среди бермудского треугольника.

Она была лишь молода и наивна. Приезжая. Название её захолустья даже на карте никогда не отмечалось. Отец пастух, мать только рожала. Перспективы? Нет. Говорит, что усердно училась, получила грант на обучение. Ага, да, конечно, знаю.

Мы встретились на второй её год в городе. Весь вечер улыбалась мне, сидя напротив. Перебивала вопросами, искренне интересовалась «Искусством любить», но так и не научилась. Той осенью прислала короткую телеграмму и больше не появилась.

Ручка была отломана, сверху и снизу торчали два острых огрызка. Сверху вниз ползла трещина, но пока только до середины. На столе всегда оставались мокрые круги. Из марок смастерил подставку, но пропиталась влагой она быстрее, чем тонкий слой бумаги. Четверть кружки какао, два ломтика отсыревших вафель.

Задний карман брюк подал мужчине нож для писем. Стопка чуть толще трёх орфографических словарей. Некоторые из них томились в ящике у входа пару месяцев, может лет. Бумага пропиталась затхлостью и вонью забытого супа. Напротив аудитории была столовая, человек на четыреста, но заполняли её всегда лишь на треть. Компот, переслащённый чай, пюре из свежей картошки с подливой. Он не ходил туда обедать. Изредка наливал в термос горячий кипяток и возвращался.

В верхнем письме лежал новый рабочий контракт, чернилами больше не пах. Руководство давило на него. Естественно, ведь он был лучшим в своей области. Несколько других институтов, включая зарубежные, отчаянно искали с мужчиной точки соприкосновения. Он был индейкой на день благодарения, молоком для их английского чая, надёжным укрытием во время урагана. Стряхнул штукатурку. Сложил обратно в конверт. Письмо от мамы. В ящик.

Она готовила солянку, когда я болел. Заставляла использовать согревающую мазь. Укрывала несколькими одеялами, настаивала, чтобы носил шерстяные носки. Нарезала чеснок и ставила у моей кровати. Пыталась убедить, что его запах отлично пробивает пазухи. Я просто соглашался. Не хотел лишний раз её нервировать. Мама слишком много нервничала. Сначала из-за отца, который никак не мог бросить покер по субботам, медленно просаживая сбережения на моё обучение. Потом из-за моего брата, который мечтал о своей скотобойне, а сам беспрерывно оплодотворял женщин. Из-за сестры, которая в шестнадцать криками и угрозами самоубийства вышла замуж за моего университетского профессора и уехала из отчего дома. Только я оставался всегда с мамой и приносил успокоительное после каждой дурной выходки членов семьи. Даже не дрался с отцом, пока она вопила на первом этаже.

Дом она оставила брату и его стаду. Сестра умерла от передозировки. Хотела чтобы профессор принял предложение о работе в Европе. Отца закололи на скотобойне брата. А я по сей день ненавижу солянку.

Совсем свежий, хрустящий конверт. Ликёр из чёрной смородины, фрезии, пачули и дубовый мох. Руки задрожали. Воск с люстры капал на пол переливаясь трелью. В его голове заиграли скрипки мелодию Мендельсона для струнного квартета. Прерываемые беспокойным роялем Аалампура. Помещение стало сужаться, стены сдвигались, лепнина дрожала под натиском потолка. Он повернулся к зеркалу слева. Она положила руки на его плечи. Сквозь отражение на него смотрела статуя. Белая как свежий снег. Застывшая каменная ухмылка. Аккуратно заплетенные волосы. Пальцы впились в его кожу под ключицами. Мужчина не двигался, парализованный её взглядом.

– Красивое небо сегодня, не правда ли? – спросил женский голос.

– Почему я? Почему ты пришла за мной?

– Хочешь прочитать письмо? – она обошла его стол и села напротив.

– Я не хочу уходить… Не хочу уходить один.

Она взяла нож для писем и ловко вскрыла конверт, оставляя края идеально ровными. Внутри лежал листок сложенный пополам и бумажка пропитанная духами. Женщина протянула ему послание. Мужчина застыл не отрывая глаз от её пустой радужной оболочки. Тишина.

– Хорошо. Я помогу.

– Не надо, – тихо прошептал мужчина.

Привет.

Надеюсь, ты в порядке. У нас довольно дождливо. Листья начали менять свой цвет. Фиолетовые закаты стали ярко красными. Дни становятся короче, а солнце больше не греет.

Сад скучает по твоему смеху. Машина скучает по твоему пению. Ты был моей первой любовью, а теперь моя последняя слеза. Я больше не могу ждать… и не буду. Мне не жаль. Я была счастлива. Я чувствовала всё, пока не перестала чувствовать совсем. Сын уже научился ходить и я училась вместе с ним.

Тебя здесь больше не ждут,

Всех благ.

Его глаза наполнились слезами, которые он мужественно держал взаперти. Женщина с ухмылкой наблюдала за ним. Неподвижно взял кружку глотком холодного какао смочил горло и выдохнул облако пара.

Половицы заскрипели. Она изящно встала перед зеркалом. Глядя ему в глаза искусно расколола свою голову. Некогда милое лицо молодой женщины разошлось в разные стороны от трещины по середине. Голый, пустой череп показался наружу. Смерть повернулась к нему лицом и заглянула в его выцветшую радужную оболочку, покрытую густым облаком.