Читать книгу Жалкая жизнь журналиста Журова - - Страница 3

Часть II

Оглавление

1

После второго развода, когда жизненные обстоятельства бросили его на самое дно, но он чудом все-таки выкарабкался – во многом благодаря Варьке, – Журов был готов практически к любым ущемлениям своего «я». Красивая, размеренная жизнь с чувственной, стильной и разумной женщиной стала для него, безусловно, важней всех мужских слабостей и былых порывов. То ли в силу этого обстоятельства, то ли из своенравности натуры Варька постоянно его воспитывала. Не встречая серьезного сопротивления, она, как ему казалось, нередко перегибала палку. Тогда Журова подмывало уйти и переехать в свою однушку в Строгино, которую он сдавал покладистой и рукастой паре из Твери. Необходимость выставлять на улицу людей, исправно плативших ему деньги и содержащих квартиру в чистоте и порядке, всегда останавливала его. Он брал время на размышление. Варька, обладавшая потрясающей интуицией, что-то такое мгновенно улавливала, хватку приотпускала и двигалась в своей непримиримой позиции. И все возвращалось на круги своя, милейшая же и очаровательная женщина! Помимо образцовых жильцов имелась у Журова еще одна причина для нерешительности – боязнь запить по-черному, как с ним уже случалось.

Выстроив всех в выкупленной косметологической клинике настолько, что отпала необходимость ежедневного личного контроля, Варька переехала жить в Апрелевку в загородный дом, доставшийся ей от родителей. Вначале она имела привычку без всякого предупреждения сваливаться на Журова с проверкой, но всегда заставала его чистым, трезвым и нежным. А заодно проверяла и клинику, где и в ее отсутствие все тем не менее шло своим чередом – репутация не падала, и деньги с приятной ощутимостью поступали. Успокоившись, она стала приезжать реже, загородная жизнь пришлась ей по вкусу. Журов какое-то время кипятился – что за дела такие, они вместе живут или как? Варька на полном серьезе предложила бросить его никчемную работу – нормальных же денег не приносит – и переехать в Апрелевку, а в Москву наведываться лишь по случаю: в гости или в театр. Хоть предложение и казалось заманчивым – свою работу, как и всегда в жизни, Журов не любил, – согласиться он не мог; зарплата, какая-никакая, давала ему независимость или иллюзию независимости. Переехав к Варьке, он становился бы заложником любых ее прихотей.


«Безусловно, Варьке я обязан… Чего уж тут таить, она спасла мне жизнь. Где бы я был? Вообще мог коньки откинуть. Хорошо. Я ей признателен и буду признателен до конца моих дней. Но сколько прошло лет, а она не перестает меня строить и не собирается хоть как-то со мной считаться. Все только так, как хочется ей. Я что, не личность? Ей тяжело согласиться даже с такой мелочью, как книжная полка. Мне и самому этот цветок в углу, как бишь его… даже очень нравится. Может, мне теперь и полка не нужна. Дело же принципа… И чего она так редко приезжает, я ей совсем не нужен? Она меня держит для выходов в свет? Я ей к лицу, как наряды? Мне же одиноко… и необходима чувственная жизнь. Хоть с какой-то регулярностью. Не мастурбировать же. Стыдно как-то, да и грех. Сколько можно с ней соглашаться и все терпеть? Я – тряпка, трус, жалкий подкаблучник? Может, все-таки собрать шмотки и уйти? Тогда, глядишь, до нее дойдет, что нежные отношения и преданность надо ценить. А если еще и Машка безумная вздумает вернуться, как, любопытно мне знать, она справится с ней в одиночку? С этой оторванной наркоманкой, чихать хотевшей на мать с ее мнением и порядками. Ее-то Варька боится! Лебезит перед нею. Воспитывать надо было, а не порхать по Америкам… Как можно такого трудного ребенка подбрасывать стареющим родителям? Вот и получили коллективными усилиями полную оторву».

Приблизительно так, конечно, в разных вариациях, начал думать Журов после знакомства с Мариной. За чашкой кофе в его кабинете она поведала, что в скором будущем разводится со своим совершенно рехнувшимся мужем, попавшим в какую-то, иначе не назовешь, секту воинствующих веганов и не дающим после этого никакого прохода ни ей, ни ребенку. Голодом готов уморить, придурок! До драк дело доходит! Но, слава богу, у нее есть мама, совсем недавно вышедшая на пенсию, готовая взять на себя все заботы о ребенке после развода. А Марина поживет немножко в свое удовольствие, так как выскочила, дура, замуж в восемнадцать лет, о чем сейчас глубоко сожалеет!

Во-первых, Марина очаровательна, и очень кстати, что в скором времени будет свободна и ребеночек ее под надзором! Во-вторых, это же его конек – доверительные беседы с молодыми сотрудницами о мужчинах, он же в рабочее время, пока им не надо мчаться домой к этим мужчинам, незаменимый эксперт по этой теме! Он же на стороне молодых, успешных и умных женщин против нынешних никудышных мужчин. Неблагодарные и тупые. Привыкли всё покупать, не ценят истинную женскую красоту и ум! Если они при деньгах, то либо получили от родителей-воров, либо сами пилят государственные! В театр не ходят, книг не читают! Поговорить не о чем! Бедные московские девочки из порядочных семей, получившие хорошее образование, – и как им тягаться с понаехавшими провинциальными хищницами, готовыми на все ради московской прописки? С любым уродом, ментом, бандитом, с любым недоумком… Где ж в такой неравной борьбе умного сначала найти, а потом отхватить? Вот и приходится бедным девочкам всё самим – карьера, квартира, машина, дети. Современные женщины, с торжеством провозглашал Журов, самодостаточны и значительно успешнее мужчин!

Когда Марина, пообещав заглянуть к нему при случае, вышла из кабинета, Журов впервые за долгие годы вдруг призадумался, а не закрутить ли роман? Не влить ли немного свежей крови исключительно из соображений поднятия общего уровня здоровья? Для поддержания мужского тонуса? Эта мысль немедленно подкинула его из кресла, и он подошел к зеркалу. Придирчиво изучил отражение. Так, мужчина он еще хоть куда, никто ему его лет не даст. Можно ли еще себя как-то омолодить? Например, побрить голову или вставить серьгу в ухо? Нет-нет, серьга в его возрасте и при классическом гардеробе не годится! Бриться налысо – любопытный, но рискованный шаг. Он, к сожалению, не Федя Бондарчук или Брюс Уиллис, можно все испортить. Вероятно, стоит подстричься как-нибудь по-молодежному… Пожалуй, объективно слабым местом был растущий и, как прекрасно он знал, дряблый животик. Вот над чем надо потрудиться! Итак, утренняя гимнастика для пресса и работа над общей спортивностью фигуры! А пока втягивать живот и расправлять плечи! Походка и так быстрая, но шаг мог бы быть пружинистее!

Добиться барышни с наскока, как в молодости, уже не получится, неплохо бы разработать план. Для начала стоит еще пару раз поболтать с ней за чашкой кофе, навести мосты, чуть-чуть сблизиться. Затем пригласить на обед, обязательно с вином. Дальше, если не будет осечек, а быть их не должно, готовиться к ужину. В пятницу, само собой. Выпить надо так, чтобы непременно возникло желание поехать танцевать… в клуб, где живые музыканты играют блюз или соул. Дальше, как полагал Журов, дело техники – уж он-то сумеет, прижав ее к себе в танце, нашептать что требуется.

Воодушевленный Журов разулыбался. Намерения бодрили. Мысль, что каких-нибудь десять лет назад, еще семейным человеком, он не имел привычки задумываться над планом действий и без оглядки бросался соблазнять понравившуюся женщину, не омрачала радужные перспективы. Некоторые люди меняются, а некоторые нет! Есть мужчины, которые до глубокой старости обновляют жен, подавай им только молодую, такие женятся по несколько раз, если, конечно, финансы позволяют. Есть другие, которые, единожды соединив себя узами брака и наплодив кучу детей и внуков, тем не менее ведут активную жизнь на стороне. Догадываются ли близкие или нет об этой параллельной жизни – другой вопрос. Есть мужчины-страдальцы, которые вообще не могут устоять перед возможностью покрыть при любой подвернувшейся возможности даже самую непотребную девицу. Таких бедолаг либо сразу выгоняют из дома, либо вообще перестают с ними считаться. Безусловно, есть верные мужчины, но таких он не встречал. Пока Журов был женат второй раз, он себя к страдальцам не причислял, но переспать с интересной женщиной казалось ему доблестным поступком. После развода его точка зрения кардинально изменилась. Встретив же Варьку, он вообще решил никогда ей не изменять. Хватит, напрыгался. И вдруг эта Марина, словно ветром раздувшая погасшие угли на пепелище былых его подвигов! Одна мысль об интрижке, не говоря уж о перепихончике, уже вносила разнообразие в его жизнь. А если что и произойдет… то чисто для тонуса. Ничего страшного! Кроме того, что придется врать Варьке. Но она же в Апрелевке! Потребуется убедительный предлог не ехать к ней на выходные…

Следующее утро началось с зарядки. Журов взял на себя повышенные обязательства и решил не только уменьшить дряблость животика, но и вообще подкачаться. На работу прибежал бодрячком и сразу после обеда пошел в модный салон мужских причесок, где истратил неприличную сумму на то, что ничем не отличалось от простой парикмахерской. Эта деталь не омрачила его боевой настрой, хрен с ними, с расходами, главное – он на правильном пути, какой подъем он испытывает!

К концу рабочего дня все перегруженные сверх меры мышцы далекого от спорта Журова болели так, что он еле дотащился до дома. Однако сдаваться так просто он не собирался, привести свой экстерьер в товарный вид требовалось самым решительным образом. Махнув от всего сердца виски, он провел час в горячей ванне, откуда прямиком переместился в постель. По ощущениям стало легче, и он бойко набрал Варьку, решив именно с ней поделиться планами на омоложение: «Я тут посмотрел на себя в ванной… все-таки я мало двигаюсь, сижу целыми днями на жопе, то за рулем, то у компьютера… какой-то я стал дряблый. Решил вот взбодрить себя, зарядку начал делать. Вот увидишь, к Испании меня будет не узнать!» Варвара, как женщина здравая, инициативу Журова одобрила, но разумно посоветовала вначале особо не усердствовать. А на даче, без всякого ехидства добавила она, можно вместо нескончаемых шашлыков с вином и водкой иногда и в лес ходить, всего-то в километре от дома, если он еще не заметил. Журов был настроен миролюбиво, поэтому безоговорочно ее правоту признал.

На следующий день лучше не стало. С чего? Исключительно из самоуважения Журов в треть движения корячился минут пять, потом, чертыхнувшись, плюнул. Через день, когда он через боль до помутнения в глазах заставил себя делать наклоны и отжимания, у него так прострелило спину, что ходить прямо он уже не мог. Пришлось утреннюю гимнастику отложить, а заодно записаться на иголки и к мануальщику – оба обобрали и не помогли. Только после нескольких уколов вольтарена в поликлинике его отпустило. С серьезными нагрузками, пожалуй, стоит повременить, а вот ходьба… Удачно, что Марина к нему не заглядывала, беспомощным и скрюченным от боли не видела. Но и через неделю она не объявилась. Ведь обещала! Как же так, неужели придется самому выдумывать предлог? Пустяковая, по сути, встреча воспринималась им как важный и обязательный шаг к сближению с ничего не подозревающей женщиной. Шло время, и Журов распалял себя все больше и больше. Вскоре он считал себя уже немножко влюбленным, отдавая при этом отчет, что ничего еще не произошло. Барышня всего лишь раз выпила с ним кофе, с чего он взял, что ей интересен? Что он себе придумал?!

В один из дней он не удержался и по внутренней почте написал ей, уверенный, что в шутливой форме, как грустно ему пить кофе одному и не составит ли она компанию. Ответ пришел в смеющихся смайликах: она бы и с удовольствием, да вот начальник завалил работой, голову не поднять.

Журов вспыхнул, какой же он идиот! Выкинуть ее вон из головы! Хватит позориться! Подумав так, он успокоился, взрослый человек же, и ему даже удалось отвлечься на какую-то незначительную текучку. Но воображение против воли включилось на полную катушку, и если раньше Марина ассоциировалась с нечетким и размытым образом абстрактной молодой женщины, вызывающей желание, то сейчас включились самые смелые, связанные исключительно с ней эротические фантазии! Что это?! Выходит, чтобы вычеркнуть ее из памяти, потребуются время и определенные усилия? Он в раздражении забегал по кабинету, полез на полки переставлять книги в надежде наткнуться на что-нибудь, что захотелось бы перечитать. Глаз ни на чем не задержался, тогда он включил музыку, сперва подумал о Генсбуре, но с ним связано столько воспоминаний… Тогда, может, Эллу Фицджеральд или Нину Симоне? Тоже не то. Поставил Боба Марли. Совсем другое дело – мысли сами собой переключаются на солнце, море, пальмы, ром! Под Sunshine Reggae он, глядя в окно, даже начал пританцовывать и так увлекся, что не расслышал, как открылась дверь кабинета.

– Привет Борис! Все прыгаешь?

Проклятый, самодовольный, зажравшийся араб! Надо же было так подставиться! Пританцовывать в VIP-зоне компании, ежегодно делающей пол-ярда долларов! Журов покраснел, что с ним случалось редко, но быстро взял себя в руки и с ухмылкой ответил:

– Ты же знаешь, Идрис, в душе я ребенок. Херовое настроение, решил вот поднять старым и проверенным способом.

– Есть несколько свободных минут? Заглянешь ко мне?

– О чем ты! Для тебя всегда сколько потребуется. Не только как для директора, а в первую очередь как для друга! – раз Идрис по своим загадочным мусульманским мотивам называл его другом, пойди пойми его, то и Журов отвечал ему тем же.

– Выпьешь чего-нибудь для поднятия настроения еще одним старым и проверенным способом? – спросил Идрис, когда они развалились в креслах в его кабинете.

Журов дипломатично засмеялся. Идрис, в отличие от студенческих лет, больше не пил, но держал у себя несметное количество самых элитных алкогольных напитков.

– Виски, если у тебя найдется открытая бутылка.

– Как же не найдется, быть такого не может… Что там у тебя стряслось? Могу помочь?

Журов замахал руками, это личное, ничего не надо, он сам со всем разберется. Дома и с Варварой все в порядке, хотя, вот ведь неугомонная женщина, умудряется воспитывать его даже на расстоянии. Почему на расстоянии? Да потому что живет за городом, пристрастилась к садоводству, от цветов теперь не оторвать.

Идрис откинулся на спинку кресла и зачем-то спросил, хотя у них давно было принято перескакивать с русского на французский и обратно:

– Ничего, если я перейду на французский?

Постоянной практики языка у Журова давно не было, однако понимал он практически все, другое дело, что не всегда получалось с легкостью говорить самому, иногда требовалось усилие, приходилось подбирать, казалось бы, самые простые обиходные слова. А иногда французская речь лилась легко, насыщенная сложными оборотами и точными эпитетами. Порой алкоголь развязывал язык, бывало, наоборот, загонял в ступор. Сегодня виски сослужил хорошую службу.

– Ты знаешь, кого я видел в Париже неделю назад?

– Идрис, дорогой, откуда же я могу знать!

– Кароль! Твою бывшую подружку!

– Ты имеешь в виду журналистку из L'Humanité, на которой я не женился? С чего это вдруг? – довольно равнодушно поинтересовался Журов.

Идрис был разочарован спокойствием Журова, но виду не подал и продолжил:

– Ее самую. Ты знаешь, я случайно столкнулся с ней около года назад в одном издательстве. Она, к твоему сведению, не только популярная журналистка, но и известная писательница… Мы обменялись визитками. Она мне звонила несколько раз… и наконец застала!

– Что-то я не слышал о писательнице с таким именем. Конечно, я не великий специалист по современной французской литературе… Так, по старой памяти кое-что почитываю, немножко в Google копаюсь… Ни разу не встречал!

– Она взяла фамилию мужа. Очень состоятельный человек. Может, поделишься, что у вас с ней произошло? Такие нежные чувства, такая любовь… и вдруг?

Что чувствует или думает Идрис, на самом деле так просто не понять, его лицо постоянно выражало лишь невозмутимое спокойствие и заинтересованность выслушать собеседника, даже если собеседник нес полную пургу. Вот и сейчас Журов не мог уразуметь, зачем тот ворошит прошлое.

– Ты меня удивляешь, Идрис. Сколько лет прошло, дай прикину… больше тридцати. Ничего не произошло. Она хотела, чтобы я ехал с ней во Францию. А что там делать с незаконченным журналистским образованием? Работать посыльным в газете? Оставаться ей тоже было неприемлемо, тогда бы на всю жизнь я попадал в когорту безработных. Сам помнишь, какие были поганые времена. Решение, стоившее мне чудовищных страданий, как я сейчас понимаю, да и тогда понимал, оскорбило ее, вот она и рванула домой, наговорив на прощание всяких гадостей…

– Все-все! – воскликнул Идрис, – не будем больше о прошлом. Я просто подумал, что тебе будет любопытно узнать, как она, что она.

– Хорошо, Идрис. Так как она, что она?

– Великолепно! На мой взгляд, она входит в тройку самых влиятельных и популярных журналистов Франции, а каждая ее книга является событием.

– Я рад за нее, – с нарастающим раздражением произнес Журов, – к чему ты все это?

– Помилуй, никаких целей! Просто хотел поделиться с тобой, что Кароль пишет новую книгу. Объектом ее исследований являются предперестроечный СССР глазами находившихся там иностранцев и судьбы простых и непростых граждан, отдельных личностей, их взлетов и падений. Книга художественная, но во многом основанная на реальных событиях и персонажах. Она пришла поговорить со мной, узнать, что я помню об учебе в Ленинграде и как сейчас себя ощущаю в России. Однако у меня впечатление, что на самом деле интересовал ее только ты. Судя по ее довольно пристрастным расспросам, предполагаю, ты будешь одним из главных героев.

Темные глаза Идриса смеялись, а вот губы сложились в ироничную улыбку.

– Отличная новость, Идрис, наконец-то прославлюсь. Правда, не стоит ждать ничего хорошего от обиженной женщины, боюсь, с говнецом она меня смешает, – Журов сделал паузу, представляя, какими словами Кароль может написать о нем. – Пока не забыл, увидишь ее еще раз, передай от меня самые теплые приветы!

– Обязательно. Хотя сомневаюсь, что мы еще увидимся… Извини, мне пора выезжать. Встреча в городе.

Журов немедленно вскочил и уже на ногах допил свой виски.

– Спасибо, Идрис, за приглашение. Прекрасно посидели. Я бы, когда у тебя будет время, еще о работе поговорил. Есть пара идеек…

– Посмотри у девочек, что там у меня с расписанием, и запишись… Полчаса тебе хватит?

Журов согласно кивнул.

– Кстати, у Кароль несколько иная версия вашей разлуки.

– И какая, любопытно?

– Когда после диплома ты пропал чуть ли не на две недели, она – влюбленная же женщина! – пошла к тебе и прямо у подъезда застукала тебя в обнимку с юной девчушкой, которую ты, судя по хорошо известным ей признакам, только что оприходовал. Сомнений на этот счет у нее не возникло. Ты был так увлечен, что вокруг ничего не видел. А она стояла на другой стороне улицы… Ты же понимаешь, Борис, я не осуждаю… я на твоей стороне, мы же мужчины!.. Получается, с Кароль ты просто по-дурацки прокололся.

Несмотря на дистанцию более чем в тридцать лет, Журов мгновенно понял, о каком дне идет речь. Так вот почему Кароль не захотела вникать в его далеко идущие планы, казавшиеся тогда гениальными, и сразу послала его… Какой же он идиот!

– У нас говорят, все бабы – дуры. Вижу, француженки не исключение. По чистой случайности я помню, о каком эпизоде она тебе поведала. Правда, понять не могу, зачем ей понадобилось так откровенничать… Во-первых, пропал я всего-то на два-три дня. Ну, загудел не по-детски, есть что вспомнить… Во-вторых, со мной была студентка Марго, курсовую принесла. Мы всего лишь вместе вышли из дома… И больше ничего! Кароль все себе выдумала! Полная чушь!

Глаза Журова полыхали скорбью, поди не поверь ему! Он с горечью произнес:

– Извини за эмоции! Сколько лет прошло, а только сейчас узнаю, из-за какой ерунды… Не буду тебя задерживать, ты же спешишь! Так я запишусь на следующей неделе!

Банальная истина – прошлое не оптимизируется, но представить себе, как могло бы быть, если бы не произошло так, как произошло, ничто помешать человеку не в силах. Журов лихорадочно выстраивал в своем воображении целый ряд «если бы». Если бы он тогда в «Европейской» не послушал отца, если бы случайно подвернувшаяся Ульяна не замяла уже, казалось бы, неминуемую ссору, если бы ему хватило воображения хоть на мгновение представить, что что-то может измениться в незыблемом Совке, что будет перестройка, открытие границ, предпринимательство, обогащение, что брак с иностранкой будет не позорным пятном в анкете, а конкурентным преимуществом! Если бы он тогда не тянул резину, а женился на любящей его женщине, если бы он уехал с ней во Францию… Сколько неиспользованных возможностей, сколько несостоявшихся сценариев судьбы!

Журов давно не вспоминал Кароль – сколько лет прошло, и повода не возникало. И вовсе не известие о том, что она живет себе поживает и работает у себя во Франции, подстегнуло его сожаления, а то, что она знаменита и успешна. А раз так, значит, и его она куда-нибудь пристроила бы. И жил бы он припеваючи в Париже, может, писал бы, а может, открыл бы переводческое агентство или турфирму, и лето бы они проводили где-нибудь на Лазурке, и будущее, вероятнее всего, так не страшило. Эх, забыл спросить, как она выглядит, сильно ли постарела? Впрочем, в своем воображении он рисовал ее по-прежнему красивой и изящной. Иначе как бы он со старушкой на пляже в Сан-Тропе или Антибе появлялся? Как можно представить такое?!

Дома Журов без труда нашел в интернете десятки ее фотографий. Возраст не обезобразил Кароль, она слегка располнела, но не критично. Он почувствовал облегчение, как будто то, как выглядела сейчас его бывшая возлюбленная, имело значение. «Буду во Франции, постараюсь найти ее. Объясню, что она тогда ошиблась. Это же была студентка Марго, она что, забыла, что моя тетя преподавала в университете? У нее студенток быть не могло, которые на дом курсовые приносили?» Убаюкивая себя этой ложью, которая в его сознании воспринималась как непреложная правда, Журов перебрался в спальню и без всяких истерик, горячих душей и снотворных заснул крепким сном. Причем до самого утра – и когда такое случалось? Можно было бы предположить, что и во сне образ Кароль будет с ним, однако этого не произошло, наутро он и думать о ней позабыл. Ему приснился хороший сон! И в нем была совершенно другая женщина! Журов запомнил сон на всю жизнь.


Старый двухэтажный деревянный дом в лесу. Или на окраине деревни. Но точно, не финская дача в Репино или в Комарово. Конец лета или совсем ранняя осень. Дом утопает в зелени, дело к вечеру, потому что солнце не в зените, и его лучи пробиваются сквозь листву сбоку, наискосок земле, глаза не слепят. Все очень похоже на фильмы Тарковского, та же эстетика: паутина на стеклах веранды, бьющийся в стекло с внутренней стороны окна мотылек. Звуки леса, птицы, насекомые, порывы ветра. Журов в плотных брюках, в штопаном свитере и в куртке-ветровке сидит на крыльце, слегка покосившемся от старости, некоторые доски подгнили, но еще держатся, когда на них наступаешь, они тихонько поскрипывают. Это его дом, он всегда в нем жил, может, и родился. Судя по постройке, по старой дореволюционной мебели, по одежде Журова, складывается впечатление, что это довоенные годы, хотя легко могут быть и семидесятые-восьмидесятые. Ему, похоже, лет сорок, но точно не тридцать и не пятьдесят. Кто он – доктор, учитель, писатель? – не имеет значения. Важно то, что он живет здесь скромно и с достоинством. Но одиноко. И вдруг появляется женщина, она пришла к нему, он сразу понимает, что навсегда. И от этого ему радостно. Вещей у нее совсем мало, каким-то образом она принесла сразу несколько горшков с цветами, которые тут же расставила на крыльце. Она моложе Журова, в платке, худая и хоть и некрасивая, но прекрасная. Она улыбается каким-то своим мыслям, рот большой, она немножко этого стесняется, но в этом есть особая прелесть для Журова. И блеск ее глаз, и в этих глазах он читает, что отныне все будет хорошо, они пойдут вместе до самого конца. Они проголодались и идут готовить что-то простое – может, варить картошку. Он открывает буфет, чтобы достать тарелки, а в этом буфете испокон века хранятся пакеты с крупами и сахарный песок, чтобы не добрались полевые мыши. Он со смехом выходит на улицу, стряхнуть просыпавшийся сахар с тарелок. А потом сразу наступает вечер, и почему-то электричества нет, они зажгли в доме свечи, но сами пошли на улицу. Он накинул ей на плечи свое пальто, потому что стало прохладно. Они молча сидят. В их молчании много смыслов, нет никакой необходимости в разговоре. Журов понимает, что это счастье.


С утра Журов был задумчив, иногда рассеянно улыбался. К чему этот сон? Надо же, какой уютный дом привиделся… что за женщина? Ни сейчас, ни в прошлом похожих на нее хоть отдаленно он не встречал. Может, это образ? Или знак? Впрочем, сомневаться нечего, сон пророческий и сулит ему что-то хорошее! Может, большую любовь, которая перерастет потом в тихое счастье, как только что приснилось?

На работе, прежде чем, как заведено, начать день молитвой оптинских старцев, он взял книгу стихов Арсения Тарковского – как кстати, что часть библиотеки всегда под рукой! – и нашел «Первые свидания».


Свиданий наших каждое мгновенье

Мы праздновали, как богоявленье,

Одни на целом свете…


Перечитав стихотворение дважды, сначала глазами, а потом еще раз вслух и с выражением, Журов предался размышлениям. «Надо бы мне что-нибудь написать по мотивам сна. Рассказ? Пожалуй, да, и от третьего лица. Предположим, герою приснился такой сон и он принимается искать по всему городу увиденную во сне женщину. И находит ее. Любопытно, где и как. Допустим, нашел – что говорит? Что происходит дальше? Знакомство, ухаживания, долгая совместная жизнь? Банально и скучно. Нет, рассказ не годится! Сценарий? Хотя какой сценарий, в чем суть истории? Да и кто сейчас возьмется снимать фильм без пальбы, компьютерных эффектов, кровищи… К кому идти с тихой любовью!? Таких умников-сценаристов, как я, пруд пруди, и все чего-то несут».

Поразмыслив еще немного, он решил написать сказку о любви. Грустную. Сент-Экзюпери написал же «Маленького принца»! Он, конечно, так не сможет, но формат симпатичный. Почему бы не попробовать? А там, если напечатают, глядишь, и известность к нему придет…

Воодушевленный творческими перспективами Журов немедленно создал новый файл в папке «разное» и назвал его «сказка». Что-то в названии ему не понравилось, какая-то неточность, и он переименовал файл в «черновик», потом в «проект», потом в «план», наконец остановился на «сказка-черновик». Процесс пошел, усмехнулся он и решил начать с описания дома, который, казалось, стоял у него перед глазами. Стоять-то стоял, но как-то безлико, без деталей. Не ограничиваться же тем, что дом деревянный и старый, это же убого и совсем бесталанно! «С домом пока повременим, займемся природой и заходящим солнцем». И солнце выходило скучное, и природа оказывалась никакой. Хорошо, можно поработать над образом героя и развитием сюжета…

Ни в тот, ни в другой день хотя бы один абзац, не вызывающий раздражения и недовольства, выжать из себя не удалось. Штамп на штампе. Сон, казался ему все более красивым, но зафиксировать эту красоту словами и придать ей смысл никак не получалось. Дальше пробуждения героя сюжет не шел, никаких идей! Вставал все тот же основной вопрос – что дальше-то, про что история? «Господи! Умоляю тебя! Пошли мне верные слова, дай сил связать их в предложения. Чтобы получались абзацы и заполняли страницу! Направь меня, Господи! Пусть я напишу. Пусть будет хорошо! Вложи в меня смысл, Господи!» – неистово взывал он по ночам.


Когда Марина постучалась в дверь его кабинета, он сосредоточенно смотрел в компьютер, что-то бормоча и чертыхаясь, и голову в ее сторону не повернул.

– Ой, я не вовремя, – она уже собиралась закрыть дверь, как он, едва услышав ее голос, вскочил с места:

– Мариночка, о чем вы! Всегда рад! Проходите! – широким жестом он указал на два кресла, стоящих перед его столом. – Куда же вы пропали, душа моя? Я начал даже скучать. Ну что, кофе? – он посмотрел на часы, и сразу перескочил через целый пункт своего плана. – Хм, половина второго. Может, нам пообедать? Не составите компанию?

– Почему бы и нет? Давайте. Только схожу за кошельком.

– Я вас умоляю! Не обижайте меня!

Без лишнего жеманства Марина согласно кивнула головой.

Далее все развивалось как нельзя лучше: по дороге, при любом случае, когда пустая болтовня допускала проявление бурной эмоции, он со смехом, чисто по-дружески, слегка обнимал ее. И она не отстранялась! В ресторане при заказе вина он продемонстрировал обширные познания, поставив на место официанта, порекомендовавшего банальное «Пино Гриджио». А когда Марина пожаловалась на отсутствие в окружении адекватных мужчин, Журов, даже и не мечтавший о такой подсказке, весьма красноречиво поделился своими соображениями. Нынешний мужчина, вещал он, в силу непропорционального распределения денежной массы или богат, или совсем беден. Среднего класса в стране не существует! Бедные нас сейчас не интересуют, а богатые, как известно, привыкли всё покупать, им, чтобы добиться расположения женщины, не надо быть умным и образованным. Иначе говоря, у них не возникает необходимости или потребности быть лучше, они ни в чем не конкурентны, кроме объема своего бумажника. Да, есть немало мужчин, обладающих привлекательной внешностью, наконец-то стали следить за собой и прилично одеваться, но, с другой стороны, посмотрите, Мариночка, сколько среди них нарциссов! Барбершопов больше, чем салонов красоты! Хорошо, если в постели что-то могут, либидо совсем потеряли, да и геев нынче сколько! В отношениях стал преобладать цинизм, романтика совсем исчезла!

– Неужели в вашу молодость было иначе? Не рассказывайте мне, что деньги, внешность и красивая одежда не имели значения.

– Конечно, имели! Причем колоссальное! Но практически все были бедны и плохо одеты, и даже симпатичным молодым людям требовалось еще что-то в дополнение к приятной внешности! В чем-то разбираться и увлеченно об этом рассказывать, декламировать стихи, быть остроумным, побеждать на соревнованиях, петь, играть на музыкальных инструментах. Короче, делать что-то, чтобы привлечь внимание.

– Ага. Распускать хвост. Видите ли, все перечисленные вами таланты и сейчас привлекают внимание девушек.

– Конечно, привлекают! Но являются факультативными! Сейчас вообще можно познакомиться или договориться о сексе на сайтах знакомств! Говорю с уверенностью, потому что, признаюсь, сам после развода сидел какое-то время на «мэйл ру».

– И как?

– Не вдаваясь в подробности, скажу, что сайт позволил мне поднять самооценку, которая в то время была ниже плинтуса. По той же причине, о которой я говорю: мужчины на этих сайтах излишне циничны и вообще не вербальны. Когда доходит дело до разговора и до знакомства, они не соответствуют своей аватарке. Я, извините за нескромность, был там звездой. Но это все в прошлом.

– Понятно. А вот в молодости вы чем брали? Как привлекали внимание девушек?

Журов засмеялся.

– Марина, так сложилось, что у меня было полно денег. Я… как бы правильно выразиться, занимался теневым бизнесом, что было крайне рискованно. Уж очень мне не хотелось прозябать, как вся страна… Потом, я хорошо одевался и выглядел сильно по-иностранному… Тогда это имело колоссальное значение.

– Вот видите!

– Сдаюсь-сдаюсь! Все-таки похвастаюсь с вашего разрешения! Я был легок в общении, читал, мог поговорить о прочитанном. Еще я любил танцевать. Как подорванный бегал по дискотекам.

Жалкая жизнь журналиста Журова

Подняться наверх