Читать книгу Песнопение бога - - Страница 8

Я парил в воздухе и соприкасался крыльями с облаками. Чувство полета дарило покой и умиротворение, которых так не хватало моей душе. Я становился целым миром – небом, огнем и землей. Я становился ничем.

Вдыхая свежий, не запачканный грехами воздух, напитывался его силой. Пламя, бушевавшее внутри, требовало выпустить на волю, но пока было рано. Слишком рано.

Сделав пару взмахов крыльями, я плавно приземлился на поляну, откуда открывался чудесный вид на Мо́йрское море. Сделав пару шагов, окунул морду в прохладную воду и сделал пару глотков, напитывая тело приятной влагой. Где-то вдали послышалось блеянье овец и уханье совы. Я выжидающе сложил лапы и устремил взор на окраину леса, откуда спустя несколько минут выбежали животные. Овцы отчаянно заблеяли, но не убежали, а наоборот, одна за другой пошли на верную смерть. Я чувствовал, как вибрируют их тела от страха, и, наклонив морду вниз, обдал животных, стоящих в десятке метров от меня, теплым паром из ноздрей. Одна овца заблеяла и начала странно подпрыгивать на месте, чуть изгибаясь. Мои глаза янтарного цвета сверкнули, и в тот же момент, распахнув пасть, я выдохнул племя. Секундные крики боли, предсмертная агония, запах жженой шкуры – и милые овцы лежали на поляне кусками жареного мяса. Не дожидаясь, пока оно остынет, я ловко подхватывал их пастью, подкидывал в воздух и заглатывал, пытаясь утолить голод, который разрастался с каждым днем все больше. Но чем больше поглощал, тем сильнее он становился.

Когда с трапезой было покончено, я довольно рыкнул и обернулся в человека, стряхивая со рта остатки непрожеванной шерсти. Жженая плоть, которая еще не остыла, приятно жгла горло. Блаженно прикрыв глаза, я раскинул руки в стороны и позволил солнечным лучам ласкать кожу. Звук бушующего моря действовал отрезвляюще. Недолго думая, я с закрытыми глазами вбежал в воду и нырнул, уплывая подальше от поляны, от которой все еще валил дым из-за выжженных деревьев и травы.

Я широко распахнул глаза и подскочил на кровати, издав протяжный стон разочарования. Один и тот же сон преследовал каждую ночь. Голод, разрастающийся в душе темной дырой, пытался сломить мою волю. Магия, что бурлила в венах и вопила об освобождении, металась, словно загнанный зверь, но я не мог позволить ей выбраться наружу. Не сейчас.

Я лежал на кровати, подсунув руки под голову, и всматривался в ночное небо, усыпанное калейдоскопом ярких звезд. Каждую ночь, проведенную без сна, задавался только одним вопросом: что я сделал не так? Чем заслужил? Что нужно предпринять, чтобы вернуть любовь брата и помочь ему освободиться от гнета собственной зависти и ненависти?

И я знал только один ответ на все свои вопросы: отдать ему Аванти́н – континент огня и пепла. Остров, от которого осталось только название. Некогда могущественная раса драконов имела власть, почитание, поддержку жителей, но чем больше разгоралась война на Олимпе, тем сильнее ненавидели моих предков.

Ве́дас, один из Высших, добровольно отрекся от титула и назначил моего отца своим преемником. Но когда мужчина только пришел к правлению, то вызывал множество недовольств – люди опасались, что он не сможет выполнить обещания сберечь и оставит жителей на погибель и произвол судьбы, как это когда-то сделала Алке́ста. Тогда джинн поклялся на собственной крови, что мой отец и его дети принесут на Аванти́н мир и спокойствие. Высший пообещал: на континент не смогут проникнуть боги, чтобы забрать ни в чем не повинные души для войны на Олимпе.

Жители континента поначалу настороженно и с опаской относились к новому правителю, но отец не опускал руки: он восстановил плодородие, использовав священный огонь, пожертвовал собственной кровью, чтобы целители могли изготовить эликсиры для излечения болезней. Бывало, что утром мужчина выходил из своей комнаты с темными кругами под глазами и неестественно бледным лицом, после чего мать тотчас же загоняла его обратно в спальню и вела все переговоры сама. Отец до беспамятства любил ее. Мать могла усмирить ярость и необузданность дракона одним лишь прикосновением или взглядом, ради которых мужчина готов был пойти на все – выслушивать многочисленные недовольства народа, что медленно начинали уважать нового правителя, использовать собственную кровь и плоть для исцеления болезней, лишь бы возлюбленная всегда была рядом и безмолвно поддерживала, не давая сойти с ума от груза ответственности.

«Мое спасение, лишь ты можешь потушить мой огонь», – так ласково называл отец супругу.

Мать, которую любили и к мнению которой прислушивались, всячески старалась поддерживать порядки на континенте. Мериса принимала во дворце нуждающихся, даровала им продукты, часть своих сил на восстановление здоровья или спасение жизни ребенка. Женщина не давала повода для бунта и тушила любую ссору на корню.

Но Мериса никогда не называла истинную природу своей магии. Когда речь заходила про войну на Олимпе, ее ладони сжимались в кулак, а лицо не выражало никаких эмоций. Лишь глаза, полные беспокойства, выдавали боль, которую она так тщательно научилась скрывать с годами.

Родители были к нам добры, когда сами были счастливы. Берт, мой старший брат, был в сложных отношениях с отцом. Если верить словам потомка могущественного дракона, он не оправдал ожиданий правителя, поставившего на кон все. Зачастую они общались на повышенных тонах, пока в комнату не влетала, словно фурия, мать и властным тоном отправляла спорщиков по разным комнатам.

После таких разговоров я находил Берта в своих покоях, съежившегося в углу. Тогда я усаживался рядом с братом, обхватывал его содрогающееся от слез тело и молчал, ожидая, пока он сам все расскажет. Лишь после того, как влага на щеках засыхала, Берт начинал говорить. Это помогало ему избавиться от тяжести в душе.

И в одной из ночей, когда мне едва исполнилось пятнадцать лет, почувствовал дикую ломоту в теле и жар, который становился все сильнее. Решил спуститься вниз, чтобы выпить воды, спотыкаясь и едва не скатившись кубарем по ступенькам. Ноги отказывались слушаться, но я нашел силы вырваться из замка, который вдруг стал слишком маленьким и тесным. Стоило оказаться на ближайшей поляне, рухнул на бок и зарычал от боли так громко и яростно, от чего перебудил весь дворец.

Магия была сильнее – она стремилась разорвать человеческое тело, которое было даровано нам мойрами. Я царапал кожу до крови, слышал хруст ломающихся позвонков, чувствовал, как жажда требовала трансформироваться. Лишь краем глаза заметил, как обитатели выскочили из дверей и окружили, словно стая диких псов, перешептываясь. Выбежавшая на зов мать кричала на отца, била и кусала его, пытаясь добраться до меня, но мужчина лишь крепко сжимал ее в своих объятиях, не позволяя подойти ближе.

«Лишь через боль можно прийти к тому, кем тебе суждено стать», – эти слова отец повторил матери, пытаясь утешить рыдающую женщину. Оба знали: если я не смогу освободить дракона, то умру – пламя просто сожжет тело изнутри, оставив лишь жалкую кучку пепла. Огонь выбирал сильных духом и телом и, если его надежды не оправдывались, уничтожал неугодных.

Затуманенным взглядом наблюдал за тем, как удлинялись ногти, кожа покрывалась темно-фиолетовой чешуей, а вместо крика слышался нечеловеческий рык. Выгнувшись дугой, я вцепился дрожащими руками в землю, вырывая из нее клочья, а в следующее мгновение будто переселился в другое тело – отец и мать казались маленькими точками, верхушки деревьев почти касались морды, приятное тепло разливалось по глотке, перетекая в нос. Новое чувство возникло в районе спины – я пару раз встрепенулся и почувствовал тяжесть крыльев. Поначалу неумело, затем более уверенно пару раз взмахнул ими и позволил себе немного воспарить над землей. И чем больше я отдалялся от нее, тем сильнее чувствовал голод, разрастающийся в глубине души.

Это была жажда крови.

Тело, не привыкшее к трансформации, через несколько минут вновь приняло облик смертного. Меня три дня лихорадило, мерещились тени и силуэты девушки, которая мелькала между деревьев и звонко смеялась. Единственное, что запомнил, – белоснежные волосы, напоминающие снег в горах. Я хватался, цеплялся за образ, но как только во сне настигал незнакомку, она скрывалась в глубине леса, который не пропускал меня в свои владения. Деревья, словно верные стражи, массивными лиственными верхушками склонялись к земле и перекрывали путь. И тогда я просыпался, отчаянно пил холодную воду, которую в меня насильно вливали, и вновь впадал в беспамятство. Все голоса и звуки смешались воедино, образуя череду бесконечного хаоса.

На третьи сутки жар спал, оставив после себя лишь ломящую боль во всем теле. Я с трудом поднялся на дрожащих локтях и огляделся – солнце заходило за горизонт, окрашивая комнату в золотисто-янтарные оттенки. Я не сразу приметил Берта, сидевшего в углу в кресле, скрестив ноги и руки.

Брат так и не смог трансформироваться, хотя был старше меня. Магия дракона не выбрала его. В свои пятнадцать лет я был куда крупнее, выше и мускулистее Берта – постоянные тренировки с лучшими воинами континента помогали поддерживать физическую форму. Отец не щадил меня, заставляя вставать рано утром и ложиться поздно ночью, когда все домочадцы предавались сну и сопели в собственных комнатах.

«Усталость притупляет голод, сын. И ты еще скажешь спасибо, что я смог уберечь тебя от истинной сущности, готовой прорваться сквозь человеческое тело и занять разум, обезумевший от тяги к крови».

Берт сидел и напряженно всматривался в окно. Он прекрасно слышал, как я проснулся, но почему-то упорно делал вид, что не заметил этого. Внешне мы остались похожи, но только у брата красота была нежная, аристократичная, у меня – жестокая, хищная, как дикого зверя.

– Поздравляю тебя, брат. Отец вне себя от радости.

Берт произнес фразы бесцветным голосом, но я все равно уловил в них нотки зависти и даже… ненависти.

– Спасибо.

– Скажи, каково это – знать, что лучше никчемного брата, в котором так и не проснулась кровь дракона? Каково это – чувствовать собственное превосходство над тем, кто считал тебя семьей и самым близким человеком? – осипшим голосом спросил Берт, продолжая отводить взгляд.

– Никакая власть и сила не заменят мне брата. Не меньше меня это знаешь. Ты сам отрекся от семьи. Но лишь я один приходил к тебе в трудную минуту, ждал, когда выскажешь свою боль. Ждал, что все наладится. Но, видимо, зря.

– Зря.

Слово тупой болью отозвалось в сердце, но я не подал вида, лишь откинул одеяло с ног и сел на кровати, облокотившись локтями о колени.

– Что ты хочешь от меня, Берт? Что нужно сделать, чтобы вернуть ту братскую любовь, что была между нами? Только скажи – оно станет твоим в одночасье.

Брат лишь криво улыбнулся уголком губ и хмыкнул.

– Станет моим… Каким же надо быть глупцом, чтобы не замечать очевидных вещей, Михаэль? Перестань цепляться за иллюзии и смирись с тем, что мы больше не братья. Будем продолжать играть на публике, но чего-то близкого… нет.

– Почему ты так меня ненавидишь?

Взгляд брата, холодный и прямой, устремился на меня.

– Ты забрал то, что принадлежит мне, – Ава́нтин.

Я почувствовал, как злость, поднимающаяся из самых темных глубин души, медленно заполняет все тело. Сдержавшись, лишь холодно ответил на выпад брата, не глядя в его сторону. Обида за то, что власть Берту важнее семьи, неприятно жгла сердце.

– По закону Аванти́на, подписанному Высшим, континент переходит во владения старшего сына. Он твой. Не мой.

– Если бы ты меньше спал, то знал, что отец на следующий день вызвал Ве́даса во дворец. Около трех часов они разговаривали за закрытыми дверями, не пуская даже мать. А ты как никто другой должен знать, что отец никогда не принимает решения без нее. И вот по истечении времени Высший и правитель континента вышли: на лице отца сияла радость и гордость, заставившая Ве́даса испытать задумчивость и нерешительность.

Берт замолчал, едва ли не до скрежета сжав челюсти. Он изучал с интересом фиолетовую чешую, что начала проявляться на моих руках, шее, лице. В том месте, где просыпалась магия дракона, зудела плоть, которую хотелось содрать и швырнуть в огонь. Сила вновь желала свободы, держать под контролем которую мне стоило больших усилий после трех суток без должного пропитания. Но магия проснулась не только поэтому – обида на брата сменилась на злость из-за его необоснованных обвинений, неприкрытой ненависти, зависти. Не выдержав, я грубо спросил:

– Так что же было дальше? Неужели они и тебя выгнали, не удостоив и словом?

– Не надо кидаться издевками. Они вышли, объявив, что власть переходит младшему сыну в случае, если с отцом что-то случится. Открыто заявили о том, что наплевали на законы континента, желая примерить роль правителя на тебя.

Услышанное не стало для меня неожиданностью. Отец давно говорил, что видит правителем Аванти́на только младшего сына. Поначалу я пытался возражать, но отец твердил о том, что драконья кровь закаляет во мне дух. Ни один человек в здравом уме не спорил с правителем континента, поскольку знал, что все это закончится печально – поначалу мужчина только хмыкнет, а затем, услышав доводы не в свою пользу, разозлится и спалит половину мебели в комнате.

– Так в чем перед тобой виноват я? В том, что не падал на колени перед отцом и не просил отказаться от затеи? Что не умер, когда началась трансформация? Или в том, что магия дракона не проснулась в тебе, брат? В чем именно я виноват?

– Во всем, – коротко бросил Берт, поднялся с кресла и под гулкий стук собственных сапог покинул комнату, прикрыв за собой дверь.

Некоторое время я молча сидел на кровати, до боли вцепившись руками в матрас, и наблюдал за тем, как последние лучи солнца покидали небосвод. Тело ослабло, местами начали просвечиваться сквозь кожу ребра, усталость накатила, подобно лавине, но я упорно продолжал испытывать себя на прочность. Встав на ноги, которые подгибались, медленным шагом дошел до окна и приоткрыл его, впуская в комнату прохладный воздух. Листья подрагивали, в глубине леса выли волки и блеяли отрантусы – особый вид овец, попадающих из-за своей глупости и неосторожности в лапы хищникам.

После нашего разговора Берт всячески старался меня избегать. Отец тем временем начал предпринимать активные действия для подготовки меня на роль правителя – нанял лучших бойцов, магов, чтобы развивали способности и учили управлять ими. Я быстро обучался, спустя неделю безболезненно мог трансформироваться в дракона, летая с мужчиной часами по небосводу. Жители континента возрадовались, что появился преемник, что продолжит снабжать их целительными эликсирами и делать земли плодородными.

Но чем больше времени я проводил с отцом, тем сильнее ощущал жгучую ненависть брата, которая сверлила между лопаток. Из раза в раз я пытался найти повод заговорить с Бертом, но он игнорировал меня, демонстративно отворачиваясь и уходя. После бесчисленного количества попыток перестал стучаться в закрытые двери. Переключил внимание на изучение истории Аванти́на и изготовление из собственной крови эликсиров, действия которых хватило бы надолго. Отец научил меня, как обращаться с огнем, не принося вреда жителям.

«Призови огонь, что не разрушит яростью все живое, а придет на помощь. Сконцентрируйся на ощущениях, что внутри. Ты управляешь пламенем, а не оно тобой».

Если первые попытки заканчивались сожженными участками земли, то вскоре научился вызывать огонь, чья природа и сила разительно отличались от той, что я привык использовать. Пламя приятно согревало и покалывало кожу, когда я, стоя с отцом на берегу моря, окутал выброшенную на берег во время шторма сирену в огненный шар. Та билась руками и хвостом о стены, пытаясь выбраться. Я лишь наблюдал за тем, как сверкающий шар, не причиняя вреда существу, парит над морской гладью, а затем, сконцентрировавшись, убрал барьер из пламени. Сирена, зашипев, плюхнулась в воду, но хлестнула хвостом на прощание в знак благодарности.

И вот сейчас, спустя столько лет, я сижу в комнате один в кромешной тьме. Все те, кто был дорог, бесследно исчезли в объятиях смерти и собственных грехов. Достав курительную трубку, я забил ее и затянулся, откинувшись спиной к щитку кровати. Сощурив один глаз от дыма, всмотрелся в ночное небо, пытаясь понять, придет ли когда-то желанное успокоение, про которое говорила мать перед смертью.