Читать книгу Дар Евы - - Страница 1

«Отец больше не вернётся».

Такими словами встретила меня мама, когда я вернулась домой. Мне было пятнадцать, и я только вернулась домой после целого дня, проведённого в фруктовых садах.

В ушах моментально заложило, а я задержала дыхание, не в силах сделать вдох. Заполненная до краёв корзинка выпала из онемевших рук и покатилась вниз по склону, оставляя за собой дорожку из разбросанных фруктов. Чудом только не подогнулись колени, и я осталась стоять, тогда как на меня снизу вверх смотрели поблекшие, уже высохшие от пролитых слёз глаза с алыми радужками. Нет, не на меня, сквозь. Куда-то туда, вниз с фамильного холма, самого высокого в округе. Туда, где начиналось Бушующее – море, которое сейчас проплывал наш медузий остров.

Весь день с неба лило, что было не удивительно для зоны дождя. Плотный поток сменился мелкой моросью только пятнадцать минут назад, и я, воспользовавшись передышкой, вынырнула из-под кроны фруктового сада, кольцом по берегу опоясывающего наш городок. Деревья и трава по большей части на берегу и росли, проникая корнями в упругую у воды поверхность острова – глею, которая ближе к середине затвердевала, превращаясь в серо-голубые холмы и горы, становившиеся с годами всё выше, покрываясь ороговевшим желе.

Вместе со мной побежали и остальные жители, кто собрал уже достаточно питательных ягод и фруктов – следующая возможность попасть домой представилась бы только через час, на закате. В это время вдоль берега выстраивались водные жрецы. Лёгким движением, словно распахивая шторы по утру, они раскидывали руки и раздвигали льющиеся с неба потоки воды в стороны, давая острову под нами передышку. Без жрецов мы могли лишь надеяться на такие недолгие периоды, когда тяжёлый поток превращался в покрапывающий стук капель о колокол медузы.

Вот и сейчас капли застучали быстрее, предвещая новую волну. По привычке я махнула рукой над головой, прогоняя мелкие капли. Более крупные продолжали больно ударяться о мою иссиня-чёрную макушку, напоминая, почему мне жрецом не стать.

– Пойдём внутрь.

Мама будто и не услышала меня, продолжая смотреть вдаль. На горизонте полыхнуло, а через три секунды послышался грохот, будто Тимир ударил по затвердевшей глее, куя новую пушку.

Я подошла к маме и склонилась над ней, нежно убирая влажную рыжую прядь с её лица. От прикосновения она очнулась. Сверкнула искра в радужке в ответ на выглянувшее из-за плотных облаков солнце и погасла вновь. Возможно, на секунду она перепутала меня с отцом? Смуглая, черноволосая с тёмно-синими, как глубокая вода глазами, – я была поистине папиной дочкой.

– Мама, пойдём внутрь.

Мягко, словно обращаясь с суинской коралловой куколкой, я потянула её вверх, заставляя встать. Ледяные капли дождя тотчас окрасили тёмным каменную ступеньку крыльца в том месте, где сидела мама. Сколько же она ждала меня?

– Изабель! – тонкий голосок сестрёнки испугал меня, и я чуть не отпустила маму, которая всем своим телом опёрлась на мой локоть. Хорошо, что весила она даже меньше меня и была миниатюрной, как малёк кракена.

– Ева, – вторую руку я протянула к сестре, выскочившей из дома мне навстречу. Мы схватились ладонями и крепко сжали их, молча уставившись друг на друга. Слова были не нужны. Из её тёмно-зелёных, как мокрые листья у нас над головой, глаз хлынули слёзы, сливаясь на щеках с каплями дождя.

– Не время, – я разжала наши руки и нежно провела по коже сестрёнки, обводя пальцами острую скулу. – Сначала уведём маму с улицы: холодно.

Согласно кивнув и стерев с лица влагу, Ева подхватила маму за вторую руку, и мы завели её в дом. За спиной снова громыхнуло, и я на мгновение задержала наше шествие, впервые за всю свою жизнь заперев дверь на щеколду. На всякий случай.

Оглянувшись, я не сразу поняла, что не так: в доме было темно. Шторы распахнуты, но солнце, спрятавшееся за тучевыми облаками, почти не проникало в помещение. Тем не менее мы беспрепятственно прошли к широкому дивану, повёрнутому к камину, ни разу ни обо что не споткнувшись и не ударившись. За пятнадцать оборотов я выучила этот дом вдоль и поперёк. Аккуратно усаживая маму на мягкие подушки, я задела сестрёнку и мельком взглянула на неё.

«А она знает этот дом ещё лучше».

Младше меня ровно на два года Ева страдала агорафобией и проводила почти всё своё время в стенах нашего дома, выходя на улицу только в крайних случаях. Благодаря ей у нас всегда было чисто и уютно, а с кухни доносился ароматный запах свежих булочек или похлёбки на обед. Но главной страстью сестрёнки оставалось шитьё. Одежду, скатерти, шторы, платки, игрушки – всё, что можно было создать из куска ткани и нитки с иголкой, она шила сама, одевая нас и украшая дом. А с год назад её творчеством заинтересовались и соседи – так в нашей семье появился дополнительный заработок.

Который, видимо, теперь нам очень понадобится.

Мама утонула в подушках, обмякнув, а мы застыли двумя статуями перед ней, боясь пошевелиться. Я поёжилась: наверное, Ева проветривала, так как в комнате помимо темноты стояла и вечерняя прохлада.

– Мама, – я опустилась перед ней на колени и положила ладонь на её руку. Она перевела пустой взгляд на меня. Уже что-то. – Мама, зажги, пожалуйста, огонь. Холодно.

Мучительно долго мама продолжала смотреть на меня, словно не услышала. Я уже подумала, что так оно и было, но вот прошла минута, и мама ожила, повернувшись к камину. В глазах её снова сверкнула искра, но в этот раз не из-за солнца, рука взметнулась вверх, а сухие ветки, что лежали в каменной выемке в стене задымились и вспыхнули, перекидывая огонёк на соседей. В комнате моментально посветлело.

И я поздно заметила, как побледнело лицо матушки. Её веки затрепетали, а глаза закатились, оставляя видимыми только покрасневшие от перенапряжения белки.

– Мама! – воскликнула Ева, подхватывая её и не давая упасть на пол. Мне пришлось потесниться, и я села ближе к камину, в котором разгорался огонь. Схватилась за кочергу рядом, чтобы подвинуть угли. Машинальное движение, которое спасало от мыслей в голове.

– Изабель, – я повернулась на звук своего имени и встретилась с укоризненным взглядом. – Ты могла использовать огниво, а не напрягать матушку. Видела же в каком она состоянии.

– Ты тоже могла, – глухо отозвалась я и снова повернулась к огню.

Мне даже не надо было смотреть на сестрёнку, чтобы знать, что сейчас её бледная, не затронутая загаром, кожа покрылась румянцем на щеках и ушах, отображая вину. Она тоже не додумалась использовать огниво – она скорее всего даже не знала, где оно лежит и как им пользоваться. Как в общем-то и я.

– Изи, – в этот раз Ева позвала тише. Я не обернулась, но она знала, что я слушаю. – Нам надо это обсудить.

«Надо», – подумала, но не ответила я.

Надо, но как же не хочется. Я ещё усерднее заворошила углями в камине. Мне казалось, что, если я скажу это вслух, оно станет явью. Но пока я молчу, это всего лишь слухи, мысли. Неправда. Неправда, что отец… Он не мог… Его корабль не мог…

– Его корабль затонул.

Ева озвучила то, что я не хотела признавать, и вместе с этими словами стержень, держащий меня, обмяк. Обмякла и я, прижав к себе колени и обняв их руками. Из моих глаз полились слёзы, которые я так усердно сдерживала весь день. С самого утра. Ведь именно ранним утром, когда жрец проложил путь к саду, а я вместе с остальными сборщиками отправилась работать,.

– Его корабль затонул, – повторила Ева, словно думая, что я её не услышала. Но слышала я, к сожалению, чётко. Каждое слово, что она произносила.

– Старосте нужно будет ещё подтвердить это, когда корабль достанут со дна вместе с тем, что удастся спасти, – очень деликатно Ева не сказала о телах моряков, которые скорее всего уже пошли на корм рыбам и чудовищам. – Но сомнений нет – почтовое судно привезло с собой красный буй с корабля отца. «Пятнадцатая торговая бригада Агнес» – так там было написано.

Моё сердце упало. Отец уже давно должен был прибыть домой: его рейс заканчивался ещё пару недель назад. Если у меня ещё и была надежда на его благополучное возвращение, то теперь она утонула вместе с пятнадцатым торговым кораблём. Красный буй – лёгкая, всегда всплывающая сфера, выкрашенная в ярко-алый цвет, крепилась на самой высокой мачте и содержала внутри всю актуальную информацию о судне и его обитателях. Ошибки быть не могло.

Слёзы хлынули из моих глаз, въедаясь и в без того мокрое от дождя платье. Чёрная дыра, образовавшаяся в груди, разрасталась, грозя заполнить собой всю меня. Пальцы онемели, а горло сковал ужас произошедшего. Я пыталась сдержать рыдания, чтобы не разбудить провалившуюся в беспокойный сон маму, но безуспешно. И, прежде чем я завыла в голос, выпуская всю скопившуюся за день боль, меня накрыло полотно из светлых волос, а тело окружили тёплые родные руки, укрывая от горя.

– Тише, сестрёнка, тише, – словно это не я была старшей, Ева опустилась рядом со мной на колени, обнимая и поглаживая по голове, как маленькую. – Тише, родная. Всё будет хорошо.

И снова слёзы, но в этот раз облегчения. Я разомкнула свой кокон и развернулась всем телом к Еве, вцепившись в её платье. Рыдания всё-таки прорвались с новой силой, но в этот раз их приглушил подол сестрёнки, куда я воткнулась лицом, ища спасения.

– Что нам делать? Что теперь будет? – вопрошала я сестру. – Как мы без отца?

– Всё будет хорошо, – продолжала повторять Ева, покачиваясь со мной, словно на волнах.

И я верила ей. Верила моей маленькой сестрёнке, которая всегда умела держать себя в руках, умела успокоить. Которая, не смотря на юный возраст и Бездарность, смотрела людям прямо в лицо с высоко поднятой головой. Она, чьи глаза были цвета зелени, растущей на побережье, а волосы – будто лучи утреннего света, она никогда не сдавалась перед трудностями, которые ей подкидывала судьба, хоть и недооценивала себя.

Именно Ева, наша маленькая хрупкая Ева, спасла нас всех, когда позже, спустя три года после гибели отца наша жизнь кардинально изменилась, и треклятый рок навис над нашей семьёй.

Эта история не обо мне. Нет. Эта история о храброй девушке, которую жизнь обделила с рождения, лишив, как нам казалось, магии и способностей, наградив лишь страшной фобией и болезнью, которая разъедала её с самого рождения, обещая короткую жизнь.

Удивительно, как может всё сложиться, и я знаю, что случайности не случайны, но тот день, когда на наш остров приплыл он, стал поистине судьбоносным для нас.