Читать книгу Ночь Аиды - - Страница 2

«Напились мы вчера знатно», – скривилась я, пытаясь разлепить ресницы.

Кувшин с водой призывно подмигивал хрустальными боками, разместившись на столике возле окна. Пить хотелось неимоверно, но вылезать из кровати и плестись за питьем хотелось еще меньше. Наташка спала на соседней койке, свернувшись калачиком, уткнувшись носом в стену.

Я вздохнула и, решительно откинув одеяло, спустила ноги на пол. Но привычного холода от камня не ощутила: пальцы зарылись в толстый ворс темно-серого ковра. Пить хотелось все сильнее, и с тяжким вздохом я покинула уютные объятия спального места, двинувшись навстречу спасительной влаге. К моему удивлению, голова не гудела и не болела. О вчерашнем кутеже напоминала только засуха и неприятное послевкусие во рту.

Добравшись кувшина и не обнаружив стакана, я припала к горлышку, и, зажмурившись от удовольствия, начала жадно глотать холодную воду, про себя отмечая, что домашняя магия (если это она) вещь очень полезная и нужная в хозяйстве: жидкости всегда охлажденные, свет гаснет сам, как только уснешь, температура в комнате подстраивается под тебя. Жаль, на земле такое нельзя сотворить.

Оторвавшись от горлышка, я перевела дух и глянула в окно. Местное солнце только-только начало окрашивать местность голубоватыми красками, поднимаясь над планетой. Во дворе монастыря еще дышал остатками ночи легкий сероватый-сиреневый туман. А в центре круглой площадки уже занимался какой-то монах.

Невольно я залюбовалась плавными движениями и обнаженным по пояс мужским торсом. Тоска острыми коготком царапнула сердце: что будет, если мы не сумеем вернуться? А если Маша уже нас разыскивает? Мы ведь так и не поинтересовались с Наташей у Хранительниц, как течет время в радужном мире по отношению к нашему.

Задумавшись, я облокотилась на подоконник, невольно высунувшись дальше, чем рассчитывала: не хотелось, чтобы меня заметили. Воздух пах морозом и цветами. И этот парадокс местности сводил с ума. За стенами монастыря снежные торосы, сугробы, зима, а внутри дворика то ли весна, то ли лето: буйство красок и зелени поражало воображение.

Алые, синие, рыжие, сиреневый краски сплетались в невероятной красоты живой ковер на клумбах. Зеленые листья местного плюща с голубоватыми прожилками оплетали монастырские стены, образуя причудливые узоры на каменной кладке. Цветы похожие на земные розы, все без исключения серебристо-серого оттенка, благоухали нежным ароматом прямо под нашим окном. Запах дразнил обоняние и успокаивал разум, хотелось забыть обо всем и раствориться в вечности, лечь посреди цветника раскинув руки, и ни о чем не думать.

Аромат усилился, и я нахмурилась, пытаясь понять что происходит. Желание остаться здесь навсегда ненавязчиво опутывало сознание мягкими путами. Мысли лениво перекатывались в голове, фиксируя плюсы и минусы возникшей на пустом месте идее. Плюсов почему-то получалось все больше. А из минусов…

Минусовые аргументы кто-то невидимый в моей голове словно стирал мягкой губкой. Память отчаянно пыталась вызвать картины собственного прошлого, но на месте смутных образов чего-то важного и нужного мне тут же прорастали серебристо-серые цветы. Качая головками соцветий, они нежно пели что-то неразборчиво-успокаивающее. Вновь захотелось спать. Печали покинули мою душу, уступив место светлой радости и спокойствия.

«Что воля, что неволя, все равно», – молвил где-то на задворках сознания чей-то голос. Я улыбнулась, кивнула, расслаблено закрыла глаза, прислонившись каменному откосу. Пестрая катавасия разноцветных пятен потихоньку поглощалась жемчужной пеленой странного живого тумана. Умостившись на широком подоконнике, я погружалась в небытие, теряя волю и силы к сопротивлению.

«Что воля, что неволя, все равно», – все тише шептал чужой голос на задворках разума. Я согласно кивала головой, все больше погружаясь в серую субстанцию. И вдруг что-то обожгло мои губы, словно я глотнула кипятка, или прикоснулась к горячему чайнику.

В мое тело впились сотни тысяч колючек, серый туман обрел плоть и щупальцами с сотнями тысяч маленьких крючочков пытался удержать меня в благостном состоянии. Но рот по-прежнему терзало жадное пламя, обжигая и проникая жидким оловом внутрь. Я невольно застонала от боли и с трудом разлепила глаза. Моргнула, прогоняя муть, но все равно ничего не увидела.

Первая мысль, посетившая меня, звучала по-идиотски: «Замуровали демоны!» – хихикнув про себя, снова попыталась что-то разглядеть. Но тут паника накрыла с головой, когда я поняла, что не только лишилась зрения, но еще и руки упираются в тяжелую гранитную стену, а огонь продолжает обжигать кожу и совсем скоро с моих губ полезет кожа клочьями.

«Твою ж мать! – заорало сознание, вгрызаясь в реальность. – Твою ж чертову мать! Меня что, похоронили заживо и подожгли?!»

Я забилась в каменных оковах, пытаясь разбить свою темницу или гробницу. Глаза все еще ничего не видели, кроме странных двух омутов, бледно мерцающих напротив моего лица. «Сволочи! Еще и свет оставили, чтоб подыхать было не так страшно!» – бешенство диким зверем вырвалось на свободу и в одну секунду слизнуло панику.

Сердце колотилось так, словно я вчера упилась убойным каскадерским коктейлем из водки и адреналина. («Господи! А вчера ли? Сколько времени я в этом гробу? И где Наташка?» – мысли перепуганным табуном носились в черепной коробке, наводя еще больший раздрай и стимулируя остатки паники.

«Соберись, тряпка! – рычала я сама себе, пытаясь скинуть с себя тяжелый дурман странного тумана, который ни в какую не хотел выпускать меня из своих цепких когтей. Изо всех силу упершись обеими ладонями в тяжелую крышку собственного гроба, я попыталась ее сдвинуть. И нахмурилась, неожиданно осознав: камень живой, где-то внутри размеренно стучало сердце. Хотя нет, ритм был таким же сумасшедшим, как и у меня.

Невольно я замерла, по-прежнему упираясь в живую гранитную плоть. Как же мне не хватало драконьего чутья. «Стоп! А где, собственно, все мое драконье стадо?» – прислушалась к себе, но не обнаружила ни одного из них поблизости. Это напрягло еще больше и, что уж тут скрывать, напугало до чертиков. В этом мире без моих дракончиков нам с Наташкой не выжить. Растопчут и не заметят, что мы вообще здесь были.

На зов никто не откликнулся и я, стиснув зубы, снова попыталась сдвинуть плиту с места. Надо выбираться отсюда и спасть родных рептилий и подругу. Внутри камня все также грохотало сердце, но сам он с места сдвигаться не собирался. Зарычав от злости и собственного бессилья, я заколотила в отчаянье по крышке гроба кулаками.

Но мои телодвижения только усилили пожар возле губ. Внутренним взором я видела, как остатки тумана, скуля и корчась, обугливаются в этом странном пламени. Обожженные щупальца теряют свои крючки-присоски и втягиваются в серебристо-серые цветы. Растение же трясется, словно от ярости, и одновременно извивается в приступе дикой боли.

Жалости к этой странной твари я не испытывала. Собственно сознание постепенно возвращалось в мое тело, которое начало наполняться силой. Первым ко мне вернулось зрения. И тогда я поняла, что за странный огонь жадно пожирал мои многострадальные губы, какое жидкое олово растекалось по моим венам.

– Какого хрена ты делаешь? – прохрипела я, вырвавшись, наконец, из каменного плена, на поверку оказавшегося мощными объятиями Коб-О-Ра, в последний момент успев заменить весь известный мне русский матерный на более приличную версию возмущения.

Воин остался стоять на месте неподвижной глыбой, придерживая меня за плечи. Я дернулась и отступила на шаг назад. Точнее, сделала попытку. Тут же меня качнуло, и я вновь оказалась в горячих руках чертова змея. Меня обожгло жаром, щеки запылали огнем, когда я поняла, что за пламя терзало мои губы.

– Ты что, меня целовал? – голос сорвался, а сердце, сбившись на секунду с ритма, заколотилось как сумасшедшее.

– Прости, вилда. Но это был единственный способ вырвать тебя из сладкого плена, – вот только ни капли вины не ощущалось ни в голосе, ни во взгляде Коб-Ора.

– Ну конечно! Хватит заливать! – пережитый страх вкупе с бешенством и паникой преобразовались в агрессию и хамство.

Меня колотило так, что я не могла стоять без помощи. Тем не менее, я не оставляла попыток вырваться из рук Коб-Ора. Но упрямая кобра в человеческом обличье, глядя глаза в глаза с сочувствием, продолжала сжимать мои плечи. Ноги подкашивались, к горлу подкатывала тошнота, поджилки тряслись и стукались друг о дружку. Сама себе я напоминала желеобразное существо из мультика про монстров.

И все-таки желание съездить по мужской физиономии преобладало над всеми остальными пережитками страха. К счастью для воина, немножко к сожалению для меня, я не относилась к категории любительниц размахивать руками.

– Воды дай, – процедила я сквозь зубы, пытаясь собрать себя в кучку.

Не говоря ни слова, Коб-Ор подхватил мою трясущуюся тушку на руки и отнес на кровать. Подложив под спину подушку и умостив меня в полусидячем положении, мужчина так же молча отошел за водой. Гадости и возмущения рвались из моего рта, но, собрав все силы в кулак, я сдержала свой дурацкий порыв.

«Так, держи себя в руках, дорогая», – уговаривала я себя, изо всех сил стремясь побыстрее очухаться. Новый приступ паники накатил с такой силой, что я согнулась пополам, прижав лоб к коленям, пытаясь удержать внутри себя все, что вчера было выпито и съедено.

«Наташка… Где Наташка», – запульсировало в висках. С трудом приподняв голову, сдерживая тошноту, глянула в сторону кровати, где спала подруга.

Нездоровая белизна лица и неподвижность тела, распластанного на спине, спровоцировали новый приступ панической атаки, и желчь рванула в горло. Едва не захлебнувшись горькой слюной, я зашарила по кровати руками в поисках какого-нибудь платка или салфетки, чтобы сплюнуть мерзость. В ту же секунду ощутила горячее прикосновение к своей спине, а перед затуманенными слезами глазами появилось что-то белое и прижалось к моим губам.

Сообразив, что Коб-Ор пытается помочь, я с трудом кивнула головой в знак благодарности. При этом новая волна тошноты едва не вырвалась наружу сплюнув в салфетку, протянутую мужчиной, желчь и слюну, сложила ее пополам и вытерла рот. Глубоко задышала и выпрямилась. Слезы градом текли из глаз, туманя взгляд и не давая как следует разглядеть Коб-Ора.

Стыдно было неимоверно. Сижу тут, полулогая, распустив нюни, в состоянии, близком к полной прострации, и ничего не могу с собой поделать. А взрослый чужой мужик утирает мне слюни и сопли, как маленькой девочке.

– Н-н-на-т-т-та-ш-ша… – прошелестела я, едва ворочая распухшим языком. – Ш-ш-то…

– Побочный эффект от отравления сайхан халди. Ваша связь настолько сильна, что Сладкий плен дотянулся и до твоей подруги, вилда.

– С-сладкий… Ш-то за… – попыталась задать я вопрос.

– Попей, – осторожно приводя меня в вертикальное положение, ласково произнес Коб-Ор, поднося к моим губам стакан воды.

«Боже, какой стыд!» – полыхнуло в мыслях, и я вновь залилась краской. Но сил поднять руки и перехватить кружку недоставало.

Клацнув зубами о край бокала, я жадно начала втягивать в себя воду. С трудом глотая, захлебываясь от дикой жажды, задыхаясь от стыда, я судорожно пила и не могла напиться.

Вода кончилась, и от разочарования я даже заскулила. Кажется, вслух.

– Все хорошо, маалу, – погладив меня по щеке, прошептал Коб-Ор. – Сейчас принесу еще.

«Господи, боже мой, что происходит?! – задохнувшись от нежности в мужском голосе, еще больше запаниковала я. – Лешка-а-а! Лешка, родненький, как ты мне нужен! Забери меня отсюда-а-а-а», – маленькая девочка внутри меня сжалась в комочек, зажмурилась, и забилась в истерике.

Взрослая растрепанная женщина, сидя на кровати, зажала руками уши, уткнулась носом в колени и беззвучно завыла. Плечи содрогались от молчаливых рыданий, зубы скрипели, вцепившись в край одеяла, в бессильной попытке сдержать вой рвущийся наружу вой.

Вернулся Коб-Ор. Кровать скрипнула под тяжестью его тела, сильные мужские руки притянули меня к своей груди. Я слабо затрепыхалась, пытаясь вырваться из дружеских объятий. «Дружеских? Ну-ну», – вяло махнул хвостом скептик внутри меня. И, обхватив Коб-Ора двумя руками, уткнувшись носом куда-то в район мужской подмышки, я завыла в голос.

Не помню, сколько я рыдала, захлебываясь отчаяньем. В какой-то момент мне показалось, что Коб-Ор пахнет Лешкиным гелем для душа, и я заскулила еще сильней и отчаянней. Перед глазами мелькали разноцветные пятна и куски земной жизни.

Я изо всех сил пыталась зацепиться за земную реальность и вынырнуть из истерики. Задыхаясь от жалости к самой себе, судорожно глотала воздух, отрывая ненадолго голову от мужской груди. Но стоило скосить глаза в сторону Наташки, по-прежнему неподвижной куклой лежащей на кровати, как новая волна страха, непонимания, вины накрывала меня с головой.

«Да прекрати ты нюни распускать!» – рявкнуло мое сознание голосом подруги.

От неожиданности я подавилась воздухом и начала икать. «Боже, еще и это!» – застонала я вслух, отстраняясь от Коб-Ора. Утерев лицо руками, постаралась отодвинуться подальше от соблазна вновь уткнуться в такую надежную мужскую грудь и позволить мужчине, пусть и чужому, решать все проблемы и беды и мои, и этого мира.

Но, увы, я прекрасно осознавала даже сквозь истерику, что мечта совершенна не исполнима. В башне Аиды Ведо богиня четко дала понять: если путь Змеи не будет пройден нами до конца, на землю нам не вернуться.

И вот теперь все, как в плохом фэнтезийном романе: плюшки и рояли из кустов, щедро сдобренные непонятными интригами, войнами, спасением миров. И ведь никто не говорит правду!

«Тьма тебя подери! Да прекрати ты стенать, в конце концов!» – вновь раздался в голове Наташкин голос. Я дернулась и пребольно ударилась затылком о стену. Зашипев от боли, я глянула в сторону подруги и обомлела. Она все еще неподвижно лежала в кровати. Но лицо ее порозовело и словно засветилось изнутри.

– Что… – начал было Коб-Ор но я зашипела на него и молча указала на Натку.

А спустя мгновение меня выгнуло дугой от раздирающей внутренности боли. Я закричала, срывая голос. Сквозь темную пелену, застившую глаза, я едва ощущала попытки Коб-Ора удержать меня на месте. В дверь заколотили. Тяжелый гул испуганных голосов разорвал мои барабанные перепонки, а попытка взломать вход в нашу комнату взорвалась в моей многострадальной голове ядерным взрывом.

– Не держи ее! – раздался чей-то голос.

– Нат-т-а! Чт-то… дел-ешь… – выдавила я из себя, осознав, что слышу голос подруги. Все происходящее напоминала мне худшую из постановок фильма «Изгоняющий дьявола», где в роли одержимой оказалась я.

– Т-с-с-с-с! – пропела Наташка, и что-то прохладное коснулось моего разгоряченного разума.

Неожиданно ко мне вернулось драконье зрение, и я увидела все происходящее словно со стороны. Мой солар слабо пульсировал золотисто-зеленым светом. Остатки щупалец и колючки-крючки кровоточили чернильно-фиолетовой субстанцией, мерзкой с виду и отвратительной по запаху. Напротив меня парила почти прозрачная Наташка.

Все ее тело излучало нежно-голубые лучи. Со всех сторон они тянулись к моему солнечному сплетению, и спустя минуту я оказалась в уютном коконе. Прикосновения были приятными и прохладными. Наташкины нити, словно родниковые струи, бережно омывали мое тело, очищая солар, вымывая колючки из ран, заживляя разорванную плоть.

Я благодарно застонала, чувствую облегчение. Боль отступала, разум возвращался ко мне вместе с памятью и разорванным в клочья сознанием, отравленным ядом иллюзия Сладкого плена. Вместе со всеми чувствами вернулась злость и жажда порвать на куски того, кто все это устроил. Теперь я знала, что такое сайхан халди. Воспоминания рода проснулись во мне, даря ответы на вопросы, которые я пыталась задать Коб-Ору.

Сайхан (сладкий) халди (плен) – Сладкий плен – экзотическое растение из давно забытого мира За-Гранья с серебристо-серыми цветами. Очень редкое и очень опасное. Практически разумное. В умелых руках, знающих, верные слова, убийственно оружие. Точнее, отличное средство порабощения человека, всех его ипостасей.

Достаточно одного зернышка, по всем правилам брошенного вечером на закате в землю, чтобы к утру чужемирный монстр вырос до взрослых размеров и был готов к выполнению воли хозяина.

Сайхан способен подавить волю и разум по воле хозяина, который посадит семя под окнами человека, душу, зверя и солар которого хочет поработить. Прекрасный снаружи с дивным ароматом, цветок всегда привлекает внимание именно того, для кого высажен.

Случайные прохожие во время его охоты совершенно безопасно смогут наслаждаться его красотой и чудесным запахом. Его неслышимый человеческому уху зов привлекает выбранную жертву. А дальше все идет по сценарию: благоухание проникает в разум существа. Затем яд проникает в кровь, вгрызается в солар всеми щупальцами, разрывая связь с За-Гранем когтями-крючками.

Проникновение сродни инопланетной экспансии, в результат которой человек или другое существо оказывается полностью во власти ядовитых иллюзий Сладкого плена. В конце концов, жертва перестает осознавать себя цельной личностью и оказывается рабом дурмана и того, кто высадил цветок. А чтобы разум не очистился, семечко из бутона в оправе из растительных стеблей, необходимо надеть на шею порабощенного в течение суток.

И тогда спасения нет. Ты становишься абсолютным рабом хозяина цветка. И никто никогда не догадается, что ты – это уже не ты. А твои поступки и действия – чужая воля. Сегодня чьей-то мишенью оказалась я.

Я купалась в родниковых струях, исходящих от Танцующей-На-Гранях, и впитывала древние знания своих неизвестных предков. Сайхан халди невозможно обнаружить, если не знать, что ищешь. А потому шансы на спасения мизерны.

Либо успеть вырвать цветок с корнями до того, как ядовитые щупальца полностью поработят все три жизненных составляющих человека: разум, солар и ипостась. Либо необходимо… поцеловать жертву, одурманенную ядом. Казалось бы, чего проще. Но всегда есть «но».

Пресловутый поцелуй любви, как в старых сказках про Белоснежку и Спящую красавицу. Хотя в данном случае лобзания могут и ненавистью отдавать, лишь бы искренней, наполненной неподдельными чувствами. Сайхан халди не терпит истинных эмоций. Его стихия – мир отравленных иллюзий.

А где вы встретите врага, готового ради вас пожертвовать жизнью? Ибо велика вероятность того, что разум спасителя поддастся дурману, и благородный рыцарь превратится в ходячего мертвеца. Живым-то он останется. Но вот эмоции и чувства Сладкий пен с удовольствием высосет до донышка, оставив лишь пустую оболочку.

Истинный поцелуй жарким пламенем выжигает яд и разрушает саму суть сайхан халди.

«Твою дивизию, – выругалась я от души, осознав, что только что произошло. – Коб-Ор… Только не это!»

«Все, очухалась? – тяжело дыша, выдохнула Наташка, и в ту же секунду меня вырвало из За-Гранья.

Очнулась я головой на коленях у Коб-Ора, лежа затылком в его ладонях. Воин сидел, опираясь о стену, с закрытыми глазами, хрипло дыша, но при этом пересохшими губами продолжал шептать все то же: «Все хорошо, маалу, все хорошо!»

Мужские руки подрагивали, и я ощутила, как капля за каплей уходит его сила, ослабленная борьбой с ядом. Острая жалость разорвала мой солар на тысячу мелких кусочков, я, наконец осознала и признала, какое из чувств двигало Коб-Ором, когда он кинулся спасть меня от сайхан халди. И это точно была не ненависть.

И вот теперь спасителя самого необходимо спасать. Я чувствовала, как шипит его ипостась, извиваясь почти в предсмертной агонии. А моих драконов след простыл. И я знать не знала, ведать не ведала, когда они вернуться.

С трудом повернув голову в сторону Наташкиной кровати, обнаружила подругу на том же месте, но уже похожую на человека, а не на живую куклу.

– Нат… – чужой сиплый голос разрезал тишину комнаты, мне понадобилась минута, чтобы понять – это сказала я. – Нат, ты как?

– Относительно… – проскрипело с соседней кровати. – Сама как?

– Лучше, чем до этого… Нат… Коб-Ор… Его надо спасать… Драконов нет… Поможешь?

– Сколько времени осталось? – помолчав, уже нормальным голосом поинтересовалась Натка.

– С полчаса, может меньше. Я чувствую агонию его зверя.

– Хорошо, сейчас, – глубоко вздохнув, Наташка заворочалась, удобней устраиваясь на кровати.

– Что мне делать? – Как тебе помочь?

– Зови своих зверей и, если сможешь, присоединяйся, – прошелестела подруга и отключилась.

С трудом приподнявшись на локтях, я огляделась в поисках воды. Обнаружив пустой кувшин, облизала губы и скатилась с кровати. Руки Коб-Ора бессильно упали, но воин упрямо продолжал шептать: «Все хорошо маали!»

Маали – маленькая – так меня никто и никогда не называл. Даже муж. Как-то не приняты у нас такие нежности. Слезы навернулись на глаза, я судорожно вздохнула, и подползла к Коб-Ору. Дотронувшись до его лица, ощутила сухость и жар, идущий изнутри. «Дракончики, миленькие мои, где вы, вернитесь!» – в отчаянье звала я и вслух, и мысленно. Но серый туман плотной стеной стоял внутри меня, скрывая вход в За-Гранье.

Закрыв глаза, я взяла Коб-Ора за руки. Где-то внутри меня неожиданно зазвучала жалейка, и я заплакала от жалости, нежности, сочувствия. Ни один мужчина никогда за всю мою сорокалетнюю жизнь не пренебрегал своей драгоценной жизнью, чтобы спасти совершенно незнакомую женщину. Слезы текли и текли, я все крепче сжимала руками ладони Коб-Ора, пытаясь вернуть силу, которую он вливал в меня, поддерживая Наташкину магию, и отдать часть своей, возвращая его к жизни.

– Ты не смеешь меня бросить! Немедленно возвращайся! – взывала я хриплым шепотом к воину.

Драконы по-прежнему молчали, и я не имела ни малейшего представления, помогаю Наташке или впустую трачу время.