Читать книгу Там, за рекой - - Страница 4

Утром меня разбудила рабочая переписка. Я забыл вырубить мессенджер и теперь был вынужден слушать трели десятков редакционных сообщений. Полвосьмого, ребята делят новости, хвастаются интересными поводами или просто о чем-то спорят. Я вылез из кровати, отключил мобильный и отправился искать кофе.

За чашкой растворимой бурды я составил прекрасный план, состоящий всего из трех пунктов: съездить в музей «Дачная столица», найти там Кузнецова и узнать про Старый Плёс. Я допил кофе и поехал в поселок, вписав в него по ходу четвертый пункт – купить чего-нибудь из продуктов.

В конце девятнадцатого века художник и архитектор Иван Иванович Гольмдорф построил себе дачу в Сиверской, выбрав прекрасное место на излучине Оредежа. Затем этот дом на высоком берегу купил издатель Иван Александрович Иванов, к которому на летний отдых ездили Блок, Ахматова, Гиппиус. Потом дачу национализировали, организовав на ее территории санаторий, затем во время войны в здании размещались немецкие летчики, а после дача стала использоваться как спальный корпус Сиверской лесной школы. В 1988 году дом отдали школе-интернату, Кузнецов договорился с ее директором и открыл здесь выставку предметов дачного быта. Большую часть экспонатов приносили со своих чердаков и мезонинов местные жители. Лет семь назад здание официально стало музеем истории летнего отдыха «Дачная столица».

Серый одноэтажный дом расползся по территории участка, расставив во все стороны окна, чтобы уловить побольше света. Я дошел до двери и уперся в табличку, сообщавшую, что музей работает с 11 до 17. Совсем себя не берегут. Хотя при таких музейных зарплатах хорошо, что вообще работают. До открытия музея оставалось еще сорок минут. Я развернулся и начал искать какую-нибудь скамейку, чтобы убить время, когда сзади со скрипом открылась входная дверь.

– Молодой человек, вы кого-то ищете? – раздалось за моей спиной.

Всю дорогу до музея я надеялся встретить Кузнецова, но внутренне готовился выдержать битву с «пятидесятилетней непреклонной тетушкой». Такие, по-моему, обитают во всех музеях мира – и горе, если вы им не понравились с первого взгляда. Любой шпион окажется бессилен, пытаясь выведать хотя бы телефон руководства.

Сегодня боги были на моей стороне, смотрительницей музея оказалась светловолосая девушка моего возраста с бледноватым лицом, одетая в сарафан.

– Добрый день! Мне бы Кузнецова. Он здесь? – включив на максимум обаяние, спросил я.

– Нет, – ее голос почему-то стал жестким, в нем проступила музейная непреклонность будущей «тетушки».

– Может, как-то с ним связаться можно? Ну или вы его телефон или хотя бы почту электронную подскажете? – попробовал я добиться своего.

– Нет, – она помолчала и вдруг добавила, словно удивляясь своим словам: – Он уже месяц как исчез, и никто не знает, где он.

Барышня развернулась на месте и исчезла за дверью, оставив меня наедине с музейной табличкой. Хорошие у них тут нравы, даже дверь не закрывают – заходи кто хочешь, бери что хочешь. Из-за прикрытой двери выглянул здоровенный рыжий кот и внимательно на меня посмотрел. Я наклонился, чтобы погладить его, но котяра рванул в ближайшие кусты. Отлично, даже кошки меня игнорируют.

Любимое занятие высших сил – смеяться над самыми лучшими и продуманными планами. Я уже собрался уходить, когда дверь распахнулась и блондинка вновь обратилась ко мне.

– Вы же Кирилл Карпов? – пока я молчал, раздумывая, откуда же она знает мое имя, блондинка удивила меня второй раз: – У меня для вас письмо.

Я давно замечал, что чем глупее ситуация, тем более глупую реакцию я на нее выдаю.

– Давно лежит? – только и спросил я.

– Да месяц с лишним уже. Как его Игорь Михайлович оставил, так и лежит.

– А с чего вы решили, что оно мне? – я по-прежнему не понимал, как вести себя в такой ситуации.

– Оно подписано.

Железная логика. Ну и что можно ответить на такое? Зачем местный краевед, с которым я не знаком, будет оставлять мне какое-то письмо? Я вообще не уверен, что он знает, как меня зовут. Я кивнул самому себе, словно пытаясь смириться с этой ненормальностью.

– Несите его сюда.

Девушка взметнула юбкой сарафана и исчезла за дверью музея. Через пару минут она возникла вновь с большим конвертом, который и передала мне. Я посмотрел на него – ничего интересного, запечатанный белый конверт формата А4 с парой кривоватых строчек, написанных шариковой ручкой: «От Игоря Кузнецова Карпову Кириллу».

Я посмотрел на блондинку в сарафане, так и стоявшую на крыльце. Похоже, она решила, что я прямо тут буду вскрывать и читать полученное письмо. Не на такого напала. Я вообще был уверен, что это розыгрыш, а письма с розыгрышами гораздо приятнее открывать в одиночку, когда над тобой никто не будет смеяться.

Я еще чуть-чуть потормозил, буркнул «спасибо» и пошел к машине. На полпути меня нагнал ее голос:

– Кирилл, и аккуратнее с зеркалами.

Когда я обернулся, на крыльце уже никого не было. Возвращаться и выпытывать, о чем это она, не тянуло совершенно, я и так за последние десять минут достаточно отличился. Гораздо проще оказалось убедить себя, что мне это послышалось.

Письма в конверте не было. Внутри лежало несколько листов писчей бумаги, по оформлению – будто вытащенные из чьего-то диплома, текст – без начала и без конца. Я быстро пробежал по нему глазами. Речь шла о датировках полученных от местных жителей фотографий. Я перевернул, с обратной стороны листков ничего не было. Если это розыгрыш, то глупый. Я бросил бумагу на пассажирское сиденье и направился домой. Настроение за это время успело окончательно испортиться.

На даче за это время ничего не изменилось. Я открыл парники, нашел пару огурцов и, усевшись на скамье возле дома, стал изучать полученный в музее трофей.

Действительно, первого листа не было, как и следующих шестнадцати. Судя по нумерации, мне предлагалось читать с восемнадцатого по двадцать второй. Занятия интересней у меня все равно не было, поэтому я с головой погрузился в чтение:

«Таким образом, мы имеем дело с образцами, датировка которых затруднена. Основная проблема заключается в том, что подобные экспонаты не сгруппированы. Среди поступивших за последнее время и переданных в фонд музея документов почти в каждой группе (в семи из девяти случаев) находился хотя бы один предмет, который мы относим к „невозможным“. Чаще всего это фотографии (78 единиц), но есть и книги (14 штук), два журнала (подробный список в приложении 1, страницы 52–53). В каждом из этих случаев установление даты создания не просто затруднено, оно неосуществимо.

Один из самых ярких и показательных предметов – фотография бойца Красной армии на площади Восстания на фоне Знаменской церкви, которая была уничтожена одиннадцатью годами ранее. Церковь на заднем плане однозначно дает датировку снимка до 1921 года, а награда (орден Красной Звезды) на гимнастерке военного указывает на время после 1930 года, когда он был учрежден и состоялись первые награждения.

Согласно заключению экспертов, фотография следов монтажа не имеет.

Наше обращение к экспертам не дает четкого ответа на поставленный вопрос. Часть из них пытаются трактовать это как брак производства фотографии, двойное экспонирование или неверное определение ордена. Анализ фотобумаги (проведен в лаборатории археологической технологии (Институт истории материальной культуры РАН), запрос № 789365, результаты см. в приложении 2, страницы 54–58) указывает на 1930–1938 годы.

И таких экспонатов с невозможной датировкой нами было получено 14 за 2015 год и уже 45 с начала 2016 года. Ни один из них не имеет следов постобработки и однозначно определяется как качественный».

Дальше вразнобой, лист за листом, описывались различные вещи, найденные на чердаках бабушкиных дач и заботливо принесенные в музей. И среди всех этих замечательных вещей находились такие, что не лезли ни в какие ворота.

Розыгрыш с письмом оказался слишком странным: я не понимал, зачем это Кузнецову было надо, тем более он меня не знал. Внезапно в голове появилась отличная, просто удивительная идея. А может быть, это письмо вовсе не от Кузнецова? Может, блондинка просто разыграла меня? Схватила несколько листов из пачки черновиков, что обычно используют для записей или растопки, и сунула в конверт. А я и уши развесил, сижу, пытаюсь логику в этом найти.

Я посмотрел на последний из листов и замер. На фотографии был изображен тот самый причал Старого Плёса, что я видел в найденной книге. На всякий случай, не надеясь на собственную память, я пошел домой, достал из комода «Мертвые города» и сверил фото. Сомнений не оставалось, это была другая фотография того же самого причала. Все совпадало: и церковь, и те же складские здания с двойной крышей.

Хорошо. Плёс существовал не только в воображении автора книжонки. Более того, судя по тому, что он был в материалах Кузнецова, краевед тоже знал о его существовании. И что мне стоило взять книжку с собой и спросить у блондинки, их это издание или нет? С другой стороны, какая разница? И так прекрасное летнее приключение наклевывалось.

Времени море, я могу быстро метнуться к тому месту, где находится Старый Плёс, осмотреть там все, отснять на телефон и сделать восхитительный пост в Телеграм. Я почувствовал себя настоящим археологом. Жаль, что у меня нет шляпы Индианы Джонса, да и хлыст я последний раз видел еще у бабушки.

День только перевалил за обед, и казалось, что у меня еще масса времени. Теперь мне нужно было определиться с точным местом назначения, собраться и ехать навстречу приключениям.

Проблема в одном. Я уже бывал в том месте, где должен был находиться Старый Плёс, и ничего не видел. Ну как бывал – на самом деле я просто проплывал мимо. Четыре года назад мой брат задумал покорение Оредежа на пластиковых офисных бутылях из-под воды. Мы сделали плот и отправились вниз по течению. Прямо на плоту стояла палатка, мы пили пиво и прекрасно проводили время.

Так вот, то место, что было указано на старой карте, мы проплывали. И ничего похожего на заброшенный город не видели. Мы вообще останавливались у всех интересных мест по пути – старых и много лет не работающих мельниц и мостов. Такую замечательную вещь, как заброшенный город, мы просто не могли пропустить.

Я открыл страницу с картой, рядом положил тот же телефон с открытой гугл-картой. Вроде все сходилось: совпадение не идеальное, однако и поворот русла в этом месте, и все остальное было похоже. Я просто не знал, что и подумать. Ну и как мы могли пропустить этот город? Скорее по наитию я переключил отображение карты в спутниковый режим, присмотрелся и чуть не заорал от восторга.

Чем ближе к своему устью подходит Оредеж, тем больше он разливается, образуя по пути небольшие озера. Вот в этом месте зоркий спутник и углядел разделение русла реки надвое. И если раньше Старый Плёс стоял на основном русле, то теперь большая река ушла от него. Русло двинулось на запад, а остров, образовавшийся в течении Оредежа, своими деревьями надежно укрыл разрушенный город от таких раздолбаев, как мы.

Обиднее всего, что в этом месте как раз проходила граница одного спутникового прохода, и большая часть города оказалась почти неразличима – слишком плохое качество съемки. Я приближал и отдалял карту, но ничего, кроме размытых пятен наподобие города, так и не мог рассмотреть.

Хуже другое: дорога к этим местам в наше время подходит только с одной стороны. Подходы к Старому Плёсу со стороны суши надежно прикрывало огромное Мшинское болото. Пройти его полностью за день – задача более чем сложная, придется ночевать, а если брать в расчет дождливость лета, то вообще малореальная. С другой стороны, судя по карте, была грунтовка, почти подходящая к берегу. Если подъехать и взять бинокль, то можно увидеть город на том берегу. Или опять поросший лесом остров помешает?

Хотя я, по-моему, опять накручиваю лишнего и усложняю. Все гораздо проще – подъехать с удобного заезда, переплыть реку и осмотреть достопримечательности. Идеальное решение, мне просто нужна лодка.