Читать книгу Долгий путь к Причалу… - - Страница 31

Я буду сильной! Впереди:

Искать, найти и не сдаваться! —

И пусть преграды на пути —

Идти вперед и не сломаться!

Жестока правда – ты не мой,

Им никогда, похоже, не был.

Ты не хотел, но сделал боль…

Горел огонь – остался пепел.

Погасли свечи. Кончен бал.

Сценарий прост – срываем маски:

«Тебе я просто подыграл.

Настал конец красивой сказке.

В своих объятьях не тебя

Держал – ее все время видел.

Тебя хотел – ее любя,

Себя при этом ненавидел.

Твоя мне помощь не нужна.

Я сам себе такой не нужен.

Чужого не хочу тепла.

Мой мир на атомы разрушен»…

Не стоит дважды повторять.

Твержу, прекрасно понимая, —

Достоинство нельзя терять

Взамен весь мир приобретая.

Спасибо за твои слова.

Спасибо за урок и честность.

И пусть сегодня я слаба —

Но завтра всем назло – воскресну!

Тебе желаю быть добрей.

Ты не приемлешь равнодушья.

В водоворот своих страстей

Закручиваешь самых лучших.

Любимый мой, прощай, прости,

Что не она – я. Оплошала…

Не знаю, что там впереди,

Что позади, что помешало?

Мне больно. А тебе больней.

И у тебя на это право —

Казнить и миловать людей,

Коней менять на переправе.

Переждала… Перехотела…

Переболела до конца…

Прошли печальные недели,

Растянутые в месяца…

Прошла бредовая горячка

Причуд болезненных моих —

Так паруса впадают в спячку,

Когда шторм бешенный затих…

Я обессилила немного,

Отпив глоток твоей души.

Пристанище нашла не в Боге —

В полях седых, в лесной глуши.

Учусь тому, что могут дети —

Беспечно бегать и шутить,

Болтать о дождике, о лете.

Учусь спокойно, просто жить…

В «Истории моих болезней»

Закрылась новая графа.

Души страдающая бездна

Меня на дно не увлекла.

Наступит день – тебя я встречу

Без глупой дрожи, нервных спазм.

Спокойно, дружески отвечу

Прищуру жестких рыжих глаз…

В каком-нибудь кафе уютном

Мы будем долго говорить,

Но не удастся почему-то

Былую боль разбередить…

Лишь в тайниках души глубоких

Как залп в висок, как детский крик —

Любви непознанной высокий,

Короткий, бесконечный миг.

Лживым

        не верю словам!

Сколько

        ни произноси…

Судят,

         мой друг,

                  по делам,

Напрочь забыв:

                  «Не суди»…

Есть же и боли —

                   предел.

Есть же и скорби —

                   рубеж…

Не «возлюби»,

                 не «спаси», —

Просто живи —

                 тем утешь.

Прочь,

       тревоги и печали,

И душевный

                      непокой,

И бессонницы

                        ночами,

Ревность,

               злоба, —

                    все долой!

Все – к чертям!

              Шипы и розы!

Взгляд,

      нежнее райских нег!…

Отрыдала сердца осень.

Ночью выпал первый снег…

Я ушла от тебя навсегда:

Не пытайся назад вернуть.

Не выпытывай слово: «Да», —

У меня уже новый путь.

Наконец, как «здесь и теперь» —

Жить позволить себе смогла!

Я другая давно, поверь,

Не вернусь к тебе никогда!

Дорогой мой, меня прости,

Но былое— не ерунда.

По – хорошему отпусти.

По – плохому – уйду всегда…

Этот дом – дом не твой. Никогда

Не войдешь ты сюда – раз не звали.

Промелькнули былые года.

Все разрушили и потеряли…

Фотографии на стене

Смотрят жалостно и виновато,

Бледной памятью о тебе —

Незатейливой и неприглядной.

Все хорошее – впереди!

И тебе я желаю удачи

На твоем непонятном пути

И в свершеньях, которых не начал…

Я – пламя огня, вы – льдины.

Скучна беспорядочность дней.

Отшельницею в пустыне,

Живу посреди людей.

Что мне разговоры пустые?

Враждебна мне ваша злость.

Что мне ваши мысли простые,

Которые вижу насквозь?

Я – грешница, а вы – судьи?

А, может, наоборот?

Кто знает меня – тот любит,

Кто любит меня – поймет!

Весна наводит грусть…

И пусть!

Тщетою долгих снов

снегов,

Зимы расторгнут плен, —

взамен

Потоки грязных слез

и грез…

Но в мнимости потерь

не верь

И в суетность надежд —

там брешь…

И раннею весной

мечтой

Не обольщайся все ж…

Весной не майся – кайся,

не клянись,

Не зарекайся, —

лучше не тревожь

Привычный ритм, размер —

была ведь жизнь

И до весны —

и будет впредь —

так что ж?

Жить без иллюзий трудно,

но честней…

Обман вокруг,

зачем же лгать себе?

Не обойтись

без боли и потерь…

Приемли все,

не жалуясь Судьбе…

Весна наводит мысль:

«В чем смысл?»…

Вдумываюсь в ночь…

Вслушиваюсь в тишь.

Суетное – прочь!

В сто колокольцев ночь

Вызванивает: «Услышь!»

Вмалчиваюсь в даль,

Вглядываюсь в тень,

Влениваюсь в лень.

Благословен день,

Прожит – не возвратишь…

Клонюсь под звуками… Бреду…

Созвучья комьями глотаю…

На главное ответ найду:

Предчувствую – не понимаю…

А своды музыки растут,

Тяжелой красотою тлея, —

Меня торжественно гнетут,

А храм души моей светлеет.

Непостижимо глубока

Моя причастность к Откровенью.

И Бога узкая рука – как равному —

Мне для спасенья.

Светла, спокойна и чиста.

Все недоступное – открыто.

Гармония и Красота —

В божественном сиянье слиты.

Я стою у надгробья его…

В смерти он, как и в жизни – один.

Тишина – и вокруг – никого.

Позабытый, непонятый сын.

Сын России! Ее он бранил

За отсталость, бесцветность идей.

За отсутствие целей клеймил

Бесполезные жизни людей.

В Свете он «сумасшедшим» прослыл.

Всех смущал – в глаза трудно смотреть.

Никого никогда не любил.

Даже подпись – «Некрополис» – Смерть.

Дом на Ново – Басманной в Москве

Отгонял от себя светских крыс:

«Боже правый, проклятье пошли,

Порази – там присутствует Мысль!»

Умер он, когда теплый апрель

Землю к жизни иной пробудил.

Обливалась слезами капель,

В путь последний его проводив.

Одинокий, спокойный лежит

Под тяжелой чугунной плитой.

О, прохожий, прошу не спеши,

Сбавь свой шаг, хоть минуту постой!

Тишина и вокруг никого…

Только шепот листвы под ногой

Доверяет рассказ мне простой…

Или, может, то – голос его?

Шаманство это? Чародейство?

Сомнамбулический экстаз?

Что испытала я от «Действа» —

Со мной такое – в первый раз…

Был душен свет и свечи жгли,

И странно ворожило Слово…

Глаза пронзительные Йова

Печаль Земли в себе несли…

Монументальность серых рубищ…

Пот от лица до ног босых…

И страшная открытость судьбищ

Великих пращуров Руси…

Лампадный запах наползает

И пластику ломает рук…

А душу песни стон терзает —

Иль эта песня – сердца стук?

И вдохновение – до звона

В ушах. На сердце благодать…

Лишь нежность белая пионов

Восторг мой может передать…

Ясный взгляд доверчив и открыт —

Так глядят в бескрайнюю долину.

Так дитя на мать свою глядит…

Мнет в руках кусочек пластилина.

Вы простите, в этот ранний час

Утренних туманов и зевоты,

Я невольно оторвала Вас,

Мастер, от раздумий и работы.

Пробужденье глаз из-под очков…

Встал большой, поспешно пальцы вытер.

«Проходите. Очень рад. Бобров.

Кажется, я Вас когда-то видел».

В комнате уютно и тепло.

На стене трагические маски.

Пьем глотками мелкими ликер.

Растворяюсь в атмосфере сказки.

Запах масла голову кружит.

Напряженно всматриваюсь. Резко

Сдергивает ткань. Рука дрожит.

Падает под ноги занавеска.

Вздыбленный огромный серый конь

Рвется ввысь, струной натянут звонкой.

Сильною, не девичьей рукой

Взлет его сдержала амазонка.

Страстное красивое лицо.

Гневные полузакрыты очи.

Сжала в пальцах грубое копье.

Целится – попасть в кого-то хочет.

Я кричу: «Вы – гений, мастер, бис!!!

Так прекрасно передать движенье!»

Он в ответ: «Да так, пустяк, эскиз,

Знаете – игра воображенья.»

«Вот еще… а вот еще… и вот…» —

Он из шкафа старенького вынул

Полчище бесчисленных работ.

Рядом встал. Расправил плечи, спину.

Говорил красиво, горячо.

Снял очки. Рубил ладонью воздух.

Я молила: «Ну, еще, еще,» —

А себя кляла: «Сейчас бы розы!»

Перевел меня в соседний зал.

Нежен вдруг он стал лицом и светел.

С гордостью большою показал

Выставку: “ А это – мои дети!

Я при ЖЭКе здесь уж третий год.

Мы рисуем, мастерим и лепим.

Презабавный все-таки народ

И одни таланты – эти дети!»

Я смотрела в добрые глаза,

Улыбалась солнечной улыбке,

Думала: все, что ты рассказал —

Истинно. Нет, это не ошибка —

Вам певцу гармонии, любви

Имя уготовано на вечность!

Кланяюсь Вам в пояс до земли

За талант, добро и Человечность.

Я так стихи рождаю, как женщина – дитя.

Внезапно понимаю, что я – уже не я —

А боль и муки мысли, летящей в пустоте,

Которая стремится излиться на листе.

Рывок – и появились те главные слова:

Они – есть суть творенья, они есть – голова.

За ними уж невольно несется цепь других,

Которые есть – тело. И появился стих!

Усталость и разбитость в душе и теле, но

Есть жизнь! И муки боли, что пережил – ничто,

В сравненье с этим счастьем – узреть свое дите,

В блаженство погружаясь, себе сказать – ну, все!

И к миру возвращаясь, почувствовать себя…

Я так в стихи врождаюсь, как женщина – в дитя.

Зима в Москве! Румяные мадонны

Торопятся, закутавшись в меха.

Задорная лукавость взглядов томных

И мерность в гарцеванье каблука.

Ударили крещенские морозы,

Жестокостью своей ошеломив.

И от мороза выступили слезы

У всех прохожих и у постовых…

В Крещение берет такая одурь,

Мерещится такая ерунда —

Что ежится насквозь продрогший Гоголь

Под бронзовой шинелью в кромке льда…

Пишу затем, чтоб вытащить себя

Из собственного «эго» заточенья.

Лишь Творчества нелегкая стезя

Полна Любви и тайного значенья.

Сквозь суетные будни Бытия,

Сквозь топи болтовни и толстосумства,

Веди меня, Поэзия моя —

Религия моя, мое безумство!

—

Вкусивший Рай – да не познает Ад.

Любовь вкусивший – расставанья яд.

Творца, спаси Господь от тех преград,

Которые бездействие сулят

Вкусивший Ад – очистится в Раю.

Дар за разлуку – нежное «люблю».

А за бездействие расплаты нет страшней,

Чем голос совести измученной своей.

Миновала знакомую арку

И пылающий куст георгин…

В глубине опустевшего парка

На скамье, как всегда, Вы – один.

После спора с собой осторожно

Я на цыпочках к Вам подхожу.

Как всегда вздрогнет голос мой: «Можно?»

Равнодушное: «Да. Ухожу».

Удаляетесь, глядя под ноги,

Оставляя следы на песке.

Кто Вы, рыцарь печальный, далекий,

Почему в безысходной тоске?

Ветер крепче сжимает объятья,

Дождь холодный меня не щадит.

И для Вас ночью сшитое платье,

Серой тряпкой уныло висит.

На глазах моих слезы – не дождик,

Отражается горе в пруду…

Но шепчу как в бреду я: «Ну, можно

Завтра снова я к Вам подойду?»

—

А куст багряной мальвы

Зажегся и …увял.

Тебя, любимый, славлю,

Покинувший меня.

В платок закутав плечи,

Смежив ресницы глаз,

Я вспоминала вечер,

Тебя, предавший нас.

Любовь твоя – куст мальвы,

Пылка, но – не долга…

Но я тебя прощаю,

Отвергнувший меня.

И свой наряд венчальный

Запру на сто замков.

На небе, пусть случайно,

Меня ты встретишь вновь.

Там Бог соединит нас,

Ликуя и любя…

Я славлю, милый, славлю,

Ушедшего тебя!

—

Я не спала, я думала о нем.

Не грел камин и не горели свечи.

И комната, знакомая нам днем,

Была чужой в холодный хмурый вечер.

За окнами вздыхал наш старый сад.

Ложились грустно листья на дорогу.

Я вспоминала равнодушный взгляд —

Терзала руки и молилась Богу.

—

Прости, я все-таки приду,

Такой счастливой – до бессилья,

К руке устало припаду

И захлебнусь в ночной трясине.

Мне не искать других утех —

Лишь целовать твои ресницы,

И слышать напряженный смех,

И верить – что все это – снится…

С тобой мы так привычно далеки…

Другим улыбки, но тебе – мечты.

Тебе – душа. Другим – рука и губы.

Другим слова. Но лишь тебе – стихи…

А что влечет к тебе – не знаю.

Наверное – созвездье Льва…

Соцветья слов перебираю:

Идет незримая игра.

Доверие держу в ладошке:

Возьмешь его – оно твое…

Я все же – мартовская кошка,

А на дворе сейчас тепло.

Зима как будто ошалела:

Снегов гробница ей тесна!

Ей до приличий мало дела —

И на душе ее – весна!

Не верится, что скоро Пасха…

Пройду через народа лес.

В твоих глазах тоска и ласка…

Я прошепчу: «Христос воскрес!»

Под колокольный звон я с силой

К губам порывисто прильну

И зашепчу: «Мой милый, милый,

Ты видишь, как тебя люблю?»

Что мне твой удивленный возглас