Читать книгу Сталкер. Рагна́рёк районного масштаба - - Страница 4

– Просыпайся, просыпайся…

Зачем? Снова встает вопрос, и снова я знаю ответ, через минуту я буду готов к действию. Так было всегда. И так будет всегда, ведь Выброс закончился, а значит, надо гнать в Зону. Ведь после Выброса старые аномалии в большинстве своем пропадают, оставляя иногда после себя артефакты, а новые порождения не пойми чего появляются. Вообще аномальный пейзаж меняется, и надо в большинстве случаев составлять новые карты. Я хоть с зольдатами и повздорил, но прямые мои и Борюсика как военсталов обязанности остались. Иногда служить Родине. Но самое главное – вдруг на артефактное поле или Поле чудес тропа откроется? Мы понимали, что этого никогда не будет. Но верить же можно. Ведь есть в Зоне чудики, верящие, что в четвертом энергоблоке стоит кристалл, который исполняет желания! Вот и у нас была своя шизоидная, но приятная мечта.

– Ну как, оклемался, дятел-путешественник? – вопрос бы адресован спасенному товарищу. Морда у него была на удивление свежая, хотя по иногда проскакивающим гримасам было понятно, что ему больно двигаться.

– Да вроде оживаю. Знаешь, Тень, если честно, то херня какая-то происходит. Вот когда на меня кровосос накинулся, он убивать меня не хотел. А как будто поговорить, что ли, пытался.

– Как это? – Франц возился у печурки, разогревая чайничек, и готовился сварить кофе. Да, мы в своей норе жили прекрасно, как дома. Нам не было надобности жрать сухпайки или консервы. Франц хорошо готовил, а главное, любил. И мы ели как люди, а не как общезональные сталкеры. Не разносолы, конечно, но…

– Да вот так, он прыгнул сзади, – Борюсик стал изображать, и сразу стало ясно: актер он говно. – Обхватил меня и повалил на землю, я его смог только ножом в ногу ужалить, а он скрутил меня как котенка и, уперевшись в спину коленом, стал мне своими вонючими усами затылок щекотать. – Его аж передернуло от воспоминаний.

– Он просто хотел на тебе жениться, совсем зверюга изголодалась.

– Дурак ты, Тень, и мысли у тебя только в одну сторону текут. – Франц снял с буржуйки котелок, из которого распространялся чарующий аромат свежего кофе. И стал разливать божественный напиток по фарфоровым чашечкам.

– Сами вы извращенцы.

Сервиз кофейный был найден в нашем же бункере во время ревизии, а еще столовый на двенадцать персон и столовое серебро.

– Вам только ржать, а он не сожрал меня! – Борюсик, когда начинал злиться или нервничать, слова повторял по два раза. – Он не сожрал меня! А хотел что-то сказать!

– Да поняли, он тебя не съел, и что? Может, сыт уже был? – я подошел к столу, взял чашечку, пригубил и почувствовал, как разум фокусируется на реальности. – И вообще, с чего ты решил, что он хотел с тобой разговаривать?

– Да с того! – Борюсик стоял с обнаженным торсом и демонстрировал нам свое мускулистое, но сильно помятое – как годами, так и кровососом – тело. – Глядите, как эта скотина меня отметелила! Но не убила и даже костей не сломала! Он мне в ухо бурчал что-то!

Я только открыл было рот, чтобы отправить в воздух очередную порцию скабрезных шуток, как Франц поднял руку.

– Тень, даже не комментируй, – он тоже пил кофе и косился на нашего лихого друга. – Вообще странно, сколько Зону топчу, а о таком впервые слышу. Ну то, что Болотного Доктора ни один мутант не трогает, все знают. Он, по слухам, с ними даже разговаривает и понимает, что они ему говорят. Но чтобы кровосос-переросток консерву ходячую не сожрал, фактически завалив! Нонсенс.

– Ну нонсенс не нонсенс, а факт есть факт, – выдал глубокомысленно я, еле сдерживаясь.

– Да-да, нонсенс! Он говорить со мной пытался! – уже понимая, что не достучится до нашего еще не проснувшегося разума, выкрикнул помятый друг. – Он предупредить хотел!

– О чем? – Франц посмотрел на меня. – Тень, ты хоть что-то понимаешь?

– Я, честно, нет, но не верить другу глупо. Вот если бы Борюсик рассказывал, что артефакт размером с колесо от БелАЗа нашел, – это да, как всегда гонит, а так…

– Ладно, разберемся, надо порядок наводить и карту аномалий составлять. – Франц стал собираться в недалекий путь. – Борюсик, жри быстрее и двинули, пока новые ходоки наш огород не выдергали.

Вообще ходоки, как я уже говорил, появлялись не часто, но появлялись. Они прорывались к АЭС – к исполнителю желаний, ну а попутно еще и наши скудные артефактики собирали. Понятно было, что они не вернутся с другой стороны Ужа, но все равно и хабар ведь там же оставался. К тому же нам, штатским, фактически на службе Родине, правда хрен поймешь какой, надо было выйти в эфир раньше армейцев с блокпоста Дитятки. Иначе западло получится. Ведь как ни крути, а существовало некое соцсоревнование между хохлами, москалями и бульбашами, кто круче и кому ооновское бабло нужнее.

Выход открывал я – полязгав засовами и запорами, оттолкнул тяжелую створку. Если бы не система противовесов, сделанная нашим швейцарским гвардейцем, хрен бы дверь вообще можно было открыть. Ведь ее толщина была почти сантиметр стали, не считая тридцатисантиметрового слоя живого дерна. Он надежно маскировал вход. Франц вообще много знал о маскировке и говорил, что на его далекой родине превеликое количество бункеров в горах спрятано. И иногда можно пройти мимо и не понять, что рядом с тобой целый город живет в толще скалы.

Погодка была потрясающая! Низкие тучки терлись своими пузиками о макушки чахлых сосенок и березок. Ветерок шелестел пожухлой травой, воздух был свеж и чист. А какая была тишина! Хотя в Зоне всегда достаточно тихо, но после Выброса она особенная, аж жить не хочется. Потянувшись и похлопав себя по плечам, дабы разогнать еще оставшуюся сонливость, я потрусил к берегу. Кстати, наша часть Зоны была особенная: если мутанты еще изредка за речку Припять и залезали, то аномалии были редкостью. Я даже больше скажу! У нас иногда и птички пели настоящие! Чувство тревоги пришло одновременно с очень мощным ударом в грудь, аж дыханье сбилось. Туша не менее восьмидесяти кило с ревом топтала меня и пыталась дотянуться до моего лица. Пасть с огромными клыками лязгала у самого лица. Я, изо всех сил вцепившись в шкуру, пытался спихнуть тварь, но силы были не равны. Это был чернобыльский пес, мощный молодой самец. Эти зверьки обладают телепатическими возможностями, правда на зачаточном уровне, но этого вполне хватает. Они могут понять, что ты в них собираешься выстрелить, и, немного увернувшись, избежать попадания. Они могут становиться незаметными, попросту говоря, отводить глаза, а еще они умеют управлять стаей слепых псов и направлять их на цель, при этом оставаясь вне зоны поражения. Хотя все эти знания улетучиваются из башки, когда сей магический песик тебя атакует. Я из последних сил боролся, понимая, что простых человеческих сил не хватит, чтобы одолеть мутанта.

– Кусок, скотина сдуревшая, отвали! – я пытался оттолкнуть клыкастую харю, а он пытался меня зализать до смерти огромным шершавым языком. – Ну здравствуй, здравствуй, вонючка чернобыльская, ну все, отвали. Отвали!

Но куда там, пока его не поцелуешь по-настоящему в грязную башку, покрытую жестким дурно пахнущим мехом, он не угомонится. Это у него с детства, когда я его щенком подобрал в районе деревеньки Ямполь. Военные сталкеры из Дитяток уничтожили целое гнездо чернобыльцев, а будущий Кусок смог спрятаться. Так я его и нашел – маленького, слепого, жутко вонючего. Он жался к мертвой матери. Борюсик сначала хотел его убить, потом продать, потом получил пинка от Франца и заткнулся. Но вот что удивительно: в руки он дался только мне. После этого начался длительный процесс под названием «сделай из мутанта человека», то есть воспитание собаки, Макаренко бы прослезился. Мы с Куском и ходили вместе, и ели из одной миски, этот гад иногда умудрялся ночью залезать ко мне в спальник, ну, правда, когда был совсем маленьким. Потом я стал понимать его! Он мне на своей пси-волне говорил о своих желаниях, примитивно, но понятно, и мои команды понимал. А отдавал я их молча, ну в смысле мысленно. Когда же он подрос и превратился в огромную злую скотину, у которой вместо милой щенячьей морды – пасть, утыканная зубами, словно частоколом, он отправился гулять сам по себе. Шлялся с месяц, мы даже ждать перестали, думали, все, а потом он вернулся и остался. Единственное, он ночью всегда уходил, а перед Выбросом так вообще за полдня сваливал. Кстати, так мы Выброс и определяли.

– Все, отвали! Отвали! Я и так весь, как твои гнилые родственники, грязный!

– Тень, а он тебя спас. – Франц стоял и задумчиво смотрел на тропу, ведущую к лодочной баррикаде. Там красовалась молодая, но уже сильная «Воронка».

– Лох ты, Тень, еще бы шаг – и все, соскребали бы потом тебя с окрестных кустов. Скажи спасибо Куску.

– Спасибо, Кусок, – и я его поцеловал, и было за что. Повторюсь, аномалий на нашем берегу практически не было со дня появления Зоны, вот так. Непозволительно расслабился. – Ага… Франц, гони в бункер, свяжись со своими, узнай новости. Борюсик, Куска покорми и собирай все снаряжение для долгого выхода.

– Ну я же спрашивал – вы его кормили? – занудил он, но поплелся назад.

– Кусок, чеши домой, поешь и возвращайся. – Пес посмотрел на меня, и в голове сложилась какая-то фраза из длинных непонятных звуков, но последним было «спасибо». Вообще, Кусок мог посылать картинки, но он же был не человеком, поэтому посылал непонятные, как правило, звуки.

На берегу я остался один. От нашей бухты открывался неплохой вид. Налево за поворотом – огромное Киевское водохранилище, постоянно патрулируемое катерами Содружества (говорят, у них и подводные лодочки имеются). Ну а направо – вдали труба АЭС. Ровно напротив – красивый, но унылый берег Припяти. В общем, санаторий ЦК партии УССР, а не схрон. Вот только эту идиллию нарушала целая стена аномалий, все тех же «Воронок», которые ровным строем перекрывали не самую узкую речушку. В хороводе гравитационной карусели вертелись брызги воды, палки, ветки, а в одной – явно ошметки какого-то живого водного гада. Франц вернулся и тоже уставился на зрелище, доселе невиданное.

– И что нам с этим теперь делать? – Если честно, то реально я был в шоке, ведь стена не заканчивалась на берегу, а уходила в лес.

– Тень, жопа.

– На себя, Франц, посмотри.

– Я не о тебе, – швейцарец был озадачен. – С Гдени передали, что, во-первых, Зона расширилась, а во-вторых, они все, военные, по периметру отрезаны от Зоны.

– Ты хочешь сказать, что Зона сама себя забором из аномалий от мира людей отгородила? – Если честно, я не верил.

– Да, именно так, можно только с воздуха. Ну а так как мы с этой стороны единственные подотчетные типа кому-то, нас очень мягко, но настойчиво попросили углубиться в Зону и разведать обстановку.

– Ага, ща! На сапогов спину гнуть? Ты же знаешь, что нам по хрену их просьбы.

– Они обещали, что забудут про тушенку-обсеренку. – Франц молча стоял и ждал, ему вообще всегда было наплевать, что я решу. Решу – значит, так надо. Не напарник, а золото.

– Ладно, горный брат, к бою.

К нему, родимому, мы были полностью готовы через пятнадцать минут. На песчаном берегу стояли образчики украино-белорусских партизан. Долговские комбезы ПСЗ-9Мд со срезанными шевронами – это была наша особенная гордость. Может, они и уступали научной амуниции, но были значительно практичней, да и вообще черный цвет вызывал уважение у многих бродяг Зоны. К тому же в эти костюмчики были уже вмонтированы дыхательные приборы замкнутого цикла. В общем, как ни посмотри, а вполне обычные, правда, совсем не бедные сталкеры. Вот только оружие! Оно было, мягко говоря, не совсем привычное для здешних мест. Кстати, из-за него нас прозвали «партизаны хреновы». Новенькие, ну насколько могут быть новенькими пистолеты, пулеметы конструкции Шпагина, они же ППШ. Да, кто-то скажет, они тяжелые, неудобные, стрелять из них сложно. Да, не спорю! Но! Столько пуль выплюнуть зараз, да к тому же на халяву? Это, я думаю, многих удовлетворит, да и, чего греха таить, элемент легкого понта также присутствовал. Одним словом, мы чертовски великолепны. Правда, Борюсик, в силу своей непереубеждаемости, присобачил коллиматор. Ну да бог с ним. А вот Франц, в силу своей недетской силы, ничего не стал присобачивать, таскал прикрученный к рюкзаку свой старенький СИГ-550 и был этим очень доволен.

– Ну что, боевые мои товарищи, – я постарался придать как можно больше торжественности голосу. – Други мои, в нелегкий час для Отечества мы выдвигаемся на последний рубеж, где предстоит нам вести неравный бой с мутантами…

На слове «мутантами» Кусок очень громко испортил воздух и с щенячьим восторгом упрыгал в кусты.

– Я так понимаю, это был сигнал к выступлению? – хохоча в полный голос, спросил Франц и не спеша двинул в сторону наших драккаров. Вот так, с виду абсолютно невоспитанный поступок гнусной собаки, а настроение улучшилось.

План действий был прост: меня с Куском должны были десантировать на границу аномального забора, а сами бравые товарищи собирались высадиться у любимых нами Плютовищ, спрятать лодку и двинуться по дороге мне навстречу. Правда, решить было проще, чем сделать: аномальный забор начинал засасывать уже метров с сорока. Хотя обычно действовать «Воронка» начинала на пятнадцати, максимум двадцати метрах, и то такие гиганты встречались крайне редко. А тут словно туча бешеных миксеров перемалывала воды несчастной, замученной речушки Припяти. Экскурсия выдалась короткой, но мокрой. Противоположный бережок встретил меня все теми же сосенками. К тому же местами начинал попадаться и жгучий пух. Пух – это вещь в принципе безобидная и даже в чем-то красивая, ну если его не трогать и не ломиться кабаном подстреленным через него. Мимо тихо пройдешь – и все в порядке, а сунешься – он в тебя спорами плюнет, и кранты: ты весь в дырочку. Незащищенную кожу прожигает лучше серной кислоты.

– Слушай, Тень, – Франц, будто бы поправляя рюкзак, зашептал мне на ухо, – ты же с Куском общаешься, а почему кровососы не могут разговаривать? Кусок зверь, а вурдалак как-никак человеческого роду-племени! Ну с виду, по крайней мере?

– Есть зерно истины, сын мой, но …

– Вот и но! – Франц оттолкнул лодку и уже громче добавил: – Встретимся на большой дороге, бледнолицый брат. – Борюсик тоже помахал рукой и с детским счастьем на лице прибавил газа. Вода и скорость его всегда манили и радовали. Ну и деньги, конечно.

Кусок стоял на берегу и провожал наших друзей взглядом своих очень злобных маленьких глазок. Вот сколько с ним живу, а все никак не могу привыкнуть к его взгляду. Иногда кажется, что он все знает, но говорить не хочет. Иной раз сидит нас слушает, посмотришь на него, и… Человек, только на собаку похож.

– Ну, двинули, порождение Зоны? И давай без фокусов, аномалию обрисовывать по-вашему, по-собачьи, а не по-нашему, по-человечьи. А то, пока я мозгом допру, что ты мне в голову вкладываешь, сто раз на части разорвет или изжарит. Понял?

В мозгу сразу всплыла какая-то хрень, состоящая из цветовых пятен, перетекающих в аномальные завихрения, а завихрения в мой портрет. В конце мыслеграммы появилось вполне понятное «Понял».

– Кусок, гад! Хвостом вильни! Хватит болтать!

Псина, жизнерадостно завиляв своим полуоблезлым хвостиком, поскакала вверх на берег, ну а я потопал за своим проводником. Мы всегда так общались, немного не…, как бы это сказать, не интеллигентно. Но он понимал, что я это любя, а не со зла. Да и вообще, если учесть, сколько раз меня спасала эта псина, вы бы поняли, что между нами нет непонимания и обижаться нет смысла. Мы же интеллигентные «люди»! Меня и Тенью прозвали из-за Куска: я всегда мог пройти быстро там, где нормальный сталкер должен был болтики кидать и границы аномалий определять часами, а я след в след за собачкой. Но самое неоценимое было то, что Мухтар мой слепых псов отгонял на раз-два-три. А с сородичами своими умел договариваться. Правда, остальная флора и фауна была опасна, но наличие карманного чернобыльца рядом со мной заставляло их сто раз подумать, прежде чем нападать. Единственные, кто забивал болт на собачку, так это кровососы. Оно и понятно, они здоровые, сильные и жрать всегда хотят. Что касаемо других жителей Зоны, типа контролеров или химер, я не знаю, ибо ни разу не видел, Черный сталкер хранил. Хотя, если честно, чего уж греха таить, в баре набухавшись, молодым дояркам такое рассказывал, аж утром стыдно становилось. Хотя, потрогав молодое упругое девичье тело, сопящее рядом, становилось все по хрену.

Кстати, первая встреча, когда я понял, насколько чернобылец – это круто, произошла на день рождения Куска, ему исполнился год. О том, что я приручил мутанта, слухи поползли сразу, как только прознали, что я его не грохнул, а пригрел. Сначала сталкеры и военсталы хотели сами его порешить, но заступился работодатель. Он обозвал наше совместное проживание научным экспериментом по «адаптации фауны Зоны к человеческим нуждам» и выписал нужные документы. Вплоть до того, что я мог перевозить свою собачку за счет государства в любую часть Зоны отчуждения для и во благо науки. Единственный косяк – мне надо было раз в месяц писать отчет и показывать его научникам на базе в Дитятках. Но, по правде, плюсов было больше. И главный – свобода передвижения. Всем известно, что мутанты не живут вне Зоны. Без подпитки аномальной энергией они помирают достаточно быстро. В течение суток превращаются в шмат быстро гниющего мяса. Поэтому объездные дороги, по которым быстрее, были не для нас, и мы путешествовали по демаркационной линии, где носятся миротворческие бэтээры, четко вдоль всего периметра. Дорога говно, зато на колесах.

Отметившись на Дитятках, сдав анализы, мы вдвоем под бдительно наведенными на нас стволами станковых пулеметов покинули научников. До нашего транспорта домой было еще часов пять, и я решил прошвырнуться, посталкерить, так сказать. Пробираясь между полуразрушенными халупами мимо покосившихся палисадников и сараев, боковым зрением уловил движение. Оно было неуловимое, резкое. Я замер, наведя ствол автомата. Кусок беззаботно плюхнулся задницей в лужу и принялся, как всегда, чесаться, своим ворчанием и возней заглушая все звуки. И что самое неприятное, мысленно доораться до него у меня не получалось! И именно в тот момент, когда я на него отвлекся, чтобы цыкнуть, меня атаковали. Сначала воздух сгустился, приобретая очертания человеческой фигуры в плаще, – я, влекомый инстинктом самосохранения, шарахнулся назад, уворачиваясь. Мимо моей шеи, рассекая воздух, пролетела гипертрофированная конечность. И обостренное мировосприятие за долю секунды выдало в мозг две крайне неприятные вещи. Первая – мне писец, а вторая – Излома просто так не завалишь. И то и другое было истиной. Излом – редкостная тварюга, редкая и опасная. Ничего не боится, отличить его от человека практически невозможно. Он выглядит как немолодой сталкер, потрепанный Зоной. Единственное, одну руку вечно прячет. Так как это вовсе и не рука, а огромная костяная коса. Он мерзавец и трется около обычных людей, чтобы жрать молодых, неопытных.

Повалившись на спину, я перекатился и попытался достать его короткими очередями, но куда там! Следующий взмах – и мой верный ППШ, кувыркаясь, отлетает в сторону. И вот тут вступил в дело чернобылец. Вот только-только он сидел и выгрызал насекомых с задницы, а вот уже вокруг человекоподобного монстра носятся фантомные Куски, нанося ему страшнейшие укусы. Представьте себе атаку коровы пираньями, только пираньи размером с хорошего хряка. Представили? Кровища и ошметки брезентового плаща летели в разные стороны. В воздухе то взлетала, то стремительно опадала боевая конечность Излома. Но тщетно жало искало цели, каждый раз оно с неимоверной силищей втыкалось в старую дорогу, а в какой-то момент раздался сначала хруст, а затем дикий, холодящий душу вой. Все кончилось так же внезапно, как и началось. Картина маслом. Я задницей в грязи, рядом Кусок брезгливо обнюхивает останки, и хмурое свинцовое небо Зоны. Романтика.

– Ну ты, блин, дал стране угля… песик.

В голову пришли какие-то картинки, и самой явной было что-то типа того, а можно я его съем.

– Кусок, фу! – Волна омерзения прокатилась по телу.– Я тебе ща тушеночки открою.

Кусок демонстративно задрал лапу и полил место схватки. Я трясущимися руками открывал банку.

Пока победитель жевал жестянку целиком – как я понял, так ему больше нравится, – я осматривал Излома, или теперь вернее его называть Изжова. От него осталось мало чего. Но вот боевая коса! Откушена она была практически у плеча! Это действительно была рука! Локоть, кисть, пальцы и ногти. Единственное, пальцы срослись и вытянулись вместе с кистью, ногти превратились в костный монолит, сужающийся к началу. В длину оружие мутанта было около полутора метров. Достав тряпку из рюкзака и напялив высоковольтную резиновую перчатку, я поднял конечность. Легкая оказалась, зараза, но не это меня удивило. Плоти не было, фактура напоминала слоновую кость или пластик.

– Что, кобелек, пожрал? – Застрявшая на клыке жестяная плюха не хотела покидать пасть собаки, да Кусок и не стремился ее выплюнуть. Он кивнул и потрусил назад. – Эй, гаденыш! Я даже не успел сказать, куда идем!

Он остановился, посмотрел в глаза, и опять в сознании мелькнула картинка. На ней был бункер Дитятки. В тот день мы дождались транспорта благополучно и вернулись домой, а еще я очень удачно впарил трофей ученым. Оказалось, что конечность Излома – это самый ценный биологический трофей. Одна коса равна пятидесяти щупальцам кровососа по стоимости. Я был богат, счастлив и крут. Специально купил Куску ящик тушенки, и он всю ночь на улице плющил своими челюстями банки, выдавливая из них мясо.

***

Воспоминания, воспоминания… Они как рыбки в мутной воде твоего сознания. Выскакивают на поверхность, и ты их рассматриваешь. Есть прекрасные золотые, а есть маленькие и серенькие, есть отвратительные уроды. И вот что паскудно, ты не знаешь, когда какая выплывет, а когда хочешь увидеть золотую, не факт, что ее сразу отловишь. Я шел вдоль аномального забора, погруженный в свои мысли, близко к нему не подходил, но и из поля зрения не выпускал. Хотя как его вообще выпустишь? Он урчал, шуршал и постреливал электричеством. Иногда аномалии гравитационного свойства все-таки побеждали какое-нибудь дерево и затягивали в себя с неимоверным грохотом и треском. Одним словом, обычная Зона. Кусок семенил впереди, периодически описывая, именно описывая, а не метя, понравившиеся ему столбы. Оно и понятно, кроме него и военных сталкеров, тут не было никого главнее. Чем мне нравилась эта часть Зоны – тут было как дома, в средней полосе России. Хвойные деревья перемежались с лиственными, мягкая травка застилала землю. Одним словом, красота и порядок, если бы на деревьях были листья зеленые, а трава не сопрела лет дцать назад. Время в Зоне остановилось, это факт.

Семнадцатый

Тому, кто в Зону ходит, будильник не нужен: сон как бы выключается в тот момент, когда надо. Ты открываешь глаза, и все. Надо встать в пять – проснешься в пять, в шесть – значит, в шесть. Почему так происходит, даже ученые не знают. Вот и сегодня: чик, и как рукой сняло. Надо собираться и выдвигаться. Бойцы вставали молча. Каждый распаковывал сухпаек, зажигал спиртовку. Пока грелись каши, упаковывались спальники, проверялось оружие, экипировка. Так же молча ели, а к чему болтовня. Скоро выход в Зону после Выброса. А после этого катаклизма местного разлива менялось все. Аномалии сдвигались, мутанты мигрировали. Старые карты проходов и троп можно было выкидывать и составлять новые.

– Слушай команду! – Василий встал, затоптал недогоревшую таблетку спирта. – Точка движения известна, инструктировать нет смысла, вы не маленькие. – Он обвел взглядом хмурые лица, и на душе сразу потеплело. – Предельное внимание, в Зоне творится что-то недоброе и странное. Ясно? Ну что же, в путь.

– А бывало как-то иначе? – Бес накинул рюкзак, попрыгал, проверяя, не звенит ли в карманах мелочевка. Подтянул пару ремней и, передернув затвор, махнул рукой. – Поехали.

Якут навалился на засовы и с натугой отодвинул стальную дверь. Первым, как кот, выскользнул Веселый. Семнадцатый всегда повторял их имена про себя перед выходом на задание. Некая перекличка, или обряд, или молитва. Бес, Стас, Егерь. Люди становились тенями, сливаясь с пейзажем, вживаясь в серую действительность. Седой, Якут. Командир был спокоен за бойцов, он ходил с ними на операции еще на Кавказе и на Балканах. До Зоны на нормальной войне, насколько война вообще может быть нормальной, они сегодняшним составом выполняли свой долг в Македонии, когда албанские боевики решили до кучи отгрызть часть государства и присоединить его к Косово. Но тогда Россия даже не дала надежды на развитие сербского сценария. За неделю мятежные районы были зачищены от шушеры, и тогда он даже не сомневался в успехе. Вот и сегодня он был уверен в них, но какая-то неопределенность, предчувствие поселились на окраине сознания и мелкой мошкой зудели, не давая полностью собраться. Усилием воли он ее прихлопнул, вдохнул полной грудью сырой, пахнущий вечным увяданием воздух Зоны и шагнул.

Первый выстрел он услышал, поднимаясь по лестнице из подвала. Дальше – больше. Работу «Грозы» ни с чем не спутаешь: длинные очереди по площадям, – а вот ответных выстрелов было не слышно. Он взбежал по пролету, пригнулся и, прижавшись спиной к стене, осмотрелся.

– Бес, докладывай. – Бес был бледен. – Что здесь происходит?

– Вася… – На лице бойца была растерянность. – Веселого прямо в голову из «Гаусса». Он даже дернуться не успел. Стас стал садить по водокачке, откуда стреляли, я видел, он попал. Точно попал, в яблочко. Тот клоун так дергался, что… что…

– Ты что, ополоумел! Докладывай! – Семнадцатый не мог поверить, что проверенный боец вот так просто расстался с жизнью… Друг погиб!

– В общем, он дрыгался, дрыгался, а как Стас перестал стрелять, он руку с «Гауссом» поднял и Стаса на две части развалил… все. Остальные держат круговую. Но никого больше нет, никто не атакует!

Для эмоций не было времени. Все потом. Сначала враг, а потом вечная память. Он бросил быстрый взгляд на водонапорную башню, попутно подметил, что воронье вьется очень высоко. Это значило, что в данном районе слишком много вооруженного люда.

– Великолепно, кто хоть стрелял? Бродяга или… – Вариантов было мало. «Гаусс» – это фирменный стиль сектантов из «Монолита». «Гаусс» вещь очень дорогая и тяжелая. К тому же электропитание нужно, а в Зоне с батарейками плохо. Правда, эти упыри приспособили силу артефактов, и их «Гаусс» стал вечным, только пульки запихивай. Одна беда, заряжается пушка долго. Один выстрел, и секунд двадцать-тридцать надо ждать.

– Не знаю, он спрыгнул и ушел.

– Бес, ты в подвале газа нанюхался? То его пули не берут, то он спрыгнул с десятиметровой высоты, ноги не сломал и ушел. Он в лепешку должен был превратиться!!! Ладно, давай по позициям.

Картина, представшая перед глазами, просто повергла в шок. Посреди выхода из дома в огромной кровавой луже лежало тело без головы. В пяти метрах на улице валялись ноги, в то время как тело Стаса стояло обрубком на земле. Голова свисла на грудь, левая рука упиралась в землю, а правая крепко стискивала пулемет, лежавший рядом.

– Егерь, докладывай. – Егерь выглядел не лучше Беса. Стас был его другом. Они вместе из московской учебки пришли в отряд, да и призывались из одного района.

– Тишина. Этаж держим, периметр просматривается. Но никого нет. Да и этого гада не было, когда мы вышли и рассредоточились. Он как черт из табакерки… и с первого выстрела… Семнадцатый, наладонник проверили, живых не было на улице, да и мертвых тоже. Мы же инструкции знаем, не первый день.

Командир бросил короткий взгляд на КАПКА, датчики жизненных форм сканировали пространство, но кругом царила «тишина». Только две серых точки рядом говорили, что две биологически активных особи перешли в другую стадию.

– Ясно, – он нажал тангенту на рации. – Седой, прием.

Сначала гарнитура потрескивала, а потом послышался голос, тихий, вкрадчивый, бесцветный. Он был монотонным, и голос этот был не Седого.

– Идите ко мне, я тот, кому поклоняются тысячи, я тот, кто приведет вас к заветной цели. К тому, ради чего затевалась, создавалась Зона. – Вдалеке послышались шаги, тяжелые армейские ботинки давили осыпавшуюся штукатурку и мелкий мусор. В дверном проеме мелькнул Седой, он тащил «Грозу» за ремень и двигался медленно, больше всего напоминая зомби, живых мертвецов, которые в огромном количестве водятся ближе к Припяти. Семнадцатый даже не успел среагировать, как Егерь последовал за ним, резким движением перемахнул подоконник. В голове мелькнула мысль: контролер, сука, резвится, но почему он ничего чувствует? Он уже сталкивался с этим мутантом между Янтарем и Дикими территориями. И тогда накрыло всех, а сейчас… Кто-то крепко схватил его за плечо. Отработанным рефлекторным движением он сместился, готовясь к атаке, и увидел Беса.

– Вася… Я не могу… – Глаза потухли, рука разжалась, и Бес стал двигаться к двери. Подсечка под ноги, захват руки, удар в челюсть, нокаут. Бес не шевелился, глаза закатились, дыхание слабое. Далее думать времени уже не было. Он один не находится под ментальным ударом. А значит, есть шанс победить.

На площадке перед зданием, покачиваясь, стояли все его бойцы. Егерь, Седой, Якут. Рваться к ним опасно, надо найти псионика хренова, прострелить ему башку, а потом, может, и повезет. Если контролер не мегакукловод, а начинающий, мозги парням еще восстановить можно. Но если сильный… Итак, где этот выродок сидит? Мутант должен видеть жертву, тогда контакт и захват необратим. Черт, он совсем забыл про гарнитуру и голос! Прислушался – тишина. Нет, это не контролер, они не говорят. Тогда что это?

Ответ пришел быстро. В виде монолитовского отряда, состоящего из ходячих танков. Человек десять в экзоскелетах вышли из-за вагонов. Развернувшись цепью, они сразу открыли заградительный огонь по окнам, где прятался Семнадцатый. Кирпичная крошка вперемешку с пылью посыпалась на голову. Пули, с визгом врываясь в окна, стремились разрушить то, что не уничтожило время. Рикошеты с фырчаньем отпрыгивали от стен и потолка. Василий, пригнувшись, бросился к Бесу, который продолжал лежать без сознания. Зацепив его за ремни разгруза, стал подтаскивать к себе. Единственное спасение было в соседней комнате или подвале. Подвал не вариант, это западня, а комната? Комната лучше, там есть выходы к городу и в сторону железки. Но как же ребята! Он отпустил Беса, пополз обратно. Плотность огня снизилась, но не прекратилась. Рискуя наесться свинца, он вынул из нагрудного кармана зеркальце, прицепил к кончику ножа и «выглянул». В трясущемся отражении он увидел часть двора и монолитовцев. Сектанты стояли вокруг бойцов и деловито разоружали их. Что делать? Вступать в бой? Уйти и спасти хоть Беса? Нельзя! Или гибнем все, или я их спасаю. Так было всегда и везде. Так они договорились еще во времена первых совместных операций. И пусть это звучит банально – один за всех, и все за одного, – но это молитва братьев.

Винторез сам прыгнул прикладом к плечу. Хлопок, окуляр монолитовца разлетается, стокилограммовый баран начинает заваливаться. Еще хлопок, еще один сектант оседает – у него пробито тонкое сочленение между шлемом и основной броней. Смещение к другому окну, выстрел, лязг рикошета – и сразу грохот десяти стволов. Опять визжат пули, сыплется битый кирпич и щепки от рам. Огонь очень интенсивный, высунуться нельзя. Зато можно уйти на этаж выше. Когда Василий подкрался к окну, канонада стихла, напоследок ухнув гранатой на первом этаже. Он выглянул и обомлел. Площадка была пуста. Ни боевых камрадов, ни дохлых сектантов. Да что дохлых, там вообще никого не было. Пустая территория, заваленная гильзами.

– Вот суки шустрые. Ладно, Беса оживлю… догоню… наваляю.

Военстал застонал, с трудом открыл глаза, безумно повращал ими и уставился на Семнадцатого.

– Вася, – слова давались с трудом, – че за хрень, мы где, где все? Где парни? Кто мне в уши дул так, что чуть мозг не расплавился?

– Двое мертвы, забыл? Остальных, похоже, увели монолитовцы. Давай приходи в себя, я парней в схрон снесу, там их склеп будет. – Хлопнув по плечу бойца, он еще раз посмотрел на площадь. Нет, там уже никого не было. Даже вороны вернулись на свои насиженные провода.

Что такое перетаскивать мертвых товарищей? Это невозможно объяснить. Каждый шаг – поток воспоминаний, и хороших, и плохих, и веселых, и грустных. Веселый, он и позывной получил за свой характер. Когда в Албании на перевале держали натиск сепаратистов под ураганным огнем, он шутил без остановки. Орал боевикам скабрезные шутки. Звал дядю Газменда, лавочника-доносчика, который знал о наших действиях и стучал, но с поличным его взять не могли. Веселый с криками «Гранаты!» кидал в наступающих камни. Духи привыкали и переставали реагировать, на шестой раз прилетала пара лимонок. Он называл это дрессировкой бородатых зайцев. К тому же он великолепно стрелял, каждое его появление из укрытия уносило одну заблудившуюся на земле душу к Аллаху. УЧКа за его голову назначило вознаграждение, как за целого командира сербского спецназа Драгановича. Позже серб подарил Веселому именную винтовку Драгунова – с подтекстом, ну и на память. На прикладе красовалась латунная табличка с надписью: «Брат за брата». Кстати, потом к цене за голову бойца добавили еще денег, но с условием, что и винтовку принесут.

Стас был родом с Украины, из самого жесткого Закарпатья, где русских, кроме как кацапами и москалями, никак не величали. Его воспитали в традициях украинского национализма, но не сдержала душа угнетения братьев-славян на Балканах, и он рванул в Македонию добровольцем. Там в горах, раненого, его и подобрал отряд Семнадцатого. Ну а дальше – выздоровление, мордобой с криками «Як сабля свистнет, москаль дристнет». Потом братание, и вот уже пять лет вместе. Были.

Командир уложил бойцов в бункере на их же пенки. Под головы положил рюкзаки. Из личных вещей снял только жетоны.

– Покойтесь с миром, помяну вас позже, когда всех или спасу, или похороню. Прощайте, братья.

Выйдя из схрона, он запер дверь и поставил замковый механизм на противорадиационную защиту. Что это значит? А то, что замок в дверях откроется, только когда общий радиационный фон опустится до нормы. А когда он в Зоне опустится? Наверное, через миллион лет. Шипение и щелчок были сигналом, что система встала в охранный режим. А значит, пора в путь. Но куда? А главное, уже практически не с кем.

– Бес, ты как?

Бес сидел на ступеньках в подвал и курил.

– Ну как, нормально. Только, Вась, разве бывает так, что хоп, и никого нет? А ты не то что выстрелить, даже подумать не успел?

– Получается, бывает, но это все лирика, надо парней отбить у сектантов. Тем более направление движения то же, что и наше. Давай в путь, боец.

– Есть. А что с бункером?

– Это теперь могила, на века.

– Века… – Бес плюнул на уголек сигареты. Затушил и запихнул в щель так, чтобы ее вообще не было видно. – Века проходят быстрее, чем мы можем себе представить. Но одно я, Семнадцатый, знаю точно. Мы с ними обязательно встретимся в Валгалле. Там, где за столом пируют настоящие воины. Воины, погибшие с мечом в руке. Вась, а автомат можно считать мечом?