Читать книгу Спящий мир - - Страница 1

Лиле. Священный источник.

Она знала: ей не уйти сегодня живой. Лиле пришла на источник, чтобы погибнуть ради открытия нового мира, и время замедлилось, словно нарочно растягивая последние секунды её жизни. Глухо ревели залпы орудий, стрекотали выстрелы, а Лиле, в окружении братьев и сестёр, шла вперёд, по линии огня, между укреплениями противников. В белых одеждах она ступала гордо и немного робко, точно невеста, смущённая шумом застолья. Лиле и была невестой в погребальном саване и фате, подёрнутой инеем, только жених её, Смерть, всё бродил где-то рядом, ходил, подзывал, да никак не брал её, трепещущую и ждущую.

Их община вступила в священный источник. Грохот автоматных очередей рвал барабанные перепонки, и от каждой вспышки падал кто-то из друзей Лиле. Падал, и его кровь разливалась по белым одеждам, лепестками разорванной розы таяла в чёрной воде. Братьев и сестёр было семьдесят пять. Теперь их уже меньше. Сколько забрал жених её, Смерть, за те секунды, что они продвигались по полю боя? Те, братья и сестры, что ещё оставались на ногах, окружили Елену, закрывая её от выстрелов своими телами. Елена – их общая Мать и наставница, должна была выжить и, призвав Древнего духа, открыть дорогу.

Босыми ногами Лиле ступала по чёрному ручью, по треугольным камням, но не замечала боли. Звенели шаманские бубны, жужжали выстрелы, сливаясь с ритуальной песней, доносящейся из уст Матери. Лиле шла, не глядя на падающих братьев, на мертвецов, на покрасневшую воду. Лиле ощущала себя живой, как никогда. Она стянула маску с лица – ей хотелось дышать, вдыхать и вдыхать этот пахнувший кровью, отравленный горечью пыли воздух.

Из дымки возникла прозрачная рысь и, взметнув могучими лапами каскад брызг, помчалась рядом с Матерью. «Вот он – Древний дух, – поняла Лиле, значит, переход вот-вот свершится!» За рысью явились ещё призраки: змеи и птицы сопровождали их колонну, напевая далёкий нездешний мотив.

Сбоку мелькнула красная вспышка, брат Вальди, споткнувшись, упал; следом за ним в источник, рухнул брат Янгал, и Лиле увидела, что Елена открыта для выстрелов.

– Я обещана тебе, не она! – окликнула Лиле своего жениха, заслоняя от него Мать, и рёбра её взорвались от ударившего в грудь снаряда.

Ингвар. Священный источник

Группа гражданских вступила в источник. Миротворцы – то ли шаманы с идеей всеобщего примирения, то ли сектанты с какой-то выдуманной религией, были последним объединением двух враждующих народов, людей и овейн (Овейн – один из народов мира Тетры. Овейн отличаются от людей наличием рогов, по виду напоминающих бараньи. Тетра – родной мир Ингвара и Лиле, где идёт продолжительная война за ресурсы.), и зачем-то явились на поле сражения.

Ингвар прильнул к биноклю: на первый взгляд все миротворцы без оружия – лёгкая цель, но под балахонами и в рюкзаках сектанты могли скрывать всё что угодно – гранаты или бомбы.

– Уничтожить Мать! – раздался приказ в наушнике, потом голос с заминкой добавил: – Стрелять во всех, кто мешает.

Миротворцы шли под перекрёстным огнём людей и овейн: и те, и другие сообразили, что секта не случайно оказалась на источнике. Верно, миротворцы решили подорвать его, хотят, чтобы он не достался ни той, ни другой стороне.

В оптическом прицеле Ингвара мелькнула предводительница, та, которую сектанты прозвали Матерью, но её со всех сторон прикрывали братья и сёстры. Сначала ему придётся убить тех, кто её окружает. Ингвар плавно вдохнул, на мгновение замер и нажал на спусковой крючок. Сектант, шедший в двух шагах от Матери, рухнул в воды источника, тут же кто-то со стороны людей попал в его товарища.

В прицеле – рогатая голова предводительницы. Хотелось поскорее покончить с этим, Ингвар выстрелил, но в последний момент юная сектантка заслонила собой Мать. Ингвар поморщился – девчонка подрубленной берёзкой упала в воду. Без промедления он навёл прицел на Мать, но её уже загородили собратья. Ингвар перезарядил винтовку и прицелился в следующего миротворца, но замер: источник всколыхнулся. Немногочисленные, выжившие в перестрелке сектанты остановились, и вихрь чёрной воды поднялся из ручья, создавая над ними защитный купол. Кто-то из солдат продолжал стрелять, но барьер из воды, ветра и камней отражал огонь. Оружие людей и овейн больше не причиняло вреда миротворцам.

– Что за дрянь? – Ингвару захотелось протереть защитные очки.

– Прекратить огонь, – прозвучало в наушнике.

Сказали что-то ещё, но в нескольких шагах от Ингвара разорвался снаряд овейн. Он ударился в скальную породу, и камень треснул. Брызнули осколки, а Ингвар кубарем покатился вместе с оседающей землёй, на миг потеряв сознание.

Очнувшись, он закашлялся, отхаркивая пыль, смешанную с кровью. В ушах шумело, болела голова, но, почти вслепую разгребая камни, Ингвар всё-таки смог выбраться из завала. Отдышался и понял, что упал в источник, а миротворцы оказались почти перед ним. Ощупав голову, он понял, что где-то потерял шлем, сорвал с лица разбившиеся очки и отчётливо увидел Мать: сектантка держала руки поднятыми, будто в молитве, а перед ней стояла белая рысь. Ингвар сощурился. Из-за этой женщины здесь всё так затянулось – люди давно бы завладели источником и перебили овейн, но притащилась Мать с миротворцами, и из-за неё устроили бойню гражданских. Это всё Ма-ать. Будь она проклята! Ингвар, забыв о боли, метнулся к сектантам.

В глазах солдата рябило, и в струях воды ему мерещились белые существа, похожие на призраков. Но сейчас не до них. Ингвар врезался в вихрь, и, не успев удивиться тому, что заслон, не пропускавший снаряды, поддался ему, выхватил нож – его единственное оружие ближнего боя. Вот она – Мать, стоит спиной к нему. Замах – и Ингвара сбили с ног: подстреленная им сектантка не сдохла; шипя, она с фанатичной яростью прыгнула на него и ударила в скулу поднятым из источника камнем. Но раненая, истекающая кровью, что девчонка могла сделать солдату? Ингвар одним движением стряхнул её и вскочил на ноги. Сектантка тут же повисла на его руке, обронив камень и пытаясь перехватить нож. Ингвар ударил девчонку в живот и выдернул лезвие из её пальцев, перерезав сухожилия. Сектантка вскрикнула, но не сдалась – здоровой рукой она вцепилась в куртку Ингвара, мешая добраться до Матери.

Земля задрожала, и мелкие камни ручья взлетели и повисли в воздухе, словно их подвесили на невидимые нити. В шуме воды раздалось пение на незнакомом языке, и Мать загорелась белым огнём: от рогов до босых стоп она налилась светом и зажглась, как второе солнце, на которое больно было смотреть. Звуки затихли. Один удар сердца, и Мать вознеслась над землёй.

Теперь Ингвар не мог остановить её – он не в силах был дышать, не то что двигаться. Две сектантки овейн потянулись к Матери, и белое сияние разлилось по их ладоням, едва они коснулись её подола. Свет прокатился по венам женщин и наполнил тела, кто-то из миротворцев положил руки на плечи светящимся овейн, по цепочке передавая сияние собратьям.

Раненая девчонка, висевшая на Ингваре, потянулась к ближайшему сектанту и уронила на его предплечье окровавленную ладонь с безжизненными пальцами – она тоже хотела наполниться белым светом, и он не заставил себя долго ждать, растекаясь по её жилам. Другой рукой девчонка так и не отпустила куртку Ингвара, и свечение, пройдя через её тело, проникло в его грудную клетку, выворачивая внутренности. Рука сектантки железной клешнёй держала его и словно вытягивала всю душу. Ингвар закричал: свет выжигал его жизнь, а он не хотел этого. Не хотел отдавать себя Матери, сектантам, их безумному обряду. Он дёргался и вырывался, но белая сила, поглотившая их всех, держала надёжнее кандалов.

Ингвар ослеп и оглох. Он больше не был отдельным человеком. В боли и агонии он слился с миротворцами и чувствовал, как что-то, вытеснив их души, влилось в опустошённые тела чужеродной мощью, а затем вылилось из них, и мир вспыхнул золотом, а в пространстве открылось отверстие. Мать словно в поклоне опустилась на землю и первая шагнула в сверкающую трещину. Проход растянулся за ней и поглотил источник, всех миротворцев и Ингвара.

Тишина влилась ему в уши и затопила, ослепшее, обезумевшее от боли тело. Он осознал себя на земле и почувствовал, как стал отдельной личностью – отдельным человеком, думающим и разумным, чувствующим лишь свою боль, а не боль четырнадцати миротворцев, с которыми он только что был связан неведомой силой.

– У нас получилось, – прошептал кто-то рядом.– Мы перешли!

Ингвару не хотелось открывать глаза. Он и так знал, что увидит там – загробный мир. В рай его вряд ли отправили, значит, вокруг ад. Впрочем, ад был и в том месте, откуда они только что явились.

Рядом с ним кто-то пошевелился, встрепенулся и отодвинулся, отпихнув его тело ногами. Вокруг поднялся шум: крики радости и ликования. Раздался чей-то смех, затем захлебнулся рыданиями, погас и вспыхнул с новой силой.

Лиле. Новый мир

Пока брат Ярра давился слезами от смеха, Лиле кашляла землёй. Откуда она только взялась в её трахее и бронхах, Лиле не представляла. Грязь комками выходила из её тела, чёрная слизь стекала по подбородку, а на глаза наворачивались слёзы. Она кашляла так, что мерещилось: сейчас выкашляет лёгкие из горла. Лиле попыталась убрать волосы, чтобы не запачкать их, но опоздала – всё оказалось в грязи.

Когда она прекратила извергать из себя черноту, отдышалась и сплюнула песок, оставшийся на зубах, то заметила, что ее руки снова были здоровы. Отрезанные в схватке с солдатом пальцы, которые держались на лоскутках кожи, приросли к ладони. Непривычно сырой воздух освежал разгорячённое горло: пыль не скребла нёбо. Дышалось легко – без боли, ставшей такой привычной за последние месяцы, словно с чернотой из лёгких ушла и её тяжкая болезнь. А грудь? Снаряд попал ей под правую ключицу. Лиле зашарила под одеждой, ища рану: чисто. Древний дух исцелил её.

Неужели она пережила этот день? Этого не могло случиться! Лиле засмеялась: чудо! Великое невероятное чудо свершилось! Всё было не зря! Всё! Всё, что они пережили. Всё оказалось не напрасно. Они были правы! Миротворцы, Елена – все были правы. Они открыли путь в другой мир, хотя никто, никто не верил, что это возможно! Лиле казалось, что она сейчас подскочит, как юркий воробушек из пыли, и взлетит высоко-высоко от бесконечного счастья. Она была уверена: её судьба погибнуть сегодня, защищая Мать, но вот она здесь: в новом мире! Слёзы хлынули из глаз, такие чистые, такие нужные, вымывающие все страхи и ужасы сегодняшнего дня.

Лиле оглянулась на братьев и сестёр и поняла, как мало их осталось. Вмиг она забыла о радости, и глаза ее высохли. Их пришло семьдесят пять на источник, а выжило… Кажется, меньше двадцати. Большинство миротворцев так и не узнали, что их сёстрам и братьям удалось дойти до цели. Лиле затряслась, закачалась на месте, обнимая себя за плечи, и вдруг заметила Елену, державшую за руки Азовку и Мору. Сёстры-овейн почему-то всё ещё оставались белыми, словно свет не покинул их тела.

А вдруг и Лиле – белая? Со страхом она посмотрела вниз, снова на свои руки: грязные. Протёрла их о подол. Нет, небелые – обычные, розовые ладони.

– Они погибли? – спросила Лиле у Матери, подходя к сёстрам.

Казалось, от соприкосновения с Древним духом болели даже волосы на теле. Услышав её, сестра Мора медленно повернула голову, губы её открылись, будто она хотела что-то произнести, но изо рта не вырвалось ни звука.

– Елена…– прошептала сестра Азовка, – Что делать? Что с нами?

– Думаю, вы слишком много отдали, а мир не терпит пустоты, поэтому он заполнил вас энергией Древнего духа.

– Что это значит? – спросила Мора.

Елена молчала.

– Не томи, сестра. Мы умираем?

Едва слышно вздохнув, Мать провела кончиками пальцев по плечу Моры. Лиле показалось, что от прикосновения тело сестры разобьётся и осыплется тонким стеклом, но ничего не происходило. Елена прикрыла глаза:

– Нет, во всяком случае, пока в вас не погаснет сила Древнего.

Азовка засмеялась. Истерически. Надрывно.

– Это наш бессрочный приговор, Мора. – Она скорчилась, и на ресницах её заблестели слёзы.

– Дорогая, – Мать протянула к Лиле руки, – как ты? Держишься?

Лиле схватила её ладони и сжала их:

– Мне лучше, так не привычно! Боли нет, как будто дух излечил меня.

– Это адреналин, не радуйся, – зло смеялась Азовка, и, глянув на свою побелевшую пятерню, добавила, – но зато теперь ты сдохнешь не одна, а вместе с нами.

Лиле блаженно улыбнулась, делая вид, что не услышала слов Азовки. Быть может, сестра и права, только сейчас ей вовсе не хотелось об этом думать.

– А это кто? – Елена кивнула в сторону.

Солдатик, едва не отрезавший Лиле пальцы, переместился с ними. Он лежал на земле и не шевелился.

– Ой! Кажется, это я его притащила, – пролепетала Лиле.

– Он погиб? – Елена с опаской приблизилась к телу.

– На той стороне был живёхонький.

Лиле потрясла солдатика босой ногой, но признаков жизни не обнаружилось.

– Плохо, – промолвила Елена.

– Убьём его, пока не очнулся? – спокойно предложила подошедшая за ними Мора, в то время как Азовка продолжала хохотать и заламывать руки, сидя на коленях.

Елена опустилась на корточки рядом с телом и схватила солдатика за шею; тут же его нож упёрся Матери под ребро. Лиле вскрикнула, а Елена оскалилась:

– Как тебя звать?

Он захрипел. Похоже, Мать слишком сильно передавила ему горло.

– Я не слышу.

– Ингвар, – наконец сказал солдатик.

– Хорошо, Ингвар. Мы – община миротворцев, а я её глава – Мать Елена. И мы открыли дорогу в новый мир. Мир, который мы построим с нуля, где не будет места вражде и насилию. Пришла следующая эпоха в жизни людей и овейн, и я не начну её с убийства. – Она приподняла его голову и разжала пальцы.

Ингвар опёрся на локти и засмеялся. Нос и рот его прикрывала повязка, и смех звучал устрашающе глухо.

– Ну-ну. Если это твой прекрасный новый мир, – он исподлобья покосился на окружение, – то лучше верни меня обратно.

Лиле только сейчас заметила, в каком странном месте они оказались: трава, не поднимающаяся выше щиколотки, колыхалась, словно водоросли от течения неспешного ручья, а над землёй стелился плотный лиловый туман, а в облаках, парил ажурный, будто вырезанный из бумаги кальмар. Заворожённая, Лиле проследила за ним, думая, что это место подобно загадочному сну, в котором ей, наконец, посчастливилось проснуться. Только сейчас она заметила, как устала, ей захотелось лечь в эту траву, утонуть в ней, как в лавандовом поле, и, запрокинув голову глядеть и глядеть в это новое чужое небо, но внимание привлёк голос Елены:

– Это не конец пути, а место перехода – мир грёз. Но не я привела нас сюда, это сделал Древний дух, так что мне не открыть проход обратно на Тетру без его воли. Мы можем лишь ждать, когда мир грёз приведёт нас к месту назначения.

Ингвар уселся на землю, чёрные брови сошлись к переносице, и между ними залегла морщина.

– А мне-то что делать?

Елена не ответила. Она поднялась и окинула взглядом свой небольшой отряд. Осталось десять братьев – людей, две сестры – овейн, Мора и Азовка, белые, что мраморные статуи, и Лиле.

Их предводительница скорбно прикрыла глаза. Лиле следила за лицом Матери: ни одна слеза не показалась на её ресницах. Елена – гений. Величественный гений разума и немыслимой силы духа, ведь только что она потеряла шестьдесят верных последователей, и Арактура – своего мужа. Он навсегда остался лежать там, на священном источнике с простреленной грудью.

– Братья и сёстры, – возвысился голос Елены.– Вставайте. Собирайте вещи, припасы и пойдём. Мы оплачем наших погибших, когда доберёмся до Живой земли, сейчас нам нужно продержаться и дойти, чтобы их жертва не была напрасной.

Ингвар. Мир грёз

Миротворцы растянулись в колонну по двое и пошли вперёд без видимой цели и дороги. Ингвара не гнали прочь, и он тащился замыкающим, не особо понимая, куда и зачем они идут. Какие законы действовали в волшебном мире грёз, он не имел понятия; как Мать договаривалась с духами, оставалось загадкой. Впрочем, отрицать чудо, которое она сотворила на источнике, когда переместила пятнадцать человек в иное пространство, Ингвар не мог. «Значит, она избранная? Или что там?» – размышлял он.

Время в сумеречном фиолетовом мире не ощущалось, но из-за усталости в ногах Ингвар подозревал, что идут они уже не первый час. Голодно бурчало в желудке. Наконец, кому-то из братьев пришло в голову спросить у Матери:

– Елена, далеко ли ещё?

Мать остановилась и подождала, пока все подтянутся поближе:

– В мире грёз расстояние не имеет значения, как и цель пути. Суть в самой дороге, мы дойдём сразу, когда будем готовы.

У Ингвара заболела голова от её слов. «Дорога без цели, цель в дороге. Дорога в дороге в царстве абсурда», – перевёл он для себя.

Впрочем, Ингвар начал привыкать к миру тумана и странных белых существ. Здесь присутствовало постоянное движение, при этом всё сохранялось в некотором равновесном спокойствии. Ни резких звуков, ни пыли, ни обжигающего солнца. Сектанты прозвали это место – мир грёз, и из кратких фраз, которыми перебрасывались миротворцы, Ингвар понял, что здесь живут только духи.

– Смотрите! Лодка! – вскрикнул кто-то.

Похоже, они пришли. Пустынный берег спускался к воде, терявшей свои края в сизой бороде угрюмого старика-тумана. У причала их ожидало судно, по форме напоминавшее лебедя. Места в нём оказалось ровно для пятнадцати человек. Вёсел не было, только длинный шест, прислонённый к борту.

Едва они погрузились, один из братьев встал на корме и с силой оттолкнул судно от берега, заставляя его скользить по водной глади.

Миротворцы почти не разговаривали и лишь иногда перешёптывались, похоже, преисполнившись благоговением от своей великой миссии. Выглядели сектанты как стая разновозрастных фанатиков: четыре девушки и десять мужчин. Ингвар отстранённо рассматривал соседей. Рядом с ним сидел карлик, с потерянным видом взиравший на воду, сбоку – парень лет тридцати, крутивший в руках розовый зонтик, а спереди – юноша в странной широкополой шляпе, по полям расшитой бубенчиками, которые звенели при движении.

Воздух был непривычно свежий и сырой – проведёшь рукой в тумане, и на ней останутся капли росы. Но не пахло ни солью, ни морским бризом, потому Ингвар решил, что вода вокруг пресная. Впрочем, зачерпнуть её во флягу и попробовать он пока не решался, подозревая, что вода может быть отравленной.

***

Ингвар проснулся от удара. Не успев очнуться, схватился за нож, но оказалось, лодка всего лишь столкнулась с огромным листом кувшинки, качавшемся на воде. Листьев было много, и братьям вновь пришлось взяться за шест, чтобы помочь лодке скользить между ними.

По ощущениям Ингвара, так прошло несколько дней: озеро не заканчивалось, как и фиолетовые кувшинки в нём. На листьях восседали, словно королевны на царских ложах, белые лягушки и пели по-весеннему беззаботные трели. Лягушки оказались несъедобными. Едва он попытался распотрошить одну из них, как она лопнула и рассыпалась искристыми пузырями, растворяясь в воздухе. Этот мир был иллюзорным и состоял из одних обманов.

Припасы подъедали осторожно, не зная, на сколько их придётся растянуть, потому есть хотелось постоянно. Уже через пару дней путешествия миротворцы прекратили хранить торжественное молчание, и на лодке то вспыхивали, то затихали разговоры. К тому времени у Ингвара появилось много вопросов, и он, наконец, решившись озвучить их, перешёл на нос судна. Сел рядом с сёстрами. Девушка из рода людей тут же отвернулась. В ней он узнал девчонку, с которой боролся на источнике; кажется, Ингвар ранил её, но сейчас сектантка выглядела здоровой.

– Я ведь подстрелил её и пальцы чуть не отрезал, – обратился Ингвар к Матери.

Елена улыбнулась и кивнула:

– Свет исцелил Лиле. Да и нас всех. Очистил лёгкие от пыли, а тела от болезней. Разве ты не заметил?

Ингвар прикусил щёку изнутри. Он и вправду чувствовал себя лучше, несмотря на постоянный голод. Кровавый, влажный кашель не мучил его впервые за последние месяцы.

– А что это был за свет?

– Это сила Древнего духа и его помощников. Эти существа живут здесь и именуют себя душами, рождёнными и не рождёнными, а мы зовём их эспириты.

Ингвар оторвался от лица Матери, обвёл взглядом окружающих, но никого не беспокоили его вопросы: Лиле сидела, отвернувшись в сторону, две побелевшие сёстры-овейн дремали, облокотившись на борт, сама Елена выглядела умиротворённой и не показывала раздражения от его невежества. Тогда Ингвар решил, что может продолжить нарушать её покой.

– Откуда ты узнала, как их призвать? Как открыла путь в этот мир?

– Мы совершили старинный обряд, и по направлению, что указал ритуальный дым на звёздном небе, вычислили, куда нужно прийти. В назначенный час Древний дух наполнил нас своей силой и помог открыть дорогу.

«И зачем какому-то Древнему духу захотелось помогать миротворцам?» – подумал Ингвар, недоверчиво глядя в спокойные глаза Матери, но больше его заинтересовало другое:

– И много её? Этой силы?

– Предостаточно.

– А что ж ты не направила её, чтобы прекратить войну на Тетре? Спасла бы наш мир, а не бежала в другой.

Елена повела плечами.

– Духи прямо сказали: у человечества будет шанс спастись только в новом мире. Боюсь, иногда проще построить дом сначала, чем пытаться красить и заколачивать досками прогнившую развалюху.

Ингвар мысленно поморщился. Может, и «развалюха», но Тетра – была его единственным домом. Мать сидела, чуть склонив голову, и беззлобно глядела на него исподлобья. Такое положение, похоже, помогало уравновесить тяжесть её рогов, которые были закручены в спираль, как панцирь древней улитки. Ингвар отрешённо отметил, что Елена красива не только в понимании овейн, но и людей. Фигура её была несколько шире, чем у человеческой женщины, но это не портило её. Веки Матери украшали длинные коровьи ресницы, тёмная кожа казалась шелковистой, словно шкура бурой лошади – приятно было бы ласкать такую, целовать.

Прошло ещё несколько дней. Озеро с кувшинками казалось бесконечным. Лиловое однообразие давило, и, верно, каждый в лодке успел несколько раз задуматься о том, что припасы еды кончатся быстрее, чем отворятся врата на Живую землю. Ингвар лежал на дне, закрыв глаза, стараясь лишний раз не тратить силы. Впрочем, он отлично слышал, что происходило вокруг.

– И чего же мы до сих пор не перешли? – возмущался кто-то.

– Мы должны что-то сделать здесь, в мире грёз, – отвечала одна из сестёр. – Когда он решит нас отпустить, сам откроет дорогу. Возможно, мы ещё не готовы.

– Мать, мы думаем, что мир грёз не хочет пропускать нас на Живую землю, потому что с нами неверный, – подали голос откуда-то справа.

Елена молчала.

– И что? – заспорили сзади. – Что миру грёз за дело, кто тут верный, кто нет?

– Но эспириты ясно сказали: достойные будут инициированы Древним духом, и перейдут в мир грёз, и выйдут на Живую землю… Достойные.

– Думаю, мир грёз ждёт от нас какую-то плату за проход.

– Так и оставим ему солдата? Он олицетворяет все пороки прежней жизни. Войну, убийство и разрушение.

Ингвар открыл глаза и сел, зло глядя на миротворцев в белых одеждах, заляпанных кровью и грязью. Лица их выражали презрение с долей страха, а ближайшие даже отодвинулись, как могли, чтобы не заразиться от него «пороками человечества». Ингвар пристально посмотрел на Мать, желая услышать её ответ. Лицо Елены выражало добродушное спокойствие, но одна из белых сестёр что-то прошептала ей на ухо, и Мать объявила:

– Да, думаю, вы правы: мир грёз чего-то хочет от нас. Мне нужно подумать.

***

Мать задумалась на несколько часов, прикрыв веки и подперев руками подбородок. Ингвар успел дважды разозлиться, впасть в тоску и уныние, пока она размышляла. Сёстры молчали и ни на кого не глядели, некоторые братья роптали, но никто не смел потревожить Мать в её раздумьях.

Наконец, Елена открыла глаза, и все встрепенулись. Ингвар не пошевелился, но тело его приготовилось к тому, чтобы защищаться; взгляды их встретились, Мать поднялась, и движения её были наполнены ленивой кошачьей грацией.

– Тебе придётся остаться здесь. Похоже, мир грёз требует от нас платы, – сказала она негромко, но звук отразился от воды, оттолкнулся и завис над Ингваром, словно вынесенный приговор.

– Ты же сказала, что не хочешь начинать строить новый мир с убийства. Лицемерная сука, оставить меня здесь – всё равно, что казнить.

Она скорбно кивнула:

– Есть силы важнее нас и наших желаний. Либо один останется, либо все. Нужно кем-то жертвовать.

К нему потянулись руки братьев, но он отмахнулся от них. Ещё час назад Ингвар хотел защищаться, но сейчас подумал, что миротворческие мрази не стоят его усилий. Чего ради биться? Чтобы подольше остаться на лодке со лжецами? Он сам спрыгнул за борт на лист кувшинки, который зашатался, омывшись водой через край.

Один из братьев, тот, что в шляпе с бубенчиками встал со скамьи:

– Я тоже хочу сойти.

Мать удивлённо и как-то жалостливо подняла брови:

– Зачем, Ихтар?

– Думаю, мир грёз ждёт от нас самопожертвования, а не солдата, который не понимает сути происходящего. Я останусь и попробую наладить с этим местом контакт.

Другие сектанты обернулись на говорившего, и миротворец с палкой воткнул её в дно озера, останавливая лодку. Мать подошла к Ихтару, подняла подбородок юноши и заглянула в глаза:

– Спасибо, брат мой.

Она обняла его и поцеловала в щеку:

– Останься здесь.

Поцеловала в другую щеку:

– Для меня была большая честь путешествовать с тобой. Твой поступок навсегда в моём сердце.

Елена опустила руки и поискала взглядом его рюкзак.

– Оставить тебе припасов?

– Нет… Кажется, что они нам не понадобятся.

«Блаженный» – промелькнуло в голове у Ингвара, и он уселся на лист, скрестив ноги и наблюдая, как с Ихтаром прощаются его собратья: пожимают руки и обнимают. Наконец, паренёк спрыгнул на ближайший лист кувшинки, разогнав круги по тусклой воде.

Сумеречный туман заклубился холодными щупальцами, и Мать, стоявшая на носу судёнышка, зажгла лампадку. Голубоватый свет её заструился, подхваченный ветром. Ещё несколько миротворцев достали светильники и подожгли их от огонька Елены. Брат, державший шест, оттолкнулся им от дна, и в полумраке лодка заскользила вперёд и вскоре исчезла в тумане.

– Ну что идём? – окликнул Ихтар.

– Зачем? Не проще ли сразу утопиться?

Ихтар улыбнулся. Лицо его казалось острым, как мордочка лисёнка, и каким-то восторженно наивным.

– Я думаю, мир грёз избрал нас! Это не конец, а только начало!

Ингвар скучающе смотрел на него, не разделяя энтузиазма. Ихтар не стал ждать и уговаривать. Перепрыгивая с листа на лист, он поспешил в направлении, противоположном тому, куда ушла лодка. От нечего делать Ингвар поплёлся за миротворцем. Прошло меньше получаса, и вскоре среди воды, казавшейся нескончаемой, показался берег. Это ещё больше приободрило Ихтара и, похоже, подтвердило верность его догадок.

Поредели гигантские кувшинки, и путникам пришлось брести до берега вброд. Ихтар скакал едва ли не вприпрыжку, серый песок вихрился под босыми ногами, и дно терялось с расплывающейся мути. Они шли быстро, но берег, до которого, казалось, не больше ста метров, так и не приблизился к ним. Ихтар и Ингвар словно машина, застрявшая в грязи, буксовали в озере, не приближаясь к цели. Шли часы. У Ингвара замёрзли ноги, холод пробирал едва ли не до костей, а берег так и маячил на горизонте.

– Это поганое место издевается над нами, – объявил он спутнику и остановился.

Ихтар, уже не такой воодушевленный, как прежде обернулся к нему:

– Но осталось-то. Рукой подать. Не сдавайся, поднажмём ещё немного.

И они снова потащились по колено в воде: Ихтар впереди с лампадкой, оставленной им миротворцами, за ним Ингвар, тупо пялящийся под ноги.

Так прошло несколько дней. Или часов? Ингвар не был уверен. Но сумеречный мир пару раз становился тёмным, а потом снова светлел, так что, скорее всего, они шли именно дни. Это было невозможно на Тетре – идти так долго вброд, без еды и ночлега, но здесь время текло по своим законам. Или это было вечное небытие? Тупой, ноющий голод не становился сильнее и возвращался, только когда Ингвар вспоминал, что уже должен бы проголодаться, а если он отвлекался – есть не хотелось вовсе.

– Ихтар.

Брат не ответил – он не отвечал ему уже пару дней. Прятался под шляпой и не оборачивался. Ингвару всё надоело, и он остановился. Ихтар пошёл дальше, но через несколько шагов заметил наступившую тишину. Как ни странно, она привлекла его больше, чем оклик. Брат замер и обернулся: лицо его выцвело и стало каким-то тусклым. Кожа посерела, отекли веки, а лицо изрезали морщины, будто Ихтар постарел на несколько лет.

– Это… – От такого зрелища Ингвар забыл, зачем его позвал.

Миротворец молчал.

– Не надо нам туда.

– А куда надо?

– Да… Никуда в общем-то.

Ихтар закачался на пятках, что ковыль на ветру:

– Стоять будем? Так точно никуда не дойдём.

– Спиной вперёд пойдём, – решил Ингвар, – будто мы и не на сушу хотим, да и вообще никуда не хотим.

Он отвернулся от берега и побрёл, глядя под ноги. Ихтар вздохнул, но отчего-то послушавшись, тоже двинулся спиной вперёд. Вода заплескалась у щиколотки, затем пятки отяжелели, и сухой песок облепил мокрые ступни. Ингвар в изнеможении рухнул на землю – берег сам запрыгнул им под ноги. Рядом уселся Ихтар.

– Ты гений! – пробормотал он с круглыми глазами.

Лицо брата помолодело, а к бледным щекам приливал румянец. «Грёбаная магия», – подумал Ингвар. «Голодные галлюцинации, умопомрачение, или в воздухе витает наркота?» Он повыше натянул повязку на нос и нервно оглядел берег, ожидая опасности: ни деревьев, ни укрытия; но живых существ и даже белых тварей, обитающих здесь, не наблюдалось.

– Мир грёз испытывает нас! Проверяет!

– Скорее играется.

– Невероятно!

Ингвар не успел ответить: он моргнул и тут же провалился в сон.

Очнулся от запаха дыма. Не сообразив, что происходит, вскочил на четвереньки, схватился за нож и встретился с насмешливыми глазами брата Ихтара.

– Ты чего это? Испугался?

– Что б тебя! Мне приснилось, что я горю! Где ты хворост-то раздобыл? – Ингвар с подозрением уставился на полыхающий белым огнём костерок.

– Да ветки вдоль берега течением прибило, походил, насобирал. Ты пока спал, они подсохли и зажглись от лампадки.

– Чего? – Ингвар подсел к огню. – Это сколько я спал, по-твоему?

Ихтар потёр подбородок:

– Пару недель, наверно.

Ингвар застыл.

– Да, я думал, ты не проснёшься, уже и ждать перестал. Сидел, на воду глядел, потом догадался ветки сушить, вот огонь добыл.

Ихтар звенел шляпой и улыбался, довольный своими достижениями, а Ингвар почувствовал сухость в глазах и заморгал, разгоняя оцепенение.

– Ла-адно… А поесть добыл что-нибудь?

– Не-а. Нет. А ты хочешь?

– Я сколько не жрал? Две недели? Как не хотеть-то?

Ихтар пожал плечами, положил руки на колени и мечтательно улыбаясь, воззрился на воду. С озера пополз туман, и внезапно навалилась темнота.

– И что дальше? Так и будем тут сидеть? – не выдержал Ингвар.

– Думаю да, – отрешённо кивнул миротворец. – Созерцание – лучший способ познания, а мир грёз хочет быть познанным. Эспириты что-то говорят мне, но пока я не понимаю… жду.

«Похоже, брат-миротворец конкретно преисполнился чего-то, надышавшись дыма», – подумал Ингвар и решительно поднялся.

– Не собираюсь тут на затхлое болото смотреть. Я жрать хочу. Пойду, поищу чего.

Ихтар пожал плечами.

– А может, посидишь всё-таки?

– Нет. Всё. Я пошёл. – Ингвар сделал шаг от костра. – Ухожу, говорю.

Ихтар кивнул.

– Ты уверен, что остаёшься?

Снова кивок. Ингвар мысленно махнул на него рукой – не силой же тащить.

Едва он отошёл от костра, небо посветлело, песок сменился пересохшей землёй с изредка торчащими из неё сизыми травами. Ингвар обернулся и не увидел ни костра, ни озера, ни Ихтара. Он от чего-то не удивился этому, лишь раздражённо пнул попавшийся под ногу камень.

Еды в мире грёз так и не нашлось: ни дичи, ни плодовых деревьев, ни даже ягод, на худой конец. Только трава сливового цвета, колыхавшаяся от ветра, иллюзии да туманы. Странный мир. Он выглядел вполне пригодным для жизни: была здесь вода, почва и воздух, но ни одной живой души, лишь белые призрачные существа – эспириты сновали вокруг целыми стаями. Сначала они держались на расстоянии, видимо, опасаясь пришельца, но затем осмелели и то невзначай пролетали над Ингваром, то перебегали ему дорогу. Все бесплотные твари были разные: крылатые, ползучие, с извивающимися белёсыми телами и острые, что придорожные камни. Ингвар не замечал призраков, и они настолько обнаглели, что устроили вокруг него хоровод, вынуждая остановиться.

– Чего надо? Я вам не принцесса из сказки. Танцевать и петь с вами не буду, – объявил Ингвар.

Эспириты замерли, словно удивившись, что этот странный пришелец, состоящий из плотной материи, умеет разговаривать, и из глоток их раздались причудливые звуки: одни забубнили, пародируя человеческую речь, другие закричали, подобно птицам. Некоторые из эспиритов приняли облик людей и заговорили на незнакомых языках, пытаясь что-то объяснить или о чём-то попросить его.

– Я вас не понимаю! – перекричал их Ингвар.

Тогда они потянули к нему руки и щупальца, словно подзаборные попрошайки, требующие то ли выпивки, то ли денег. Ингвар шарахнулся от них и побежал. Дурные призраки все кричали и вились над ним, на дороге вырос и сомкнулся ельник, перекрывая до того широкую тропу, забился, ударяя лапами в лицо, цеплялись за одежду; земля сменилась топким болотом, ботинки потяжелели, увязая в ряске. Ингвар не обращал внимания на преграды, и наконец призраки отстали. Пялясь в болотную тину, он пошёл вперёд, и каждый шаг сопровождался чмоканьем ила, заползавшего в его ботинки, а болото засасывало его всё глубже и глубже в трясину.

Ихтар. Мир грёз

– Ты уверен, что остаёшься? – спросил солдатик.

Ихтар кивнул. Что-то засвистело в воздухе, и резко брошенный камень зашлёпал по воде. Миротворец взглянул на озеро: остались только круги на лиловой глади, и обернулся на Ингвара: ушёл.

Тогда Ихтар переполз поближе к воде и принялся выстраивать башенку, пытаясь сбалансировать прибрежные камни между собой. Он часто занимался этим на Тетре, такая практика помогала отвлечься от мыслей и создать своими руками что-то красивое и в то же время мимолётное, смываемое первым же приливом.

Следовало выбирать камни, подходящие по текстуре, и уравновешивать, ставя друг на друга. От холодной воды стыли пальцы, а башенка падала, не желая замирать в гармонии. Ингвар, как тот брошенный камень, всколыхнул Ихтара своим пробуждением и исчез, оставив после себя взволнованную рябь. Пока Ихтар досадовал на солдатика, он не заметил, как к нему подкрался эспирит, по виду напоминающий трёхглазого оленя, и заинтересовался его шляпой: похоже, его привлёк звон бубенчиков. Ихтар улыбнулся, и отбил простенький ритм по полям шляпы. На звук из воды вынырнули духи-рыбы, и, шлёпая плавниками, словно замурлыкали в такт. Олень, ткнувшись мордой миротворцу в нос, прошёл через него насквозь. Чувство было такое, будто Ихтар открыл окно среди зимы и вдохнул снег, летящий в лицо. Вслед за эспиритом оленем через Ихтара прополз пернатый змей, затем рыбы взвились из озера, и ещё кто-то, и ещё. Ихтар уже не помнил, он просто сидел, пропускал через себя души колосьев, колышущихся на ветру, последнего закатного луча, лягушки на весеннем болоте и улыбался. Так шли часы, дни и недели.

Эспириты насторожились, выводя Ихтара из транса. Из тумана вывалился Ингвар. Не успел Ихтар обрадоваться, как тот, пошатываясь, словно пьяный, направился к костру и рухнул лицом вниз. Ихтар ощутил содрогание земли. Подняв нос к небу, миротворец заметил, что сегодня особенно туманно. Вокруг него возвышалось около сотни башенок из камней, сбалансированных так, будто их насадили на металлические штыри. Он только решил, что Ингвар опять проспит несколько дней, как тот простонал:

– Ненавижу это место. Сколько меня не было?

– Пару недель.

– Не может быть… Я шарашился там минимум пару месяцев!

Ихтар приподнял шляпу, поглядывая из-под полей на солдатика, и решил поделиться своей радостью:

– Мне кажется, я соединился с миром грёз. Он говорит со мной, передаёт волнение и свои ощущения…

– И как выбраться от сюда, ты у него спросил? – перебил Ингвар.

– Да к чему?

Ингвар не ответил, лишь одна его бровь скептически приподнялась, а в глазах мелькнуло разочарование, смешанное с нетерпением. Миротворец, поджав губы, отвернулся к костру: он заподозрил, что его спутник вовсе не смирился с их новой жизнью. Хотя… этого следовало ожидать. Неподготовленный разум обычного человека, даже прошедшего инициацию духов, вряд ли был способен привыкнуть к такому странному месту.

Ихтар вздохнул и, выглянув из-под полей шляпы, уже с сочувствием покосился на Ингвара, решив: «Всё же сто́ит попробовать объяснить ему. Он же догадался, как выйти из озера, значит, не так безнадёжен» и вслух произнёс:

– Нам не выйти, Ингвар. Я думаю, мир грёз хочет наладить общение, а не навредить.

Ингвар повернул к нему голову, так и лёжа на животе. К щеке его прилип песок.

– Да? Не похоже. Меня он с ума сводил, облепив этими эспиритами. Они что-то говорили, требовали, я не понял, и мир грёз решил утопить меня в болоте.

– Он хотел поговорить с тобой. Расслабься и попробуй впустить его в себя.

Ингвар уселся и постучал пальцем по лбу:

– Кого?

– Мир грёз.

– Мы говорим о нём как о живом. Да?

Ихтар с досадой уставился на башенки из камней. Ингвар не желал и малость прислушаться к нему. Глубокий вдох и выдох. Колокольчики зазвенели на шляпе.

– Просто дыши им, пропусти через себя.

– И не проси. Он меня не получит.

Ингвар. Мир грёз

Ингвар не мог долго сидеть у костра и слушать просветлённые речи всепонимающего Ихтара, поэтому снова отправился на разведку. Эспириты присматривались к нему и кружили вокруг, но теперь Ингвар знал, чего хочет мир грёз: забраться в него, как в Ихтара, съесть его душу. Но нет, так легко этот гад его не получит. Ингвар едва не споткнулся об огромную кишку, тянувшуюся из тумана и преградившую ему дорогу. Кишка была очень широкая в диаметре и пульсировала так, словно внутри нее находились кровеносные сосуды. Отвернувшись от мерзкого зрелища, Ингвар заметил, как за острозубыми горами проступил силуэт гигантского оленя, чьи рога с лохмотьями содранной кожи подпирали небо и нанизывали на себя облака. Ингвар подумал, если этот зверь поднимется на дыбы, голова его прорвёт купол неба и уткнётся в звёзды. Олень не мог заметить Ингвара, ведь тот по сравнению с ним был крошечным и, верно, сливался с пылью, однако дух обернулся в его сторону. Три светящихся глаза уставились будто ему в душу, изучая её и отыскивая в ней незаживающие раны. Ингвар первым отвёл взгляд и тут же заметил поваленное дерево, на котором сидела его мама.

Он подошёл к ней. С их последней встречи прошло почти восемь лет. Сейчас мама сидела перед ним, как живая, и разрезала конверт: письмо либо про отца, либо от отца. Сердце маленького Ингвара всегда замирало: а вдруг там напишут, что папа погиб? Но нет. Перед мамой возник семилетний Ингвар. Она улыбалась:

– Папа прислал нам денег. Теперь мы сможем отложить их тебе на колледж.

– Мне? А может, лучше купим механического паука? Как у Артура, такого, на длинных ножках, и который умеет ползать по стенам, – с надеждой спросил маленький Ингвар. – Ведь до колледжа ещё та-ак долго ждать.

– Долго. Но колледж и стоит дорого. Что ты выберешь? Учиться строить роботов или погибать от выстрелов овейн?

Маленький Ингвар поджал губы и нахмурился, а мама обняла сына. Взрослый Ингвар сплюнул:

– Лучше б паука купила. Теперь это смешно звучит! Издеваешься, да? – спросил он у мира грёз и обернулся туда, где несколько минут назад возвышался великан-олень. Но и дух, и горы исчезли.

Мама всё ещё сидела с письмом и гладила семилетнего сына по голове. Взрослый Ингвар раздражённо отвернулся и зашагал прочь. Это точно были не те воспоминания, которыми мир грёз мог расположить его к себе.

Тропа раскатывала перед ним длинный язык и вела по пустынной земле, из которой торчали лишь камни, да редкие колючки. В воздухе возникли глаза, вернее, глазные яблоки. Ингвар остановился и в изумлении обошёл это явление кругом, пытаясь понять, какую уловку мир грёз подготовил на сей раз. Солдат присел на камень, и глаза поползли вниз, так, будто человек, которому они принадлежали, тоже опустился рядом. Безумие, но Ингвар узнавал эти глаза: их яркие фиолетовые радужки.

– Соль? Соль, это ты?

Глаза потупились, насколько это можно было сделать без век. Ингвар засмеялся, зарылся пальцами в волосы. Такие фиолетовые глаза были только у полевой медсестры по кличке Соль. У Соль, чьи светлые кудри выбивались из-под косынки; у Соль, вечно ворчавшей, когда он ходил без маски; у Соль, не боявшейся выезжать в самые горячие точки; у Соль, которую он целовал ночами. У его Соль.

– Вот где твои глаза теперь. А где же остальное? Наверное, так и осталось на Тетре?

Глаза Соль, не имевшие век, выражали навечно застывший ужас. Но что ещё они могли выражать? В их медицинскую палатку попал снаряд из «Жирафика» овейн. А «Жирафик» стреляет так чисто, что внешне на теле не почти не остаётся повреждений, только умирает мозг и сгорают глаза.

Когда медики расстегнули мешок для трупов, и он впервые увидел её тело, подумал, что Соль спит или без сознания – настолько невозможно было поверить в её гибель. Вот сейчас она бы поднялась и засмеялась, да только выжженные глаза навсегда исчезли. Теперь они смотрели на него. Безмолвно и скорбно.

Глаза приблизились, и невидимая рука погладила Ингвара по плечу. От прикосновения он вздрогнул. Соль и впрямь здесь. Фиолетовые радужки затягивали, заставляя позабыть обо всём. Её пальцы скользнули от его плеча к шее, затронули висок и осторожно сняли повязку с лица.

Невидимка вдруг оказалась так близко, что он почувствовал её дыхание. Губы Соль прикоснулись к его губам, мягкие и тёплые, они были такими родными, что Ингвар подался к ней, обнимая и закрывая глаза. В тот же миг какое-то ледяное существо скользнуло ему в рот, протиснулась в трахею и устремилась к лёгким.

Ихтар. Мир грёз

Обжигающий удар по лицу вернул Ихтара в реальность, и кто-то затряс его за плечи:

– Ты здесь? Очнись, миротворец. Ну же.

Вроде бы Ихтар никуда и не уходил. Он вытаращился на Ингвара, который стащил повязку с носа и тяжело дышал:

– Я не могу здесь больше. Не могу. Эта тварь заползла ко мне в горло.

Сосуды в глазах солдатика полопались, а зрачки расширились, как у безумного.

– Я не хочу здесь сдохнуть. Я не сдамся. Понял? Ему не сломать меня.

– Успокойся. Мир грёз слился с твоей душой, так должно. – Ихтар попробовал одновременно отцепить его от себя и привести в чувства.

Не особо выходило: Ингвар ощерился, как испуганный дикий зверь. Будто дикобраз, который вот-вот начнёт стрелять иглами:

– Я не могу! Не хочу в себя это впускать. Но поздно уже. Один из них заполз в меня, как червяк, и теперь так и сидит там.

Ингвар полез пальцами себе в рот, явно намереваясь выблевать эспирита. Мир грёз встревожился, над их головами закричали и закружились духи-птицы. Их тревожный гомон точно отражал страх Ингвара. А солдатик кашлял и сплёвывал желчь. Духи забили крыльями вокруг него и заметались, разрывая самих себя на части.

Ихтар вскочил и потащил Ингвара к воде – макнуть пару раз и прекратить истерику. Солдат вмазал ему под дых и вырвался. От грая обезумевших птиц заложило уши, Ингвар закричал, схватившись за голову, вой эспиритов перешел в визг и резанул пространство, открывая дорогу в новый мир.