Читать книгу Моя Вера - - Страница 2

Глава 2

Я проснулась, хватая ртом воздух. Эти сны, кошмары из детства, они часто преследуют меня. Почти всегда после того как Валерий… Я осторожно повернула голову вправо. Не разбудила. Это хорошо, лучше лишний раз его не провоцировать. Я медленно завернулась в одеяло. После пережитого во сне страха меня бил озноб. Я, стиснув зубы, пыталась себя успокоить. Все хорошо. Все хорошо. Я давно уже взрослая и никакого страшного отца рядом нет.

«Нет говоришь? – ехидно захохотал вдруг в голове второй внутренний голос. – А тот, кто спит рядом с тобой, чем лучше? Разве он не стал твоим кошмаром наяву?»

Замолчи, замолчи, – мысленно повторила я, ворочаясь в постели. Сжала виски руками. Как мне забыть, как выкинуть из головы все то, что так повлияло на меня? Все мое прошлое, которое сотворило из меня то, чем я являюсь сейчас?

Воспоминания пришли помимо воли. Нахлынули, раздавили и лишили сил сопротивляться. Скорчившись на краешке постели, я могла только подчиниться им.

* * *

Мы не всегда жили так бедно. Я еще помню, что раньше, до того как я пошла в школу, у нас было небольшое хозяйство: куры и корова, а мама и папа работали в колхозе. Потом случился какой-то странный переворот, про который шепотом говорили все взрослые, и которого все боялись. Я не понимала, что это такое, но после этого переворота по словам взрослых все развалилось. Развалился колхоз, и маме с папой стало негде работать, а еще куда-то пропали все деньги и продукты. Корову мы продали, кур поели. Мама устроилась уборщицей в магазин, а чем занимался папа кроме того, что пил и куда-то иногда уезжал, я не знала. Мама говорила, что папа работает, но я не верила. Потому что на работе обычно платят деньги, а у нас их не было. Да и маме в магазине тоже не платили, она приносила домой только продукты, а один раз принесла коробку галош. Я помню как она поставила ее на стол на кухне, села и заплакала. Я обрадованная полезла внутрь, думая, что там что-то интересное, но увидев содержимое, только и хлопала глазами.

– Зачем нам столько галош? – допытывалась я у мамы. А она только отворачивалась и плакала. Потом мы носили эти галоши по всему селу, пытаясь продать, но деньги мало у кого были. Удача, если кто-то соглашался выменять на продукты.

Есть хотелось всегда и постоянно. Вот и лазила по чужим деревьям за яблоками. Летом еще хоть как-то можно жить, в огороде кое-что росло, мама варила щи из крапивы. А вот зимой бывало, что кроме хлеба еды в доме не было.

Подрастая, я старалась как можно реже находиться дома. Приходила только ночевать, а днем шаталась по селу. Про то, что отец пьет и бьет маму все знали. Сердобольные соседки даже жалели меня. Но эта ситуация никому не казалась ужасной. У многих так было. Поэтому перекусить у кого-то из подруг дома или посидеть, прячась от отца, я могла. Но не более того. И когда я находила дома маму избитой, когда приводила ее в чувство и бегала в аптеку за зеленкой и мазью от ушибов, я знала, что избавиться от этого не получится. Просто мужья всегда бьют жен. Это закрепилось в моей голове как непреложная истина. Поэтому я могла только прятаться от пьяного отца по деревне и выхаживать потом маму. Но я ничего не могла изменить.

Уже лет с десяти я начала подрабатывать. Кому-то подметала двор, кому-то собирала жуков на картошке или дергала сорняки. Платили мне редко деньгами, чаще продуктами, но для меня, вечно голодной, и это было в радость. После школы я слонялась по соседям, узнавая не нужна ли кому помощь, потом выполняла порученную работу, тут же где-то за углом съедала заработанное и шла на центральную площадь. Там на широкой скамейке, удачно стоявшей прямо под фонарем, я делала уроки. Потом темнело, и передо мной стоял выбор: пойти к кому-то из одноклассников, идти домой или спрятаться на заброшенной лодочной станции и переночевать там. Летом я, конечно, выбирала станцию, а вот зимой приходилось идти домой. Ведь у одноклассников ночевать каждый раз стыдно.

Но чаще других я могла оставаться у Наташки, моей одноклассницы и лучшей подруги. Ее мама работала учительницей, а папа – водителем у главы сельсовета. Понятное дело, что это была обычная рабочая семья со средним достатком, но мне их дом казался царскими хоромами по сравнению с моим. Первое время когда Наташка звала меня к себе в гости, я жутко стеснялась и боялась даже дышать, но потом поняла, что ее родители добрые и совсем обычные, несмотря на то, что у них был такой красивый дом. Наташкина мама всегда старалась меня накормить и иногда, не скрываясь, плакала, глядя на меня. А Наташкиного папу я сперва боялась и застывала как статуя, только услышав его голос. А потом, когда я побывала у них уже много раз, для меня вдруг открылась удивительная истина – оказывается не все мужчины пьют и бьют своих жен и детей.

Когда я поделилась своим открытием с Наташкой, та только глаза на меня вытаращила.

– Ты что, конечно, мой папа нас не бьет. Попробовал бы он меня ударить, да мама бы его сама сковородой отходила за такое. Да он и не будет такого делать. Он же нас любит.

Этот разговор буквально разорвал мое сердце на части. Бредя в тот день домой, я отчаянно пыталась понять, почему же моя мама не может заступиться за меня и отходить отца сковородой? Почему Наташкин папа веселый, добрый и любит Наташку и ее маму? А мой выходит меня не любит? В тот день я, наверное, впервые осознала: то, что происходит у нас дома, несправедливо, неправильно. Только совсем не понимала, что мне с этим делать.

С мамой я решилась поговорить только через некоторое время, когда отец снова избил ее. Она начала так плакать, что я уже пожалела, что подняла эту тему.

– Судьба у нас такая, – проговорила она сквозь слезы, гладя меня по голове. – Судьба, доченька.

Я не поняла, что это такая за судьба заставляет меня жить на улице и ночевать у чужих людей, прячась от отца, но с этого момента я начала его ненавидеть. Раньше просто боялась, а теперь ненавидела. И чем старше становилась, тем сильнее была эта ненависть. Понимая, что отпор ему я дать не могу, я начала мечтать о том, чтобы уехать. В мечтах я хотела жить где-нибудь, неважно где, главное, чтоб подальше отсюда, заработать денег и забрать с собой маму. Эта идея стала для меня всем, я буквально бредила этим. К тому времени я еще подросла и уже могла выполнять работу посерьезнее. Пасла коз, ездила собирать урожай на полях. И старалась на этот раз брать оплату деньгами. Я решила копить на свой отъезд и хваталась за любую работу, которую могла найти.

Однажды я сидела в школьном дворе на лавочке и зубрила историю. Стоял погожий осенний день, идти мне как обычно было некуда, и я решила выучить уроки прямо здесь, а потом уже думать про ночлег. Вдруг я услышала громкий женский вскрик и грохот. Обернулась и увидела школьную уборщицу, тетю Зину, которая лежала возле крыльца в луже воды, а рядом с ней валялось ведро.

Я подбежала к ней, присела рядом на корточки.

– Что с вами? Вам помочь?

– Ох, ох, выплеснула воду с крыльца, да и поскользнулась, ох нога! – причитала она, пытаясь подняться с земли.

Я посмотрела на ее ногу, она была странно вывернута.

– Лежите, не двигайтесь. Вам нельзя вставать, может быть перелом.

Тетя Зина громко застонала, на глазах у нее показались слезы.

– Ох, больно то как. Что же делать-то теперь?

Я сняла мою видавшую виды куртку и постелила ей под голову.

– Лежите так, не шевелитесь, я сейчас сбегаю в школу, скорую вызову.

Я вбежала в здание школы. Оно уже опустело, уроки давно закончились. Я побежала в учительскую, знала, что там стоит телефон. Но в кабинете никого не было. Я немного пометалась по этажу, пытаясь вспомнить, где еще видела телефоны, и практически не думая, затарабанила в кабинет директора.

После моего громкого стука, дверь распахнулась и я чуть не налетела на директрису Ирину Сергеевну.

– Пожалуйста, можно позвонить? – выпалила я. – Очень срочно, нужна скорая.

– Ты кто? – приподняла брови директриса, оглядывая меня.

– Чистякова Вера, – отрапортовала я. – Там тетя Зина упала. Кажется, ногу сломала.

Директриса смотрела на меня еще пару секунд, потом прошла к своему столу и начала вызывать скорую помощь. Я бегом пустилась вниз к тете Зине. Боялась, что она попытается встать и навредит себе.

Она все так же лежала на боку и негромко стонала.

– Сейчас, сейчас скорая приедет, потерпите, – пробормотала я, наклонившись к ней, и потом уже поняла, что скорая из районного центра будет ехать не менее часа. И пожалела, что не догадалась зайти в кабинет к медсестре, чтобы взять хоть какое-то обезболивающее. Я уже хотела бежать обратно, но тут из школы вышла Ирина Сергеевна с медицинским чемоданчиком в руках. Она дала тете Зине таблетки и осталась вместе со мной дожидаться скорой.

Приехавшие врачи подтвердили, что у тети Зины перелом, наложили шину и повезли ее в больницу. Когда машина отъехала, я подобрала с земли ведро и швабру.

– Куда это отнести? – спросила у директрисы.

– Да в подсобку, – махнула та рукой и протянула ключи. – Где ж я теперь уборщицу найду, – пробормотала она будто про себя. – Зина теперь месяц не сможет работать, а то и больше.

– Я могу убирать! – выпалила я, сама того не ожидая.

– Ты? – Ирина Сергеевна снова окинула меня внимательным взглядом.

– Мне работа нужна. Я после уроков мыть буду.

Я словно смотрела на себя глазами директрисы. Худая, нескладная, растрепанная и в мятой одежде.

– Ты в каком классе? – спросила она наконец после долгого молчания.

– В восьмом. Мне четырнадцать есть уже.

– Мне нужно поговорить с твоими родителями, чтобы решить этот вопрос.

Ее слова разбили все мои надежды. Я молчала, но, видно, она прочитала что-то в моем лице, потому что вздохнула и сказала:

– Ты сейчас закончи уборку, а завтра мы с тобой сходим к тебе домой, и я поговорю с родителями.

Я уже понимала, что этот разговор ничем хорошим не закончится, и настроение у меня было на нуле, но чтобы показать свое усердие, я подхватила ведро и швабру и потащила в туалет, чтобы набрать там воды и начать мыть полы.

Закончив уборку, я затащила ведра и швабры в подсобку, глянула на стоящий там узенький топчан и не смогла отказать себе в удовольствии присесть – спина у меня просто отваливалась. Чтобы не сидеть без дела, я достала учебники и тетради и кое-как, на коленях накалякала домашние задания по русскому и алгебре. Потом взялась повторять устные уроки и сама не заметила как уснула на этом самом топчане.

Продрав глаза утром, я не сразу поняла, где нахожусь, а когда вспомнила, то поняла, что эта подсобка была бы для меня идеальным жилищем. Проснулась, умылась в туалете и иди на уроки. Не нужно ниоткуда бежать, боясь опоздать, да и о ночлеге можно не думать. Но я запретила себе мечтать. Я не верила ни на секунду, что отец разрешит мне работать в школе. А маму никто и слушать не будет.

Все уроки я почти не слушала, что говорят учителя, и вся тряслась при одной мысли, что директриса придет ко мне домой. Но это время настало. Она не забыла и не передумала. Я плелась вслед за ней, едва переставляя ноги, и радовалась только тому, что она у меня ничего не спрашивает.

Когда мы вошли в дом, мама лежала на кровати, отвернувшись к стене. Отца к счастью не было.

– Мам, тут к тебе пришли, – негромко позвала я.

Она повернула голову, и мы синхронно с Ириной Сергеевной ахнули. Мама снова была вся избита. Под глазами синяки, на губах запеклась кровь. Она с трудом открыла опухшие глаза.

– О-ох, Ирина Сергеевна пришла. Ты что, Верка, натворила чего? Я сейчас встану. – Она попыталась подняться, но глухо застонала, схватившись за живот.

– Лежите, лежите, – кинулась к ней Ирина Сергеевна. – Беги в аптеку Вера! – крикнула она, обернувшись ко мне. – Анальгин купи, зеленку, йод. Телефон у вас есть, скорую вызвать?

Я помотала головой.

– Тогда забеги в школу и вызови из моего кабинета. Вот тебе ключи.

– Да что вы, что вы, какая скорая? Да все нормально со мной, да я просто упала, – затараторила мама и села на кровати.

Ирина Сергеевна удивленно посмотрела на нее, а я не стала дожидаться дальнейшего разговора и выскочила из дома. Бредя по улице, я плакала навзрыд от несправедливости и от того, что никак не могу вырваться из этого заколдованного круга. Я все же дошла до аптеки, купила все необходимое. А скорую вызывать не стала. Я помнила как несколько лет назад я вызвала маме скорую. Но она сбежала из больницы как только смогла встать на ноги. А меня отец избил так, что я отлеживалась несколько дней дома. Именно с того случая я поняла, что мне лучше всего убегать из дома и практически перестала приходить ночевать, только когда была уверена, что отца нет. Вот и сейчас, что толку со скорой? Вылечится дома, не в первый раз. С такими мыслями я дошла до своей калитки. Ирина Сергеевна ждала меня во дворе.

– Вера, – сказала она, пристально глядя на меня. – Я поговорила с твоей мамой. Я беру тебя на работу, и ты можешь жить в школе. В той подсобке. Она небольшая, конечно, но лучше чем… – она замолчала.

Я от радости готова была кинуться ей на шею, но только пробормотала:

– Спасибо.

– Сейчас иди, помоги маме, а потом можешь возвращаться в школу. Да, питаться будешь в столовой. Я все устрою.

Я онемела и молча смотрела, как она выходит из калитки.

Я была так счастлива, что даже не спросила у мамы, о чем они говорили. Только узнала, где отец, чтобы понять, можно ли мне остаться ночевать сегодня дома. Узнав, что он уехал на свои так называемые заработки, я осталась с мамой. Мы ни о чем так и не поговорили, она почти все время спала, а я собирала свои вещи, готовясь к завтрашнему переезду.

Эти два года, пока я жила в подсобке, я помню как одни из самых счастливых. Сначала я боялась, что это все временно, до возвращения тети Зины, но она после выздоровления уволилась и ушла на пенсию. Ирина Сергеевна сказала, что больше не будет никого нанимать, и я могла жить и работать спокойно. Иметь свой собственный угол для меня было ни с чем не сравнимо. Пусть в узкую, длинную комнатушку влезали только топчан и парта, которую я притащила, чтобы было удобнее делать уроки. Пусть я могла влезть на топчан, только раздвинув метлы и швабры и скинув на пол тряпки, меня не волновали такие мелочи. После уроков я мыла полы в школе, проходясь по всем трем этажам, потом делала домашнее задание в своей каморке, а потом если не ходила в гости к Наташке, то лежала на топчане и мечтала о своем будущем отъезде.

Наташка по-прежнему приглашала меня к себе ночевать и иногда я соглашалась, когда хотелось нормально помыться и поспать на мягком. Но старалась сильно не привыкать к удобствам, чтобы моя каморка продолжала оставаться для меня идеальным убежищем.

Домой я ходила редко. Раз или два в неделю заглядывала проведать маму. Мое отсутствие, кажется, хорошо повлияло на их отношения с отцом, он стал бить ее гораздо реже. Мама выглядела слишком уж счастливой и довольной, и я не хотела этого признавать, но с ней похоже происходило что-то странное. Она то смеялась не по делу и говорила чересчур громко, то вдруг застывала со стеклянным взглядом, и ее лицо становилось похожим на маску. Я боялась этого и, заскочив на пять минут, старалась побыстрее уйти. Да, это было эгоистично, но я слишком устала жить в постоянном страхе. Мне хотелось немного свободы, немного своей личной жизни, которой я и жила, работая в школе. Мне ведь не только дали жилье и еду, мне еще и платили. Разве это не предел всех мечтаний? Я потихоньку откладывала деньги, но в моих мыслях о будущем было огромное белое пятно: я совсем не представляла куда же я поеду, когда окончу школу, и как буду жить дальше.

Совсем неожиданно моя подруга Наташка подала мне такую идею, о которой я даже и подумать не могла. Как-то мы сидели у нее в комнате и учили уроки, как вдруг она мечтательно закатила глаза к потолку и сказала.

– Как же надоела эта школа. Мечтаю поскорее ее закончить и уехать отсюда наконец.

– А куда ты хочешь поехать? – поинтересовалась я. В моей голове как-то не укладывалось, что имея таких замечательных родителей, Наташка хочет от них уехать.

– В Новосибирск само собой, – фыркнула Наташка будто говорила о чем-то давно решенном.

– Куда? – вытаращила я глаза. Для меня Новосибирск был чуть ли не столицей, хоть я и знала, что мы живем далеко от настоящих крупных городов, но для меня, выросшей в глухой сибирской деревне, и этот город казался чем-то особенным. – И что ты там будешь делать?

– В медицинский колледж поступлю, – хвастливо сказала Наташка. – Думаешь я зря зубрю эту ненавистную химию?

Тут я совсем потеряла дар речи. От слова колледж повеяло чем-то заграничным и недоступным простым смертным. Видя мое замешательство, Наташка принялась мне растолковывать.

– Колледж – это как бывшее училище, просто новомодно так называется. В Новосибирске он есть, я узнавала. Там на медсестер учат.

– И когда же ты… туда.. собираешься? – пролепетала я.

– Ну вот после девятого класса.

– А ты в десятый, одиннадцатый разве не пойдешь?

– Не-а, – помотала головой Наташка. – В нашей школе же только до девятого учатся. А дальше нужно в район ездить. А зачем мне это надо, еще два года штаны за партой протирать, да еще и кататься туда-сюда? Я лучше в Новосибе поступлю, выучусь и за три года уже профессию получу, да тем более там общежитие дадут. А медсестры, знаешь, они везде нужны, профессия хорошая. Мама и папа не против.

Я уже почти не слушала Наташкину трескотню, потому что поняла, что совсем забыла о том, что после девятого класса надо переходить в другую школу. И с ужасом думала сейчас о том, что мне придется уйти из своей подсобки и не будет у меня ни работы, ни еды, ни своего угла. От этой мысли стало так горько, что я не сдержалась и заплакала.

– Эй, ты чего ревешь? – участливо спросила Наташка. – Что я уеду, что ли? Скучать будешь?

Я не стала ее разочаровывать и, всхлипывая, кивнула. Подруга подсела ко мне и обняла. От этого я совсем расклеилась и стала реветь чуть ли не в голос.

– Ой, ой, ой, – запричитала она. – Ой да ты что, ну не расстраивайся ты так. – Она немного помолчала, пока я всхлипывала ей в плечо, а потом вскрикнула: – Я знаю, что делать! Поехали со мной.

Я так обалдела, что даже плакать моментально перестала и так и застыла с открытым ртом.

– Да, да. Вместе поступим и жить вместе будем, здорово же? Или у тебя другие планы?

Я помотала головой. Мой мозг не в силах был обдумать все сыпавшиеся на него новости. А подругу уже понесло.

– Ну вот, ты же всегда говорила, что уехать мечтаешь. Вот и поехали в Новосиб. Выучимся, медсестрами будем, а?

– А как же… мама… – выдавила я.

– П-ф-ф… – Наташка махнула рукой. – Будто ты сейчас ей много помогаешь.

Я немного обиделась.

– Ну вообще-то я ей деньги даю. И навещаю… иногда.

– Ну ладно, Вер, прости. Я не то хотела сказать. Я хотела сказать, что она прекрасно без тебя справится. А ты ведь и так уехать хотела. Так что подумай хорошенько.

И я думала. Столько думала, что не могла спать по ночам. Крутила, вертела в голове наш с Наташкой разговор так и сяк. И все больше понимала, что это мой единственный шанс. Как ни жаль было маму, но ведь я и правда не могла ей ничем помочь, она сама выбрала для себя такую жизнь. А мне нужно спасаться, если не хочу стать такой же как она. Как бы я не убеждала себя, что права в своем решении, но поговорить об этом с мамой все не могла себя заставить. Я знала, что отца и спрашивать не буду, но вот маме я все-таки должна была все рассказать. Мне не хотелось уезжать тайно.

Когда я все же решилась на разговор, то торопясь и запинаясь, рассказала все. Про Наташку, про колледж , про то, что мне дадут общежитие и стипендию. Я захлебывалась словами, жестикулировала и одновременно умирала от страха, глядя на маму. Мне все казалось, что ее взгляд вот вот остекленеет, и в лице появится то выражение отрешенности, которое меня так пугало. А еще больше я боялась, что мама заплачет и будет уговаривать меня остаться. Я уже настолько была поглощена своим желанием уехать, что остаться для меня казалось немыслимым.

Наконец я выдохлась, замолчала, тяжело дыша. Мне все казалось, что я не рассказала чего-то важного, что не смогла ее убедить. Мама сидела напротив меня за столом, смотрела на меня пристально, и мы обе молчали. Когда я уже думала, что не выдержу этого напряжения, она взяла мою руку в свои, наклонилась, прижала мою ладонь к своей щеке.

– Уезжай, – прошептала она одними губами.

– Что, мама? – Я наклонилась к ней, наши лбы соприкоснулись.

Она взяла мое лицо в ладони, поцеловала меня в лоб, повторила громче, на каждом слове повышая голос:

– Уезжай, уезжай. Беги отсюда! Спасайся, пока можешь!!!

На последнем слове ее голос сорвался, она уронила голову на руки.

Я подбежала, села на пол у ее ног, уткнулась лицом в колени.

– Мама… мама… а как же ты, как же я тебя оставлю… – бормотала я, вытирая слезы ее юбкой.

– Со мной все хорошо будет, доченька, – мягко ответила она, поглаживая меня по волосам. – Тебе жить надо. Живи, птичка моя, живи.

– Я когда заработаю денег, я тебя заберу, – всхлипывала я ей в колени. – Я тебя в город заберу, будем там вместе жить.

Мама со мной соглашалась. Кивала и поддакивала, внимательно слушала мои фантазии о будущей учебе и о том, как мы с Наташкой будем к ней готовиться. Я осталась тогда ночевать дома, мы с мамой легли на одной кровати, прижались друг к другу, и я все говорила и говорила пока не уснула.

После этого разговора у меня будто груз с плеч упал. Я наконец-то четко понимала, как именно изменится моя жизнь в ближайшее время. Не за горами был выпускной экзамен в школе, и мы с Наташкой помимо обязательных русского, литературы и алгебры выбрали дополнительными предметами химию и биологию, чтобы готовиться одновременно и к выпускным и к вступительным. Именно на химию и биологию я бросила все свои силы, поэтому обязательные предметы сдала на тройки. Но это меня не особо опечалило. А вот то, что химию и биологию я, несмотря на все мои усилия по подготовке, сдала на четверки – стало настоящим ударом. Я совершенно уверилась в том, что бездарна и ни за что не смогу поступить в колледж. Эта мысль меня так подкосила, что я ревела ночи напролет в своей каморке до тех пор, пока не пришла беда куда более ощутимая.

Почти сразу после выпускных экзаменов школа закрылась, и мне нужно было подумать, где я буду жить все лето, пока мы с Наташкой не поедем поступать. Раньше-то я ютилась на лодочной станции, но сейчас хиленькое строение, служившее мне убежищем, окончательно развалилось. Ночью было холодно, от воды дул пронизывающий ветер. Переночевав там пару раз, я сильно заболела. Настолько сильно, что утром не смогла встать и лежала там на земляном полу, задыхаясь от жара. Нашли меня только к вечеру, когда Наташка подняла тревогу. Ее папа перенес меня на руках к ним домой. А мама позвала фельдшера, купила лекарства и ухаживала за мной. Моя мама тоже приходила, но я не узнавала ее в бреду. Это мне рассказала потом Наташка.

Я пролежала у нее дома недели две. Однажды вечером, когда я уже начала поправляться, мы сидели за столом с Наташкой и ее родителями. Разговор зашел о поступлении. Они говорили про какие-то курсы, которые нужно посещать в колледже, чтобы подготовиться к экзаменам. Я молча пила чай и почти их не слушала, так как знала, что денег ни на какие курсы у меня нет. Моих накопленных едва хватило бы на съем квартиры. После такой тяжелой болезни я подумывала о том, что мне надо бы снять какую-нибудь комнату на лето. Другое дело, что в нашей деревне почти никто жилье не сдает…

Погрузившись в свои невеселые мысли, я и не заметила, что обращаются ко мне.

– Вер, ну Вер, что думаешь? – затормошила меня Наташка.

– О чем? – встрепенулась я.

– Ну мы же говорим. Чтобы поехать в Новосиб и квартиру там снять и на курсы записаться для поступления.

– У меня денег нет на курсы, – испуганно ответила я.

– А на квартиру есть? – серьезно спросила меня Наташкина мама.

– Немного.

– Давай так. Курсы мы вам с Наташей оплатим. На еду будем присылать. Ну а уж квартиру как нибудь потянешь пополам? Вер, ну мы ж тоже не богачи, ты прости нас.

Я ошеломленно кивнула и кинулась ей на шею. Я обычно была скупа на эмоции, но в этот раз меня просто прорвало. Казалось, что сбываются мои самые сокровенные мечты. Скоро я буду жить в огромном городе, готовиться к поступлению, и начнется у меня совсем новая самостоятельная жизнь.

Несмотря на мое воодушевление о дне отъезда я думала со страхом. Мне было тяжело думать о расставании с мамой, а еще я боялась, что отец может прознать о моих планах и как-то им помешать. Время отъезда приближалось, а я даже не могла побыть с мамой, потому что отец был дома. Я так и не смогла себя перебороть.

Но, когда мы с Наташкой и ее родителями пришли на автобусную станцию, мама тоже пришла. Я не поверила своим глазам, кинулась ей на шею, мы очень долго плакали. Настало время уже садиться в автобус, но я не могла оторваться от мамы. Она еще раз поцеловала меня и оттолкнула от себя, но в последний момент схватила за руку и что-то вложила мне в ладонь. Я разжала ее и увидела обручальное кольцо. Оно было очень тоненькое, но я знала, что это единственное мамино украшение.

– Мама, а как же ты? – ахнула я.

– Бери, доченька, оно мне без надобности. Прости, что не могу больше ничего дать. – Она перекрестила меня.

Автобус начал отъезжать, не дождавшись нас. Наташка завизжала, схватила меня за руку и мы кинулись его догонять. Мы заскочили в закрывающуюся дверь.

Я долго не могла прийти в себя, в душе боролись противоречивые чувства. Мне было радостно, что я наконец-то уезжаю и горько от того, что оставила маму. Я то тихо плакала, то смотрела в одну точку перед собой. Даже Наташка притихла на соседнем сиденье, видимо, ей тоже было грустно уезжать из дома. Но уже скоро к ней вернулась прежняя жизнерадостность, она изо всех сил старалась меня растормошить и развеселить. Наташкина мама поехала с нами, чтобы подать документы на поступление и помочь устроиться с квартирой. Свою маму я даже просить о таком не стала, все равно знала, что не поедет.

Когда после нескольких часов пути мы добрались до Новосибирска, грустить нам стало некогда. Мы дошли до колледжа, и Наташка со своей мамой стали разговаривать с хмурой тетенькой в приемной комиссии. А я стояла за их спинами у стены и глазела по сторонам.

– Я за нее могу поручиться, я ее с детства знаю. Мать болеет сильно, не смогла приехать. Примите, пожалуйста, документы.

Я услышала это и поняла, что случилась какая-то загвоздка, и она касается меня. Тетенька в приемной комиссии что-то бурчала недовольно. Прислушавшись к разговору, я поняла, что она не хочет принимать документы без кого-то из моих родителей. У меня даже ноги подкосились от страха при мысли, что сейчас мне придется ехать обратно.

Наташкина мама с серьезным лицом подошла ко мне.

– Что-то не так? – промямлила я.

– Да вот эта грымза не хочет принимать документы без согласия матери или отца, – прошептала она мне на ухо.

– Может я вернусь тогда и попрошу маму приехать?

– Понимаешь в чем дело, сегодня последний день подачи. Мы не успеваем.

Я прикусила губу, стараясь не заплакать Все мои надежды в очередной раз разбивались.

– У тебя есть деньги с собой? – Наташкина мама еще понизила голос.

– А сколько надо? – прошептала я.

Она назвала сумму, которая составляла больше половины моих сбережений. Я не задумываясь полезла в сумку. Она взяла деньги и снова подошла к окошку, за которым сидела хмурая тетенька. Но не прошло и нескольких минут как они вместе с Наташкой снова направились ко мне. Я решила, что все пропало, и мне придется уехать ни с чем.

– Тут такое дело, девочки, – начала Наташкина мама. – Говорят, что на медсестер очень большой конкурс. Пятнадцать человек на место. А на акушерок всего пять, что думаете, может, поступите на акушерок?

– Я не против, – тут же жизнерадостно заявила Наташка. Они уставились на меня в ожидании ответа. А я умирала от страха и не могла ничего понять. Какой конкурс, какие акушерки? Я даже забыла, что значит это слово.

– Вер, ну что думаешь? Акушерка тоже хорошая профессия, будешь помогать детишкам рождаться.

– Я… а… а у меня документы примут? – пролепетала я, думая только лишь об этом. Я уже готова была хоть на сварщика поступить, лишь бы не пришлось возвращаться домой.

– Примут, примут. Я уже договорилась. Надо решить только куда.

– Пусть будет на ак-кушерку, – выдохнула я.

– Тогда пойдем. – Наташкина мама взяла меня за руку, и мы пошли к приемному окошечку, где нам выдали заполнять кучу бумажек.

После того как мы наконец-то подали нужные документы и вышли из колледжа, я не могла поверить, что все получилось. Теперь оставалось только найти квартиру, и я немного боялась, что моих оставшихся денег не хватит на оплату. Но повезло: мы нашли квартиру недалеко от колледжа и за приемлемую цену. Моих денег хватало ровно на два месяца оплаты, и больше у меня не оставалось ни копейки. Только мамино обручальное кольцо. Но это меня уже не волновало, я была счастлива.

Переночевав с нами, Наташкина мама уехала и началась наша новая самостоятельная жизнь.

С утра мы ходили на подготовительные курсы. Вступительных экзамена предстояло сдать три: по русскому, химии и биологии. Тут то я и пожалела, что не очень усердно готовилась к русскому. Теперь я готова была дни и ночи просиживать над учебниками, только бы поступить. Я повторяла про себя фразу «пять человек на место» и понимала, что из пяти должен поступить кто-то один. Наташка волновалась куда меньше меня и даже позволяла себе прогулять занятия. Да и неудивительно, ей-то в случае чего было куда возвращаться. А я старалась заниматься каждую свободную минуту, даже читала ночью под одеялом, с фонариком, чтобы не мешать Наташке.

Я устроилась дворником, чтобы иметь хоть какие-то деньги. Мне не хотелось закладывать мамино кольцо, а работать я уже привыкла, поэтому каждое утро до занятий, а также после обеда уходила подметать дворы. А вечером и ночью сидела за учебниками.

Первым экзаменом был письменный русский. Я вытянула билет, села за парту и поняла, что в моей голове так же пусто, как на этом чистом листе, что лежал передо мной. Я в отчаянии оглянулась. Наташка что-то увлеченно строчила, другие поступающие тоже писали. Одна я беспомощно пялилась на лист. В голову пришла мысль, что это конец. Я провалю первый же экзамен и мне ничего не останется как только вернуться домой. Сердце бешено застучало, спина взмокла от пота. Я зажмурилась.

Нет, ни за что! Я напишу хоть что-то, хоть ерунду, но я должна попытаться!

Крикнув это самой себе мысленно, я склонилась над листком. И все писала, писала, даже когда вышло время экзамена, и у всех начали собирать листки, не могла остановиться. А когда отдала свою писанину, то поняла, что сделала все, что могла, и от меня больше ничего не зависит.

Результаты должны были вывесить через два дня, которые прошли для меня как в тумане. Я готовилась к своему провалу, но к моему удивлению за этот экзамен получила пять. Не веря своим глазам, долго вглядывалась в листок. Наташка, получившая четыре, слегка расстроилась, но по своему обыкновению переживала недолго, только подкалывала меня, обзывая ботанкой.

Предстояло еще два экзамена, я продолжала готовиться и, конечно же, волновалась, но все же мне стало чуть легче. Полученная пятерка меня немного воодушевила. На биологии я уже переживала намного меньше и к тому же мне попался билет, который я хорошо знала. Поэтому вторая пятерка стала уже приятной неожиданностью, но не шоком. Последним экзаменом была химия. Пришлось немного помучиться с формулами, но я уже настолько устала бояться, что делала все, кажется, на автомате. По результатам третьего экзамена стали известны списки поступивших. В то утро Наташка тащила меня в колледж буквально на себе, я от волнения едва могла передвигать ногами.

Наташка быстро нашла в списках свою фамилию и восторженно завизжала. Я же на ватных ногах подошла к стенду и почти уперлась носом в висевший листок. Строчки текста перед глазами расплывались. Я стала водить по ним пальцем, спустилась до самого низа, но список заканчивался на фамилии: Ульянова. А дальше ничего. Я почувствовала как пол уплывает из-под ног.

– Ну что там, что? – теребила меня Наташка.

– Нету, – просипела я.

– Как нету? Ну-ка отойди. – Она отодвинула меня и сама уставилась в листок, ведя по нему пальцем.

Я обхватила себя руками, меня начало трясти. Наташка оторвалась от листка, по ее лицу я видела, что ничего хорошего она мне не сообщит. Да и не появится же там моя фамилия по мановению волшебной палочки. Я стояла и клацала зубами буквально на все помещение. К стенду стали подходить другие поступающие, там уже кто-то пищал от радости, а я думала, как бы мне отвязаться от Наташки, чтобы пойти и утопиться. Как в тумане я видела как Наташка дергает за рукав какую-то женщину в униформе колледжа и что-то у нее спрашивает, потом они вдвоем разглядывают стенд. Потом Наташка вдруг подлетела ко мне, схватила за руку, потащила за собой.

– Смотри, смотри. Ты тут есть. Тут рядом висит листок, продолжение списка, мы и не заметили.

Я ошарашенно смотрела туда, куда мне тыкает Наташка, и ничего не видела.

– Ну видишь, Чистякова Вера Николаевна. Ты поступила, видишь?

Буквы наконец-то сложились во что-то осознанное. Я различила свою фамилию. Наташка прыгала рядом, вешалась мне на шею, но внезапно все вокруг завертелось, Наташка пропала, а я полетела куда-то в темноту.

Очнулась от неприятного запаха, закашлялась. Кто-то совал мне под нос вонючую ватку. Я завертела головой, пытаясь отстраниться.

– Очнулась, голубушка? – прозвучал надо мной смешливый женский голос. Я повернула голову. Я лежала на диване, а надо мной стояли женщина в униформе, женщина в белом халате и Наташка.

– Давай сюда свою ручку, я тебе давление померяю. Ой худая какая да бледная, она хоть ест что-нибудь?

– Ест, ест, – уверенно ответила Наташка. – Это она просто от радости в обморок бухнулась.

– От радости, – покачала головой женщина в белом халате, накачивая воздух в манжету. – Ну да, конечно. Давление рухнуло. Ты как себя чувствуешь?

– Нормально, – просипела я, облизывая пересохшие губы.

– Голова не кружится?

– Кружится немного, – ответила я, помотав головой из стороны в сторону.

– Ей бы чайку сладкого и полежать, – сказала женщина в белом халате, обращаясь к женщине в униформе.

– Сейчас принесу, – озабоченно ответила та и ушла.

Женщина в белом халате дала мне выпить жидкости из ложки, судя по запаху это была валерьянка.

Потом мне принесли горячий, сладкий чай, приказали пить маленькими глоточками и не вставать, пока не перестанет кружиться голова. Женщина в белом халате ушла, а женщина в униформе осталась со мной и Наташкой, а когда я почувствовала себя лучше, проводила нас до выхода.

Дома Наташка уложила меня в постель. Я так была опустошена морально, что даже радоваться уже не могла, из меня словно вытряхнули все чувства. Но слишком долго хандрить мне не пришлось. Уже на следующий день мы с Наташкой оформляли документы для учебы, решали вопрос с общежитием, готовились к переезду и изучали наше расписание.

Новая жизнь, о которой я так мечтала, постепенно затянула. У меня впереди было целых три года самостоятельности и это казалось, вечностью, а уж о том, что будет после, я и вообще не думала. «Прорвемся, устроимся», – любила повторять Наташка. С мамой я иногда созванивалась и переписывалась. Она убеждала меня, что у нее все хорошо, а я верила, стараясь засунуть сомнения поглубже. Приехать домой я так и не решилась, все время выдумывая себе оправдания. И пусть туда-сюда можно было обернуться за один день, но я не хотела. Мне почему-то казалось, что если я туда попаду, то уже не выберусь обратно. И даже летом, когда занятий в колледже не было, я придумывала причины, по которым не могу поехать.

Работать в больнице я начала с первого курса. Сначала, естественно, санитаркой. Это было и подспорье, и занятие на лето, и практика. Учиться я старалась на пятерки, чтобы не упускать стипендию, все же какая никакая, а поддержка. Сложные предметы, ночные дежурства, тяжелая работа – все это выматывало, но все же я была счастлива.

Он появился в начале третьего курса. Преподаватель по предмету «Патологии беременности». Высокий, подтянутый с пробивающейся сединой в волосах. Когда он в первый раз вошел в аудиторию, я лишь мимолетно окинула его взглядом. Обычный преподаватель как многие до него.

– Романов Валерий Александрович, – представился он.

– О, три эр, – фыркнула рядом Наташка. Я фыркнула в ответ.

– Я сказал что-то смешное? – стальным тоном поинтересовался он, и его рука с зажатой в пальцах шариковой ручкой указала в нашу сторону. – Встаньте.

Мы с Наташкой вскочили.

– Фамилии?

Мы представились.

Он окинул нас изучающим взглядом и махнул рукой, разрешая сесть.

– А он симпатичный, а? – прошептала мне на ухо Наташка.

Я только пожала плечами и приложила палец к губам призывая ее молчать.

Вездесущая Наташка каким-то образом узнала, что ему тридцать девять, он кандидат медицинских наук и он женат. Все это она поведала мне уже после пар, когда мы сидели в нашей комнатушке, в общежитии.

– М-м-м, – неопределенно промычала я, не поднимая голову от учебника.

– Ну чего мычишь? Отвлекись ты от своих учебников! Жалко говорю, что такой красавчик женат.

– Наташка, да ты о чем думаешь? Он же старый, на двадцать лет нас старше!

– Ну и что? – Наташка упала спиной на кровать, раскинула руки и заболтала в воздухе ногами. – Ты хоть понимаешь, какие преимущества можно получить, заарканив такого мужика?

– Чего? Ты о чем вообще?

Наташка перевернулась на живот, и выхватив у меня из рук книгу, спрятала ее под подушку.

– Чего, чего, – передразнила она. – Ты вот скажи, красотуля моя, ты где собираешься жить, когда мы закончим наш кол-л-е-е-едж?

– Как где? На работу устроюсь.

– Ну, ну, и?…

– Буду зарабатывать и снимать квартиру.

– Ох, Верунчик, какая же ты наивная. Ты что, думаешь, миллионы будешь получать? Да ты сейчас пашешь за копейки. А потом что?

– Но ты же сама говорила. Медсестры везде нужны, а акушерки – хорошая профессия, – растерянно протянула я.

– Говорила, говорила. Дура потому что была. И родители мои старой закалки, они все еще считают, что медработник – это престижно. А я вот пожила здесь, ума набралась и теперь не хочу за роженицами кровь да говно подтирать.

– Ну что ты такое говоришь, – поморщилась я.

– Фу, фу, фу. Не хочу. Эти роды – такая гадость. Крики, оры, кровь, слизь. Бе-е-е-е. – Наташка высунула язык и скорчила рожицу.

– А зачем учишься тогда?

– Ну надо же закончить, чтоб родаки не ворчали. А за это время я найду себе мужчину и буду жить при-пе-ва-ю-чи!

– И где же ты собираешься его искать? – Я прикрыла зевок рукой.

– Да везде! И наш «три эр» не такой уж плохой вариант!

– Валерий Александрович? Да что ты на нем зациклилась-то?

– Он красивый и богатый. Этого мне достаточно.

– А откуда знаешь, что богатый?

– А ты его печатку видела? А блокнот кожаный? А машину?

– Ох, Наташка, ну ты даешь. – Я выхватила из-под подушки свою книжку и шутя легонько приложила к ее голове. – Ты лучше читай, а то твой «три эр» влепит тебе двойку, и все мечты пойдут прахом.

– Не влепит. Я на экзамен в мини-юбке приду.

– А это как тебе поможет?

Наташка закатила глаза.

– Верка, ну ты как маленькая! Красивой девушке он двойку не поставит.

Я только хмыкнула и снова раскрыла учебник.

Благодаря Наташкиной болтовне я волей-неволей начала обращать внимание на преподавателя, сидя в аудитории.

Красивый? Ну… обычный. Седина вон на висках. Очки. Да он же старый! Ну голос у него вроде приятный, и одевается он всегда так красиво в костюм с галстуком. Но вообще какая разница как он выглядит, если он как посмотрит, у меня аж поджилки трясутся.

– Эй, ты чего слюни пускаешь? – больно толкнула меня в бок локтем Наташка.

– Ничего я не пускаю, отстань.

– Да ты на него пялишься.

– Ничего я не пялюсь.

Я его и правда боялась. Стоило ему ко мне обратиться, у меня все замирало внутри. А когда он вызывал меня отвечать, я забывала даже то, что зубрила всю предыдущую ночь. А он очень не любил, когда ему плохо отвечают, поэтому с суровым лицом лепил мне двойки и тройки, от чего мне становилось еще хуже.

После очередного такого провала я не выдержала и разревелась в уголке на перерыве между парами.

– Слушай. Ты в него втюрилась что ли? – недовольно спросила Наташка.

– Какой втюрилась. Ты смеешься? Он меня так валит, – проревела я.

– Он тебя не валит. Ты просто вместо ответа мычишь как корова. Что ему еще ставить?

– Я не знаю, почему так выходит. Я ведь учу, правда. А его так боюсь, что все из головы вылетает.

– А боишься почему? – допытывалась Наташка.

– Да не знаю я-а-а-а. У него такой взгляд…

– Ну какой, какой?

– Внимательный, строгий…

– Пристальный, завораживающий, манящий, да?

– Да прекрати ты! Тебе бы все об одном.

– Я серьезно, Верка. – Она приблизила губы к моему уху и прошептала. – Знаешь, кажется, он мне нравится по-настоящему. Взрослый, опытный мужчина. Как он, наверное, классно целуется. Все бы отдала, чтобы узнать.

– Наташ, ты совсем обалдела?

– Не обалдела, а влюбилась.

– У него жена есть, забыла?

– И что? Жена – не стена, подвинуть можно, – она захихикала.

– Ничего у тебя не получится. Он нас малолетками глупыми считает.

– А вот увидим, получится или нет. Только смотри, Верка. Будешь ему глазки строить, я обижусь.

– Да какие глазки, блин, – шмыгнула я носом. – Мне бы только экзамен у него сдать, больше ничего и не надо.

Экзамена по его предмету я боялась как огня. Зубрила ночи напролет и даже знала, что отвечу по билету, пока не оказалась напротив преподавателя и не посмотрела ему в глаза. На меня словно морок нашел, я что-то блеяла, а потом в зачетке оказались жирная двойка и какой-то белый листок. Выскочив в коридор после своего позора, я раскрыла зачетку словно в надежде, что двойка каким-то образом улетучится, и листок выпал оттуда. Я машинально подняла его. Там было написано: «На пересдачу ко мне домой» и адрес. Я в ужасе смяла листок. Даже под страхом смерти я не пошла бы к нему домой. Но двойка в зачетке угрожала моей стипендии. Об этом мне прямо сказали в деканате. И в любом случае оценку нужно было исправлять, чтобы продолжать учебу.

Я набралась смелости и подкараулила его в коридоре. Только угроза отчисления могла заставить меня просить его о чем-то.

– Валерий Александ-рович, примите у меня, пожалуйста, пересдачу по «Патологиям беременности». – Я запнулась только раз – это была почти победа.

– Приму, – невозмутимо произнес он. – Я же написал тебе в записке.

– А м-можно н-не у в-вас д-дома? Я п-п-приду в любое в-время, когда скажете. Сюда, в к-колледж.

– У меня нет времени. Я принимаю пересдачи только дома. Завтра в семь. Адрес напомнить?

– Н-нет, я помню, – прошептала я.

Наташке я ничего не сказала о том, что иду к нему домой. Она к тому времени не уставала мне жаловаться на то, что «три эр» ее в упор не замечает, несмотря на все ее ухищрения и мини-юбки. Узнай она, что за приглашение я получила, она бы обиделась до соплей. А я надеялась сдать наконец этот экзамен и забыть все произошедшее как страшный сон.

Он сам открыл мне дверь, когда я позвонила. Я с удивлением уставилась на него. Он был в домашнем халате и в тапочках, волосы слегка встрепаны, на носу очки. Он совсем не напоминал строгого преподавателя, казался каким-то домашним и уютным.

– Замерзла? – неожиданно мягко произнес он, и взял меня за руку, заводя через порог.

Я клацала зубами скорее от страха, но мой дешевенький полушубок совсем не спасал от мороза. Так что я действительно замерзла.

– М-м-м, руки ледяные, – цокнул он языком. – Ну заходи, располагайся.

Я разулась. Он галантным жестом снял с меня мой куцый полушубок. Я почувствовала как к щекам прилила кровь от смущения.

Он легонько взял меня за локоть и проводил в гостиную.

– Проходи, присаживайся, – он кивнул на диван.

Я осторожно присела на самый краешек огромного дивана, обитого белой кожей.

– Я сейчас вернусь. Одну минуту.

Он вышел. А я от нечего делать начала разглядывать убранство гостиной. Да уж, кажется, он и правда богат. Наташка бы упала в обморок, увидев эту шикарную мебель, посуду, ковры и картины на стенах. Правда мне до этого богатства не было дела. Я хотела скорей сдать этот проклятый экзамен и уйти отсюда.

Когда он вернулся, я ожидала увидеть в его руках документы, но он нес плед и чашку. Он положил плед мне на колени, а чашку поставил на столик. Я сидела, вытянувшись как струна, и не знала, что и думать.

– Укутайся и выпей чаю. Я не хочу, чтоб ты заболела.

– Н-нет, я… можно мы… можно начнем экзамен. Пожалуйста! – последнее слово я уже выкрикнула на нервах.

– Начнем, конечно, начнем. Но сначала тебе нужно расслабиться. Я не хочу, чтобы ты получила снова двойку, и это повредило бы моему статусу преподавателя. Меня, знаешь ли, тоже не гладят по головке за двойки у студентов. Давай, укрывайся и выпей чаю.

Я взяла одеревеневшими руками плед, постаралась накинуть, но только в нем запуталась.

Он вздохнул, подошел ко мне и принялся меня укутывать. Когда он наклонился, и я увидела его грудь в вырезе халата, то почувствовала странную слабость, а когда он передал мне чашку с чаем, то от тепла его рук мне показалось, что внутри тоже что-то загорелось.

Ошеломленная новыми ощущениями, я уткнулась в чашку.

– Ну что, так лучше? – Он сел рядом, совсем близко от меня. Я чувствовала запах его парфюма, от которого слегка кружилась голова.

– Лучше, – прошептала я.

Чашка затряслась у меня в руках. Он накрыл мои руки своей ладонью и придвинулся еще ближе. Я замерла. Страх во мне постепенно сменялся другими ощущениями. Тепла, волнения и желания узнать, что будет дальше. Он забрал у меня чашку и заключил меня в кольцо рук.

– Маленькая, испуганная козочка, – прошептал он мне на ухо, щекоча дыханием завитки волос. – Почему ты боишься меня? Разве я сделал тебе что-то плохое?

С тихим стоном я обмякла в его руках. Я не могла ни говорить, ни думать. В мозгу мелькали какие-то обрывки мыслей, а тело будто бы мне не принадлежало.

Он целовал меня. Эмоции ужаса и восторга нахлынули одновременно, и я как будто разрывалась на части, не понимая как мне себя вести. Это был мой первый поцелуй. Я даже с мальчиками ни разу не встречалась, учеба и работа занимали все мое время и мысли. И любовных романов я не читала, поэтому все мои представления о происходящем между мужчиной и женщиной оставались в рамках медицинских знаний. Я прекрасно представляла весь процесс в теории, могла все рассказать о сперматозоидах и яйцеклетках, но вот об эмоциях и ощущениях нам на паре не говорили. Поэтому мне приходилось сейчас все постигать на практике. Я не умела отвечать на поцелуй, но мое тело, кажется, училось всему само. Я горела от его ласк, подавалась ему навстречу. Плед давно был отброшен в сторону. Я машинально подняла руки, когда он дернул подол вверх, пытаясь снять с меня платье. Я поняла, что что-то не так только когда он, скинув халат, навис надо мной.

Нельзя. Нельзя. Так нельзя, – забилась мысль в моем мозгу. – Мне нужно уйти. Но едва я дернулась, как он придавил меня своим телом и завладел губами.

– Нет, моя козочка, – шептал он мне, рвано дыша. – Не уходи от меня. Ты такая хрупкая, нежная, ты сводишь меня с ума.

Я снова обмякла. Он парализовал меня, забрал мою волю, все мысли о сопротивлении куда-то улетучились. Он не торопился овладеть мной. Целовал и ласкал до тех пор, пока не понял каким-то известным ему чутьем, что я готова. Когда мне стало больно, он прижал меня к себе и снова осыпал поцелуями. Шептал на ухо нежные слова, просил не бояться. Завороженная новыми ощущениями, я вцепилась в его плечи, постаралась подстроиться под его ритм. Короткая боль была уже забыта, меня охватило томление, голова закружилась словно от алкоголя. Короткий всплеск наслаждения заставил тихо застонать, я откинулась на подушки. Вскоре и он, глухо вскрикнув, обмяк рядом.

Я лежала, не шевелясь, ошеломленная, испуганная и по-прежнему словно парализованная.

– Что это? Зачем? – хриплым полушепотом выдавила я из себя.

Он коротко рассмеялся и, поудобнее устроившись рядом, сжал меня в объятиях.

– Ты студентка медицинского колледжа и не знаешь что это и зачем?

– Знаю. Но зачем вы… со мной?

– Маленькая глупышка. Ты мне понравилась. – Он уткнулся носом мне в шею.

– Нет, нет… не может быть…

– Почему же не может? Очень даже может. Ты молодая, красивая и смотрела на меня как кролик на удава. Мне захотелось показать тебе, что я на самом деле вовсе не строгий преподаватель, а любящий и нежный мужчина.

– Значит вы меня… любите? – пискнула я и наконец осмелилась посмотреть ему в лицо.

Он сощурил светло-серые глаза и растянул губы в улыбке.

– Ну можно и так сказать. А ты меня?

Я почувствовала как в районе солнечного сплетения что-то защекотало, а потом разлилось теплом по всему телу. И одновременно внутри поселилась уверенность: ну конечно! Я же его люблю. Именно поэтому у меня так поджилки тряслись при разговоре с ним, именно поэтому я не могла вымолвить ни слова на экзамене. Это оказывается была любовь! А я просто не знала.

– И я… люблю… – пискнула я.

Он снова рассмеялся и притянул меня к себе.

– А теперь давай поспим немного. Я устал.

Я совсем не ожидала что смогу уснуть, но уткнувшись в его плечо, я сама не заметила как отключилась.