Читать книгу А степь шумела - - Страница 15

Двор дома Морозовых был заполнен людьми. Ворота, как и двери коттеджа, были распахнуты. Посетители нескончаемым потоком входили, чтобы выразить хозяину глубочайные соболезнования. Среди них были не только друзья и знакомые, но и горожане, которые не общались с Варей, но хорошо знали Дмитрия Васильевича. В числе таких был почти весь маленький Светлодонск, где большинство людей были шапочно знакомы. Гости говорили, пожимали руку, обнимали. Мужчины дрожащими руками подносили к губам сигареты, женщины, не стесняясь, плакали.

За воротами было так много машин, что передвижение даже по проезжей части представляло собой сложную задачу. Однако в этот день никто не смел пожаловаться на беспорядок. Один из кое-как припаркованных автомобилей, старенький серый мерседес, стоял у чужого забора чуть поодаль, местрах в пятидесяти от дома Морозова. В ней сидели двое: за рулем пожилой мужчина, которому на вид было порядка шестидесяти пяти, рядом дама средних лет. Последняя была одета не по моде, но было заметно, что даже в столь печальной ситуации она старалась выглядеть как можно богаче. На ней была шуба из натурального меха норки, из-под такой же изящной шапочки выглядывали крупные золотые серьги с красными камнями. На пальцах с длинными розовыми ногтями сверкали бриллиантами несколько колец.

– Забираем его сегодня же. – сказала он ледяным тоном.

– Забирай. – ответил мужчина так же холодно.

– Что значит «забирай»? Ты так говоришь, как будто не собираешься принимать в этом никакого участия! Это и твой сын тоже, если ты забыл. – прошипела дама, глядя в окно. – Ну и жопа мира, как ему вообще пришла в голову мысль сюда забраться?

– Ты и сама из провинции… – тихо ответил Виталий Сергеевич.

Она не ответила, но посмотрела испепеляющим взглядом, таким злым, что мужчина невольно опустил глаза. Затем он снова поднял взгляд и сказал:

– Что, не нравится тебе, когда я это вспоминаю? А я помню… Да что там помню? Тут и помнить ничего не надо, одного взгляда на тебя хватит, чтобы все понять. Приперлась на похороны в шубе и бриллиантах! Я уж молчу, что физиономию размалевала как на концерт! – он замолчал, чтобы отдышаться. Глотнув воды из пластиковой бутылки, продолжил. – Ты всегда ее ненавидела! А причина была только в том, что она не москвичка и не собирается переезжать! И тебе ее не жать. Никого тебе не жать, ты вообще на жалость не способна.

Женщина резко подняла руку, размахнулась и ударила мужа по щеке. Раздался хлопок и разговоры стихли. В воцарившейся тишине было слышно только тяжелое дыхание и голоса людей на улице.

– Мне надоел твой треп! – заявила она. – Заткнись, достал уже! Это не твоя проблема, как я одеваюсь и кого ненавижу! Заткнись и ни слова больше!

Он поднял глаза со словами:

– Ты просто помни, что ты стареешь, Эвелина. Это раньше ты была юной и прекрасной. Теперь ты обычная шлюховатая тетка с толстой жопой. Бить в ответ я тебя не буду, но если ты еще раз посмеешь меня ударить, я выставлю тебя за дверь моей квартиры с тем маленьким чемоданчиком, с которым ты тридцать лет назад переехала ко мне жить. И ты поедешь обратно в село Малые Залупки, или как там оно называлось, и будешь в своей сраной шубе коров пасти! Я обеднел, но жилплощадь по-прежнему моя, а у тебя как не было своего дохода, так и не предвидится. Просто помни об этом.

Она снова посмотрела на него, гордо подняв голову.

– Ну надо же, как ты заговорил. Никогда такого себе не позволял. – проговорила она с презрением в голосе.

– А что мне терять? Хрен-то лет десять как не стоит, у меня просто нет стимула терпеть твои фокусы. А вот у тебя теперь есть стимул вести себя как человек. Учти, если позволишь себе выдавать такие же опусы, как на свадьбе, я подам на развод сразу по возвращению в Москву.

Несколько секунд она молчала, глядя на него, потом опустила глаза и стерла рукой слезу. Это не помогло, за ней сразу же потекла вторая, увлекая за собой дорогую тушь для ресниц.

– Наш сын в опасности. Как ты не можешь этого понять? – последнюю фразу она прокричала, взмахнув наманикюренными кистями рук. Мужчина в полицейской форме наклонился к окошку со стороны Эвелины Максимовны и посмотрел на нее, потом на мужчину за рулем. Дама посмотрела на него в ответ, натянуто улыбнулась и сказала:

– Все хорошо.

Она достала из сумки носовой платок и промокнула щеки, окрасившиеся черным. Муж ответил:

– И не ори больше, дорогая. Я тебе уже сказал, если считаешь нужным, забирай. Делай, что хочешь.

Уже спокойно она спросила:

– А если то, что я думаю, правда? Что тогда?

– Тогда мы уже ничем ему не поможем. – сказал он и открыл дверь со своей стороны. – Идем!

Надпись на табличке гласила: «Жарова Варвара Дмитриевна, 31.01.94 – 24.01.22». Дмитрий Васильевич стоял у только что установленного деревянного креста в обществе двоих мужчин.

– Знаете, что для меня хуже всего? – спросил он, глядя на фото дочери на табличке. – Когда она уезжала учиться, я просил ее вернуться домой. Говорил, что без нее у меня не будет цели в жизни. Она вернулась. – он вдохнул. – А может, будь она в Москве, и не умерла бы.

– Этого никто не знает, Дима. – Сказал Николай Петрович. – Моя дочь сказала сегодня утром, что хороших людей Господь забирает быстрее всех, потому что они и ему нужны. Здесь остаются те, кто заслужил дальнейшие испытания. В этом что-то есть. Я не знал никого чище и светлее, чем Варвара.

– Марина – тоже очень хорошая девочка. В таком случае береги ее изо всех сил. – ответил Дмитрий Васильевич.

– Дима, если мы можем чем-то помочь… – обратился Виталий Сергеевич. – Ты знаешь, я всегда готов.

– Спасибо, Виталик. Только чем мне поможешь? – он закурил и отвернулся от креста. – Моя жена умерла, когда Марине было четырнадцать. Больше я не женился. Вроде не бухал, работал, как вол, денег приносил, а бабам как-то не нужен отказался. Вся жизнь была в ней. Внуков тоже не дождался, и вот к старости и ее потерял. Неудачник я, никого не уберег. Мне помочь – разве что пристрелить, как собаку, чтоб не мучился.

– Неделю до дня рождения не дожила. Такая молодая, полная сил девочка! Они выяснили, что случилось? – спросила подошедшая Эвелина Максимовна.

– Нет, Веля, не выяснили. Местные врачи… ну, ты наверное не знаешь, какая в провинции медицина. А в Москву она ехать отказалась, как я ни уговаривал. Вскрытие ничего не показало, хотя специалисты говорят, что это могла быть интоксикация. Но доказать это нечем.

– Да чем же она могла здесь так отравиться? Нет, Дим, я ни за что в это не поверю. Скорее всего, они там что-то пропустили.

Она отошла в сторону, где у тропинки, пролегающей через все кладбище, стоял Семен. Женщина обняла сына за плечи и так стояла несколько минут. Затем они вместе удалились к серому мерседесу, где, усевшись, ожидали главу семейства.

– Как Семен? – спросил Николай Петрович, обращаясь к Виталию Сергеевичу.

– Сложно сказать. – ответит тот. – Он не показывает своих чувств, его только мать понимает. Но думаю, что и ему несладко. Они ведь любили друг друга, раз жили вместе.

Мужчины не заметили, как Дмитрий Васильевич отошел. Теперь он говорил с компанием женщин неподалеку.

– Знаешь, Виталик, – тихо сказал Николай Петрович, – Семену конечно очень плохо, он жену потерял. Но он молод и с годами утешится. Через время он найдет новую любовь, а потом у него появятся дети, а тебя внуки, и вы снова будете счастливой семьей. А он – мужчина указал в сторону компании дам во главе с Дмитрием Васильевичем. – уже никогда не оправится.

– Счастливая семья – это не про нас, Коль. – тихо бросил Виталий Сергеевич и пошел прочь, туда, где за кладбищенскими воротами в авто ждали жена с сыном.

Вечером в доме остались самые близкие. Пустой и тихий, он казался Марине чужим, будто она впервые попала в этот дорогой интерьер с большими окнами, высокими потолками и унылыми серыми стенами. Раньше они казались ей стильными и она мечтала переклеить обои в их с Антоном маленьком домике, чтобы и их обстановка стала хоть немного похожа на эту. Теперь она находила серый цвет настолько грустным, что ей хотелось выбежать из этого дома и отправиться туда, где будут яркие краски и громкие звуки.

– Это она оживляла здесь все. Когда она шла по этим коридорам, они были светлыми в самый пасмурный день. – проговорила женщина, глядя в точку на полу, которую она не видела. Перед мысленным взором стоял образ Вари, смеющейся, счастливой и здоровой. Антон молча взял жену за руку.

– Марина, Антон, оставайтесь сегодня у меня. – Попросил Дмитрий Васильевич. – Я не смогу остаться один. Забирайте Артемку от бабушки и ночуйте.

– Я заберу. – сказал Антон и вышел. Из кухни, где сидела Марина, было слышно, как он взял куртку и вышел, аккуратно прикрыв входную дверь.

– Помнишь свою комнату? – спросил Дмитрий Васильевич. – Ты давно там не ночевала.

– Да… – вздохнула Марина. – Замужество – дело хлопотное. Знаете, мало кто имеет такие привилегии, как собственная комната в доме лучшей подруги.

– Так у меня сколько этих комнат! Сейчас даже не знаю, зачем построил такой огромный дом.

– Несмотря на это, я вам очень благодарна. – сказала Марина. – И за комнату, в которой я, честно говоря, почти не спала, потому что мы с Варей все ночи болтали, и за то, что позволяли ей пропадать со мной целыми днями.

– А я благодарен тебе за то, что ты ей помогала. – ответил хозяин. – Если бы не ты, она бы наверное и ЕГЭ не сдала. Так каким-то образом помогала ей собраться и сделать все, как надо. Я правда не хотел, чтобы она ехала в университет, но теперь я рад, что у нее была насыщенная, полная событий жизнь. Единственное, чего мне жаль, что она не успела родить.

– Дядь Дим, я не успела спросить у Семена… Когда он уезжает?

– Он не уезжает. – ответил Дмитрий Васильевич. – Он сказал, что хочет остаться в Светлодонске. Я не возражаю. Дом есть, работа есть. Не нравится парню Москва, а это в наше время большая редкость. У нас ведь обычно все наоборот, люди из нашего захолустья едут в большие города лучшей жизни искать. А тут вот москвич пожелал остаться в провинции. Я за, все-таки он мне родственник как-никак.

– Его родители наверное сердятся? – спросила Марина.

– Мне все равно. Виталия я плохо знаю, не понял, что он за человек, а Эвелина та еще зараза. Как вспомню, что она на свадьбе говорила!

– А где они сейчас?

– Все трое у Семена, но ночевать тоже приедут сюда. Сказали, что рано утром тронутся в путь. Так что мы завтра на кладбище уже сами, как положено.

– Блин, да что же это за отношение! – не выдержала Марина. – Я все ей выскажу, пусть хоть слушает, хоть нет!

– Не надо, Мариш. – попросил Дмитрий Васильевич. – Это ни к чему не приведет, а Семену будет только хуже. Да и мне тоже. Не тот сегодня день, чтобы ругаться. Пусть едут с Богом и будут здоровы.

– Хорошо. – неохотно согласилась гостья. – Как скажете.

Поздно ночью Марина проснулась от холода. Она посмотрела на термометр, такие хозяин дома размещал почти в каждой комнате, он показывал двадцать градусов. Женщина поняла, что неприятное ощущение скорее всего вызвано высокой температурой и симптомами простуды, подхваченной вероятно при долгом стоянии на кладбище. Она решила спуститься на кухню, чтобы выпить горячего чая, а возможно и поискать жаропонижающее средство в аптечке, которую Варя всегда держала в шкафчике в ванной. Ее отец не изменил этого порядка, даже когда она переехала в новый дом.

Подходя к кухне, женщина услышала приглушенные голоса. Она сомневалась, стоит ли подслушивать, но нерешительность улетучилась после одной фразы:

– Ты не сможешь скрывать это вечно? – говорила Эвелина Максимовна.

Марина подкралась ближе и напрягла слух. Эвелина продолжила:

– Да и вообще, какого хрена, сынок, ты будешь здесь делать? Сгниешь в этом гребаном колхозе и свой талант погубишь. Жить-то хоть где собираешься?

– Ему же в наследство дом достался. – Марина услышала тихий голос Виталия Сергеевича, отца Семена. Скромность и некоторая замкнутость делала его совсем непохожим на некогда успешного столичного бизнесмена. Молодая женщина не очень хорошо их знала, но уже давно пришла к выводу, что фактически главой этого семейства являлась мать.

– Да, мам, Дмитрий Васильевич планирует отказаться от своей части, дом мой, мы с ним уже говорили об этом – подтвердил, Семен.

– Быстро же ты сориентировался! Ее и закопать не успели, а ты уже наследство оттяпал. – в голосе Эвелины послышалась усмешка и совершенно неуместная гордость. – Но как же лечение, идиот?!! Мы говорили с доктором, с Яковом Абрамовичем. Он сказал, что тебе никак нельзя без лекарств, все может повториться, как тогда! Ты хочешь, как когда, сынок?

– Как тогда не будет, мама, мне не четырнадцать! И говори тише, ты всех разбудишь!

– Да ради чего ты это делаешь? – не унималась мать, – Что тебя здесь держит? Я понимаю, раньше была жена, но теперь ее нет, ты свободен! Так поедем домой, вернем твое здоровье, вернем перспективы!

– Мне больше нечего сказать, мам.

После минутной паузы, во время которой в тишине слышалось только тяжелое дыхание сбитой с толку и рассерженной Эвелины, она продолжила:

– Ты должен хотя бы принимать лекарства. Я больше не смогу тебе помочь, если это снова случится. И денег больше нет, ты знаешь. Кстати, сейчас ты точно не при чем?

Снова тишина и тяжелое дыхание.

– Ладно, раз уж ты так упрям, хотя бы открывай мои посылки. В них будет все необходимое.

– Снова жрать эту дрянь, после которой я становлюсь жалким бараном? – тихий голос Семена.

– Выбирай, или лекарства, или я тебя сдам к херам собачьим. – последовал ответ.

– Ты не посмеешь! – голос Семена наполнился гневом, Марина услышала, как стукнули ножки стуча о пол, когда он вскочил с места.

– Уверен? – поинтересовалась мать стальным голосом. – Думай, спрошу с утра в последний раз.

Эвелина Максимовна резко открыла дверь и та закрыла собой подслушивающую женщину, не дав обнаружить. Пораженной Марине оставалось только тихо стоять, прижавшись к стене, и ждать, пока все выйдут из кухни. И только недавние слова гонгом звучали в голове. Что это за лекарства? Что произошло, когда Семену было 14? Что значит «Сейчас ты ни причем?» Когда люди скрылись в темном коридоре, Марина вошла в опустевшую кухню и опустилась на стул у стола. Чай и лекарство уже не шли на ум. Она не знала, сколько просидела за столом в раздумьях. Очнулась от тяжелых мыслей лишь услышав, как Дмитрий Васильевич тяжелой поступью спускается из своей комнаты. Когда он нашел Марину на кухне, она наполняла чайник водой из фильтра. Гостья ни словом не обмолвилась о произошедшем.

***