Читать книгу Исследование о богоявлении - - Страница 2

Интерпретация видений Петраке Лупу.

Среди дискуссий, которые возникали вокруг того видения, о котором рассказывал Петраке Лупу, что видел, от многих было услышано возражение, что такого не могло быть, потому что сказано в Писании: Бога человеком невозможно видети (Иоанн 1, 18).

Мне кажется, очень своевременно увидеть заблуждение такой позиции и постараться дать эскиз и теологическое объяснение того, как Бог является людям.

Что Бог являлся людям много раз нам рассказывает само Святое Писание. Достаточно вспомнить Мамврийский дуб, где был собеседником Аврааму (Быт.18) или то, где собеседником был Даниилу.

Те, кто оцепенел от слов ев-та Иоанна Богослова (1,18) не понимают особой антиномии богослова и почти каждого мистика. Святое Писание меньше, но все мистики говорят о Боге в терминах противоречащих.

Так, например, Святое Писание говорит нам о том, что «Бога никогда никто не видел», что «живёт в свете недостижимом» (1Тим6, 16), что: «То, что Божие, никто не знает, кроме Духа Божия» (1Кор, 2, 11). С другой стороны в местах выше указанных, как и всё Писание есть постоянное открытие глубин Божиих, всеми путями, засчёт явления в человеческом облике, засчёт различных других знаков и больше того, засчёт прямого проникновения в сердце человека.

Как нам примирить эти противоречащие изречения, относящиеся к доступности, соответственно недоступности Бога.

Самый удовлетворяющий ответ даёт нам исихастская мистика 14 века. «Существом Бог недостижим, силами и делами своими он спускается до нас». Далее в глубину вопроса не смогли проникнуть теологи и дать более исчерпывающий ответ.

Ценный материал для ответа, находим у русских богословов (Булгаков, Бердяев) и у германских мистиков средневековья. Это доктрина резюмированная, могла бы иметь следующий вид: Существо вещей и субъектов личных остаётся недостижимым к любым попыткам войти в непосредственный контакт с ним. Окончательная поддержка человека, с которым я в тесных отношениях, для меня сокрыта за семью печатями. Более глубока, чем сознание и самовыражение человека, неопределённая реальность. Как раз глубина наша остаётся спрятанной и неопознанной. Знаем труды, силы, выражения этого потайного, но оно само не есть одно с этим, ни с этим в общности. Это потайное, не есть сумма всех своих выражений, даже если они составят бесконечность. Не только количественным оно превосходит, но и даже всем качественным, хотя по существу равнозначно. Оно бесцветно, неактуально, неопределённо, но из него выходят все цвета сознания, все определённые выражения. Оно не есть измышление, ни воля, ни сила активная, ни идея этого момента, ни решение последнего момента, ни это чувство, ни жест, ни движение такое, сразу же ничего. И всё же всё это из него, оно и мысль, и чувство, и работа и т. д. Собственно говоря, для любого способа человеческого познания его нет, оно не может быть познано, констатировано. Оно пустая бездна для нашего взгляда, голое плодородное, создатель бесконечного. Мы видели, что про него мы можем говорить только антиномно, определяя его через выражения (маски его), но не довольствуясь этим несовершенным определением, откинув любое прилагательное, и оставаясь перед несуществованием его для нашего средства познания.

Это сокрытое есть нечто другое, чем то, что мы называем «личность», хотя и составляет интегрированную её часть. Я есть фактор добровольный и освящающий, который проходит засчёт своих обычаев практически через все поля голого плодородного. Я не есть только токарный станок, пассивный, через который должны пройти все валы глубины неопределённой, оно несёт и активную роль по сдерживанию потайного. Двигается я, двигается и потайное, пытаясь вызвать из груди его соответствующее заявление. Всё же эта сила по сдерживанию я имеет лимиты. Существуют выражения потайного, которые не проходят через ворота я, чтобы реализоваться и множества раз я не может получить от потайного, что желает.

Назовём это «сущность» или «субстанция», потому что на самом деле это то, что стоит под вещами, есть их исток. Понятно, что среди вещей, сущность никогда не проходит ворота факторов регуляторного, сознательного и желательного.

У Бога глубинное, потайное или сущность бесконечна и полна возможностей. И у Бога, будучи персоной, все выражения существа проходят через её сферу инициативы. Мы должны всё же представить, что у Бога, как существа божественного это потайное не сокрыто и не обладает такой свободой, как у человека. Господь видит прекрасно вглубь себя и это в его диспозиции. Возражение о том, что Господь глубок без предела, а с другой стороны, выражения о нём, что мы делаем Его слишком сложным совсем несеръёзно. Глубина, сущность божественная совсем проста, неразрешима, унитарна, но полна безграничных возможностей. Возможности эти не есть сущности различные от глубин из которых вышли. Все же мы не можем идентифицировать ни одну отчасти не все вместе, с глубиной, с сущностью.

То, что нам доступно от Бога это энергии, выражения, дела божественнаго «существа». Все имена которые мы даём Богу, как раз от этих его работ. Мы говорим «жизнь», про Бога из-за его действия творительнаго, «разум» из-за его действия устроительнаго. Сама глубина его сущности остаётся выше всякого имени, всякого приближения, оставаясь мыслью, чувством, опытом сердца другим. Эта глубина «не есть» для нас или «ещё нет», она есть «молчание», «потаенное». Только неправильно мы даём ему имя: работы, что источаются из него. Когда мы хотим быть более адекватными, мы не даём ему имени. Мы говорим, что Он есть жизнь, но спешим поправиться сказав, что Он не жизнь, а выше жизни. Здесь есть антиномия.

Нам недоступны и непереносимы дела Божии, существо Его остаётся недоступным и непереносимым (Василий Великий в цитатах Паламы множество раз, Дионисий Ареопагит в разных местах).В относительном мире приходят только божественные работы. Это не означает, что существо Божие неповсеместно. Но так как глубина наша остаётся неразделяемой, даже если в том же месте, где выражения наши, столь более божественно глубокие, остаются недосягаемыми метафизически, онтологически недосягаема, не пространственно. Это есть категория существования которая не разделяется, к ней нет доступа. Здесь нужно оперировать категорией глубина духовная, не пространственная.

Дела Божии не разделяются и мы можем взять их по человеческому измышлению в двух планах: 1. По результатам их, всё что создано и 2. По действию их представленному. Созданный мир, результаты божественной работы, нам показывают, что здесь когда-то была активна Божия сила. Дела носят на себе отпечаток Божьего действия, как в кирпичах, где был пламень есть отпечаток огня. Некоторые люди не видят ничего, кроме этого, от Бога. Это аргументами космологическими, рациональные деисты или даже теисты.

Но дела Божии в любой момент активны и представлены. Не все воспринимают их в их живой актуальности. Не все их могут принять, причаститься их.

И здесь выступает второй мотив, почему Св. Писание говорит, что Бог недоступен человеку. Столько сколько человек остаётся со своими силами, он не может почувствовать Божественность, не может причаститься ей. Как объясняет очень красиво Св. Писание Палама, человек не может знать и видеть то, что Божественное. Только Дух Божий может его знать. Таким образом, это отсутствие, духа Божьего в человеке и после того, как он поселяется, человек может знать. Таким образом человек знает не то, что Божье, а Его дух. Человек, который отпадает мирского духа, принимает в себя духа Божьего, который знает, что Божье, а человек знает человеческое. Как он не увидит, засчёт духа принятого, невидимый свет? Т. о. Он не Себе есть невидимый Бог, но тем, кто пытается разглядеть Его глазами и мыслями тварными и натуральными. Тем, в коих неартикулируется Бог, как сопровождающий орган, не предложит им засчёт Себя в теле, выражения и видение своего Дара. Потому как луч только становясь солнечным лучом, только тогда видит, то и человек только тогда видит духовное, когда становится одним духом с Богом. (Из святого Григ. Паламы, перев. подпис. в Годовой Академии Теологической. Андрейане 1932—33, стр 39—40). Но ступень и более высокая в приближении к Богу это чувство Его вблизи и внутри себя, как персоны.

Конечно и персоны Божественные, как и человеческие, закрепляются и действуют, засчёт своих выражений, но та, которая управляет и поддерживает действо, есть та, которая так же представлена, как и действо. С нами часто случается встречать действо, влияние, давление и мы не можем предположить, что это действо намеренное, исполненное над нами. Мы чувствуем, что волнуемся от влияния снаружи, не из глубины нашей, но мы и не задаёмся мнением, что это сигнал от того, кто ближний, но вдалеке и попал в беду. До нас доходят дела, выражения, но потому что мы не очень привязаны к нему, мы не можем в них распознать хозяина. Чувствуем неспокойствие в спине. Мы не отдаём себе отчёта, пока не откроем, что это было от определённой персоны. Знание человека, который делает что-то в нас, это высшая ступень знания его действий. Пока мы знаем только действие, акт, адресуем это природным силам, кто знает каким? В любом случае очень слабо мы настроены выводить это действие от персоны.

Так и с работами Бога, производимыми в нас: их принимаем одну или другую, но пока мы не умеем принимать Его, как персону мы принимаем его работы за работы какой-то неличной силы. Существует очень большое количество людей, которые чувствуют и признают превосходящие их силы, но очень мало тех, кто распознаёт это как действие Божие в их душах. Отсюда обычная для пантеизма и трудность, которая заключается в том, что Господь хотя и стоит рядом со мной, как домочадец, но его не видно. Считаем Бога деистичным, из бывших его произведений, или считаем Его пантеистичным- как действия, которые поддерживаются или иманируются из непонятно каких сил, но не считаем Его личностным. Это реальность множества раз. Сколь редко и тяжело нам удаётся из молитвы сделать разговор с соседом нашим- Богом. В основном же, молитва наша носит характер медитации (или мышления о чём-то, что далеко от нас), состояния разговора с самими нами, произнесения прошений без сознания того, что они идут к личности, но куда-то в вакуум.

Но если мы должны чувствовать соседство Бога, как личности, то мы не должны чувствовать огромное количество Его работ для нас и не должны Его представлять персоной со множеством атрибутов. Так же как мы можем представить себе одну личность, если она поблизости от нас, выразит себя каким-то знаком или атрибутом, так же можем представить и присутствие одной божественной персоны, если она заявит о себе намерением или внушением. Здесь мы можем представить, что Бог на нас смотрит грозно, или в другой раз освобождает от трудности или в другой раз, что помогает понять что-либо. Другими словами, если Господь нам открывает что-либо, какой либо атрибут, то он не замедленный и личность Божия не отстаёт от него, а показывается в нём, конкретизируясь. Отсюда и множество обликов в которых нам являются не только личности человеческие, но и Божественные. Взгляд, с которым он, как нам кажется, на нас смотрит, слова которые он нам говорит, жесты, которые он производит, даже одежда в которую он одет, это всё конкретизация того акта желания, засчёт которого нам тогда открывается божественная персона.

Но тогда мы подходим к центру христианства. Как может явиться Господь человеку, в чувственной форме? Перво-наперво увидим, что эта форма на самом деле внешняя, с точки зрения пространства, она занимает место в пространстве, и соответственно растянута и материальна? Господь на месте делается формой пространственной или объективно звучащей? Вещь кажущееся возможной. Но здесь мы ищем более частый образ появления Бога, когда он не приходит как нечто пространственное. Несколько примеров из Писания: Видения святого Иоанна из Откровений происходили в Духе. (1,10), Свет с Фавора, где Илья и Моисей «блистали как солнце» (Мф17,2), не был виден тем, у подножия Фавора. Архидъякон Стефан, будучи полон Духа, взыскуя небесного, видел славу Бога и Иисуса, седящаго одесную Отца, в то время, как окружавшие его, ничего не видели. (Деян.7, 55) Даниил (гл 10) говорит то, что окружавшие его не могли пережить его видения. Ангелы и их песнь не были видимы и слышими в ночь рождения Младенца никем в мире, кроме пастырей. И как видно, в соответствии с условиями видения богоявления Петраке Лупу, они не были видены пастырями рядом с ним или священником, хотя и слышно было, как они с кем-то говорят. Все они смотрели открытыми глазами, но и мир вокруг них смотрел открытыми глазами, но ничего не видел.

Это доказательство того, что не засчёт природной силы глаз видели всё это и поэтому это не было пространственным объектом, объектом среди других. Картины видимые теми, таким образом, не есть нечто материальное, пространственное, чувственное. То, что говорит святой Григорий Палама о Фаворском свете, можно преложить ко всем видениям встреченными нами. Он говорит: «Если то, что видели, таким образом, они видели не сенсорным зрением, потому что тогда бы видели это и все бессловесные, но через ментальную силу, которая облагается чувствами, а вернее, не через ментальную силу, потому что иначе все глаза могли бы видеть его, тем более близкие, сияние его было превыше солнца, – если засчёт этого не увидели этот свет, тогда и свет не был чувственным. (т,с.49).