Читать книгу Матрёнин домовой. Всё будет хорошо - - Страница 5

– Ладно, не шуми, напишу я про Старый Новый год. Подумаешь, немного с опозданием. О хорошем писать никогда не поздно. Про ложку к обеду тоже помню. Не нуди. И хватить греметь тарелками, их и так не много осталось. Хочешь рюмочку вишневой наливки? Вот то-то же. Итак, с чего бы начать? Пожалуй, с самого начала…

Аннушка нетерпеливо смотрела в окно автобуса, который осторожно катился по накатанной заснеженной дороге. Голые скукоженные деревья безмолвно наблюдали за дорогой, над их верхушками ветер гнал тяжёлые сизые тучи, обещающие снегопад. В автобусе было холодно и сыро, водитель экономил бензин.

«Господи, почему так медленно? Боюсь, до темноты не доберёмся» – разочарованию не было предела. Надежды приехать домой пораньше таяли, как сосульки во время оттепели. Новогодние каникулы закончились неделю назад, но возвращаться в привычное русло рабочих будней не хотелось. Начальник Анны Николаевны побаивался своего главного бухгалтера и без лишних вопросов отпускал её с работы, когда возникала такая необходимость.

Чтобы отвлечься от тянущейся поездки, Аннушка погрузилась в размышления. Этот Новый год, вопреки ожиданиям, прошёл как-то… никак. Корпоратив на работе отменили из-за болезни начальника, девчонки из планового звали посидеть в кафе, но Анна отказалась, сославшись на неотложные дела.

Отвязавшись от назойливых коллег, она сделала рейд по магазинам в поисках подарков и вскоре, нагруженная пакетами и коробками, сошла с автобуса. Дома было темно и тихо. Не было ни ёлки, ни мерцающих гирлянд. В приоткрытую форточку немилосердно дуло, выстуживая уютное тепло.

– Спиридо-о-он! Спиридоша, ты где? – Анна прошла по комнатам, включая свет, чайник, духовку и обогреватель.

Домового нигде видно не было. Даже Шуршуня не возился приветливо за печкой. Нечисть словно ветром сдуло. Купленная накануне ёлка одиноко стояла в сенцах, там же валялось ведро и коробка с игрушками.

– Эй, вы куда все подевались? Аууу!

Дом ответил глухой тишиной. Анне стало жутковато. Чтобы отвлечься, она установила ёлочку, украсила деревце шариками и гирляндами, включила новогоднюю музыку. Дом молчал.

В тишине прошли тридцатое и тридцать первое. В новогоднюю ночь начинающая ведьма вяло потыкала вилкой в селёдку под шубой, послушала речь Президента, откупорила бутылку полусладкого и чокнулась с зеркальным отражением. Зазеркальная Аннушка старательно повторила её движения, ни разу не ошибившись. В углу уныло стояла наряженная, как цыганка на ярмарке, ёлка. Вокруг неё недоумённою толпой толклись подарки. Всё это производило впечатление разноцветной шелухи, которая была не в силах скрыть уныние пустого жилья. Рассердившись на такую подставу от домашней нечисти, Аннушка залпом допила бокал шипучки, выключила телик и пошла спать.

За первые три дня наступившего года она навела порядок в шкафах, перечитала гору книг, перештопала носки Спиридона. В доме царила тишина.

Потом, плюнув на всё, кинула парочку вещей в сумку и уехала в город к сестре. Сестра жила в квартире с мужем и тремя отпрысками. Племянников надо было возить на все городские ёлки по очереди, обязательно посетить кино, каток и рождественскую ярмарку. Остаток выходных пролетел в праздничных заботах. Анна играла с племяшами, улыбалась зятю и сплетничала с сестрой, но та часть её, которая в последнее время пела, замерла. Казалось, что от прежней Анны осталась одна внешняя оболочка.

Праздники подходили к концу, надо было возвращаться в пустой и холодный дом. Вмешался случай. Мужа сестры услали в очередную командировку, и сестра предложила Анне погостить ещё.

– Оставайся. Чего тебе ездить по такой погоде – то метель, то мороз. Да и мне веселее будет. Хотя бы до Старого Нового года побудь ещё.

Альтернативой маячило одиночество в брошенном доме, и Анна согласилась.

– Долго ещё описывать эту вселенскую тоску? Я сейчас всех читателей распугаю. Что? Продолжать?! Ох, чую, кто-то останется без наливки сегодня. Эй, это была моя любимая писательская кружка!

В общем, наступал Старый Новый год. Как бы и не праздник. Так, скорее по-привычке откуда-то из детства, люди поздравляли друг друга, иногда используя как повод для посиделок. Самые главные зимние праздники остались позади, у подъездов и мусорных контейнеров стали появляться ободранные и раздетые ёлочки. Горожане торопились жить дальше, оставив в прошлом праздничную суету и настроение.

Анна буднично просматривала новые сметы, когда зазвонил городской телефон. Старенький стационарный аппаратик с диском был скорее элементом интерьера, чем действующей техникой. Телефон продолжал трезвонить, Анна продолжала пялиться на него. Потом медленно сняла трубку и поднесла к уху.

– Алло, алло! Аннушка! Голуба душа, куда ты плопала? Мы тебя обышкались. Вожвлащайшя пошколее! Плажник ужо на носу!

– Шуршуня! Ты! Вы сами куда пропали?

– Куда-жеж мы плопадем-та? Шпать легли, щил пелед новогодьем набилалища. Ты ужо плиежжай, ждём! – И отключился.

Анна ещё немного послушала морзянку телефонных гудков. На лице расцветала улыбка, растапливая душу и зажигая в сердце мелодию. Там-да-ли-дам, дали-дам-там-там. Женщина сконфуженно замолчала, не хватало ещё на работе ворожбу устроить, и побежала отпрашиваться.

И вот она застряла посреди морозно-туманной мути в автобусе-тихоходе. Постепенно серое марево пасмурного дня сменилось сиреневым отсветом сумерек. Анна в очередной раз проводила взглядом разлапистое дерево, в которое летом ударила молния. Это был громадный вековой дуб. Одна сторона у него выгорела, вторая продолжала жить. Дуб рос примерно в половине пути от города до Аннушкиного посёлка.

«Странно, вроде бы мы уже проезжали мимо него полчаса назад» – кольнула иглой мысль. От неё Анну окатила льдистая волна страха. «Что происходит?»

Анна внимательно осмотрела салон. Несколько пассажиров, которые сели вместе с ней на автостанции, либо дремали, либо равнодушно смотрели в окно. Даже слишком равнодушно. Водитель вроде тот же, что и всегда, а вроде бы и нет. Слишком прямая у него спина. Слишком неподвижен затылок. Смотрит прямо на дорогу, почти теряющуюся в ранних сумерках. Почему не включены фары? Автобус катился по дороге, управляемый жутковатым буратиной, тёмный и безмолвный. Шума мотора Анна тоже не услышала.

Зажмурившись, женщина ущипнула себя. Ничего не изменилось. Паника толкала её вскочить, потрясти за плечи водителя, крикнуть, чтоб остановился. Но она продолжала ехать в безмолвном автобусе неизвестно куда и неизвестно где.

«Так, Анна Николаевна, успокойся! Думай. Зря что ли Спиридон и Шуршуня тебя ведьмой считают» – Аннушка успокаивала себя, стараясь не закричать от ужаса. Постепенно дыхание выровнялось, а в голове образовалась уже знакомая пустота. Она звенела, расширялась, как воздушный шарик, наполнялась чистой, кристальной силой.

Анна опять огляделась. Через проход сидела девушка. Всю дорогу она слушала музыку в наушниках, качая головой в такт неведомым ритмам. Сейчас девица смотрела стеклянным взглядом прямо на Анну. Ноздри аккуратного носика раздувались, словно принюхиваясь. Бледные губы кривились в усмешке, приоткрывая острые, как иглы, зубы. Что за нежить такая?

– Ты кто, красавица? – Анна с удивлением услышала свой спокойный голос.

Острозубая девица от неожиданности перестала скалиться.

– Марица, – голос у нее был тонкий и скрипучий. Казалось, по стеклу царапает гвоздь, – святочница я.

– Это ты морок на автобус навела?

– Ага, – Марица вампирски улыбнулась и кокетливо покрутила пальцем выбившуюся прядь волос, – ведь Новогодье. Испугалась?

– Есть немного. – Анна внимательно наблюдала за нечистью, боясь пропустить момент, когда девица решит напасть. Но Марица глуповато улыбалась и теребила нечёсанный локон.

Аннушка достала из сумки зеркальце и расчёску, показала святочнице.

– Ой, дай мне, дай! Хочу, хочу, хочууууу! – Марица перешла на вой, автобус поехал юзом, соскочив с колеи.

– Дам, если морок снимешь. – Анна изо всех сил сдерживала рвущуюся наружу силу, не зная, что с ней делать, и вдруг пришло озарение. – Давай я тебе косы заплету.

Марица скользящим движением оказалась в соседнем кресле и повернулась к Анне патлатым затылком. В чёрных волосах что-то копошилось. Анна задержала дыхание, мысленно подцепила тонкую нить заполнившей её силы и провела расческой по волосам святочницы. От расчески полетели белые искры, там, где зубья касались волос, копошение прекращалось, изломанные спутанные патлы завивались кольцами.

– Коляда, моляда!

Покатилася звезда!

К нам сюда на Святки,

Подпалила пятки.

Не велит стоять,

А велит всех поздравлять!

С Новым Годом!

Со всем Родом!

Чтоб здоровы были,

Многи лета жили!

Детская песенка-колядка всплыла в памяти. Марица, вдоволь налюбовавшись в зеркальце, выскочила в проход и стала приплясывать, подвывая Аннушке. Водитель встряхнулся, размял затекшие плечи, включил фары, автобус покатился веселее.

Через несколько минут в свете фар мелькнул дорожный указатель. Автобус въехал в посёлок. Пара поворотов, автобус замер у павильончика остановки, и двери открылись. Нечисть тенью выскочила в синие сумерки и пропала. Немногочисленные пассажиры потянулись к выходу, позёвывая и удивленно всматриваясь в окна.

– Быстро сегодня доехали.

– Митрич как гонщик мчал.

– А я задремала и не заметила как приехали.

Аннушка выходила последней, проследив, чтобы никто не остался в салоне.

– Доброго вечера, Митрич! Со Старым Новым годом!

– И тебе, Анна Николаевна, счастливого Новогодья! – кивнул водитель.

Аннушка спешила домой. Сердце от пережитого билось как сумасшедшее, а внутри поднималось волнение от возвращения. Дом на отшибе ярко светил окнами, над входом горел фонарь. Жёлтые блики зажигали на снегу сверкающие искры, делая двор похожим на россыпь самоцветов.

Вокруг сосны, росшей во дворе, плясали две фигуры, в которых Аннушка узнала огородного и кикимору. Заприметив хозяйку, они радостно запрыгали и замахали руками.

Дверь распахнулась, в светящемся проёме возникла знакомая фигура.

– Спиридон, я вернулась!

– Наконец-то, а мы уже искать тебя хотели.

– Ой, я такое расскажу!

Спустя время, когда улеглись охи и ахи встречи, подарки были розданы, а стол накрыт, Анна вопросительно посмотрела на разомлевшую от пирогов и наливки нечисть.

– Так, дорогие мои, вы куда подевались на Новый год? Весь праздник мне испортили.

– Аннушка, дык я же-ж говолил – шпали мы. Енто вы, люди, по новому влемени живёти, а мы, дети жемли-матушки, по-плежнему, по-щталому. Между Лождештвом и Клещением, ижвештное дело, Щвятки. Щамое наше влемещко. Ущя нещисть в щилу входить. Воть мы и легли отдохнуть, ведь на Новогодье, Шталый Новый год по-вашенщки, щамая щеледина Штлаховлемья.

Спиридон, улыбаясь разноцветными глазами и играя ямочками, пояснил:

– Страховремье – это Святки по-вашему, время разгула нечисти. Наш праздник. Ты лучше расскажи нам, как ты со святочницей справилась?

– Откуда ты… – удивленно охнула, распахнув сияющие глаза, Анна.

– Ой, Аннушка, Шпилидонушка ущё жнаит. Не далом жеж он – Хожяин! – Шуршуня многозначительно поднял вверх сучковатый палец.

– Ну-ну, Шуршуня, не пугай Анну Николаевну. – Спиридон уставился оранжевым глазом на Анну и смешливо сморщил нос. – Просто разит от тебя её духом за версту. И безвременьем тянет, а больше всего – твоей силой. – Оба глаза домового на миг потемнели, потом вернулись в прежнее разноцветное состояние. – Для нас сила Хозяйки-ворожеи – как валерьянка для кота. Мы сразу почуяли, как ты ворожить начала, негладко что-то в дороге. Шуршуня уже хотел десант на помощь засылать.

– Да, жабешпоколщи я. Но Шпилидон шкажал, што ты и шама шплавищя. Так и вышло. Ой, ну и воложила ты, матущка! Ажно ждещя у нас штекла дложали!

– Да где-ж я ворожила. Волосы ей только расчесала, да колядку спела.

Домовой с запечным многозначительно переглянулись.

– Откуда ты, голуба душа, узнала, что святочницу нужно дамскими делами отвлечь и колядкой её морок развеять?

– Ну… не знаю, догадалась как-то. Само вдруг подумалось. И песенка из детства вспомнилась. Меня этой песенке бабушка Матрёна научила – я когда на зимних каникулах приезжала, она меня к соседям славить посылала.

– Бабка Матрёна, говоришь, – протянул Спиридон, вприщурку вглядываясь в Анну, – ну вот тебе и ответ – откуда. Сила твоя ведь от Матрёны и пошла. Не зря, ох, не зря она тебя своей преемницей назначила!

Вдруг в окно стукнуло, дом тряхнуло, игрушки на ёлке зазвенели, а в трубе раздался вой.

Анна испуганно сжалась, не зная, то ли бежать, то ли под стол спрятаться. Но Спиридон с Шуршуней радостно оживились. Дверь в сенцы распахнулась, потянуло колким острым запахом мороза, на пороге возникла пучеглазая физиономия сенника. За ним виднелась ушанка огородного и маячил веник банника. В окне нарисовалась восторженная мордашка кикиморы с улыбкой во все 64 бреккета.

– Добро хозяевам! С Новогодьем! – пробасил сенник.

Вся компания завалилась в комнату и столпилась у порога, ожидая приглашения. Спиридон подтолкнул Анну локтем.

– И вам добра, с Новогодьем! Прошу к столу на угощенье!

Долго ещё в старом доме на окраине посёлка светились окна, тренькала балалайка, раздавались смех и весёлые голоса. Домовая нечисть бабки Матрёны встречала Старый Новый год.

– Фух! Иди, наливочки дам. Со Старым Новым годом!