Читать книгу Веркино счастье - - Страница 2

Проснулась я от скрипа входной двери. Вначале не могла понять, что это, утро, вечер? И вообще где я. Солнце пыталось пробиться в избу сквозь пыльные окна, но у него это плохо получалось. В комнате хлопотала Баба Яга. Увидев, что я открыла глаза, она заговорила: “Али с вечера спишь все? Вижу дух избяной да водица волшебная на пользу тебе пошли. Вставай, милая, я вот завтрак тебе принесла. Так и подумала, притомилась чай с дороги, долго спать будешь. Я уж кашу сварила, яйца. Вставай, милая. Не выспалась, так потом еще поспишь. Ешь пока горячо.”

Наконец-то я окончательно проснулась. Достала из сумки свой мобильник, хотя не была уверена, что здесь есть связь. Удивительно, но связь была. Куча sms, которые надо было прочитать. И время… Оказывается уже утро! Доходило 8. Я проспала почти 16 часов! Как так! Бабушка поглядела на меня и усмехнулась, увидев мое удивление.

“Вот и говорю, тебе, силы здесь наберешься. Уйдет вся твоя хвороба. Да и я помогу. Будешь ты, девонька, бегать у меня, как молодушка,”– проговорила бабушка.

Я присела к столу. В тарелке желтела растопленным маслом каша, да пара яиц лежала рядом. Бабушка видимо рада была, что появилась собеседница и говорила без умолку. Пока я ела, узнала, что в деревне 27 домов. На зиму остается только она, да еще 6 стариков. Остальные все в город уезжают.

Скоро потихоньку начнут приезжать обратно, сначала старики. К маю то все приедут. А к лету привезут им внучат да правнуков и зашумит деревня детскими голосами. Тут только успевай посматривать. Им ведь все игрушки, видят пустой дом, заберутся, играть им надо. Еще и спичками баловаться начнут, пожару наделают. Летось повадились они в Грачихином дворе собираться ватагой. В сарае штабов понастроили. Вот и пришлось бабушке гонять детвору. Чуть отвадила.

Магазина в деревне нет, но приезжает автолавка, летом 4 раза в неделю, зимой два. Кому надо, те на машинах на станцию гоняют, там магазины, больница, почта. Сама Баба Яга на станции года три не была. Делать ей там нечего. Пенсию домой почтальонка приносит. А что надо, в автолавке покупает. Продавщица там хорошая, если нет чего, попросишь, в другой раз привезет обязательно.

Потом бабушка засобиралась, сказала, что совсем забыла про обещание. Вернулась с маленьким ведерком в одной руке, а в другой – пакет соли. “Сейчас колдовать с тобой будем, – засмеялась она, – да не бойся. Печку твою надо замазать. Смотри, вся растрескалась. Дым в трещины валит, глаза ест. У тебя ведь этого добра нету еще.”

В ведре оказалась зола из печки, чуть меньше половины. Бабушка включила чайник, кипятком залила золу, Перемешала палкой, а потом высыпала половину пакета соли и опять все перемешала. Сказала, что этим все щелочки замазать надо.

Замазывать трещины в печи она доверила мне. Как, чем, я понятия не имела. Приспособила широкий кухонный нож. И не зря говорят, что нужда всему научит. Постепенно эта серая масса перестала падать на пол, а покорно влезала в узенькие щелочки. Я вошла во вкус, представив себя штукатуром и мазала, мазала, пока не сделала все, что нужно.

Удовлетворившись своей победой подумала, что теперь здесь надо все вымыть, протереть пыль, навести порядок. Бабушка ушла, а я все продолжала работать. Наскоро перекусив, сходила два раза за водой к озеру и продолжила наводить чистоту. Затопила печь, села возле нее на табуреточку и почувствовала, что я устала. Но это была не болезненная усталость. От этой усталости мне было хорошо. Сидела и думала, что надо будет сделать завтра. О том что завтра я собиралась уехать обратно не было даже мысли.

Так началась моя деревенская жизнь. С каждым днем мне нравилось здесь все больше и больше. Потихоньку – полегоньку я всё перемыла, перечистила в своей избушке. На окна повесила белые строченые занавески-задергушки, на пол постелила веселые домотканые половики, даже свою кровать застелила вышитым покрывалом, которому было лет 50 или больше. Все эти красоты я достала из огромного сундука, стоявшего в сенях. В автолавке заказала краску для печки и теперь она сверкала белоснежными боками.

Каждый день ходила гулять по деревенской улице. Познакомилась со старушками, которые целыми днями сидели на скамеечке возле одного из домов и грелись на весеннем солнышке. Старушек было четверо, иногда к ним подсаживались два старичка с седыми бородами.

Баба Яга никогда не подсаживалась к этой компании, да и вообще она редко ходила по улице. Все хлопотала в своем дворе или дома. Мне кажется, что меня она ревновала к этой компании, говорила, что нечего там делать, сплетни сидят собирают. С Бабой Ягой мы сошлись на удивление быстро. Вечера проводили вместе, иногда в моей беленькой избушке, иногда у нее в мрачной избе.

Мне было интересно узнать все о Бабе Яге, о ее жизни, почему ее сторонятся люди. Однажды я и задала такой вопрос. Бабушка сначала рассердилась, замахала на меня руками, а потом успокоилась: “ладно, уж коли ты смогла в мою душу залезть и сердцем я тебя приняла, как свою, расскажу тебе все про себя. Никогда никому не рассказывала. Сказ мой не больно весёлый будет, так сама напросилась.”

РАССКАЗ БАБЫ ЯГИ О СВОЕЙ ЖИЗНИ

Все началось, когда война была. Моя бабушка жила в этой деревне. Никто не знал откуда она появилась здесь с мальчонкой и поселилась в избе на отшибе деревни. Говорили, что колдунья она, что выгнали ее из родной деревни и дом сожгли, вот и скитается по миру. Правда ли это, ли нет, не знаю. Бабка никогда не рассказывала. Бабке тогда еще лет сорок было, а Степке, парнишке ее, шел восемнадцатый годок. Басенький, волосики соломенного цвету в колечки вились, глазки голубенькие. Сын это был ее или приемыш никто не знал. Уж больно не похож мальчишечка на мать. Поселились они в этой самой избушке.

Не приняли деревенские их, стороной обходили. Ругаться не ругались, боялись. Но Степку до своих ребятишек не допускали, гоняли его, как собачонку безродную. Так и жили они вдвоем отщепенцами. Пошел как-то Степка по весне в лес травы целебные собирать. Давно уж мать его этому научила, знал, где какие брать надо.

Ходит Степка по лесу, травки в корзинку свою складывает. Вдруг увидел, девчонки рядом щавель собирают. Увидели его и врассыпную, испугались колдуна. Одна оглянулась, посмотреть далеко ли убежала, да запнулась за кочку и упала. Встала, а не то что бежать, на ногу ступить не может. Подошел к ней Степка, молча взвалил на плечо и с живой ношей пошел домой к матери. А куда деваться, не оставишь ведь в лесу.

Мать глянула неприветливо, пробормотала что-то про себя, вправила девке ногу, траву приложила, тряпкой завязала. Посидела девка немного во дворе, а потом тихонечко встала и поковыляла домой. Так свела их судьба. Степка не мог забыть испуганный взгляд , а девке по ночам снились голубые глаза колдуна. Доводилось им встречаться на улице, только щеки пламенем горели. Но не тот, не другой и слова вымолвить не могли и проходили мимо, опустив глаза.

Снова встретились они жарким июньским днем в лесу, куда по ягоды пришли. Судьба видно вела их друг к другу. Глянули в глаза и пропали оба. Поняли, что не развести их теперь никому. И совершили большой грех. Но не раскаялись. Никому ничего не сказали.

Пришел Степка домой без ягод, сказал, что дорогой рассыпал, завтра еще сходит. Но по его горящим глазам поняла мать, что стал ее Степушка мужиком. Тут и колдуньей быть не надо, чтоб понять.

Утром на другой день подъехала к дому повозка с военным. Приехал он с дурной вестью. С повесткой для Степки. 18 годков ему уж месяц как было. Велел собираться. А сам поехал к другим домам. И раздался по деревне бабий вой. Еще троих забирали в тот день.

Упала мать на колени и выла по волчьи. Видела она, знала, что не вернется ее Степушка обратно. Что навеки расстается с ним. Но пересилила себя, пошла в дом, мешок с одёжкой собрала, хлеба краюху, да яиц вареных. А больше и дать в дорогу нечего. Уехал ее Степушка навсегда.

Через полгода, студеным зимним вечером почтальонка постучала в воротечки, пряча глаза, протянула несчастной матери похоронку и бегом обратно.

Потемнело у матери в глазах. Медленно сползла она по воротам и повалилась в снег. Сколько провалялась, – не знала. Дом ее деревенские всегда стороной обходили. Никто не подошел, не помог подняться. Почуяла, что застывать начала, опомнилась, встала, пошла в избу. Села к окошку, смотрела в ночную темень. Не видно ничего, только ветер в трубе завывает. Жила и не жила. Смерти себе просила, да знала, что не придет она, пока свое колдовское умение не передаст другому.

Сколько дён прошло, не знает, увидела в окошко, что идет к ее избе баба , девчонку за руку тащит, а та упирается, да слезы рукавом вытирает. Валенки от снега обмели, зашли в избу. Как зашли, баба запричитала: “ Вот паршивка, забрюхатела. Порола ее, не говорит ничего. Помоги, спаси от позора. Молодая еще, глупая. Живот вон на нос лезет, а все тишком. Кабы раньше знать, нашла бы паршивца али замуж выдала.”

Посмотрела колдунья на девчонку, узнала в ней ту ношу, что Степка приносил летом и сразу поняла, что его дитя носит девка то. Велела ей, чтоб домой шла, а матери сказала: “Поздно уж, ничего делать не буду. Скрывай от всех, что тяжелая она. А время придёт, скажешь девахе, что ребеночек умер. А сама тихонько мне его подбросишь. Одна я теперь осталась, выращу. А девку позорить нечего. Выдашь потом замуж. Только тихо все сделай, никому не говори, а то милиция затаскает.”

Баба закивала головой, протянула скомканные в кулаке деньги, только колдунья их не взяла. Выпроводила ее, да еще раз наказала, чтобы помалкивала та.

А времечко идет да идет. Пришла весна, солнышко стало теплое да ласковое. Встала утром колдунья, пошла кур кормить, козу доить. Вышла за порог и слышит, котенок где-то мяукает. Вот еще напасть. Искать пошла. Смотрит, корзинка стоит возле амбарной двери под подвешкой, а в корзинке дитя пищит.

Бабка корзину в охапку да в дом скорее. Развернула тряпки, в которые ребеночек завернут был. Девчонка, маленькая, пуповинка только что обрезана, видно только родилась. Кричать то не могла, только попискивала. Не больно обрадовалась, думала мальчишечка будет. Да деваться уж некуда. Пусть девка растет.

Это была я. Так я появилась в бабушкином доме. Выхаживала меня бабушка, молоком козьим выкармливала. Слабая была, думала, что не выживу. А я за жизнь цеплялась. И дело на поправку пошло.

Колдунья месяца три скрывала, что ребенок у нее появился. А потом завернула меня в шаль и пошла в сельсовет по начальству. Объявила, что ребеночка ей подкинули. Кто, чего, знать ничего не знает. Перед начальством ругалась сначала, охала, а потом смирилась, пусть говорит живет у меня, чё теперь делать. А там и рады. Заботой меньше. Метрику выправили. Назвали меня Дарьей, а отчество от Степки, Степановна. Так и стала я Дарья Степановна.

Как я росла? Да как и все в то время. Бабка на ласку жадная была. Редко когда по головке погладит. Когда совсем маленькая была, а бабке надо было по делам своим идти, сажала она меня в громадный сундук. Я привыкла, не ревела, не боялась. Оставит в нем бутылку с молоком с соской, хлеба нажует в тряпочку. Куклу из тряпок кинет. Сижу, играю, усну там же. Бывало до самого вечера по лесу ходит, а я в сундуке сижу.

А потом стала меня с собой брать, травы колдовские собирала, учила, где искать, когда искать. А куда денешь, дома одну оставить, только беды жди. Из сундука я вылезать научилась Лет с пяти меня уж и одну посылала по опушке походить, ягод пособирать.

Так и жили. В школу я не ходила. В деревне школы не было. Вот и учила меня бабушка своему ремеслу колдовскому. Еще буквы показывала, считать учила. По газетам читать научилась.

Все дела по дому тоже на мне. огород копать, сажать, козу обихаживать. Бабка часто хворать стала, не помогали ей ее снадобья. Деревенские уж ко мне приходить стали. Лечила их, отвары да напары делала. Другой раз и колдовать приходилось.

Помню, бабка мне говаривала: “Это твое дело теперь. Жить этим будешь, зла людям не делай. Все одно тебя будут бояться и ненавидеть, но все одно к тебе будут приходить, как беда прижмет”. Так потом и было. Видно было за бабкой что-то чёрное, что скрывала она, да от всех