Читать книгу Божественная трагедия. Пекло - - Страница 2

Глава первая: что-то вроде введения.

Я гуляю по парку, который одет в золотистые и красные оттенки. Воздух свежий и ароматный, а солнце пробивается сквозь ветви деревьев, создавая игру света и тени. Я слышу, как птицы чирикают, а листья шумят у меня под ногами. Я чувствую спокойствие и гармонию, вдали от стресса и шума города. Парк – это оазис моей души, который наполняет меня энергией и вдохновением. Я останавливаюсь на скамейке и сижу, чтобы насладиться красотой природы. Вытаскиваю тетрадь и ручку. Начинаю писать. У меня так много идей, которыми я хочу поделиться с миром, и рука начинает писать совсем другие вещи. Начинаются рассуждения о макро и микро космосе, о ничтожности человека и грандиозности природы, частью которой является желтый парк, являющийся моей нынешней музой.

Чьи-то шаги блокируют письмо. Я поднимаю глаза, чтобы увидеть самого странного посетителя парка, которого вряд ли кто-нибудь мог себе представить, как бы ни развивалась его фантазия. Передо мной мужчина среднего роста, с нормальным телосложением, чья одежда определенно выводит меня из себя, если я не подумаю, что он вышел из театра, забыв переодеться:

– И удивляться, и не удивляться так будет, друг мой, – проговаривает он в венецианской шляпе.

Это так, или, по крайней мере, я видел на разных картинах в альбомах и картинных галереях. Он одет как итальянец средних веков-ни очень грубый, ни слишком скромный. То есть-среднестатистический дворянин, а может быть, какой-то художник эпохи Возрождения, каким был Да Винчи, например.

– Ты меня не узнаешь, да? А у тебя мой бюст на книжной полке, которая находится над твоей кроватью.

Я смотрю на себя самым дерзким образом и успеваю покопаться в своей памяти во всех доступных бюстах из моей коллекции. Конечно, я использую тот метод исключения, который мне очень нравится. И через две минуты я понимаю, кто этот человек передо мной.

– Ты узнал меня, да? Я не сомневаюсь в твоей неспособности. Это твое выражение, кстати – Данте улыбается мне совершенно неиронически.

Да, это Данте Алигьери, как бы безумно это ни казалось. Или кого-то, кто очень похож на него. Но кто из нас знает слова и любимые выражения? Он настойчиво пытается завязать диалог:

– И что теперь? Будем ли мы играть в молчанку? Ты слышишь, что я говорю на твоем языке, так что я не вижу никаких препятствий на пути.

Я решил показать, что не глухонемой или, по крайней мере, не немой:

– Мне трудно. честно признаюсь. Это как-то не соответствует нормальной логике и прагматическим понятиям современности. В противном случае джокер с бюстами определенно сработал. Просто не могу объяснить, как это вообще происходит, и не участвую ли я в какой-то идиотской иллюзии. Другой вопрос, если сейчас играть в скетч и снимать скрытую камеру?!

– Ты все усложняешь, молодой человек.

Он называет меня «молодой парень», а выглядит как минимум на двадцать лет моложе меня. Но когда я думаю, что он на семьсот лет старше молчу, а он продолжает.:

– Пришел конкретно к тебе, и нет никаких мистик, случайностей и постановок. Я серьезный, как сфинкс. Еще больше польщен тем, что ты был моим поклонником еще со школьных лет, когда учились про Аду. Только Ад и ничего больше, а их три. Ты прочел их все три, не говоря уже о том, что тебе было немного скучно. Честно говоря, он и Ад тебе было немного скучно, потому что в этих «бабушкиных сказок» не верил с детства. Ты не атеист, но больше к этому клонишь.

– Я не знаю сейчас, как к вам относиться – смущают мои губы – мое уважение совершенно искреннее, и я думаю, что должен поговорить с вами на Вы. Или ошибаюсь?

– Не ошибаешься в принципе. В противном случае в перспективе наших отношений желательно поговорить с тобой на Ты, независимо от разницы в возрасте.

– Разница не только в возрасте – смело перебиваю его – я бы даже сказал, что различий не одна и не две.

– Слушай, парень, что я тебе скажу! Если мы пойдем доказывать, что я очень большой, а ты соответственно мелкий как жук ничего не получится. Я писал, а ты пишешь. Вот что важно в этом случае. Поэтому я здесь.

Возгордился и искал где посмотреть на свою довольную физио-морду, но нет подходящего объекта для осмотра. Нарцисс во мне тускнеет:

– И что именно вас, пардон тебе, привело к моей незначительной личности – я становлюсь еще смелее после комплимента?

– То, что я писал, а ты пишешь.

– Ничего не понимаю. Я простой графоман, и мне нужно больше объяснять.

– Это как самоиронию понимать или как апокалиптическое откровение, – смеется флорентинец?

– Не знаю, что это. Я иногда сначала говорю, а потом размышляю – остроумничаю в своем незнании, как себя вести.

– Я не буду объяснять тебе как слаборазвивающему, хотя ты пытаешься убедить меня, что такой, – опять хихикает тот, кто еще я не уверен, что он не артист.

Я думаю, почему бы ему не сесть. На скамейке так много места. А он кажется читает мои мысли, потому что садится, заблаговременно забрасывая плащ, не забывая расставить торчащую шпагу, чтобы не застрять между планками скамейки. И я все еще думаю, что он не может быть артистом, потому что кажется мне слишком реальным. Я даже скрытно трогаю его плащ. Вполне реальное прикосновение. Но у меня нет объяснения тому, как он жив, когда я учил что он умер где-то в начале 14

века. А он как будто засунулся в мой мозг.:

– Что я умер известно многим людям. Но это то, что держит меня в живых. Парадокс, не так ли? В тот момент когда меня исключат из школьных программ, сожгут мои книги и перестанут упоминать меня всеми возможными способами, я просто действительно умру во всех смыслах. Особенно метафизически, потому что хотя ты можешь меня осязать, это всего лишь оболочка. Долго объяснять. А я немного сел, как это делали русские в прошлое. Только там, где у нас нет чемоданов, чтобы сесть на них.

«Новая двадцатка» – новая мысль-вопрос приходит ко мне мгновенно?

– Да, верно, молодой человек. Я поведу тебя в долгое путешествие. И ты гарантированно свернешься, модно сказано, потому что оно внутри в крови писателя. Ты любопытны как сплетница на пенсии на скамейке перед многоквартирным домом, только тебе интересуют не квартальние желтки, а более глобальные вещи. Вот в чем разница. И это именно то, что я собираюсь использовать, так что настраивай свои конечности на старт!

– Не зная, куда пойду, я отсюда не выйду, – категорически дергаюсь, как упрямая скотина!

– Не волнуйся, ты будешь знать! Мы отправляемся в путешествие, где ты окажешься первым избранником, который опишет его и даст людям описание, какую бы ценность оно ни имело как литература. Большее значение имеет правдивость и способ подачи. То есть так же, как ты пишешь. Не много финтифлюшек и украшений, а прямо в цель.

– И что это за место? – спрашиваю я – любопытный и заинтригованный.

– Ад, конечно. Но не тот Ад, который я описал в своей книге. Мой Ад для людей, которые согрешили против Бога и его законов. Нет, я покажу тебе другой Ад. Ад для богов, которые нарушили основные законы Вселенной. – объясняет он.

– Ад для богов? Но это безумие. Как может быть такой? Как могут боги согрешить? Как их могут наказать – я восклицаю, шокирован и недоверчив?

– Не задавайте мне столько вопросов, что я отвлекаюсь! Следуй за мной, и поймешь! Но будь готовы к шокирующим видениям, которые никогда не можешь себе представить, как бы ни был увлечены фантазией! И не бойся ничего! Действие согласовано на самом высоком уровне! Я здесь, чтобы вести тебя и защищать – заявляет он, хватая меня за локоть в подсказке.

Я следую за ним, не противореча. Чувствую, что это одно из тех приключений, которые случаются раз в жизни, и это случается с немногими. Или скорее, после жизни. Потому что я не уверен, что живой. Может быть умер, и это мой судьбоносный час. Или может быть сплю, а это мой кошмар. Но что бы ни было, я готов это пережить. Потому что я авантюрист, готовый поверить в любое безумие. Творчески-авантюристические личности любят сталкиваться с проблемами, расширять горизонты и открывать новые миры, чтобы они тоже были шокирующими. Даже если они адские, что бы это ни значило. Когда я немного задумываюсь, со мной случалось немало адских вещей, так почему бы и нет?! Ничто не отличается от того, что я чувствовал вчера или позавчера, с той разницей, что меня щекочет это удивительное чувство встречи с неизвестным, неожиданным и провокационным. Божественный Ад – больше, чем эта абстракция – будь здоров!

После нескольких минут ходьбы мы добираемся до одного уголка парка. Вдруг стемнело. Я вижу только тени деревьев, раскачивающиеся на ветру. Я также вижу Луну, которая светит над нами бледным светом.

– Вот оно, – категоричен Данте, останавливаясь перед большой плитой, которая прикрыта травой и листьями. – Это вход в ад.

– Какой вход? Я ничего не вижу?! – спрашиваю, глядя вокруг себя.

– Не волнуйся. Я знаю, как его открыть. – говорит он, переворачивая траву и листья, обнажая одну металлическую решетку. – Все, что нам нужно сделать, это нажать на эту кнопку. – он показывает одну красную кнопку, встроенную в пластину.

Нажимает на кнопку, и я слышу щелчок. Решетка открывается, а отверстие расширяется. Мы стоим перед лифтом, который, кажется, ждал нас. Он старый и ржавый, воняет плесенью и еще кое-что, что я не могу определить. Мой нос явно сморщивается из-за чрезмерной сенситивности. Есть дверь с надписью «АД». Нет других кнопок или экранов. Только один рычаг, который может двигаться вверх и вниз.

– Иди сюда! Давай зайдем! – он лаконично приказывает Данте, таща меня к лифту. – Это единственный способ попасть в Ад.

– А как мы узнаем, где остановиться? – спрашиваю, когда вхожу в лифт.

– Не волнуйся! Нам больше некуда идти, кроме как туда.

– И что мы там будем делать? – спрашиваю – Мы будем разговаривать с богами? Спросим их, почему они согрешили? Будем их жалеть или осуждать?

– Я не знаю. Посмотрим. Все возможно. – говорит он, закрывая дверь лифта. Но одно можно сказать наверняка. Ты увидишь то, о чем никогда не думал. И услышишь истории, которые никогда не слышал. Потому что это Ад для богов. Это другая раса. Раса, которая превосходила человечество, но упала ниже него. Раса, у которой было все, но она потеряла все. Раса, которая была близка к совершенству, но стала жертвой греха и самолюбия.

Поэт берет рычаг и тянет его вниз. Лифт начинает двигаться. Я слышу жуткий шум, исходящий из глубин. Чувствую холодное дрожание, которое охватывает кости вплоть до их костного мозга. Я чувствую типичное любопитство, которое пронизывает меня, но без боли. Я чувствую волнение, которое возбуждает меня в ответ на холодный трепет.

Спускаемся в ад, что бы он ни представлял.

Лифт останавливается, и дверь открывается на этот раз без чьей-либо руки. Выходим из него, чтобы оказаться перед большой аркой, высеченной в скале. Она высокая и широкая, достаточно, чтобы пройти две лошади рядом друг с другом. Украшена рельефами, которые изображают различных богов и сцены из их жизней. Я вижу Зевса, который бросает свою молнию, вижу Афродиту, купающуюся в море, Аполлона, играющего на своей лире, Осириса, судящего мертвых, Шиву, танцующего со своим особым трезубцем. Скандинавский Один изображен на своем троне величественно смотрящим с типичной надменностью. И еще много других богов из разных мифологий и культур. Все они кажутся грандиозными и могущественными, но в то же время грустно-уставшими.

Над аркой надпись на каком-то странном языке, которого я не понимаю. Язык состоит из символов, которые напоминают звезды, планеты, галактики и другие космические объекты. Надпись светящаяся и пульсирующая, как бы живая. Что там написано?!

– Что там написано? – я выражаю свою мысль вслух, указывая на надпись.

– Это язык богов. Язык создан вместе с Творением, вместе со Вселенной и всем в ней. Язык, который содержит все законы и тайны существования, который я выучил, чтобы мог с ними разговаривать. Он тихо промолвил Алигьери, глядя на надпись с почтением.

– И что там написано? – повторяю как латерну, ожидая перевода.

– Пишет так: «Это ад для богов. Здесь наказаны те, кто нарушил Основной Вселенский Закон. Закон гласит: Не изменяй порядок вещей. Не вмешивайся в судьбу других. Не пытайся быть больше, чем ты есть. Потому что ты бог, но ты не Бог. Есть что-то выше тебя. Есть что-то сильнее тебя. Есть что-то более мудрое, чем ты. И он наблюдает за тобой, он судит тебя. Он заставляет тебя расплачиваться за свои грехи. Так что будь осторожен, что ты делаешь! Так что будь скромным, справедливым и добрым! Почитай основной Вселенский закон! Потому что он единственный, кто имеет значение. Потому что это «Закон любви» – переводит Данте, читая со слезами на глазах.

Наивно спрашиваю:

– Если это основной закон, значит, есть и второстепенные или я ошибаюсь?

– Это естественно, и я скажу тебе, пока мы будем в аду. Неплохо было бы запомнить их и описать в своем будущем произведении, которое ты назовешь «Божественной трагедией», чтобы оно напоминало мою «Комедию», но и отличалось.

– Вы имеете в виду, что ваша «Божественная комедия», хотя лично я ничего смешного в ней не нахожу?

– Я назвал ее просто «Комедией», но потом она стала «Божественной». Боккаччо придумал добавить прилагательное, чтобы сделать его более провокационным и даже более привлекательным. Как ты знаешь, текст поэтический и выражается «терцинами», которые современные поэты любят называть «хайку», что определенно смешно до комедийности.

– Я придерживаюсь того же мнения, потому что считаю Хайку самурайским приоритетом. Это часть религии японцев, связанная с Бусидо.

– Мы слишком развелись тематически! Пойдем внутрь! Запах в лифте покажется Денимом или Давидофом по сравнению с тем, что на тебе обрушится, так что настраивайся заранее, чтобы хотя бы это не удивило!

Я конечно был удивлен, но не сразу. Мы входим под арку, чтобы попасть в голое поле, заросшее чем-то вроде сухих трав и кустарников. Нет пути, даже тропинки, так что мы идем по дребезжащим под ногами сухотям. Мы направляемся к прекрасному дворцу, который находится недалеко от голубого озера с небольшим водопадом.

– И ты это называешь адом – я задаю вопрос под номером не знаю, кто?

– Подожди пока мы подойдем к нему, и тогда задавай глупые вопросы, – режет меня флорентийский философ! – Кстати, здесь живет Зевс с частью своего окружения.

– Как это? Что он верховный бог эллинов, и не только их?!

– Давай не будем вдаваться в теологические споры, пожалуйста! Неплохо бы учесть тот факт, что он был главным богом, а теперь только в книгах, описывающих мифологии древних народов. Он в прошлом, друг мой, и не более того.

– Даже если это в прошлом, он такой мощный?! Есть молнии, Эгида и прочее оружие для нападения и защиты. Кто может победить его, чтобы посадить в колонию?

– Интересно, что ты назвал это колонии. Осталось сделать аналог с ГУЛАГом или Бухенвальдом, хахаха. Здесь, человек, совсем другое дело. Как видишь нет проволочных сетей с электричеством, нет деревянных барак, тифа, цинги и прочего. Но что я могу тебе объяснить, когда ты сам увидишь? Тем не менее, ты должен быть богом, чтобы осознать все нюансы этого божественного Геенны. Как говорится, сколько-столько!

Мы приближаемся к дворцу, чтобы понять, что с каждым шагом он становится все более уродливым, испорченным и совершенно отвратительным. Чтобы добраться до него проходим мимо озера с водопадом. Обнаруживаю что вода, выглядящая красиво-синей издалека теперь мутно-коричневая, булькающая с противным звуком, а из нее подаются противные головы каких-то причудливых тварей – озубленные, опушенные, издающие максимально раздражающие уши звуки.

– Смотри и учись, молодой человек! – слышу голос своего вождя – Осознай, что не все что кажется красивым на первый взгляд, при втором сохранило свою прелесть!