Читать книгу Незнакомые люди - - Страница 2
Глава 2
ОглавлениеДавно я не писал за пределами своей квартиры, и что мешало мне прежде сделать этот шаг, видимо, удобства, которыми так обильно изнежен мой дом или же это лень? Хотя это не столь важно… Охваченный решимостью искать новые приключения, я выбрал не тихий и умиротворённый уголок провинции, а столицу, полагаясь на её бескрайние перспективы. Августовский ветерок ласкает мою кожу, температура воздуха едва достигла пятнадцати градусов, я пожалел, что не прихватил с собой ветровку несмотря на то, что буквально через пару часов я буду с нетерпением ожидать вечернего прохладного облегчения после полуденного зноя. Я расположился на одинокой скамье напротив озера. Воздух напоен невидимым благоухающим ароматом свежескошенной травы, вода водоёма сверкает чистотой, а зелень деревьев настолько яркая и насыщенная, что кажется нереальной, словно изливается из мечты. Мой первый приход сюда оказался несколько неудачным: было слишком много людей вокруг, поэтому сегодня я выбрал будний день и ранний час, в полной мере наслаждаюсь этим мгновением. Вчера я установил на свой телефон приложение для знакомств «Gerbera», ибо суть моего пребывания здесь – короткий роман, который послужит моим вдохновением, я должен воссоздать образ госпожи Кобирген, но об этом позже, сейчас я хочу продолжить писать.
Порой незначительные моменты меняют жизнь: обычный разговор породил идею, перешедшую в реальность, у слов сильная магия, когда мир внешне замирает, словно затаивая дыхание в предвкушении чего-то особенного. Случилось это лет одиннадцать назад, на лесном склоне зародилось желание с пониманием, что у них с матерью есть возможность. Под закатным светом природа расстилала великолепное земное одеяние, небо, разорвав свой голубой покров, накинуло на себя нежно-сиреневый шёлк, глаза следили и очаровывались этим пьянящим зрелищем, плавный градиент доставлял нутру безоговорочное удовольствие: мягкие и приятные тона тонули во взгляде, фиалковая пастель облаков, рассекавших небесное пространство одинокой стезёй, становилась частью этой картины. Молодая девушка задумалась, сколько же красоты и изящества способен вместить себя лишь один миг? Мама обернулась к ней, и они обе почувствовали: смогли увидеть, открывающийся перед ними вид школы-интерната «Химлише». Вдали, на горизонте мира, теперь возвышается особый край – убежище, не просто архитектурное строение, а живое, тёплое сердце, принимающее потерянных душ, оно намерено согреть тех подростков, кто оказался под властью жизненных штормов и оказался без родной опоры: от них отказались или сама судьба отняла семью. Их путь нелёгок, одни из них заточили себя в собственном мире, мыслями выстраивают стену, преграждающую путь к людям, другие не способны воздержаться от гнева и обиды, позволяя бушующим огненным волнам разжигать всё вокруг. Но здесь они обнаруживают, что их невидимые раны говорят о безграничной силе и выносливости, нельзя позволить тьме поглотить себя: они обязаны пережить несчастье, засияв ярче любого сияния, поэтому у госпожи Кобирген много обязанностей, которые требуют её присутствия. И порой она чувствует оттенки тяжести, иногда они запредельно чёрные – сердце неистово бьётся, как под шумными крыльями испуганных птиц. Вот и в настоящий момент слова учителя Ханц заставили её неуклонно бежать по коридорам в комнату тридцать пять.
В какой момент просыпается любопытство? Когда слух доходит до ушей. Ненасытное чувство подтолкнуло их собраться на третьем этаже, воспитанницы шептались, каждая предпочитала подтвердить услышанное. Несмотря на просьбу учителя Ханц разойтись всем по комнатам, до него всё равно доносились девичьи голоса вопросов и осуждений: «Она пыталась покончить с собой? Безумная… Сумасшедшая… Ненормальная… Зачем? Ты её знаешь? Она новенькая. Агна, это же твоя соседка, не расскажешь нам?» А Агна с мутным взглядом, молча, пройдя мимо них, оказалась в туалетной комнате, ухватившись за умывальник, которой отразил в своей поверхности её растерянное лицо, сжимая зубы от мучительного трепета. Забытую тишину нарушил звук тонкой струи воды, девушка смочила ладони и протянула их к своему лицу, свежесть воды коснулась её кожи, прохлада ненадолго освежила разум, но внутри всё содрогалось от непокоя, каждая живая клетка переживала дрожь, подчиняясь бесстрашным пульсациям страха, не оставляя сердцу ровной минуты, ей были совершенно безразличны причины поступка соседки, ибо в мыслях неукоснительно крутилось – лишь бы выжила, а иначе она не сможет там спать.
2 дня спустя…
В медпункте Исла неподвижно лежала, её голова наклонилась набок на мягкую подушку, а тыльная сторона правой ладони покоилась под ухом, изредка её глаза раскрывались, и её живот поднимался и отпускался, свидетельствую о том, что жизнь ещё течёт в её теле. Внезапно, словно ожившая фигура, она приподнялась на кровати, когда в кабинет вошла госпожа Кобирген, присев на кровать рядом, протянула девушке коробку и произнесла:
– Я думаю, это поднимет тебе настроение, сама их делала.
Внутри оказалась любимая сладость Ислы – маршмеллоу, мягкие и воздушные квадратики, так ровно разложенные, правда, потом из-за них приходится отряхивать сахарную пудру с рук, но разве это что-то меняет? Исла не удержалась перед этим искушение и позволила себе попробовать угощение, которое обычно знала только её мама – как слабость. Прикосновение к ним напомнили ей о материнском тепле, о вечерах, проведённое рядом с близким человеком за просмотрами романтических фильмов, ох, сколько же раз она подавляла желание перемотать скучные диалоги, но это ничего не значило, ценность заключалась в другом, в том, кто рядом с ней находился. Госпожа, смотревшая на неё внимательным взглядом, казалось, точно знает, с чего стоит начать разговор.
– Вы ждёте моих объяснений?
– Совсем нет. Я понимаю, что такое тяжёлое сердце и когда слёзы неизбежно скатываются по щекам… Несколько лет назад, в один год, мои родители ушли в вечность, оставив после себя след невосполнимой пустоты, и, к сожалению, слово возраст никак не смягчает боль утраты, ещё страшнее закрываться с раздирающимися мыслями ото всего мира, думая, что ты теперь одна, но это не так, здесь это точно не так. Жизнь твоя продолжает существовать, в ней тебе предстоит найти ещё много смысла, первое время будет сложно, но с тобой осталась память, которая будет тебе напоминать о маме, благодарные воспоминания о ней, которые ты захочешь рассказать с улыбкой, и они незабвенны. Ты должна принять это, а не кидаться сразу в крайности, отнимая у себя единственный шанс – жить. Это не выход, а лишь поражение горечи.
Исла отложила в сторону коробку.
– Вы правы. Мои мысли, раздирающие, превращаются в переживания, они, словно беспощадные когти, рыщут в душе, разрывая её на осколки непонимания, я ощущаю эти блуждания, эти терзания, которые мешают найти мне ясность. Видела волнения в маминых глазах, убеждала её: всё это напрасно, беспечно я себя вела, пока собственной душой не почувствовала беспокойство о ней – неугасающая тревога не покидала меня, – сейчас бы слезам пролиться, но у Ислы их не осталось. – Мама всегда жила в страхе за моё здоровье, – укрывала дочь от солнечных лучей, опасаясь, что та заболеет, только случилось по-другому. – Вечер, когда мы собрались с ней за ужином, мама что-то нашёптывала сквозь наушники на моей голове, я не подозревала: впереди ожидает нечто страшное, то, что изменит нашу жизнь. Она попросила отвлечься. Она рассказала мне о диагнозе, я и сейчас слышу, как голос её звучит сдавленно, – женщина боялась говорить вслух мрачные слова дочери. – Меня лишили самого драгоценного. Это хуже, чем сотни ножей, вонзившиеся в сердце, нет этому объяснений. Солнце скрывается за облаками, а я остаюсь наедине с мучением, пронизанным отчаянием. Мама просила быть сильной и не сдаваться – я проиграла.
– Ты не проиграла, жизнь всё ещё продолжается. Твоё огорчённое состояние временное – и только в твоих силах продолжить.
Госпоже было необходимо убедиться, что повторение подобных действий исключено. В глазах Ислы читался испуг и сожаление, и это приобретает особенное значение, поскольку она осознаёт свою ошибку.
– Я могу вернуться в комнату?
– Завтра, – за дверью что-то упало. – Я пойду, отдыхай, – госпожа Кобирген покинула медицинский кабинет.
Торопливо Агна собирала карандаши, упавшие на пол, точно схватывая один за другим, а каждое последующее мягкое многогранное тело под рукой воображаемо подталкивало предыдущее, остался один – синий, и в данный момент он покоился чуть дальше носков туфель госпожи, Агна не спешила его поднимать: засмотрелась на элегантный силуэт дорогой обуви. В судьбе обеспеченная жизнь – привилегия, ни в чём не нуждаешься, ни в чём не отказываешь себе, а что, если этого больше нет? Привыкаешь? Возможно. Трудно? Несомненно. Главное – не перестать стремиться к лучшему. После утраты отца её мама быстро, и казалось бы, беззаветно отбросила бремя своей материнской роли. Женщина стремилась к вольности, где каждое действие – шёпот собственных желаний, и она это получила, однако, именно дочь дала возможность ей удерживать рядом богатого мужчину, что позволило распуститься лепесткам благополучной жизни, она превратила себя в изысканный цветок, подобно рубиновому амариллису, способного вокруг вызвать магму чувств. Только символ красоты, утончённости и восхищения с тёмным секретом – он чрезвычайно ядовит, и в этом кроется опасность: обращение с ним требует осторожности, в противном случае может случиться отравление. Раньше Агна слишком часто испытывала горькую ненависть к матери, каждый раз обещая себе, что больше не будет, но это повторялось снова и снова, повторялось до тех пор, пока девушка не обратилась к себе, однажды прошептав: «А не бессмысленно ли моё негодование? Что изменится? Я открою глаза и увижу новую реальность? Нет, это не так. Думаю, стоит перестать – всего лишь переждать». Собственно говоря, Агна ранимый человек, нежное сердце девушки склоняется под ветром эмоций, притом она рассудительная. Её душа часто вздыхает грусть, однако, чувство это внезапно является, неожиданный гость, влетающий в комнату без стука, и вот оно, словно множество невесомых дрожащих капель, неукоснительно жалит глаза, щиплет сильно, но слёзы не обрушиваются. Место, в котором она оказалась, отнюдь не является худшей альтернативой, здесь она обнаружила светлое пламя в холодной ночи, и, что немаловажно, здесь есть тот, кого ей хочется видеть каждый день. В юные семнадцать лет девушка ясно видела своё будущее, неразрывно связанное с дизайном одежды, не просто мечта, а непоколебимая уверенность. Сейчас её взгляд упал на туфли госпожи с необычным скульптурным каблуком, обрамлённым тонким золотым ободком. Эта деталь зажгла искру в её воображении, Агна увидела перед собой платье, мысленно она рисовала эскиз, боясь упустить образ, было бы весьма обидно. Госпожа сама подняла карандаш и протянула Агне, та, очнувшись от своих мыслей, извинилась и забрала его.
– Ты к Исле?
– Не сейчас, – повернувшись, она ушла в противоположную сторону своего направления.
В просторе помещения в крыле общежития на последнем этаже находятся пара забытых и сломанных парт, и стоит старое фортепиано, лак которого, потрескавшись, раскрыл древесину. Сквозь стекло окна в деревянной насыщенной коричневым цветом раме виднеется картина: вечер близится к ночи, на улице мерцают фонари, их свет ткёт на лице огромного двора жёлтое освещение, в центре этого пространства вековое дерево окружено молчаливыми тенями, звёзды на небе сегодня погасли: скрыли тайны он назойливых взглядов, в этом мраке в душе проступила романтика и грусть – странный дуэт трепетных чувств. Агна уютно устроилась на подоконнике, накинув на свои плечи плед. Случайно однажды сюда забрела, толкнув незапертую дверь, оказалась внутри, и тёплый воздух окутал её, здесь, в этом спокойном месте, она нашла место для творчества. Сейчас девушка просто держит в руках блокнот с карандашом, спрятанным в середине, взгляд её устремлён вдаль, что-то пытается разглядеть, погружённая в свой внутренний мир, отреклась от всего внешнего, глуха ко всему, кроме играющей мелодии, к ней она внимательно прислушивается, и музыка отнюдь играет не в наушниках. Девушка прикрыла глаза, и под её веками темнота ночи осветилась светом белых фонарей, что словно звёзды на земле, рассыпали своё мягкое свечение по небу. Ей было известно, как быстро он пальцами скользит по клавишам – Эрнст Альт, играющий за её спиной. Его душа изливается в каждую ноту, он раскрашивает рояль в белые оттенки, ярче, чище, чем сам снег в январском утре, музыка молодого человека не просто звуки, а живое, дышащее существо. Он приходит сюда не чаще двух раз в неделю и играет не больше сорока минут, и за это время он способен перенести её в самое светлое место. Эрнст и не догадывается, как много для неё значит его присутствие. В этот раз произошло нечто необычное: он не исчез в безмолвии, как это делал прежде, а приблизился к ней. Агна вздрогнула, а её сердце забилось сильнее, когда из уха неожиданно вынули наушник.
– Ничего… – произнёс Эрнст, приложив наушник к своему уху. – Ты слушала, как я играю? – после этих слов, сказанных заинтересованным голос, она посмотрела на него: он стоит слишком близко, и это слишком приятно, благодарна, что в темноте не видны её пылающие щёки.
– Отдай, – она забрала из раскрывшейся ладони предмет и скрыла его в чехле.
– Не ответишь?
– Да.
– Жаль.
– Этот ответ на предыдущий вопрос, я действительно слушала тебя.
– И как тебе?
– Неплохо, – ответила девушка скромно, вглядываясь в его глаза, словно в них до сих пор звучала мелодия. Она боялась с ним говорить: в моменты волнения её голос мог стать резким и высокомерным.
– Подумать только, в прошлый раз ты уподобила меня Шопену, Баху и…
– Равелю, – подсказала Агна.
– Точно. Неплохо равно отлично?
– Я же говорила, что не понимаю классическую музыку и не питаю к ней любви, но ты играешь завораживающе, по крайней мере, выключить тебя не хочется.
– Я тебе нравлюсь? – спросил он, забирая из её рук блокнот, перелистывая страницы, где изображён он сам, в различных образах, раскрывающихся по-разному: на одной странице он предстал в широких джинсах и поло, не уверен, что когда-нибудь смог надеть эти джинсы, на следующей странице увидел себя в шортах, а далее в костюме и пальто, возможно, лет через пятнадцать он себя так и видит, сейчас молодой человек предпочитает спортивный стиль, хотя и от классики не отказывается, вероятно он бы выбрал спортивную куртку поверх пиджака – ещё не до конца раскрыв для себя ещё эту тонкую мужскую эстетику. Стрела внезапности поразила Агну.
– Нет, – поспешно ответила девушка, думаю о том, когда он успел без разрешения тронуть её вещь, – у тебя подходящая внешность для модели.
– Что ж, хорошо, – он направился к выходу, но она остановила его словами.
– Подожди, – злобно посмотрев в глаза произнесла: – не трогай больше мои вещи.
– Не сердись, случайно увидел, но рисуешь ты потрясающе, – Эрнст ушёл, оставив её один на один с мыслями. Это странное противоречие, подумала Агна, удивляясь самой себе из-за разговора, который только что состоялся. Почему так трудно признаться в своих чувствах? Страх быть отвергнутой стоит за этим? Да, всё верно – лучше пусть не знает. Мелькнула идея закрасить в блокноте лица Эрнста, чтобы избавиться от этой неловкой тайны, но внутри понимала, что всё равно будет продолжать рисовать его черты. В какой момент признание подобно откровению озарило её душу нежностью?
Хочу привлечь ваше внимание ненадолго, некоторые слова жаждут быть высказанными. Завтра у меня запланирована прогулка с женщиной по имени Лисэль, подумал, что это подходящее имя для госпожи Кобирген, и внешность, которую я вижу на фотографии, отражает двойственность мира: добрые глаза, но в то же время пронизанные строгим взглядом, словно зеркало, отражающее внутренний мир моей героини – и это самое подходящее.
Восемь месяцев назад в середине сентября листья ещё не спешили покидать свои деревья, а их пышная зелень не знала увядания, солнце, хоть и не так паляще, всё ещё грело, обнимая землю своими тёплыми лучами, не было места для грязи и серости, осень являлась в своей чистоте и благородстве. Под облачным небом обучающиеся играли в баскетбол.
– Эрнст, да что с тобой? Возьми уже себя в руки.
Молодой человек замер, уставившись на мяч, катившегося по резиновому покрытию. Сердце его колотилось в груди, каждое его сокращение отдавалось пульсирующей болью в висках, будто вот-вот и взорвётся, дыхание его было прерывистым и поверхностным, как у зверя, пытающегося ускользнуть от преследователя, пот стекал по его красивому лбу и длинной спине. Он знал, что должен был поймать мяч, но с трудом получалось сфокусироваться на игре, тело просто не слушалось, будто оно с его разумом разделились.
– Я без понятия, что со мной. Играйте без меня.
Капитан кивнул, а он вернулся к себе в уединённую комнату, острое чувство подавленности дрожало в его душе, к тому же раздражительная слабость диктовала свои правила. Эрнст лёг на застеленную кровать и закрыл глаза. Не было рядом с ним человека, с которым он мог бы откровенно поговорить несмотря на то, что общался со всеми: он весьма дружелюбен и приветлив, хоть и порой любит вредничать, однако настоящего друга, так и не нашёл.
– Я затерялся, – так он себе объяснил, что с ним происходит. Ему надоело видеть однотипные лица учеников и учителей, уроки, еду, каникулы, прогулки по расписанию, каждый год становился копией предыдущего, даже кровать, на которой он спал стала утомительным символом этой рутины, он оказался на пороге исчерпания, словно старая книга, изученная до дыр, со стёршимися страницами от бесчисленного перелистывания, сценарий повторялся изо дня в день, что доводило до тошноты, захотелось вырваться из этого замкнутого круга. Эрнст хотел убежать молча, но также явственно понимал, сколько же поднимется шума после его исчезновения, отчего он решил написать письмо на имя директора, надеялся на понимание со стороны Лисэль Кобирген, хотел, чтобы она прониклась его речью, но как привлечь сострадание словами не знал, это требовало особенного и правильного подхода. Пришлось помучиться чуть больше двух часов, и завершил как раз к солнцу на закате, когда коридор заполнился воспитанниками, проходящими мимо его двери в столовую. И вот что из этого получилось.
«Уважаемая Лисэль Кобирген, с безмерной верой к вашей чуткой душе! Благодаря вам я познал, что значит общение, которое заполняет всё светом искренней доброты. Меня всегда удивляет на равных, что сердце, что ум, как вы запоминаете каждого, даже если кто-то с нами уже не живёт или не учится, точно также, как и неустанно храните в памяти, произнесённые для нас уверенные и прекрасные слова. Я не стремлюсь вызвать скандал или дать повод для тревоги, я прошу лишь одного – позволить мне сбежать, говорю прямо: не вижу смысла врать, но смею вас сразу же успокоить, я прошу буквально десять дней, не стоит искать или возвращать меня обратно. Я теряю рассудок, мне необходимо побыть в другом месте, вдали от здешних стен. Обещаю, моё деяние не принесёт разрушений!»
Зов сердца Эрнста Альта.
Эрнст перечитал текст ещё раз.
– Да уж, никакого страдания, зато весьма вежливо, по крайней мере, я постарался, чтобы быть услышанным. В любом случае я получу эти десять дней, только вот получателю письма решать, как распорядиться данной ситуацией.
Чёрные брюки остались на нём, а верхнюю часть формы он сменил, заменив её на футболку, поверх которой надел тёмную рубашку, сложил в рюкзак запасную одежду, гигиенические принадлежности, документы и зарядку для телефона, затем вызвал такси, точно указав место, где его ждать. Эрнст находился в спешке, оставалось отнести записку госпоже, к счастью, Лисэль отсутствовала, поэтому он приклеил скотчем лист бумаги на дверь диагональным расположением – не такой уж он и перфекционист, шаг за шагом он уносился от привычного, никто не попадался ему на глазу: еда не любит ждать, тем более в тот день в меню обещали мини-сосиски в соусе, картофель со сливочным маслом и апельсиновый сок, многим это приходило по вкусу. Уйти у него получилось без всяких проблем, не прошла и часу, как он оказался на улицах центра.
– Куда бы пойти?
Эрнст не помнил своих родителей, может, смутные образы иногда и всплывали в его сознании, только их лица затерялись в памяти за четырнадцать лет, словно они из забытого сна. В Химлише он попал лет в семь, эта школа стала его кровом, семьёй и убежищем, до конца обучения это место – его дом. Иногда в часы досуга он подрабатывал, усердно собирая по крупицам каждую мелочь, до того дня он ни разу не воспользовался этими деньгами, отрицал их существование, не признавая, что в его распоряжение есть хоть что-то, но вот настал день, когда желание завладело им, искушая потратить большую часть накопленных средств, не мог устоять перед зовом, не желал отказывать себе абсолютно ни в чём. Эрнст продумывал планы на ближайшие дни, решив провести их по-своему, например, в тот момент, когда герой переходил пешеходную дорогу, его взгляд упал на яркую вывеску, излучающую лучи света, внезапно осенила одна идея, ему нужен номер или квартира с белыми стенами, а ещё стоило отыскать проектор, Эрнст хотел вывести сериал или фильм на стену, купил немного готовой еды и заселился всё-таки в отель, что оказалось сделать проще.
– Музыка меня преследует, – по случайности он попал в люкс «Шуберт».
Альт был полон энтузиазма, настраивая оборудование, по завершении отвлёкся на ужин и понял, а время-то совсем ускользнуло из рук. Засыпая около двух часов ночи, задумавшись, почувствовал азарт, ищут его или нет, что происходит в школе, злятся на него или проклинают, ещё вчера утром он спал в комнате, где место для него едва хватало, раньше ещё было хуже: сосед устраивал бардак, а Эрнст любит чистоту, ему неприятно смотреть на не заправленную кровать, разбросанные вещи или не выкинутые фантики от конфет, бывало время, когда он убирался за соседа, а потом, поняв, что делает совсем не то, хоть и для себя, научился не выпускать никого из комнаты, пока там не будет порядок, однако, в тот момент, буквально через пару метров, находилась терраса, он так и не решился выйти на неё, всего лишь занавесил шторы, тайком, прищурив глаза посмотрел вперёд, но резко их закрыл, уверен: впереди что-то нереальное, что-то потрясающее, однако ожидал, как проснётся завтра без будильника в десять, а лучше после двенадцати, и встретит утро с добрым настроением, увидев обеденное великолепие мира, поэтому был в состоянии терпения предвкушения.
На третий день побега наступил его День Рождения, Эрнст планировал провести весь день, пролежав на лужайке, глядя на голубые бескрайние небеса, сразу же приготовил солнцезащитные очки, и к вечеру после того, как солнце скроется за горизонтом, дождаться звёзд. Вот так, без подарков, без поздравлений, просто лежать, слушать природу и наслаждаться покоем. Но у каждого плана есть свои непредсказуемости, в его случае это оказалась погода, которая внесла корректировки, когда небо затянуло серыми тучами. Ничто не предвещало дождь. Эрнст нашёл укромное место, где не было видно людей, расположился на траве, закинув руки за голову. Около четырёх часов дня начал накрапывать мелкий дождь, редкие капли падали на его лицо, и он непроизвольно вытирал их рукой, дождь постепенно усиливался, и уже через десять минут футболка молодого человека промокла насквозь – её можно было выжимать. Эрнст вскочил и побежал к ближайшему кафе, ему на глаза попалась небольшая кофейня, как позже выяснилось, кафе оказалось семейным бизнесом. Посетителей внутри не было, да и они уже закрывались, но Эйлис, сотрудница кафе, с сочувствием посмотрела на промокшего Эрнста, любезно предложила ему полотенце, а затем усадила за столик.
– Выпейте горячего кофе, чтобы согреться, – Эрнст был тронут её добротой и с благодарностью принял напиток, поспешно сделав глоток, словно стремясь ощутить весь вкус тепла, и в ответ на этот вызов обжог язык.
– Я могу побыть здесь недолго?
– Сколько пожелаете, но лучше дождитесь окончания непогоды, в семь дождь закончится.
– Откуда вы знаете? – девушка ничего не ответила, лишь загадочно улыбнулась.