Читать книгу Душа Пандоры - - Страница 8

Переход к ночи оказался стремителен. День погас, словно кто-то выключил лампочку на небе. Свет, наполняющий воздух, просто потух. Кассандра объяснила это тем, что Гемера-День, что вместе с Гелиосом-Солнцем была на стороне Зевса, с матерью Нюктой старалась не встречаться. Как только приходило время ночи, Гемера исчезала, забрав с собой дневной свет, и без того искаженный вечно алым небом.

Незнакомая девушка внесла в комнату две «лампы» – прозрачные длинные тубусы из тонкого стекла. Внутри них бились молнии, что давали яркий, но неровный свет. Деми обвела взглядом пространство комнаты, ненадолго остановившись на лицах каждого из присутствующих. Харон, мрачно созерцающий тьму за окном, в которой разглядеть что-то было невозможно. Нервно покусывающая губы Ариадна. Кассандра, погруженная в свои размышления. В сторону Никиаса Деми предпочла не смотреть – достаточно и того, что ее кожа буквально горела от его тяжелого взгляда.

Вопросы роились в голове, и Деми не знала, с какого из них начать.

– На заре будь готова к тому, что мы займемся твоей памятью, – нарушила тишину Кассандра. – А пока отдыхай. Ариадна покажет тебе твои покои.

Вот так просто все было решено за нее.

– Идем, – тихо обронила плетельщица зачарованных нитей и вышла из комнаты.

Помедлив, Деми последовала было за ней, но ее остановил голос Кассандры – холодный, ровный и гладкий, будто лед на озере или промороженное стекло.

– Ариадна – милая девочка. Сколько я ее знаю, она всегда такая – сострадательная, доверчивая… Иногда даже чересчур. Это черты не ее характера, изменчивого, как сама человеческая суть, а ее души. Порой новая жизнь Ариадны еще тяжелее предыдущей. Но какие бы испытания ни выпали на ее долю, она остается прежней. Девочкой, девушкой, женщиной и старухой, которая видит в людях только самое хорошее, даже лучше многих других зная о темной стороне человеческой души.

Деми поняла, почему Кассандра заговорила об Ариадне. Будучи частью команды под явным лидерством Кассандры, она стояла наособицу лишь в одном – в отношении к Деми. К Пандоре.

– Не буду скрывать, я не похожа на нее. Я не могу позволить себе такую роскошь, как доверие чужакам. Не сейчас, когда идет война. Когда предают, переходя на темную сторону, сторону Ареса, даже самые родные. Потому что боятся, что нам – весьма условно светлым – не выиграть этой войны. Я не хочу обвинять тебя в том, что случилось века назад, хотя это прошлое, которое стало нашим настоящим. Но тебе придется заново заслужить наше доверие, доверие всей Эллады. За то, что каждый день из-за тебя гибнет кто-то из нас.

Пророчица не стала дожидаться ее ответа – отвернулась к окну. В комнате повисла вязкая тишина. Деми мечтала сейчас о магии, способной сделать ее незаметной, лучше и вовсе невидимой. Даже хорошо, что рассвет сотрет все горькое, что было сказано сегодня.

Сглотнув эту горечь, она поспешила догнать Ариадну.

Они шли по длинному коридору, и каждый раз, когда перед Деми открывалась новая комната, лишенная дверей, все находящиеся там поворачивали головы. Все взгляды были прикованы к ней. Малышня пряталась за спины старших или замирала посреди комнаты, завороженно глядя на Деми. Сами старшие – подростки примерно ее возраста – либо смотрели в упор, поджав губы или что-то говоря себе под нос, либо тут же отворачивались.

Неизменным оставалось одно: никто не улыбался.

– По большей части это воспитанники Кассандры, будущие провидцы. А еще – сироты, что потеряли родных в войне.

Острый, словно скорпионье жало, укол вины – как будто их до этого было мало. Да, души их родителей бессмертны. Да, их ждут новые – и возможно, даже лучшие жизни. Другие семьи, другие встречи и расставания. Но эти дети, что стояли сейчас перед ней, своих родителей лишены.

– Кассандра ищет в них божьи искры и старается развить их потенциал.

Ариадна, не замечая ее потускневшего взгляда, легко сбежала по ступеням. Один длинный коридор сменился другим, а она все продолжала щебетать. На самом деле это действительно помогало Деми чувствовать себя чуточку лучше под перекрестным огнем чужих взглядов.

– После обучения у наставников – воинов, ремесленников, целителей – прежде никому не нужные сироты становятся уважаемыми жителями Эллады и охотно помогают другим. Я знаю, Кассандра может быть немного резкой, но…

Деми тихонько хмыкнула, вспомнив слова пророчицы. И все же не смогла не признать:

– Она делает доброе дело.

Ариадна закивала, и Деми даже почудилось промелькнувшее в ее глазах облегчение. Боялась, что их отношения с Кассандрой будут такими же, как с Никиасом? Как будто она хотела оказаться с ним на ножах. Как будто больше всего на свете Деми не хотелось, чтобы ее оставили в покое.

Желательно в родном, Изначальном мире.

Во время подъема она с интересом разглядывала энкаустикой[16] расписанные стены. Афину Палладу узнала сразу – красивая женщина с копьем, облаченная в тяжелые мужские доспехи и коринфский шлем с высоким гребнем. Разглядела и близнецов, от чьей безупречности захватывало дух, – утонченную Афродиту и прекрасно сложенного Аполлона. Зевса узнала по молниям в руке, Артемиду – по луку и стрелам. Был еще усмехающийся Дионис с кубком, полным вина, и Гестия, грациозно сидящая на шкуре у очага.

Так странно… В ее мире древних богов увидишь разве что на страницах книг, а здесь их изображения заменяют портреты великих полководцев, воинов и генералов – вроде тех, что висят в каких-нибудь элитных поместьях. Нечто обыденное, привычное…

«Они даже не умерли – в отличие от героев минувших эпох моего мира, – вздрогнув, подумала Деми. – Они прямо у нас над головами».

– Надо же, у нас новенькая! – донесся до нее обрадованный мужской голос.

Ариадна, остановившись, отчего-то вздохнула. Деми увидела симпатичного парня лет двадцати – двадцати пяти, одетого в расшитую золотыми нитями рубашку совсем не в греческом стиле и белые брюки. Светлые волосы слегка вились, и завитки у мочек ушей издали походили на серьги. Даже в том, как он шел, чувствовалась некая манерность, но не высокомерие. Белозубая улыбка, открытый взгляд – и Деми, лишь недавно решившая не доверять никому, кроме Ариадны, против воли прониклась симпатией к незнакомцу.

Поведя рукой в воздухе, он слегка наклонился.

– Фоант. А вы, как я понимаю, и есть Пандора, о которой гудит вся пайдейя.

Деми поняла, что он хочет поцеловать ее руку, и покраснела до кончиков ушей. Но руку все же подала и была вознаграждена быстрым поцелуем.

Покопавшись в памяти, она не обнаружила ничего, что ассоциировалось бы у нее с этим именем. Поняв это, Фоант постучал костяшками пальцев по портрету Диониса.

– Ты – Искра Диониса?

– Лучше, – гордо выпятил грудь Фоант. – Я его сын. И ее, кстати, тоже.

Деми вперила взгляд округлившихся до предела глаз в Ариадну.

– Ты и Дионис?! Это – твой сын?! – Так сразу и не скажешь, какой из двух фактов шокировал больше.

Ариадна бледно улыбнулась.

– Я-а-асно, – протянула Деми, понятия не имея, что сказать.

Искать общие черты в физических оболочках двух родственных душ казалось бесполезным, но она все-таки попыталась. Неудивительно, что ничего объединяющего Ариадну и Фоанта, кроме светлых волос с золотым отливом, не нашла.

– Но в тебе же есть искра твоего отца?

– Разумеется! Я его любимый сын!

– Спорно, – пробормотала Ариадна, но Фоант предпочел пропустить ее замечание мимо ушей.

– И каково тогда благословение Диониса?

Наклонившись к ней, Фоант подмигнул:

– Самое лучшее – пить и не испытывать похмелья!

Деми, не удержавшись, фыркнула. Ариадна очаровательно закатила глаза.

– Я лишь хотел сказать: если тебе понадобится помощь опытного проводника и знатока древних историй (а еще превосходного рассказчика) – обращайся.

Деми смущенно улыбнулась Фоанту, подумав о том, что акцент на слове «опытный» он сделал совсем не случайно.

– У нашей гостьи уже есть человек, к которому она может обратиться за помощью в любую минуту, – суховато сообщила Ариадна.

– Ревнуешь к новой подруге? – насмешливо поинтересовался он.

Ариадна выдохнула, прищурив глаза, – кажется, это был самый строгий из арсенала ее взглядов.

– Фоант, нам надо идти.

– Как скажешь… мамочка, – не без ехидства пропел он и, чмокнув оторопевшую Деми в щеку, танцующей походкой удалился.

Ариадна снова вздохнула.

– Кажется, у меня было слишком мало жизней, чтобы достойно его воспитать.

Деми рассмеялась веселым смехом с немалой толикой изумления. Фоанту каким-то неведомым образом удалось хоть немного поднять ей настроение. Если учесть все свалившееся на нее снежной лавиной потрясение, это дорогого стоило.

– Боги, как это странно. Вы одного возраста, но он твой сын. А еще его родила другая женщина, а значит, у него другая мама, но все-таки он твой сын. Тебе самой не странно?

– Немного, – с улыбкой призналась Ариадна. – Представляю, как это выглядит для тебя, но в Алой Элладе после пары-другой перерождений к подобному привыкаешь. Кто-то держится за свои прошлые семьи – навещает детей, внуков и правнуков. Но чаще всего старые связи истончаются – чем дальше, тем сильней – и в конце концов рвутся. Так переворачиваются исписанные страницы дневника, чтобы никогда больше не открыться. Так прячутся в шкаф пусть и по-своему любимые, но уже прочитанные от корки до корки книги, к которым больше никогда не вернутся. Новое всегда ярче, ближе к сердцу, чем старое. К счастью или же к сожалению. Однако так вышло, что мы с Фоантом встретились в Афинах только в эту веху нашего перерождения. Его манит этот город не меньше, чем всегда манил меня.

Деми торжествующе улыбнулась. А вот и общее.

– Самое сложное, что подстерегает инкарнатов – своеобразная дихотомия воспоминаний. Я помню, как познакомилась с Фоантом, как благодаря силе родственных душ узнала, что он мой сын. И в то же время помню, как носила его под сердцем, как давала ему, только родившемуся, имя. Как прошла с ним долгий путь от младенчества до самой смерти.

У Деми мороз пробежал по коже. Она изучала профиль Ариадны, идущей в одном ритме с ней. Лицо бледное, напряженное, больше похожее на восковую маску.

– Я помню, как Фоант умирал на моих руках… И безумно рада, что способна видеть его живым и невредимым. – После мучительно долгой паузы Ариадна повернулась к Деми и со смешком сказала: – Только не ведись, пожалуйста, на его уловки – он тот еще дамский угодник.

Деми снова смутилась. О чем, о чем, а о делах сердечных она думала сейчас в последнюю очередь. Или, если точнее, не думала совсем.

Ариадна привела ее в просторную, тонущую в полумраке комнату. Прикосновением зажгла принесенный с собой светильник. Обстановка оказалась скромной: кровать в дальнем углу рядом со шкафом, у окна небольшой стол.

– Пока ты не ушла… Я могу кое о чем тебя попросить?

– Конечно, – с готовностью откликнулась Ариадна.

– Мне нужно что-то, на чем можно писать. Я хочу… Хочу оставить хоть какую-то память о сегодняшнем дне. Как ни тяжело все то, что я сегодня узнала, я должна это помнить. Должна знать, какую роль я…

– Я понимаю.

Не прошло и нескольких минут, как Ариадна принесла то, что на первый взгляд показалось стопкой деревянных табличек, тоненьких, чуть ли не с волосок.

– Полиптих? – неуверенно спросила Деми, подразумевая связанные шнурками восковые таблички для письма.

Ариадна широко улыбнулась.

– Почти. Его усовершенствованная версия. – Она протянула ей изящный стилос[17] из серебра. – Давай, напиши что-нибудь.

Когда Деми взяла в руки стопку табличек, ни одна из них не сдвинулась, словно они были приклеены друг к другу. Но стоило только коснуться верхней, как та с легкостью отделилась от остальных и сама собой легла в ее ладонь. Едва ощутимое касание кончика стилоса к дощечке, и на светло-коричневой поверхности вывелись яркие, четкие «чернильные» буквы.

«Меня зовут Деметрия Ламбракис».

– Прекрасно. – Ариадна просияла так, будто именно она все это время учила Деми письму. – А теперь сделай вот так…

Деми повторила за ней, и дощечки приникли друг к другу, а потом раскрылись в воздухе веером, словно книга, оставленная на скамье под шквальным ветром. Пусть скромная магия, она заставила Деми тихонько вскрикнуть от восторга.

– Ты можешь стирать написанное одним движением, просто проведи пальцем вот так… Стилос клади наверх, он никуда не сдвинется, пока ты этого не захочешь.

– Спасибо, – тепло поблагодарила Деми. – Не думай, что мне не нравится, но…

– Почему у нас нет нормальных писчих принадлежностей, которые мы могли подсмотреть у вас? – рассмеялась Ариадна.

– Да, но не только их. Почему у вас нет и всего остального? Наших технологий, я имею в виду?

– Причина, на самом деле, не одна. Далеко не все эллины посвящены в тайну существования Изначального мира. Не все обладают привилегией его наблюдать.

– Но разве такие, как ты и Харон, не могут пронести какое-нибудь изобретение в Алую Элладу? Чтобы разобрать его на составные части и понять, как оно работает?

– Мы ничего не выносим из Изначального мира. Чревато тем, что ткань между реальностями истончится. Чем сильнее различие между творениями наших миров, тем сильнее энергия одного мира расшатывает, колеблет завесу. К примеру, одежда, в которой ты прибыла сюда, лишь создаст на ее поверхности рябь, подобную брошенным камням. А вот захваченный с собой сотовый или ноутбук – вмешательство уже серьезнее. Но не подумай, будто мы всегда смиренно наблюдали за Изначальным миром, восторгаясь им со стороны.

– Вы попытались повторить за ним, – кивнула Деми.

– Да, и большинство творений наших изобретателей, увы, в условиях войны вынужденных лишь повторять за куда более прогрессивным миром, попросту не прижились. Все дело в том, что люди Алой Эллады больше доверяют тому, в чем есть хотя бы толика магии, что значит – божественной искры. К тому же здесь магия сильнее. Атэморус пуля не возьмет, химер лишь разъярит еще больше, а вот пламя и солнце… Да и зачем нам самолеты, если есть пегасы? Зачем компьютеры, если есть магические полиптихи?

Улыбка Ариадны, едва не угасшая при упоминании войны, разгорелась с новой силой. И впрямь… Зачем технологии, если есть колдовство?

– И все же кое-что вы у нас позаимствовали, – заметила Деми. – Язык, на котором вы разговариваете… Я, наверное, изучала древнегреческий – мне знакомы многие слова. И все же это не чистый древнегреческий.

Такое подозрение возникло у нее давно и крепло тем сильнее, чем дольше она наблюдала за эллинами.

– Нет, – подтвердила Ариадна. – Наш говор – причудливая смесь современного и древнего языков, димотики и древнегреческого. Можно сказать, именно Харон принес в Элладу новогреческий… Но не он один.

– Инкарнаты, – поняла Деми.

– Верно. Те, кто, повзрослев, вернули себе воспоминания о прошлых жизнях, в Алую Элладу пронесли отпечаток нынешней. Новогреческий наш язык не заменил, но смешался с ним, образуя язык, на котором сейчас говорят эллины. Тот, что здесь называют эллиникой. Многие из инкарнатов, чья душа, преодолев завесу, оказалась в Изначальном мире, пытались принести в родной мир и технологии… Но в мире, пропитанном магией, они не прижились.

– Однако боги и многие приближенные к ним инкарнаты разговаривать на эллинике отказываются наотрез, – со смешком добавила Ариадна. – Если решишь пообщаться с кем-то из них, придется учить древнегреческий.

Сама мысль о том, что Деми вздумает общаться с богами, отдавала безумием. Впрочем, как и существование двух миров, как и реальное существование всего того, что она и все люди Изначального мира считали мифами.

– Уже, наверное, совсем поздно. Попробуй выспаться, ладно?

Деми послала ей вымученную улыбку:

– Попробую, – и помедлив, негромко позвала: – Ариадна…

Та поняла ее без лишних слов.

– Я приду к тебе с первым лучом солнца. И когда ты проснешься, обо всем расскажу.

Если кого из жителей Эллады Деми и хотела видеть в тот миг, когда станет метаться между страхом и непониманием, так это Ариадну. Самую чуткую из всех эллинов, с которыми ей довелось познакомиться.

Уголки губ Ариадны чуть дрогнули:

– Наверное, будет непросто. Мне – объяснить, а тебе – поверить.

– А может, совсем наоборот. Элладу я вряд ли забуду – Каламбаку я помнила до мельчайших деталей. Забуду только свое место в этом мире, но… Я ведь отчасти начну жизнь с чистой страницы. Когда ничего не знаешь, легко поверить во все что угодно. Чем больше знаешь – тем сложнее что-то невозможное принять.

Ариадна поразмыслила над ее словами. Улыбнувшись, кивнула.

– До завтра, – шепнула Деми.

– До зари.

Как только фигурка Ариадны затерялась в глубине коридора, она устало опустилась на покрывало. Под напором чужих обвинений и груза взваленной на нее ответственности ее внутренний щит дал трещину и раскололся с грохотом, слышимым только ей одной.

Скользнув на пол возле кровати, Деми разрыдалась.

Весь спектр эмоций, что скопились внутри, от шока до обиды и ужаса, она выплескивала рывками, ощущая горечь и соль на губах. И выплеснув все до дна, почувствовала себя опустошенной.

Проходила минута за минутой, а Деми все не могла заставить себя подняться с пола. Завтра в ее жизни начнется новая страница, и с самого утра она станет частью Алой Эллады – долгожданной и одновременно ненавидимой гостьей. Станет частью чужого мира и ее собственного. Мира, где ее душа появилась на свет.

Душу распирало от всепоглощающего чувства одиночества и преследующего Деми ощущения, будто она падает в пустоту. Страшно заглянуть в эту чернеющую под тобой бездну, страшно подумать, что ей нет конца. А когда конец все же наступит, никого не окажется рядом с ней. Никого.