Читать книгу Прогулки по Ростовской области - - Страница 6
Берег правый
В конце похода
ОглавлениеБольше трех часов мы двигались практически без остановки. Лишь один раз ненадолго присели попить воды возле станичного магазина и съели по пломбиру. Потом вышли за пределы Мелиховской и попрощались с Доном. Миновали поля и переход через небольшую речушку Керчик и окунулись в холмистую зелень. Места нам уже как родные. Когда-то через эти края мы проезжали во время четырехдневного велопохода. Пропахали тогда добрую половину Ростовской области, сделав на велосипедах круг через Цимлянск, Морозовск, Белую Калитву и вернувшись обратно в Новочеркасск и Бессергеневскую. Жара в тот год (2010-й) была дикая, если не сказать аномальная.
– О, Саш, это то, о чем я думаю? – спросил я, показывая на красную покоцанную табличку с надписью «Егерский кордон».
– Ага, Вов. Он самый! – подтвердил Саша. – Тот самый кордон, где мы с тобой на великах останавливались, когда гоняли в Морозовск!
Тут же мы увидели знакомые уголки: тот же ручеек, тот же мостик у речки, тот же деревянный столик со скамейками. Перед глазами сразу же побежали картинки того знойного лета.
– Я помню, когда мы были здесь, ты сказал, что нам надо выпить таблетки с калием, – вспомнил я.
– Да-да, так и было, – согласился Саша. – Мы тогда сильно потели, и я хотел, чтобы мы с тобой не теряли электролиты. Натрий там, калий, магний… Чтобы поддерживали мышцы в хорошем состоянии. Грубо говоря, судорог чтоб не было, все дела.
Подходило время ужина. Мы сели за стол, сдвинули в сторонку валявшийся там пакет с прикормкой, тарелку с засохшими овощами и пару кружек от предыдущих гостей и выставили на него тушенку. И уже не одну, как в обед, а по целой банке на каждого. Теперь можно было не экономить – до конца пути осталось не так далеко. Здесь мы себя чувствовали уже почти как дома, а поход явно близился к финишу.
– Ну что, по-моему, настало время поощрить нас за весь проделанный путь и выпить коньячка! – предложил я Саше.
– Ага, давай, одобряю.
Я извлек припрятанную фляжку с коньяком, которая все эти три дня терпеливо дожидалась своего часа, и налил по стопке себе и другу.
– Ну, за здоровый образ жизни! – пошутил я. – Мы чокнулись, выпили и принялись с аппетитом есть.
– Да, жара тогда была знатная, – вспоминал я то велосипедное лето. – Я помню, ты тогда вот здесь же сидел, на этом же самом месте, но в красной футболке. Еще свежий такой. А когда вернулся, сам был цветом уже с футболку! А сзади она у тебя еще вся побелела из-за пота и солей.
– Ага, было такое! – подтвердил Саша. – А помнишь, как у нас с тобой мозги закипели, мы купили по пятилитровке воды каждый и просто вылили их себе на голову?
– Ага, еще бы!
Вечер прошел хорошо. Мы подкрепились, еще чуть выпили, повспоминали интересные истории и вдруг поняли, что мы, оказывается, еще совсем не устали.
– Слушай, – начал Саша. – А может, не будем уже палатки ставить и просто похреначим дальше?
– А сколько нам еще до твоего дома? – спросил я.
– Да километров десять всего осталось, пустяк уже! – махнул рукой он. – Ну и что, что ночью придем, так домой же! Тем более солнца нет. Вот увидишь, сейчас идти будет – одно удовольствие!
Я глянул на речку и мостик. Аксай в этот предсумеречный час превратился в благородное зеркало. Тихий, свежий, темно-зеленая рамка с укромным лесом по обоим берегам прикрывала его покой. С каждой минутой к нам незаметно приближался теплый убаюкивающий майский вечер, в котором отчасти хотелось просто забыться и уснуть. С другой стороны, действительно ведь, просто грех по такой шикарной погоде не пройтись!
– А давай! – согласился я, и мы тут же собрали снедь по рюкзакам и отправились дальше.
Саша оказался прав, и идти вечером оказалось гораздо приятнее, чем днем. Степная трава под конец мая была уже высокой, сочной, пьяняще ароматной, с обилием желтых, белых, фиолетовых и розовых цветов. Мы быстро прошли широкое поле и начали взбираться наверх по уже знакомому нам серпантинчику. В прошлый раз, когда мы гоняли здесь на великах, эти изгибы мы прозвали просто – Улиткой.
Вид с вершины Улитки на придонские низменности был суперский. Вечернее небо над степью вначале окрасилось в сиреневато-розовый, а потом местами приобрело густые фиолетовые оттенки. На фоне этого неба и цветущего шиповника произрастала колония фиолетовых колокольчиков. Я остановился и сделал пару снимков.
Вот уже второй раз выходит так, что эти места, заповедную зону под названием «Золотые горки», мы проходим без особого погружения, без сворачивания с тропинок. То она в самом начале пути, когда хочется мчать и не отвлекаться, то теперь в конце, когда уже поздно, а мы заканчиваем путь. А ведь многие люди сюда специально приезжают, чтобы только увидеть это место.
Впрочем, сегодня нам все равно повезло – небо продолжало радовать: поочередно загорались оранжевые, ярко-розовые, коралловые мазки, новые росчерки и зигзаги из облаков.
– О, Саш, гляди, а что это там такое? – показал я пальцем на темный пригорок, четко выделенный на горизонте. – Курган, что ли?
– Да, курган, наверное.
– Ну вообще, да, их же у нас целая куча, – согласился я. – Тысячи.
Как-то дома я нагуглил, что только в нашем Октябрьском районе насчитывается более тысячи памятников археологии, в основном – курганов и курганных групп. Подумать только, сколько таких вот молчунов, хранящих свои тайны, проживает по соседству с нами и имеет здесь многовековую прописку!
Под конец пути вдруг развязался язык. То ли темнота подействовала, то ли свежий заповедный воздух сказался, то ли коньяк запоздало аукнулся. Обсуждали текущий поход – чего только не было! Промокли и зажарились, плотину видели и по подвесному мосту в Кочетовской ходили, кровавый рассвет над Доном встретили и с конями на выпасе столкнулись, цапель со змеями насмотрелись и охранника на базе перепугали. А еще – гамак я свой новый протестировал, проспав в нем всю ночь под открытым небом…
Вспоминали также речушку Сухой Донец, различные диковатые участки и ерики вдоль берега Дона, которые мы проходили вброд. Саша вообще по жизни побаивается большой воды, да и мне было страшновато рухнуть вдруг в какую-нибудь коварную яму. Да еще и с рюкзаком, телефоном и фотоаппаратом в придачу. Медленно шли, осторожно, тыкая впереди палкой на каждом шагу. Но прошли же!
Или еще, бывало, в грязь куда-нибудь запирались, и кроссовки по весу становились как наковальни. Но ничего, потом выходишь на сухую дорогу, прибавляешь шагу – и комки грязи сами отпадают. Да и на душе также: мелкие страхи, переживания, сомнения – тоже все по дороге куда-то вдруг улетучиваются, как будто и не было их вовсе.
Тем не менее чем ближе мы становились к родным местам, тем больше мне к горлу подступал какой-то крупный ком. Который почему-то так и остался со мной: не отлетел, не выпал случайно по пути и не утонул в реке. И дело было вовсе не в незаконченной дипломной работе. Какая-то другая необъяснимая тяжесть ждала меня дома, которая никак не давала покоя. И она настолько контрастировала теперь с этим обновленным и легким «походным Я», что об этом было невыносимо молчать. Своими переживаниями я решил поделиться с другом.
– Саш, вот как ты думаешь, – начал я, не зная, как точнее выразить свои мысли, – если рядом с тобой есть человек хороший… и симпатия к нему вроде есть какая-то, и в целом… Но все равно чувствуешь, что как будто что-то между вами неправильно.
– Что именно неправильно? – спросил Саша.
– Ну не знаю… Когда испытываешь постоянно к человеку какую-то, что ли, жалость… И все, что делаешь, помогаешь, ты как бы делаешь отчасти из чувства жалости к нему. Ну то есть к ней… Но лучше от этого никому не становится…
Саша помолчал пару секунд, без пояснений поняв, о ком я говорю.
– Вов, тебе честно сказать, что я по этому поводу думаю, или нечестно?
– Честно, конечно.
– Я думаю, чувство жалости – это самое паршивое чувство, которое только может быть между двумя людьми. Я даже считаю, что это как паразит такой. Причем и для того, кого тебе жалко, и для жалеющего. Это не ответственность, это скорее зависимость, вот мое мнение.
Я на какое-то время затих и подумал над Сашиными словами. И ведь действительно… Безусловно, он имел в виду не сочувствие, не сострадание или что-то высокое и светлое, а именно жалость. То мелкое и низкое чувство, которое не заставляет тебя сопереживать, разделять боли и радости, испытывать единение с человеком, что делает вас обоих сильнее, а побуждает творить ровно противоположное: незаметно угнетать, унижать, ослаблять, тешить свою гордыню…
«А под этим всем кроется что? – вдруг подумал я, и меня словно осенило. – Что жалеть других – это опять жалеть самого себя».
– Может быть, с таким человеком мне стоит вообще прекратить отношения? Как ты считаешь?
Саша нахмурился.
– Слушай, ты тут решай сам. Но заметь, если ты сам сейчас это все вслух проговорил, то…
– То стоит.
Где-то за час мы выболтались так, что до самого дома в запасе у каждого не осталось ни слова. Ночь опустилась такая, что хоть глаз выколи. Плечи и спина ныли, а тело требовало скорее принять горизонтальное положение. Но все это ощущалось словно фоном, и идти все равно было гораздо легче, чем даже в самые сложные отрезки похода.
В Сашин родительский дом мы вернулись около полуночи. Его мать еще не спала, ждала нас. Она с любопытством расспросила обо всех подробностях похода и перед сном напоила нас чаем с медом и сладостями. Едва коснувшись подушки, я сразу же уснул.