Читать книгу Щит веры. Часть 2. Воину-защитнику и гражданскому населению в помощь (ПТСР, боевая психическая травма) - - Страница 15

То, о чём рассказывается в приведённых исследованиях, может быть наглядным образом проиллюстрировано историей священника Фёдора Конюхова, известного своими экстремальными путешествиями. Его путешествия запредельны по уровню сложности и по уровню переживаемых физических и психологических нагрузок.

Во время одного из таких путешествий он на вёсельной лодке пересёк Тихий океан, что описал в своей книге «Сила веры». Здесь вкратце будут приведены некоторые мысли из неё в сравнении с мыслями из книг, написанных другими мореплавателями о своём пребывании в открытом океане. Речь идёт о книге Алена Бомбара «За бортом по собственному желанию» и книге Стивена Каллахэна «В дрейфе»[66].

Ален Бомбар хотел создать научно обоснованную методику выживания в помощь потерпевшим катастрофы. С этой целью на небольшой лодке он решил пересечь Атлантический океан, имея на борту то, что теоретически могло быть у потерпевших кораблекрушение. На плавание у него ушло шестьдесят пять дней, во время которых он пережил немало тяжёлых минут; его мучили страх и тоска, горечь одиночества и отчаяние.

О религиозных взглядах Алена Бомбара в его книге явную информацию трудно найти. В отношении разбираемой темы ПТСР важно отметить, что, интерпретируя происходящее с ним, Бомбар не упоминал о том, что могло бы ему помочь подняться над обстановкой.

Стивен Каллахэн, пробывший в Атлантическом океане семьдесят шесть дней, обладал, как можно судить по книге, пантеистическим мировоззрением (согласно данному мировоззрению, Бог «разлит» в природе). Он занимался йогой, считал, что добро и зло – относительны. Также он считал, что культура является грубой животной реакцией на трудные условия жизни, что интеллект зависит от инстинктов. И вот обладатель такого мировоззрения во время плавания наблюдал «расщепление собственной личности», испытывал, по собственную выражению, «шизоидность». «Воля моя постепенно слабеет, – писал он, – и, если она изменит мне, я пропал». Он отмечал, что разум, душа и тело пришли в полный разброд, он чувствовал, что не выдержит и свихнётся от напряжения. «Я всё больше впадаю в уныние и депрессию». «Я всё глубже погружаюсь в пучину беспредельного ужаса… Если бы мне нужно было отыскать в своём воображении самые ужасные видения, чтобы нарисовать картину ада, я выбрал бы то, что пережил в эти дни».

Отец Фёдор Конюхов пробыл в Тихом океане сто шестьдесят дней и ничего подобного не отмечал. Он совершал вёслами гребки, одновременно молясь Иисусовой молитвой, и скрип уключин напоминал ему звук церковного кадила. Во время плавания он вспоминал Ноя, который вместе со своими домочадцами плыл на Ковчеге по водам, что обрушились на землю во время Потопа. То есть применительно к теме преодоления ПТСР можно сказать, что активность второй сигнальной системы помогала отцу Фёдору избежать формирования условного рефлекса. Как может выглядеть условный рефлекс на греблю, если человек совершает десять тысяч гребков в день под проклятия и в состоянии уныния? Стоит такому человеку лишь увидеть вёсла, как комплекс переживаний, сформированный во время плавания и включающий в себя уныние и склонность «проклинать свою долю», будет активирован автоматически.

Отец Фёдор писал, что его спасала Иисусова молитва, что в опасное плавание он отправился, чтобы лучше узнать Господа. Одиночество воспринималось им не как мрак и ужас, а как путь облагораживания и возделывания души. «Сознание одиночества может быть заменено сознанием, что теперь я стою лицом к лицу перед вечностью и Богом». Те условия, которые потенциально могли привести психику к травматизации, становились условиями, из среды которых возносилась молитва. И на эти молитвы приходил ответ.

Когда отцу Фёдору угрожала опасность, «тогда на помощь Господь посылал проводника». Этот проводник, писал отец Фёдор, «намечал мне курс прохода между ураганами, сам садился и греб вёслами». «Смотря на него, я забывал об усталости, а угрожающая смерть оставалась за кормой лодки».

То есть своё плавание, свои гребки и свои трудности отец Фёдор включал в некий масштабный сценарий, в ту картину мира, в которой они обретали смысл. И здесь необходимо отметить, что дело не в какой-то игре ума. Если картина мира ложна, то человек не успокоится, даже если попытается вписать в неё свою жизнь, лишь на время он будет анестезирован, но за приобщение ко лжи придётся заплатить потом дорогую цену. Те, кто уходит в грёзы, разрывают свою связь с реальностью, перестают чувствовать её. Соответственно, перестают делать необходимые шаги для своего выживания, в результате чего может наступить катастрофа (и даже смерть).

Неложность картины мира отца Фёдора доказывалась тем, что на её основе возникала возможность приобщения к живой связи со Христом. Переживание этой связи было реальным, не являлось фикцией и стало тем внутренним барьером, тем духовным иммунитетом, которые не позволили травматическому опыту пустить корни в душу, сердце и ум отца Фёдора.

Для иных мореплавателей актуальным переживанием был ужас одиночества. В открытом океане от него леденела душа: не видно было ни птиц, ни даже очертаний берегов. Отец Фёдор же помещал своё плавание в глобальный сценарий, основанный на Священной Истории, и чувству одиночества противопоставлял опыт реальной связи со Христом. «Одиночество, если оно воистину одиночество – это путь просветления и облагораживания, путь возделывания души, на который я себя вывел. Сознание одиночества может быть заменено сознанием, что теперь я стою лицом к лицу перед вечностью и Богом»[67].

Вместе с этими выводами приведём описание истории Евфросинии Керсновской. В годы масштабных репрессий и гонений на веру она была арестована и лишена имущества. Умирая от голода на лесоповале в лагерном пункте, который находился на далёком Севере, она решила идти сквозь тайгу (этот лагерный пункт даже не охранялся, так как бежать из него, как считалось, было некуда). Она прошла через великий океан тайги – она прошла полторы тысячи километров[68].

Евфросиния Керсновская была верующей женщиной. Её история, хотя бы в сжатом виде, может быть интересна и военнослужащим. Ведь ей пришлось пройти через то, что в случае с военнослужащими может ассоциироваться с пытками, с пленом, когда противник ломает волю воина.

Здесь стоит кратко отметить, что на момент, когда она отправилась в путешествие, у неё из еды было пять картофелин, две луковицы, головка чеснока, кусок замёрзшей кислой капусты, полкило замёрзшей сыворотки, ломтик хлеба. Как она выжила?

«Ужасный это был путь! – писала она. – Недаром тайгу сравнивают с морем и, перефразируя поговорку, говорят: кто в тайге не бывал, тот Богу не маливался. Почему в эти самые безнадёжные дни я не испытывала ни страха, ни отчаяния?.. Что давало мне силы встать [когда она засыпала и была на волосок от вечного сна] и идти дальше?.. Казалось бы, можно с ума сойти от ужаса. Но мне нисколько не было страшно»[69].