Читать книгу Мечты о насилии - - Страница 5

Он

Я – управляющий, а потому жду, пока уборка не будет окончена, после иду и проверяю качество работы. Отдаю уборщикам их деньги за сегодня и выключаю свет. После еще раз всё проверяю. Обхожу весь ресторан и внутренние помещения. В главном зале, в углу, куда обильно льётся фонарный свет сквозь два окна в пол, под углом глядевших друг на друга, за столиком с декоративным тиснением в виде бесконечной ДНК на скатерти было много темнее чем обычно. Не знаю почему меня так завлекло это чувство. Я вглядываюсь в пространство и пытаюсь увидеть пустоту ещё более тупую и невзрачную чем обычно. Что-то будто сочилось из этого места над столиком. Ощущение, будто шанкры были содраны и сочились невидимым гноем: тёмным и безучастным ко всему живому и дышащему. Чувствую как пальцы мои резко на кончиках стали выразительно холодными, но уже через несколько секунд холод, с которым обычно ассоциируются больничные операционные, распространился на обе кисти рук моих. Неуютно и… неприятно. Что-то защекотало внизу живота. Перевожу взгляд на окна. Сначала на одно, потом на другое. Ничего не изменилось со вчерашнего и прочих дней. Узкая улочка, уводящая к огромному проспекту, блеклый свет домашней рутины из малочисленных, живых в этот час, окон, слабым эхом отдаётся скорая помощь или полиция, но всё равно что-то не так. Воздух отяжелел и придавил будто бы лёгкие. Глаза сами устремляются в пространство над столом. Там снова появился Он. И в горло мне будто бы вбили огромный гвоздь. Горизонтально.

Точное, выверенное движение рукой, поражающей своей бледностью и сухостью, указывало на ближайший ко мне стул. И взгляд. Взгляд разил меня хладнокровием и решительностью. Цвета глаз я не мог различить. На его малокровном, почти белоснежном лице явно выражалась лишь одна эмоция – злость. Его немного узковатый, будто прищуренный, разрез глаз добавлял к общей композиции страх раскрытого секрета. Отчетливые скулы рассказывали о его жестокости. И рот… словно бы бесконечный, никакой. Я придвинул к себе стул дрожащей рукой. Дерганые движения мои возвращают меня к настоящему. Пространство будто расступилось на месте Его. Только больше никого не было. Сердце бесперебойно бьётся, явно выстукивая мелодию тревожного животного. И льётся пот бесконечным водопадом.

Меня подначивал к бегу ветер – тёплый и приятный – и я убегал. Не помню даже как вышел из ресторана и закрыл ли двери. Это меня и не заботило. Я просто бежал. Потом резко вернулось чувство реальности. Особенно сильно оно ощущалось в ногах и легких. Я ведь не спортсмен ни разу. Кругом редкие проблески, как начинающая седина, бивших сквозь проёмы и повороты титанических жилых и офисных зданий солнечных лучей. Окружающее бытие только просыпалось, здоровалось с солнцем, а оно в ответ, заспанным глазом всматриваясь в окна, ломавшие солнечный взор под многими углами, лениво вставало из своей холодной и мёртвой постели. Так начиналось всё сущее. Мне в какой-то мере даже понравилось быть свидетелем чуда рождения. Выплывали фасады новых и не очень зданий: кое-где уже облупившаяся краска, где-то блеск идеально чистых окон в пол бил по глазу, что-то менялось в строении маленькой милой улочки. Я – единственное живое существо в этом хаосе из первородного кирпича и штукатурки. Иду и глупо улыбаюсь непонятно чему. В сторону дома я пошел лишь после появления первого существа – работника дорожной службы. Про себя я его крыл всеми возможными хуями. «Спасибо, блять, за разрушение моего покоя, пидорас гнилой…» – с такими мыслями я шёл домой, разбитый и потный.

Под ногами – паутина трещин асфальта. Впереди – проспект Кутузовский. Широкая улица и мелкий дождик. Сейчас почти шесть утра. Москва начинала оживать полноценно. Мне встречались разного возраста люди, по-разному разодетые и с уникальной внешностью. Только не был никто рад моему лицу. Никто из них не был рад в принципе. Я, кстати, тоже. Под ногами утрамбовывался асфальт моим сорок первым размером ноги. Трещины впитывали влагу небес. Уже можно было услышать сигнальные гудки автомобилей. Теперь окончательно человек как существо утвердился главой этого города. По крайней мере до наступления абсолютной ночной темноты.

Что-то будоражило меня, пока я прогуливался по Кутузовскому. Не могу точно сказать ничего. Внутри всё ворочалось и будто бы потихоньку закипало. Тревога необоснованная ничем врывалась в ритм моего сердцебиения, и сознание раскалывалось с каждым ударом. Кругом смешивались все краски. Больше не было ничего… только паника стала спутником моим. Я как будто хочу зареветь, с криками, соплями и сорванным голосом. Но не могу почему-то. «Домой! Срочно домой!» – красными буквами заполняло воображение. Ускоряю свой шаг. Не смотрю на людей. В памяти проносятся образы прошлых дней: проспект, тихая радость, безобразное веселье, тоскливое бессилие и грусть. Одни воспоминания сменяли другие и заново. Накатывает всё сильнее, пока не добирается до пика. Я не могу ничего вспомнить, но всё сразу давит своим весом, всё: воспоминания, окружающие предметы, люди, даже воздух был пропитан титаном, чисто для веса.

Дома я долго смотрел на трещину во всю длину зеркала и щупал глазами грани разбитых осколков.