Читать книгу Задушевная математика - - Страница 3

1

В библиотеке, когда уже почти все ушли, кто-то поднял над головой шапку и спросил: «Чья?»

Я б ничего не имел против того, чтобы эта кроличья шапка была моя, но это была, увы, не моя шапка.

Все были опрошены, но хозяин не находился. Видно, он так и ушел без шапки.

Я не знал, что сделать, чтобы взять себе беспризорную шапку: свою-то я, собираясь уходить, уже надел на голову.

– Вы что же, – сказали бы мне, – в двух шапках пришли? Или у вас две головы?

Я долго думал, но придумать так ничего и не смог.

 Дорогой председатель! Пришли мне шапку! Когда я был маленький, у меня была красивая рыжая шубка из китайских кошек.

2

Колхозный рынок. У высоких ворот просят милостыню ветераны войны и труда. Ворота рынка – это, собственно, не ворота: просто высокая деревянная арка с надписью: «Колхозный рынок».

Это все так просто, и жизнь, может быть, в том только и состоит, чтоб касаться… Только раз, может быть, коснуться шершавого края…

Цены на рынке совсем немного, однако, возвышены: кролики стоят два рубля за одну несчастную пару ушей, пиво – семьдесят копеек.

Как ни краток наш так называемый жизненный путь, но еще короче счастливое состояние легкого опьянения, вызываемое этим пивом.

Одни ветераны просят у ворот, другие ждут освободившихся пивных бутылок для сдачи в приемный пункт, ссорятся из-за них.

Я все свои отдал одноглазому, а надо было, может быть, отдать тому, который приехал на велосипеде, и даже собирая бутылки, все время держал его за рога?

Так уж устроено, что даже мне то и дело приходится выбирать…

Торгуют прямо с грунта кофточками, лифчиками, юбкой – один рубль, игральными картами без упаковки. Может быть, кто-нибудь, если вдруг захочет купить, станет их прежде пересчитывать: все ли листы на месте…

Среди всего прочего книги: Чехов, Куприн, «Рассказы о чекистах»… Из-под «Лягушки-путешественницы» в мягкой обложке выглядывает Ленин: какой-то том из собрания и отдельно: «Материализм и эмпириокритицизм».

Знать бы мне, что значит это последнее слово… Может быть, потому никто и не покупает, что не знают?

Кроме того продают кран водопроводный, редуктор газовой плиты, стеклянную пепельницу, женские босоножки, некогда белые, теперь серые, тонкие сверла в промасленной бумаге.

А в деревянных рядах: редька, редис, махорка…

Дорогой председатель! Что мне купить на следующем базаре? Денег у меня, правда, немного…

3

Дорогой председатель! Говорят, ничто ничему не тождественно, но если тождества нет, и мы его выдумали, то как же тогда классовая борьба и все другое, что делает жизнь индивидуума общественно значимой и полнокровной. И даже немного загадочной?

4

Утенки за утками, как народы идут за вождями.

Хочется мудрости и добродетели, а не одного только всесветского маскарада-парадокса.

Ты, председатель, владеешь своими и даже чужими чувствами, иероглифами на рисовой бумаге пишешь, чтоб ни женщины, ни солдаты не забывали вить веревки, которыми зеленый дракон будет связан.

Я дешевые сигареты курю, но все дни мои, как праздники, и даже, случается, воображаю себя царем. Иногда вижу это во сне. Очень беспокойный сон. Настоящая административная каторга. Начинается так:

Я говорю: «Хочу быть царь»

Она отвечает: «Будь»

Тогда я сам себя спрашиваю: «Ну, хорошо, царь. А зачем царь? Кому царь? Почему царь?»

Я пиво пью, и женщин обманываю, но тебя, председатель, я никогда не смогу обмануть.

Все взаимоустроенно и связано на свете. Одно к другому восходит, и выходит одно их другого, как суставы бамбука. Но знает ли кто путь истинной добродетели?

Дорогой председатель! Твои портреты на улицах и площадях носят с песнями, я сам видел в кино, и страшатся самый маленький твой портрет уронить во прах.

А у нас безумные дети лица сажей один другому мажут

Дорогой председатель!

Я не хочу быть царем. Мне и этого было бы мало. Мне надо быть в то же время еще и отверженным, и нищим и дервишем. Я всеми хочу быть.

Но для этого надо быть, как ты… А это разве возможно?

Дорогой председатель! Есть ли где без шипов роза?

5

Немного о себе.

Я один, 1, один прописью, один.

Сильный дождь немного разогнал забулдыг у палатки, оставшиеся быстро прошли, получив свое пиво, и я остался один…

Дождь кончился. Я шел по улице. Один.

Демонстрация. Флаги, плакаты, выкрики с мест, хрип мегафонов. Я искал кого-то в толпе. Не было никого. Во всей толпе никого. Один.

Напившись крови, комар улетел, и я остался один в темноте комнаты. Громко шли часы, сердце работало трудно, устало.

Вчера она была у меня. Говорила, что одна, плакала, жаловалась, как плохо одной.

– Я одна, – повторяла она, – понимаешь, одна!

Утром я ей сказал:

– Люся, вступи в ДС или куда-нибудь, найдешь себе товарища по партии…

Дорогой председатель!..

6

Вероятно, на самом деле, очень немногие люди терзаются тайнами жизни. Даже обреченные на свой подвиг исследователи вскорости спешат вернуться к чему-нибудь мирному и конкретному вроде антропологии или географии, и удовлетворяются тем, что изучаемые подробности сами собой выдают какие-нибудь обобщающие картинки вроде эволюции или относительности.

Тайны требуют слишком мучительного напряжения разума и всего существа.

В состоянии отвлеченности от мучительных тайн можно даже читать, а когда думаешь обо всем этом, можно только смотреть в окно, или в потолок, или в небо.

Дорогой председатель!

Дорогой председатель! Мы все, в сущности, почти ничего не знаем…

Нас клянут и казнят, осуждают и не понимают, но разве вся жизнь не есть трудовое перевоспитание?

7

Мне иногда кажется, что я весь соткан из китайских фамилий, как циновка из тростника. Китайские фамилии, как клетки, как строительный материал: Фу, Ду, До, У, Ху… Все живое на свете переплетено и перепутано. Где-то тронешь, везде отзовется.

В Китае произошли, оказывается, парламентские выборы, а в наших газетах тишина. В наших газетах только:

«Омскому ипподрому сто лет. Этого праздника любители спорта ждали давно…» (Неужели сто лет ждали?!) «Сто лет назад на средства омских купцов…»

А «в Аргентине объявлено о повышении жалования военнослужащим на двадцать процентов…»

Еще пишут, что, по данным опроса, восемьдесят процентов опрошенных готовы собственными руками привести в исполнение приговор о высшей мере наказания… Скажите, какая кровожадность… Может быть, не тех опрашивали?

Дорогой председатель, я знаю, ты выберешь в парламент достойных, ибо недостойные недостойны, и белоснежным трауром они запятнают яркий шелк революционных знамен.

8

Не боги обжигают горшки.

Боги, которые обжигают горшки, не боги, а бог знает что.

Что есть кто?

Кто есть что?

Измученные логикой и бессмыслицей обжигатели горшков думают, что они…

Дорогой председатель! Ветер с Востока дует на нас, и мы боимся.

Дорогой председатель! Ветер с Востока дует на нас и волнует воду.

9

Возле площади имени великого пролетарского поэта, в переулке, пивная палатка. Напротив – гора кирпичей. И на этих кирпичах пьют пиво. Праздник жизни. Пьют из банок, бутылок, молочных пакетов. Появляется капитан. Капитан-исправник? Приходит и гонит всех, чтоб не пили пиво на казенном кирпиче, который есть государственная собственность и все такое прочее…

Капитан гонит нас и мы уходим, чтобы снова собраться у кирпича, когда капитан уйдет.

Но вот звучит команда: «Огонь по штабам!»

Мы хватаемся за кирпич, мы разбираем кирпичную гору, мы… Нет…

Мы не трогаем казенного кирпича, мы расходимся, каждый сам по себе, потому что не звучит команда: «Огонь по штабам!»

Дорогой председатель, почему никто не командует: «Огонь по штабам!»? Разве булыжник больше не орудие пролетариата?

10

Письмо издалека

Природа берет свое, как берут города. Или, лучше сказать, как смелость берет города.

Город взят, и мир становится иссиня красным, доходит до белого каления, и все становится отечески-эфиопским.

Дети – самураи и камикадзе. Вишневый цвет на сливе и на березе.

Ум в конце концов заходит за разум. И это все имеет свой вполне отчетливый и личный смысл. Если одно заходит за другое, как солнце за желтую степь – это благо, ибо, по крайней мере, в начале, не требует личного участия…

Мир народам. Война крестьянам! Наши – отмстят!

Наши это все равно кто…

Природа, взяв свое…

Деньги, полученные от продажи украденных в общежитии женских сапог, переведены в детский фонд.

Дорогой председатель! Дети вырастут, выучатся и напишут тебе сами.

11

Дорогой председатель!

Нелегко мне быть пророком в своем отечестве…

12

Дорогой председатель!

Пишет Кирилл Иванов из Вологды.

Как мне быть?

13

Отдыхающие идут с пляжей, неся с собой пестрые флаги полотенец и

и одеял. И купальники на женщинах, как флаги. И сами женщины тоже по-своему флаги…

Вечером возвращаются рыбаки, они несут длинные удочки и маленьких пойманных рыб.

Дорогой председатель, я в первый раз на курорте, мне так удивительно, мне даже странным кажется, что можно все время отдыхать и ничего не делать. Над нами белыми шапки стоят горы, серебряными листьями дрожат и звенят высокие тополя.

14

Видели вы птицу с квадратными плечами и детским лицом? Это страшная птица. Она одна такая…

Так я отвечал на экзамене, и никто ничего не понял. Это обидно, потому что я очень усердно готовился. Правда, сдать экзамен у нас еще не значит получить должность, и должность можно получить, не сдавая никакого экзамена.

Я – это мое тело, чувствующее, мыслящее? Или я – это просто я?

Но если так, то почему, бросившись в воду, я плаваю так жадно и радостно? Ведь это тело мое плещется, поворачиваясь в воде всеми своими сторонами света…

А если я – это не мое тело, то, может быть, я – это мои раны?

Или, может быть, я – это просто я…

Я, чудище мыслящее…

Дорогой председатель, женщины у нас в стране крупные, как газеты больших иероглифов. Так мне не удалось пока встретить ни одну, вокруг талии которой, я мог бы завязать пионерский галстук.

15

Дорогой председатель!

Говорят, и для нас ничто уже не секрет, и мы все знаем…

Неизвестно только, все ли действительно нам известно, или что-то еще продолжает содержаться в секрете.

Неужели и вся наша жизнь – губка греческая?

Губка греческая – буржуазная либерализация.

Губка греческая состоит из нулей. Не слишком ли много нулей?

Не слишком ли много пустот?

Может быть, все это одна только сплошная, пересеченная и перепутанная пустота?

Губка греческая – смена сезонов.

Зима, весна, лето…

Губка греческая – лето красное…

16

Бей своих, чужие да убоятся!

Демократия торжествует почем зря.

Из газет: читатели спрашивают, писатели отвечают.

Оказывается (из газет), что резиновая дубинка – это вовсе не дубинка, а палка резиновая (РП), и стоит она не сто рублей, а 2 рубля 33 копейки, и применяется для защиты советского государства.

Демократия по-гречески – народовластие.

Но это, может быть, только по-гречески?

Дорогой председатель, как мне написать демократию по-китайски?

17

И то – правда, и другое. И столько правды, что поневоле приходится верить!

«Ин витро веритас»

Иные думают, что Китай – это там, где все желтые и узкоглазые.

Все время приходится разъяснять недоразумение, разоблачать выдумки недоучившихся студентов и средних школьников.

Коммунально-шанхайский и отдаленно-сельский Китай бьется в нас с частотой пульса.

18

Я люблю читать про лис. Потому и служу сторожем-стрелком-охранником на заводе. Где б еще я смог читать про лис при исполнении служебных обязанностей?

И ко мне однажды пришла лиса. Зимней ночью она пришла в мою караульную будку. Маленькая, бледная, ей было холодно и страшно. Она и плакала, и смеялась. Ее пугал грохот работающего на заводе крана.

Я не хотел, чтоб она уходила, мне было с ней хорошо, я только боялся, что она украдет мой револьвер-наган, и меня посадят в тюрьму за утрату оружия.

Утром она ушла. Я ждал, что она снова придет, но больше она не пришла, потому, наверно, что на нашем посту завели собаку.

Я хотел убить пса, но не мог решиться. Чем пес виноват? Для лисы естественно бояться собак…

Дорогой председатель! Может быть, и ты Лис, и отец лис. И отдашь мне одну из своих дочерей…

19

Дорогой председатель!

Разбирают Великую Стену!

Разбирают по кирпичам на постройку сараев, заборов и дымоходов.

Так разобрали после войны древний кремль у нас в Коломне.

Так разобрали уже много стен.

Дорогой председатель…

20

Коллективное письмо

Могут подумать, что мы язычники.

Мы не язычники, нет. Язычество – это, когда бог другого бога спрашивает: «Ну, что? Как дела?»

Мы – иероглифы.

Иероглифы – вода и плоть того, что есть, и того, чего нет, того и другого. Иероглифы – перенос огня.

Иероглифы одиноки.

Мы одинокие иероглифы в стане или в стае китайнописи.

Есть иероглифы воды и есть иероглифы жажды.

Мы – иероглифы жажды.

Дорогой председатель! Будет ли нам вода?

21

Дорогой председатель, неужели это правда, что ты уже умер, и я никогда тебя не увижу…

Стихи на полях:

Весело у нас с вами.

Легкое у нас бремя…

Время собирать камни.

И не собирать время.