Читать книгу Любовь сильнее чумы - - Страница 3

Глава 1. Мастерская Джотто

Оглавление

Лоренцо пересек небольшую площадь и вошел в арочные ворота, над которыми висела вывеска с надписью «Bottega di Giotto». Он поднялся по узкой скрипучей лестнице на второй этаж и постучал в тяжелую дубовую дверь.


– Avanti! – раздался из-за двери зычный голос.


Юноша вошел в просторную комнату, заставленную мольбертами, столами с кистями и красками, рулонами бумаги и холстов. У дальней стены стоял массивный шкаф, забитый книгами и свитками. Посреди комнаты возвышалась высокая фигура пожилого мужчины с окладистой седой бородой. Это был сам Джотто ди Бондоне – гениальный художник, основатель флорентийской школы живописи.


– Маэстро! – Лоренцо склонил голову в почтительном поклоне.


– А, мой любимый ученик! – добродушно проворчал Джотто, подходя к юноше и хлопая его по плечу мозолистой рукой. – Ты сегодня припозднился. Увлекся какой-нибудь смазливой девчонкой по дороге?


Лоренцо вспыхнул и опустил глаза. Старый насмешник Джотто любил подтрунить над ним, зная робкий и застенчивый нрав своего подопечного.


– Что вы, маэстро, – пробормотал юноша. – Я просто… задумался по дороге.


– О чем же? – прищурился художник, вглядываясь в лицо ученика.


– О знаках Чумы, – тихо ответил Лоренцо. – Я видел их сегодня снова. Люди напуганы, ходят слухи…


Джотто помрачнел и отвернулся, подойдя к окну. Некоторое время он молча смотрел на вечерний город, барабаня пальцами по подоконнику.


– Да, я тоже слышал эти россказни, – наконец произнес он. – Если верить им, Черная Смерть уже стоит на пороге Флоренции. Но мы должны надеяться на милость Господа и защиту святых покровителей.


Джотто обернулся и в упор посмотрел на Лоренцо:


– А пока нельзя поддаваться страху. Нужно жить, творить, любить. Ты меня понимаешь, мой мальчик?


– Да, маэстро, – твердо кивнул юноша. В глазах его вспыхнула решимость. – Я сделаю все, чтобы оправдать ваше доверие. Буду учиться без устали, постигать секреты мастерства.


– Вот и славно! – улыбнулся Джотто, хлопнув в ладоши. – А теперь за работу. Хочу посмотреть, как продвигается твой портрет прекрасной Беатриче.


Лоренцо вздрогнул, услышав это имя. Беатриче Портинари – дочь богатого флорентийского банкира, юная красавица, пленившая сердце Лоренцо. Стоило ему лишь раз увидеть ее – и он понял, что пропал. Ее лицо с тонкими чертами, осененное нимбом золотистых волос, преследовало его во снах. Он представлял ее своей Лаурой, Беатриче, Прекрасной Дамой – недосягаемым идеалом, которому можно лишь поклоняться издали.


По просьбе отца девушки, мессера Фолько Портинари, Джотто взялся написать ее портрет. Но загруженный работой мастер поручил это дело своему ученику. Для Лоренцо это был шанс, о котором он и мечтать не мог – оказаться рядом с божественной Беатриче, говорить с ней, любоваться ею без помех. Правда, робость и смущение каждый раз охватывали юношу в ее присутствии, он не мог и слова вымолвить…


С тяжелым вздохом Лоренцо подошел к мольберту в углу, на котором стоял подрамник с начатым портретом. С холста на него взирало прелестное девичье лицо, окруженное рассыпанными по плечам локонами. Выражение глаз Беатриче было какое-то отрешенное, мечтательное, словно она смотрела куда-то вдаль, в неведомые миры.


– Ну как? – с замирающим сердцем спросил Лоренцо, взглянув на учителя.


Джотто придирчиво изучил портрет, склонив голову набок. Потом хмыкнул и покачал головой:


– Недурно, недурно… Ты делаешь успехи, мой мальчик. Вот только… Не хватает чего-то. Какой-то искры, жизни, понимаешь? Словно ты рисуешь не живую девушку, а некий призрак, видение.


Лоренцо почувствовал, как кровь приливает к щекам. Он и сам понимал, что пока не может передать на холсте всю прелесть и очарование Беатриче. Ее красота казалась ему чем-то неземным, потусторонним, он просто не мог подобрать земных красок, чтобы выразить ее.


– Я стараюсь, маэстро, – пробормотал он. – Просто… Она так прекрасна. Я теряюсь рядом с ней.


Джотто усмехнулся в бороду и хлопнул ученика по спине:


– Эх, молодо-зелено! Послушай меня, Лоренцо. Увидев красоту – надо хватать ее, а не трепетать издали. Иначе она ускользнет безвозвратно. Любовь нужно брать приступом, как вражескую крепость!


– Легко сказать, – вздохнул юноша. – А если меня отвергнут? Ведь я никто, безродный чужак, а она – дочь богатейшего человека во Флоренции.


– Ты не прав, – строго сказал Джотто. – Ты – художник, а значит, равен королям. Творец сам себе господин. Ты должен поверить в себя, мой мальчик. И тогда горы свернешь.


Лоренцо задумчиво покусал губу. Слова учителя вселяли в него надежду. А что если и правда попытаться? Открыть Беатриче свои чувства, доказать, что он достоин ее? В конце концов, они молоды, а любовь способна преодолеть любые преграды!


Он решительно тряхнул головой и посмотрел на Джотто горящими глазами:


– Благодарю, маэстро. Вы придали мне сил. Клянусь, я закончу этот портрет и покажу вам, на что способен. А потом поговорю с Беатриче, открою ей свое сердце!


– Вот это по-нашему! – одобрительно кивнул художник. – Дерзай, мой мальчик. А теперь ступай домой, на сегодня хватит. Завтра продолжим.


Лоренцо эмоционально попрощался с учителем и, окрыленный новыми надеждами, помчался вниз по лестнице. Выскочив на вечернюю улицу, он жадно глотнул прохладного воздуха.


Флоренция окутывала его щемящей красотой сумерек. Где-то вдали заунывно пел флейтист, над крышами медленно плыла огромная золотистая луна. И впервые за много дней Лоренцо почувствовал, что снова дышит полной грудью.


Он обязательно пройдет этот путь. Путь к признанию, к вершинам мастерства. И, главное – путь к сердцу прекрасной Беатриче. Чего бы это ни стоило.


С такими мыслями юноша зашагал по темнеющим улочкам, напевая под нос старинную канцону о любви, что сильнее смерти. А вслед ему из распахнутого окна мастерской неслись ободряющие возгласы Джотто…


…А вслед ему из распахнутого окна мастерской неслись ободряющие возгласы Джотто. Старый художник смотрел вслед своему любимому ученику с затаенной нежностью и гордостью. Он чувствовал в Лоренцо тот самый огонь, то стремление к высокому, которое двигало им самим в юные годы. Да, мальчик еще не оперился, робок и застенчив. Но сколько в нем таланта, сколько жажды творить и любить! Недаром говорят, что гении проявляются смолоду.


«И пусть Черная Смерть стоит у ворот, – подумал Джотто, закрывая окно. – Искусство и любовь сильнее любой напасти. Они спасут этого юношу, спасут всех нас. Творец не допустит, чтобы мрак поглотил этот дивный город, колыбель стольких талантов».


С этой обнадеживающей мыслью маэстро вернулся к своему рабочему столу, заваленному эскизами и чертежами. Ему еще предстояло сегодня закончить фреску для капеллы Перуцци в Санта-Кроче – символическое изображение Веры, Надежды и Любви, трех добродетелей, столь необходимых сейчас его землякам.


А Лоренцо тем временем шагал по узким улочкам, мимо украшенных фресками палаццо и скромных лавочек ремесленников. Он чувствовал, как сердце его преисполняется отвагой и решимостью. Слова учителя укрепили его дух. Ведь Джотто прав: если отступить сейчас, поддаться унынию и страху – он никогда не достигнет желанной цели, не завоюет ни славы художника, ни любви Беатриче.


Через несколько домов показался темный силуэт палаццо Портинари. Из окон просторной залы лился мягкий свет. Лоренцо замедлил шаг, вглядываясь в очертания знакомых окон и балконов. И тут взгляд его упал на фигуру, мелькнувшую за ажурной решеткой лоджии. Девушка в лазурном платье. Неужели… Неужели это его Беатриче?


Лоренцо остановился, боясь поверить глазам. В легкой фигурке, легко опирающейся на перила, угадывалась она – с ее грациозной осанкой, с шелковистыми локонами, убранными жемчужной сеткой. Девушка подняла голову, и в свете факелов он узнал нежные черты и огромные лучистые глаза.


Беатриче! Она смотрела вдаль, в синеву вечернего неба, словно о чем-то мечтая. Какая-то щемящая грусть угадывалась в ее позе и застывшем взоре. О чем ты грезишь, прекрасная Донна? Почему твои глаза затуманились слезами?


Невыносимое желание приблизиться к ней, заглянуть в эти таинственные очи, спросить о ее печали захлестнуло Лоренцо. Он ощутил какую-то незнакомую смелость, почти безрассудство. Не раздумывая больше ни секунды, юноша бросился вперед, к стенам палаццо.


Легкий ветерок трепал его волосы, полы плаща развевались за спиной. Лоренцо остановился прямо под лоджией и запрокинул голову. Внезапно все репетируемые ранее изысканные речи и комплименты вылетели у него из головы. Он смог произнести лишь одно:


– Беатриче!


Это прозвучало тихо, хрипло, почти неслышно. Но девушка вздрогнула, выпрямилась и медленно перевела взгляд вниз. Их глаза встретились. На секунду время словно застыло, смолкли все звуки.


– Лоренцо… – Беатриче смотрела на него с удивлением, смешанным со страхом и смятением. – Что вы здесь делаете? Что-то случилось?


– Я… Я просто… – юноша чувствовал, что краснеет под этим пристальным взглядом. – Мне показалось, вам грустно, Донна Беатриче. И я подумал…

Он запнулся, отчаянно подыскивая слова. Но Беатриче уже отвела глаза и отвернулась, обхватив себя руками.


– Благодарю за заботу, маэстро, – тихо произнесла она. – Но вы ошиблись. Со мной все в порядке. И вам не следует здесь находиться. Это неприлично.


В ее голосе звучала холодность пополам с горечью. Лоренцо почувствовал, как сердце его сжалось от боли. Он сделал стремительный шаг вперед, вскинул руки в молящем жесте:


– Постойте, умоляю! Не гоните меня. Если я чем-то обидел вас – простите. Но поверьте, я хотел лишь…


Внезапно дверь дома распахнулась, и на улицу выбежал рослый молодой человек в богато расшитом камзоле. Лоренцо узнал его – Джованни дельи Альбицци, сын банкира, друг детства Беатриче. Тот, кого прочили ей в женихи.


– Эй ты, оборванец! – гневно закричал Джованни, хватаясь за эфес шпаги. – Как ты смеешь здесь околачиваться и пугать благородных девиц? Убирайся вон, пока цел!


От его грубого окрика Беатриче вздрогнула и отпрянула. В глазах ее мелькнул испуг.


– Не надо, Джованни, – взмолилась она. – Это маэстро Лоренцо, ученик Джотто. Он приходит писать мой портрет.


– Тем более! – Альбицци выхватил шпагу из ножен. – Всякий голодранец теперь лезет в палаццо, прикрываясь именем учителя? Знаю я, зачем они шляются возле знатных домов!


Лицо его исказилось от бешенства. Острие шпаги нацелилось на безоружного Лоренцо. Тот похолодел, понимая, как глупо попался. Сейчас разъяренный Джованни проткнет его насквозь, и поминай как звали…


– Нет! – вскрикнула Беатриче.


Резким движением она перегнулась через перила, словно пытаясь встать между ними. В этот миг нога ее соскользнула, и девушка с пронзительным криком рухнула вниз!


Время словно замедлилось. Лоренцо рванулся вперед, забыв обо всем на свете – об угрожающем клинке, о приличиях, о собственной безопасности. В один прыжок он оказался возле стены и раскрыл руки, готовясь поймать хрупкое тело.


И поймал! Беатриче упала прямо в его объятия, обвив руками шею. На секунду ее лицо оказалось так близко, что он почувствовал ее судорожное дыхание. В расширенных от ужаса глазах плескалось изумление пополам с облегчением.


– Лоренцо… – еле слышно выдохнула она, комкая в пальцах ворот его камзола. – Вы… спасли меня.


– Боже правый! – взревел где-то рядом Джованни. – Да я тебя на куски покрошу, мерзавец!


Лоренцо обернулся и увидел, что Альбицци занес над ним шпагу для удара. Лицо молодого патриция потемнело от гнева, губы кривились от бешеной ярости. Он и впрямь готов был убить.


Но в этот миг в проулке раздался стук подков и громкие голоса. Из-за угла выехал целый отряд всадников в богатых одеждах, возглавляемый пожилым синьором с властным волевым лицом.


– Отец! – воскликнула Беатриче, высвобождаясь из рук застывшего Лоренцо. – Синьор Джованни, опустите оружие!


Мессер Фолько Портинари, могущественный покровитель искусств и глава банкирского дома, с изумлением воззрился на открывшуюся сцену. Нахмурив кустистые седые брови, он громогласно вопросил:


– Что здесь происходит? Почему моя дочь в объятиях мужчины посреди улицы? Отвечай, Альбицци!


Джованни неохотно опустил шпагу и склонил голову:


– Простите, мессер. Этот юнец, – он кивнул на Лоренцо, – подстерегал Донну Беатриче у дома. Когда я вышел его прогнать, она испугалась и упала. Он, видите ли, спас ее. Какая дерзость!


– Ты забываешься! – резко бросил Портинари. – Разве ты не узнаешь кисть, что пишет ликом моей дочери? Это Лоренцо, протеже самого Джотто!


Он спрыгнул с коня прямо на мостовую и властно простер ладонь к Лоренцо:


– Встань, юноша. Объясни, как ты здесь оказался.


Ошарашенный Лоренцо поднялся на ноги, поддерживая дрожащую Беатриче. Глубоко поклонившись, он произнес:


– Мессер Фолько, я не имел дурных намерений. Возвращаясь от маэстро Джотто, я случайно увидел в окне Донну Беатриче. Мне почудилось, будто она чем-то опечалена. Я окликнул ее, желая предложить утешение… И тут несчастье! Прошу меня простить.


Юноша склонил голову, ожидая приговора. Сердце его колотилось, во рту пересохло от волнения. Что теперь будет? Неужто мессер Портинари решит, что наглец покушался на честь его дочери?


Но Фолько, к изумлению всех, вдруг расхохотался, запрокинув голову:


– Утешить мою дочь? Ну и ну! Да ты, я вижу, не робкого десятка, молодец. И руки у тебя ловкие, недаром Джотто тебя выбрал. Вон как ловко Беатриче поймал!


Девушка, услышав это, вспыхнула и опустила глаза. Лоренцо задохнулся от странного чувства – не то обиды за нее, не то внезапной надежды.


Портинари перевел взгляд на Джованни, хмуро восседающего на коне:


– А ты, сын мой, поумерь пыл. Нечего махать оружием перед мирными художниками. Ступай к отцу, передай, что я хочу с ним потолковать о делах. И чтоб без глупостей!


Альбицци скрипнул зубами, но спорить не посмел. Злобно зыркнув на Лоренцо, он вскочил в седло и ускакал прочь.


– Ну а ты, Лоренцо, не держи зла, – мессер Фолько похлопал юношу по плечу. – Заканчивай портрет Беатриче, да смотри, без вольностей! А там посмотрим… Может, и еще какую работу тебе найдем.


С этими словами он подхватил дочь, помог ей сесть на коня позади себя, и кавалькада двинулась прочь. Лоренцо остался один посреди темной улицы – ошарашенный, сбитый с толку, полный противоречивых чувств.


Только сейчас он ощутил, что дрожит – то ли от пережитого страха, то ли от непонятного предвкушения. Слова мессера Фолько, его благосклонность будоражили ум. Неужели это шанс? Неужели любовь и талант откроют ему, безвестному юнцу, двери богатейшего дома во Флоренции?


«О Беатриче, – подумал он, прижимая руки к груди. – Клянусь, я буду достоин вас! И достоин милостей вашего отца. Я напишу ваш лик так, что сама Богоматерь позавидует! Вы увидите…»


С этой клятвой, с новым огнем в очах, Лоренцо зашагал домой, не замечая ничего вокруг. Даже уханье сыча в ночи и шорохи в темных подворотнях не могли пронять его сейчас. Все мысли юноши были о грядущем триумфе, о покорении новых вершин мастерства. И о ней – прекрасной Донне Беатриче, чей лик он сохранит для вечности.


Лоренцо поднялся по скрипучим ступеням в свою каморку под самой крышей и зажег свечу. В ее неверном свете скромное жилище показалось ему почти роскошным – ведь сегодня удача улыбнулась ему!


Юноша торопливо сбросил плащ и камзол, умылся из кувшина. Затем, все еще не в силах унять возбуждение, принялся мерить шагами комнату. Стены ее были увешаны рисунками и эскизами – плодами его трудов и дум. Все они казались сейчас такими незрелыми, такими несовершенными!


«Я должен достичь большего, – шептал он, вороша кипу бумаг на столе. – Большего – ради нее, ради искусства! Ради всего высокого и прекрасного, что только есть в этом мире».


За окном плыла бархатная флорентийская ночь. Звезды мерцали над черепичными крышами, из садов доносился аромат цветов. Но Лоренцо не замечал ничего. Он сел за стол, взял кусок угля и начал рисовать – яростно, самозабвенно, словно в трансе.


На листе появлялись смутные контуры, обретая четкость и глубину. Лицо Беатриче – в профиль, анфас, в легком развороте. Ее глаза – лучистые, манящие, полные непостижимой тайны. Ее губы – трепетные, нежные, зовущие. Волосы, струящиеся по плечам тяжелой золотой волной…


Лоренцо рисовал до самого рассвета, без устали, не ощущая хода времени. Казалось, рука его движется сама, ведомая некой высшей волей. И когда первые солнечные лучи окрасили розовым черепицу за окном, он отложил уголь и окинул взглядом плоды своих ночных трудов.


Дыхание его прервалось. Десятки листов были покрыты удивительными, прекрасными рисунками – словно не человеком, но ангелом созданными. Бесчисленные лики Беатриче глядели на него со стола – и в каждом сияла искра божественного совершенства.


«Я смог, – потрясенно выдохнул Лоренцо. – Смог передать хотя бы часть ее красоты, ее неземного очарования! О, маэстро Джотто будет мной гордиться. Я покажу ему… А потом сама Беатриче увидит, какой любовью, каким восторгом исполнена моя душа!»


С этими мыслями он рухнул на жесткое ложе и забылся коротким, но сладким сном. И снилась ему встреча с Беатриче – в саду, залитом солнцем. Она была в белоснежных одеждах, с венком из роз на златых кудрях. Улыбалась, протягивала к нему руки…


– Лоренцо! Лоренцо, проснись!


Юноша вздрогнул и открыл глаза. В дверь каморки неистово барабанили, и взволнованный голос звал его по имени. Это был Бартоло – мальчик-подмастерье из боттеги Джотто.


– Что, что случилось? – Лоренцо вскочил, похолодев от дурного предчувствия. Босиком кинулся к двери, рывком распахнул ее. – Говори!


Бартоло, бледный и встрепанный, замер на пороге. Губы его дрожали, глаза были полны слез.


– Маэстро… Маэстро Джотто! – выдохнул он. – Он болен… Страшно болен! Никто не знает, что с ним. Бьется в жару, бредит. Лекарь говорит – это… это…


Мальчик всхлипнул, не в силах произнести страшное слово. Но Лоренцо и так понял. Сердце его рухнуло в бездну.


– Чума, – одними губами прошептал он. – О господи. Чума пришла во Флоренцию.


На негнущихся ногах он метнулся обратно в каморку. Трясущимися руками натянул камзол, схватил плащ. В голове стучала одна только мысль – скорее, скорее к Джотто! Он не может умереть, не сейчас. Только не сейчас, когда ученик его был так близок к цели!


– Идем, – бросил он застывшему Бартоло. – Идем немедленно. Маэстро нуждается в нас.


И они побежали – через весь просыпающийся город, мимо зевак и торговцев, мимо чумных доktorов в своих зловещих масках. Туда, где в мастерской на виа делла Скала угасал великий Джотто – и вместе с ним, казалось, сама душа Флоренции…

Любовь сильнее чумы

Подняться наверх