Читать книгу Потерянный в дебрях мук - - Страница 2

Мааруфон, услышавший зов долга путник,

Проснувшийся средь степи Бытия.

Заговоривший с Разумом и Высшей Волей,

Противящийся низшей участи людского жития.

В дремучей чаще бледного и бездыханного пространства

Очнулся мой скептичный, внутренний порыв.

Неужто был подвергнут я расправе,

Которая ждала меня по окончанью лет земных?

Всё может быть, а может быть лишь сон мне снится,

Который поражает своею глубиной.

Но я ли в нём, иль, где ещё в пространственном затишье,

А говор мой уж точно стал иной.

Вокруг меня пустые души,

Бесцельные, идущие сквозь лозы таинств Бытия.

Везде туман забвения и запах муки,

А землю орошают капли бесцветно-серого дождя.

Пришлось пойти мне в дебри пепельного леса,

Чтоб обнаружить то, куда ведёт путь дальше в глубину.

И шёл я средь опустошённых, полых ликов,

Потерянный и сам в пустотных степях наяву.

Я будто шёл и день, и год, и может даже несколько столетий,

Мне довелось уйти в потерянность времён.

Я увидал разрыв пространства измерений,

Внутри которого скитаться обречён.

И так скитался я в бесцельном ходе, не понимая то,

Каков мой вид в теперешний момент.

Похож ли он на тех, в ком обречённость наблюдал я,

Иль сохранил он здравости хоть незначительный фрагмент.

Однажды вдруг, в забвенной чаще,

От неожиданности в ступор впав,

Моё сознанье пробудилось,

Впервые что-то кроме человеческого гула услыхав.

Уж больно радостно пронзили слух мой эти звуки,

Что напевает тут один единственный среди людей.

Чей облик мне, в отличии от полых здешних,

Отчётливо понятен, сквозь тьму загадочных теней.

И песнь его, как высшая услада

Заполонила душу медовой пеленой.

А мой порыв, прекрасней пищи не встречая,

Стал тут же в миг смиренною горой.

Теперь он может лишь стоять бездвижно,

Прикованный прекрасным пеньем Бытия,

Которое течёт сквозь светлого поэта,

Дарующее топливо для разума огня.

Рауфу, свет видавший многократно,

Разжёгший пламя в недрах пустоты.

Спокойствия и совести свидетель,

Луч среди потерянных скитальцев тьмы.

Хо-хо, привет, мой дивный, новый путник,

Присядь, послушай, что я тут насочинял.

Меня зовут Рауфу, ты, бездомник,

Припомни-ка пока что за деяния ты вытворял.

«О та прекрасная Любовь, что ведал я,

Своим проистечением она устремлена в туман величья Бытия.

Туман сей неподвластный, необъятный,

И оку нашему лишь сном является неявным.

Там благочестие в нём сокровенно,

Лик мужества суров и справедливости рассвет.

В нём рассудительность и милосердие в объятьях,

Кружа,

Разумности ветвистые плоды

Рождая в танце столь прекрасном,

Что завораживает души и умы.

Туман, что благодетель есть,

Заманчив и желанен многим.

Но сквозь страданье человеческого жития

Сокрыты его тропы ликом лже свободы,

Что приманила к себе взгляды большинства.

Сквозь дебри лжи, забвения и мук душевных

Лежал мой путь в загадочный туман.

Он был суров, тревожен, страшен, непонятен,

Но дальний свет его сопровождал.

В пучине внутренних разладов, сомнений, тяжести грехов,

Тот свет, сопровождавший душу неустанно,

Вдруг вспыхнул яростным огнём.

И тут в мгновение, весь благодетельный туман

Предстал перед очами ясно и понятно,

Чтоб одарить движением потенциал.

Вернуть блуждающего странника в объятья Рая,

Устроить для него фуршет из таинств ново явных,

Рассеять дымку искушённого сознанья

И обратить скитальца в высший свет.

Туман тотчас же стал и не туманом вовсе,

Таким он представал лишь до познанья Бытия.

В пучинах тайн мирозданья

И скрытых взгляду большинства

Осознанности веяньях прекрасных

Таятся мощи Торжества.

Торжественен весь тот туман, кой им и не являлся вовсе,

Ведь лишь для человека предстаёт таким.

Для существа наивысшего порядка

Он никогда не виделся ничем иным,

Лишь как главенствующим нравом,

Стоящим над челом

Погубленных в пучине низших нравов,

Блуждающих и бедствующих без надзора свыше,

Потерянных в скитаниях предсмертного оскала,

Людей земных,

Страдающих не по отсутствию блаженства или благодати,

А лишь от горестей мирских.»

Ох, Боже мой, моя прекрасная Арнэя,

Твой лик я так давно смиренно ожидал.

Ты вновь яви его нам, душам вольным,

Поскольку я уже вконец от пения устал.

Ведь повстречался наконец-то мне скиталец,

Что услыхал звук разума, таящего потенциал.

В нём разожжён теперь дух высшей Воли,

Которая поможет обрести дорогу сквозь обманчивый астрал.

Мааруфон

И тут, из-за его спины вдруг показалась сущность

Красот невиданных доселе здесь.

Её прекрасный дивный облик

Открыл уста и приготовил свою песнь.

А я, готовясь к сладким звукам,

Не смог забыть о том, как человеком был.

И не хотелось мне мешать тем силуэтам,

Что отвлекли меня от сует, которым я служил.

Но всё ж пред тем

Как песнь Арнэи в душу стала литься,

Мой ум возжёг воспоминания земных годов.

Он показал мне то, за что уж точно стоит мне стыдиться

В масштабах человеческих грехов.

Я вспомнил, что ведь ранее людей калечил,

Ссылал их души в бездну пустоты,

Как многие из тех, с кем я стоял плечами в плечи,

С кем горесть разделял в плену бессмысленной войны.

Но видимо тяжёлая расплата

Отправила меня в дремучий, может вечный сон.

И не понять, смогу найти ли выход

Средь этих бестелесных, возвышенных персон.

Но мысль прервал прекрасный слог Арнэи,

К которому прислушался мой невнимательный порыв,

Ум в миг решил остепениться,

Деяния земных годов в мгновение забыв.

Арнэя, образ Божий,

Лик разума и высшей Воли Бытия,

Луч, направляющий сознанье,

Свет благости и проводник сквозь Высшие врата.

Войди в объятия рассвета, путник,

Откинь сомнения и страх,

Ведь нету ничего прекрасней в мире,

Чем доблестный разумности очаг.

Разумность воссоздать ты не способен,

Ты лишь найти её горазд,

Но не надейся, что находка будет лёгкой и понятной,

Её внимание ты заслужи хотя бы раз.

Дойдя до высшего покоя,

Впервые увидав разумности рассвет,

Стремись к нему и вой без перебоя,

Взирая в долгожданную свободу,

Что делает яснее тёплый свет.

Тот свет порядочнее всякой меры,

Ведь преисполнен он величием Творца.

Я ведаю тебе три найблаженнейших завета

Являющих творенья Бытия.

Не буду скромна, и раскрою без сомненья,

Что увидать способна я.

И это видение, сжигая око человека,

Не оставляет и малейшего пятна

Хоть теневой природы страшного субъекта,

Хоть тьмы присутствия в порядке Бытия.

Без горести и сожалений

К лишению грехов оно ведёт,

Приоткрывая страннику завесу таинств,

Даря блаженнейший исход.

И луч Творца, пронзающий сознанье,

Являет вечность Бытия.

А вечность эта – миг кратчайший,

И человеку ведома она.

Он лишь забыл, что разуму подвластен,

И возомнил, что Царь и Бог.

Тем самым отрекнувшись от блаженного исхода,

Забыв, что на востоке ждёт пророк.

Пророк сидит, нахмурив брови,

Он ждёт, живя благую жизнь.

А человек, несведущий о тайнах мироздания

Прискорбно прожигает вечный миг.

За ним стоят объятья смерти,

За ним несётся вечный сон,

Он устремлён в животное начало,

Надеясь преуспеть хотя б в одном.

Он думает, что жизнь его ему подвластна,

Он позабыл, что смертен он,

Неважно, путник ты или пророк великий,

Земное в миг тебя прогонит вон.

Ты подзабудешь лик обманчивой свободы,

Ты вспомнишь, что глупцом всё время был,

Когда придёт момент последнего сомненья,