Читать книгу О китах и китобоях. Как мы чуть не истребили самое крупное животное на Земле - - Страница 3

Свен Фойн родился в 1809 году, через пару лет после того, как первые в мире пароходы вышли в море. В его родной город Тёнсберг недалеко у входа в Осло-фьорд первый пароход прибыл1, когда Свен почти вышел из подросткового возраста.

Паровые машины все чаще заменяли мускульную, ветровую и водную тягу в новых областях жизни, чему Фойн стал свидетелем на протяжении XIX века. Паровые машины на угольном топливе произвели революцию во всем – начиная с деревообработки и заканчивая текстилем. Железнодорожные пути и гудящие паровозы связывали различные города. Пароходы уже стали полноправными участниками регулярного сообщения и бороздили океаны.

Большие изменения произошли и в оружейной отрасли. Еще в 1807 году британский флот обрушил на Копенгаген шквал боевых ракет2, принцип действия которых был англичанами заимствован в Азии. С середины XIX века в артиллерии стали применяться нарезные стволы и остроконечные снаряды взамен шарообразных ядер3.

Именно сочетание паровой тяги и современной артиллерии помогло Свену Фойну и его товарищам одолеть самое крупное и самое сильное в мире животное.

Фойн родился в зажиточной семье. Однако, когда ему исполнилось всего три года, случилось несчастье – утонул отец. Мать смогла сохранить усадьбу с деревянным домом на одной из улиц города, а также пакгаузы у пристани. Маленькое семейное предприятие сумело удержаться на плаву в трудные для судоходства годы. Тем не менее детство Свена было омрачено материальными затруднениями, и, возможно, именно поэтому он решил во что бы то ни стало разбогатеть4.

С одиннадцати лет росший без отца мальчик проводил все свободное от школы время в море. Он стал шкипером тюленебоя в двадцать четыре года и сколотил небольшое состояние благодаря грузоперевозкам через Северное море. Он вложил средства в первую свою крупную авантюру – промысел гренландских тюленей, в брачный период собиравшихся в колонии на льду акватории вулканического острова Ян-Майен.

В XVIII веке суда из Бергена принимали участие в этом промысле, но к тому времени, когда Фойн начал свое дело, бергенский тюленебойный промысел давно завершился. Примерно в середине XIX века на гренландского тюленя охотились преимущественно немцы и британцы. Многие из них по пути промышляли и другие виды животных, в том числе огромного гренландского кита, который как раз и привлек европейские промысловые суда в эти ледяные районы.

Успех тюленебойных экспедиций Фойна, отправлявшихся каждый год из Тёнсберга, превзошел все ожидания. С самого начала он лично возглавлял рейды и продолжал вести свой корабль, даже обзаведясь собственной флотилией. Фойн обладал зычным голосом и был силен, как бык. Он работал усерднее всех, был требовательным к своим подчиненным, а если кто-то смел ему перечить, то выходил из себя. Однажды он так избил непослушного матроса, что тот едва не отдал Богу душу5.

Тюленебойный промысел сделал Свена Фойна самым богатым человеком в Тёнсберге. Разумеется, у него появились конкуренты, а промысел стал новой и значительной отраслью экономики Вестфолла, хотя лишь немногим удалось приблизиться к уровню добычи флотилии Фойна6.

В начале 1860-х годов пионер промысла решил попробовать себя в новом, еще более крупном и рискованном деле. Он задумал охотиться на синего кита и его не столь крупных сородичей – сельдяного полосатика и горбача. Синий кит и горбач считались особенно опасными, и их промысел не представлялся прибыльным. Фойн решил, что не пожалеет денег, чтобы доказать обратное.

Не каждый успешный пятидесятилетний мужчина будет так рисковать. Однако Фойн жил своей работой, а перспективы тюленебойного промысла, принесшего ему богатство, виделись не столь радужными. В западной части Северного Ледовитого океана появилось слишком много промышленников. Популяции гренландского тюленя грозило полное истребление. Но и гренландский кит не был тюленю достойной заменой. После нескольких веков промысла оставалось лишь небольшое количество особей этого вида. Напротив, крупные и многочисленные представители семейства полосатиков спокойно плавали вокруг промысловых шхун как живые горы из мускулов и жира. В своих воспоминаниях Фойн описывал китобойный промысел как религиозный долг: «Бог создал кита на пользу человеку, поэтому я чувствую, что его промысел – это мое призвание»7.

Фойн связывал благочестие с тяжелой работой и в богатстве, и в бедности. Он считал, что деньги зарабатываются для последующих инвестиций, а не для развлечений. В его сознании между стремлением к богатству и религией не существовало противоречия. Он был крайне набожным. Его дневники пестрят короткими молитвами. «Господи, не оставь меня и сохрани меня именем Иисуса Христа8, – писал он, отправляясь в плавание. – Спаси, Господи, и сохрани, даруй благополучное путешествие и хороший промысел во славу Иисуса Христа. Аминь9».

Промысел синего кита и его сородичей должен был производиться с баз материковой Норвегии. Норвежцы добывали кита еще с каменного века, а в Вестланде по-прежнему использовали сети, чтобы загонять средних китов, таких как малый полосатик и косатка, в маленькие бухты и там их убивать для употребления в пищу. Поэтому малый полосатик по-норвежски называется vågehval – бухтовый кит. Тем не менее Свен Фойн за основу своего нового проекта взял не норвежские традиции, а скорее передовые технологии коммерческого крупномасштабного промысла, который развивали другие жители Северной Атлантики.

Баски на северо-западе Испании и на юго-востоке Франции стали пионерами китобойного промысла еще в Средние века, сначала на весельных лодках, и промышляли вдоль побережья Бискайского залива. Они добывали большого усатого кита, известного как северный гладкий кит. Поскольку популяция этого вида, заходившая в Бискайский залив, была полностью истреблена, баскам-китобоям приходилось отправляться далеко в море. Они перевозили весельные лодки, гарпуны и остальное снаряжение на парусных судах и устраивали промысловые станции на побережье в тех местах, где обитали киты. В XVI веке баски-китобои промышляли по всей Северной Атлантике, от Ньюфаундленда до Финнмарка. В высоких северных широтах они также добывали еще более крупного гренландского кита.

Северный гладкий кит и гренландский кит – родственники. Они принадлежат к семейству гладких китов – группе крупных усатых китов, значительно отличающейся по образу жизни и анатомии от синего кита. Гладкие киты добывают себе пищу, медленно плавая с открытой пастью. Вода равномерно поступает внутрь сквозь отверстие в усе в центре челюсти и уходит сквозь ряды уса, расположенного с каждой стороны верхней челюсти. Таким образом кит процеживает мелких ракообразных размером с рисовое зерно. Неспешный характер приема пищи отражается и на внешнем виде. Северный гладкий кит и гренландский кит – толстые, неуклюжие животные. Голова у них огромная. Ус северного гладкого кита примерно три метра в длину, у гренландского – четыре. Иначе говоря, гладкие киты оснащены огромным ситом.

Эти громоздкие, неторопливые животные стали более легкой добычей, чем быстрый синий кит, тело которого имело обтекаемую форму. Хотя раненый почти 16-метровый гладкий кит довольно опасен для находящихся в лодке китобоев, у него нет такой силы, как у синего кита. Толстый слой жира, кроме того, обеспечивает еще одно важное для промысла свойство: мертвый гладкий кит остается на плаву.

Вскоре конкуренцию баскам составили голландцы, англичане и многие другие, кто захотел поживиться на этом промысле. Из китового жира – ворвани – вытапливали жидкое масло, которое использовалось в качестве горючего для осветительных приборов и для мыловарения. В длительных промысловых экспедициях мясо сохранить не удавалось. Однако огромный ус гладкого кита – прочный, но гибкий – становился все более популярным сырьем. Мода на осиную талию в Европе в течение многих столетий способствовала высокому спросу на корсеты, основу которых изготавливали из китового уса10. Он использовался в производстве кринолинов – жестких нижних юбок на обручах, а также зонтиков, тростей и щеток. Столь практичные пластины верхней челюсти усатых китов абсолютно уникальны. Они, как волосы и ногти, состоят из кератина, самого богатого волокнами белка. Китовый ус имеет примерно одинаковое строение у различных видов. Отличаются размеры, форма и цвет.

После открытия в конце XVI века Шпицбергена (Свальбард) он стал особенно важным районом для добычи гренландского кита. Голландцы и англичане соперничали между собой за контроль над этим регионом. Пытались пробиться и суда под датским флагом. Судовладельцы из Бергена, например, получили разрешение на промысел кита от короля Дании-Норвегии еще в 1614 году и в течение XVII века отправили несколько экспедиций.

Промысел нанес серьезный удар по популяции. В XIX веке у берегов Шпицбергена почти не осталось гренландских китов. Промысловые станции пришли в упадок, в то время как судам приходилось отправляться в более отдаленные районы. Северный гладкий кит, которого преследовали еще несколько лет, исчез почти повсеместно.

Британские колонисты Новой Англии (впоследствии США) рано стали принимать участие в охоте на гладких китов11. В XVIII веке именно они начали масштабный промысел кашалота. Кашалот, или спермацетовый кит – это зубатый кит, у него нет уса. Как и у других морских млекопитающих, у него есть жир, из которого можно вытапливать жидкое масло. Но, кроме того, его характерная прямоугольная морда содержит еще более ценный жировой продукт – спермацет, или спермацетовое масло. Этот вид получил такое название из-за ошибочного предположения, что сперма у кашалота находится в голове. Вещество оказалось весьма полезным для кремов и мазей. Его можно было использовать для изготовления более качественных свечей, чем из нутряного сала. К тому же спермацет стал первоклассным смазочным средством для тонких механизмов в период наступившей технической революции.

Американцы пошли по тому же пути, что и баски – сначала они промышляли кашалота в прибрежных к ним водах. Затем стали отправляться в более далекие плавания. Ко времени принятия Декларации независимости США 4 июля 1776 года китобои из Новой Англии прочесали большую часть Атлантики в поисках кашалота. В начале XIX века они промышляли уже и в Тихом океане. Китобойный промысел стал первым видом деятельности, получившим всемирный характер. Это стало возможным благодаря тому, что американцы начали оборудовать жироварни на борту промысловых шхун. Таким образом они освободились от необходимости возвращаться домой, пока жир не испортился. В отдельных случаях они могли находиться в плавании несколько лет.

Разделка туш кашалотов производилась теперь у борта судна, поэтому можно было промышлять далеко в море. Китобои спускали со шхуны шлюпки. Добычу привязывали к шлюпке с помощью длинного троса, забрасывая ручной гарпун с отбойником, когда кит всплывал на поверхность, чтобы подышать. Затем люди из шлюпки убивали животное с помощью острых копий. Смертельная агония, как правило, продолжалась долго. Кит мог запросто утащить шлюпку довольно далеко или напасть в ответ. Один из случаев нападения агрессивного кашалота вдохновил Германа Мелвилла на создание романа «Моби Дик», который обессмертил американских китобоев на парусных судах и весельных шлюпках12.

Многих занимал вопрос, как можно модернизировать китобойный промысел. Ряд изобретений, нацеленных на повышение эффективности добычи гладкого кита и кашалотов, позволили Свену Фойну распространить промысел и на другие виды.

Первая гарпунная пушка – английское изобретение – была опробована в охоте на гренландского кита еще в 1731 году. Однако заряжать пушку с весельной шлюпки было нелегко и опасно. Только в 1837 году на рынке появилась модель, ставшая действительно популярной. Свен Фойн закупил большое количество таких пушек и установил их на тюленебойных шхунах на тот случай, если вдруг им попадется по пути один из редких и ценных гладких китов. В 1849 году пушки пригодились, и Фойн добыл своего первого кита – гренландского.

Гарпунная пушка повысила дальность боя гарпунов. Стало легче привязать кита к лодке, однако такие крупные киты, как кашалот, северный гладкий или гренландский кит, не умирали от удара гарпуном. Поэтому следующим шагом стало изобретение более эффективного способа лишить животное жизни. Пробовали и яд, и электрический шок, и взрывчатку. В середине XIX века появился метод, произведший настоящий фурор – им стало метание копья с гранатой. Традиционные копья китобоев снаряжали разрывными устройствами, приводимыми в действие через несколько секунд после того, как копье глубоко входило в тело кита. Вскоре копья-гранаты стали метать с помощью специального ружья или пушки. По-прежнему процесс состоял из двух стадий: сначала метали гарпун, а затем – копье-гранату.

Эти изобретения дали предпринимателям многих стран надежду на эффективный промысел крупных китов семейства полосатиков. Синий кит и сельдяной полосатик (или финвал) были слишком сильны для того, чтобы охотиться на них из шлюпки с помощью гарпуна13. Кроме того, эти мощные животные имеют гораздо более тонкую жировую прослойку, чем гладкие киты, поэтому убитые киты быстро тонули.

Многие старались изобрести нечто, объединяющее гарпун и разрывное оружие. Уже в 1820 году британцы попытались разработать ракету, которая попала бы в кита, убила его или обездвижила с помощью взрыва внутри туши и наполнила бы ее газом, чтобы туша держалась на плаву. Однако последнее никак не удавалось. Киты тонули.

Одним из первооткрывателей, оказавших значительное влияние на Свена Фойна, стал американец Томас Велком Ройс14. Еще летом 1856 года Ройс отправился в плавание на двухмачтовой тюленебойной шхуне в акваторию между Исландией на западе и русским архипелагом Новая Земля на востоке. Он не смог встретить гренландского кита, как надеялся. Однако ему удалось выполнить другую задачу – он испытал свой гранатомет на других видах китов. Ройс стрелял по синим китам, полосатикам и горбачам. Синего кита он назвал Левиафаном в честь библейского чудовища.

«Мы подстрелили двадцать два левиафана, одного из них насмерть; двадцать шесть горбачей, из них четверых насмерть; и четырех полосатиков – они все остались живы. Девять левиафанов, двенадцать горбачей и два полосатика выбросили кровяной фонтан, что свидетельствует о том, что мы стреляли хорошо и все гранаты взорвались», – писал он впоследствии15. Похоже, что ни одну из туш ему не удалось привезти. Ройс продолжил свои эксперименты по промыслу больших китов в последующие годы. Это стоило ему, в том числе, левой руки, которую оторвало преждевременно сработавшей гранатой.

В Норвегии также многие работали над изобретениями, способными сделать море опасным для синего кита и его сородичей16. Свен Фойн следил за их экспериментами и учился у них. Однако, в отличие от своих предшественников, он обладал уникальной комбинацией качеств. Фойн уже был опытным и искусным мореплавателем, промышленником и предпринимателем. Более того, он обладал немалым состоянием и хорошим доходом от тюленебойного промысла, что позволяло ему в течение многих лет пытаться промышлять кита, не завися от нетерпеливых кредиторов. Фойн рисковал лишь собственными деньгами.

Базой для попыток Фойна стал Вадсё. Город находился в заливе Варангер – последнем крупном заливе на побережье провинции Финнмарк на границе с Россией. Другие уже пытались промышлять здесь кита, но безуспешно. Губернатор Финнмарка так обобщил происшедшее: «В заливе Варангер много китов, однако, похоже, это настолько беспокойный вид, что его невозможно ни взять на гарпун, ни поймать каким-либо другим способом»17.

Летом 1864 года Фойн первый раз отправился за этими беспокойными китами. Занимаясь тюленебойным промыслом, он набрался опыта управления механизмами на паровой тяге и теперь отправлялся в путь на первой в мире специально построенной в Христиании (Осло) китобойной шхуне. Судно называлось «Вера и Надежда». Путь из Тёнсберга до Вадсё шхуна проделала на парусах. Однако во время промыслового плавания в Варангер-фьорде за работу принялись винты и паровая машина.

«Вера и Надежда» изначально была оснащена большим количеством пушек вдоль бортов, как будто собиралась участвовать в морском сражении. Судно имело на борту значительный арсенал гарпунов, копий и разрывных снарядов, которыми должны были стрелять пушки. Однако у команды не было опыта обращения с таким снаряжением. Дело не заладилось с самого начала, когда они поймали на гарпун первого кита. Один из матросов получил задание держать линь, связывавший гарпун с промысловым судном. Но он так испугался грохота при выстреле пушки, что бросил линь прямо под ноги Фойну и отбежал назад. В ярости Фойн запутался в лине, и его выбросило за борт.

Позднее Фойн рассказывал: «По неосторожности я наступил на конец линя, и моя нога попала в западню. Кит сильно рванулся под водой и дернул линь вместе со мной в море. Я думал, что пришел мой последний час, но, когда кит снова всплыл на поверхность, линь ослаб, и я быстро снял петлю с ноги и поплыл к борту, с которого сорвался»18.

Прошло много лет проб и ошибок, прежде чем Фойн и его команда добились успеха в промысле. Большое значение имела поездка с научной целью в Исландию в 1866 году. За год до этого там основал свою базу уже упоминавшийся однорукий изобретатель Ройс вместе с компаньоном, производителем пиротехники Густавом Адольфом Лиллиендалем из Нью-Йорка. Они тоже использовали паровую шхуну и смогли добыть за год несколько десятков синих китов, полосатиков и горбачей с помощью своего запатентованного ракетного оружия. Ракетный снаряд нес и гарпун с линем, и часто смертоносный разрывной заряд.

Успех конкурентов производил впечатление, но Фойн не доверял ракетному устройству как таковому. Он продолжал использовать пушку для метания гарпунов и остроконечных гранат. Из Исландии Фойн позаимствовал два изобретения. Во-первых, лебедку, приводимую в действие паровой машиной судна. Лебедка могла быстро спустить или поднять гарпунный линь, в зависимости от необходимости, она могла также поднять тонущего кита. Во-вторых, Ройс и Лиллиендал запантентовали мощную резиновую петлю, крепившуюся к судовой мачте, которая гасила колебания линя, когда волны раскачивали судно. Веревка уходила не так быстро, если она тянулась сквозь шкив, свисавший с резиновой петли, пока кита поднимали с глубины.

Если китобойный промысел Фойна со временем стал приносить немалый доход, то исландская деятельность Ройса и Лиллиендаля за несколько лет пришла в упадок. Вероятно, американцы не обладали предпринимательской жилкой в той же мере, как талантом изобретателя. Сотрудничество с датскими партнерами (в то время, когда Норвегия в 1814 году отделилась от Дании, Исландия все еще находилась с ней в унии) омрачилось конфликтами.

Что касается Свена Фойна, то для него переломный момент настал летом 1868 года. Это был первый удачный сезон. Фойн и команда «Веры и Надежды» находились в Вадсё с марта по август и добыли в общей сложности тридцать китов. В начале сезона, до прихода с юга синих китов, охотники из Вестфолла охотились на другие виды.

Сельдяной полосатик огромен. Он походит на синего кита своей длиной и обтекаемой формой, но его спина темнее, почти черная, и он имеет более выраженный спинной плавник.

Горбача можно узнать по небольшому наросту – горбу перед спинным плавником. Вблизи он выглядит устрашающе. На голове имеются кожные наросты. Его темное туловище кажется очень неуклюжим, а белые грудные плавники – необычайно длинными. В нижней части головы и там, где начинается туловище, тем не менее, есть свидетельства принадлежности к семейству полосатиков – характерные продольные борозды, имеющиеся и у синего кита, и у полосатика, а также у менее крупных сородичей, таких как малый полосатик и сейвал19.

30 июня 1868 года Фойн наконец наткнулся на синих китов в противоположной части залива Варангер, около русской границы20. На расстоянии синий кит отличался тем, что его колонообразный фонтан был выше, чем у других китов, он достигал десяти метров. Если приблизиться, то его размеры поражали, особенно длина. Кроме того, синий кит гораздо светлее своих сородичей.

Фойну и команде удалось убить одного из синих китов с помощью разрывной гранаты, но гарпун согнулся и не выполнил свою задачу. Кит не стал добычей. Весь оставшийся день потратили на испытательные стрельбы и наладку гарпунов. Фойн записал в своем дневнике, чему он научился: «Испытывай как следует пушки, гарпуны и все остальное»21. В девять часов утра на следующий день они подстрелили небольшого синего кита. Один гарпун ударил в бок кита, но не закрепился, но другой вошел, как надо. Кита взяли на буксир. Лишить его жизни оказалось более трудной задачей. Две гранаты не возымели никакого эффекта. Кит тащил судно за собой на большой скорости в течение трех часов, пока вновь не оказался на расстоянии, досягаемом для выстрела, и тут ему пришел конец. В семь часов вечера «Вера и Надежда» пришла в Вадсё с китом на буксире. Фойн снова нашел ряд недостатков у гарпунов и пушек, которые необходимо было исправить.

В течение июля Фойну удалось добыть немало синих китов, но еще больше он упустил. «Линь не был достаточно крепок»22, – писал он 17 июля, потеряв очередного загарпуненного кита всего лишь в паре миль от поселка Гренсе-Якобсэльв. Промысел Фойна в то время напоминал спортивную рыбалку с легким снаряжением, когда постоянно существует опасность, что леска оборвется или рыба соскочит с крючка. Как только гарпун достигал цели, кит развивал немалую скорость и тащил судно за собой. Команда использовала лебедку на паровой тяге, чтобы быстро травить линь. Они пытались стравить его настолько, чтобы он не оборвался, и в то же время держать его так, чтобы кит не смог нырнуть глубоко. Часто кит умирал от потери крови и истощения после продолжительной борьбы.

Только в начале 1870-х годов Фойну удалось создать удовлетворившее его промысловое оружие – комбинированный гарпун с гранатой, который и убивал кита, и закреплял его на тросе, в лучшем случае, одним выстрелом.

Гарпун с гранатой выстреливался из пушки, установленной на вращающемся столе на носовой палубе. Самая трудная задача была у стрелка, который должен прицеливаться и стрелять. Он заряжал пушку сначала порохом, а затем гарпуном. Остроконечная граната прикреплялась к наконечнику гарпуна. Из ствола спускался длинный, мощный трос, сложенный около пушки (идею о том, что кто-то должен держать трос, Фойн отверг по понятным причинам).

Механизм, обеспечивающий действие взрывчатки только тогда, когда она оказывалась внутри тела кита, был разработан в тесном сотрудничестве со священником и инженером-любителем Хансом Мортеном Тране Эсмарком. У гарпуна имелись подвижные стальные отбойники. Как только гарпун закреплялся в теле кита и трос натягивался, отбойники отскакивали, разбивая стеклянную ампулу с серной кислотой, находившуюся между ними. От контакта с кислотой воспламенялся черный порох, которым была засыпана ампула. В результате граната взрывалась. Позднее на смену этому механизму пришел заряд с часовым управлением.

Фойн известен, в первую очередь, как изобретатель гарпуна с гранатой, но это не он придумал закреплять смертоносный разрывной снаряд на гарпуне с отбойниками и тросом. Многие пытались применить это до него. Отличие заключается в том, что Фойн с помощью экспертов из многих областей техники и после длительного периода испытаний смог создать не только результативное оружие, но и оправдавшую себя экономически систему промысла. Современный китобойный промысел стал новой отраслью, основателем которой является Фойн.

В путевых заметках из Финнмарка, опубликованных в 1871 году, профессор Йенс Андреас Фриис описывал китобойный промысел с помощью паровых шхун и гарпунов с гранатой. Фриис был специалистом по языку саамов, но не по мореплаванию. Тем не менее он не сомневался, какая судьба ожидает китов Варангер-фьорда: «Вряд ли потребуется много времени, чтобы полностью уничтожить гренландского кита»23.