Читать книгу ЕВА. История эволюции женского тела. История человечества - - Страница 8

Когда одомашненные кошки подлизываются к своим владельцам / соседям / поставщикам еды, они часто мнут тело хозяина передними лапами – левая лапа, правая, левая, правая. Когда котята сосут грудь, они делают то же самое движение: разминают живот матери по обе стороны от соска, помогая вытолкнуть молоко в свои ждущие ротики. Специалисты по поведению животных считают, что взрослые кошки делают это, когда они довольны и формируют привязанность. Эти движения просто настолько укоренились в них с рождения, что даже без сосков их лапы работают как часть знакомой цепи удовольствия. Они делают так, когда им хорошо. Они делают так, когда хотят, чтобы им было хорошо. Они делают так, когда чувствуют связь с другим существом. И может быть, они делают так, когда им скучно.

Человеческие младенцы не сосут из цепочки сосков, как котята. Может быть, именно поэтому у наших детей нет такого «мнущего» паттерна. У младенцев есть способность сосать грудь. И они могут это делать, потому что у женщин есть соски.

За исключением утконоса и ехидны, у всех ныне живущих млекопитающих есть соски: приподнятые, пористые, бугорчатые участки кожи, под которыми работают высокоразвитые молочные железы. В какой-то момент до появления сумчатых и плацентарных – где-то между 200 миллионами лет Морги и 100 миллионами лет сумчатых – родилась Ева сосков. На ее груди находились уже не несколько потных клочков шерсти, а утолщенные бугорки кожи, которые помогали ее ребенку сосать грудь.

Сосок современного человека представляет собой утолщенный участок кожи на груди, окруженный плоским участком более темной кожи – ареолой. В среднем сосок имеет от пятнадцати до двадцати маленьких отверстий, которые через трубки соединены с молочными железами в груди. Когда самка млекопитающего беременеет, ткани вокруг соска наполняются кровью и увеличиваются, молочные железы готовятся к работе. Кожа становится темнее и краснее. Вены набухают. Новые ветви капилляров питают растущую ткань. У многих млекопитающих именно в этот момент соски впервые становятся видны невооруженным взглядом, поскольку, набухнув, они выступают из меха на нижней части живота, по двум длинным линиям от подмышки до паха. У людей, чьи соски, как правило, не покрыты волосами, можно заметить изменение формы и размера.

Понятно, почему появились соски. Хотя «молочный мех» Морги, вероятно, помогал направлять молоко в рот детенышам, у этой системы имелся один очевидный недостаток. Молоко неизбежно тратилось впустую. Поскольку для его создания требуется много энергии, наличие специализированного выхода к молочным железам кажется очевидным шагом с точки зрения эволюции. Контроль над растратой – не единственная функция соска. Организм млекопитающего и сам вырабатывает немного молока, поэтому беременные женщины «подтекают» в неподходящие моменты – во время деловых встреч, в метро или в особо эмоциональном споре с партнером. Но это ничто по сравнению с тем, как организм реагирует на сосание.

Для млекопитающих с сосками большая часть молока является «совместно производимым биологическим продуктом». Это означает, что тело матери его производит, а рот младенца побуждает тело матери к производству. Более того, младенец играет важную роль в типе молока, которое вырабатывает организм матери. Здесь задействовано несколько различных механизмов, но наиболее важными являются два: рефлекс прилива и вакуум.

Вопреки распространенному мнению, груди кормящей матери не наполнены молоком. Конечно, они опухшие, иногда до такой степени, что напоминают мясистые водяные шары, но они полны крови, жира и железистой ткани. Грудь – это не мочевой пузырь, не чашка молока, которая опорожняется, когда ребенок сосет грудь, а затем снова наполняется, готовясь к следующему разу. Даже вымя дойной коровы – это не мешок с молоком, как вы могли бы подумать. Как и у нас, коровье вымя представляет собой видимую часть молочной железы и несколько сосков[27]. Груди кормящего человека могут вмещать максимум пару столовых ложек молока. Именно акт сосания обычно запускает «рефлекс прилива» – каскад сигналов, которые приказывают молочным железам увеличить выработку и выбрасывать свежее молоко через парадную дверь.

То же происходит во рту со слюной. При пережевывании еды выделяется около половины чашки слюны. Но у нас не всегда полчашки слюны во рту. Слюнные железы получают сигнал к увеличению выработки слюны, когда мы чувствуем запах чего-то вкусного, и особенно когда начинаем жевать.

Когда младенец начинает сосать грудь, нервы в груди посылают сигналы в мозг матери. В ответ мозг приказывает гипофизу вырабатывать больше двух специфических молекул: белка пролактина и пептида окситоцина. Пролактин стимулирует выработку молока. Окситоцин помогает выдавливать молоко из желез в протоки, которые затем опорожняются за счет вакуума во рту ребенка.

Корни происхождения двух этих молекул связаны с эволюцией самого молока. Некоторые из корней уходят дальше Морги. Пролактин существует с тех пор, как появились рыбы. У рыб он, по-видимому, в основном связан с регулированием солевого баланса. Продвигаясь вверх по эволюционной цепочке, пролактин выполняет все больше функций в иммунной системе. В настоящее время он также связан с сексуальным удовлетворением: независимо от пола, чем больше пролактина в организме после секса, тем более человек удовлетворен и расслаблен. Это может быть связано с тем, что пролактин противодействует дофамину, который тело ведрами вырабатывает при сексуальном возбуждении. И поэтому, если в организме слишком много пролактина, человек, скорее всего, страдает от импотенции[28].

Окситоцин тоже эволюционировал, чтобы служить нескольким целям. В последнее время этот маленький пептид привлек к себе массу внимания из-за его связи с эмоциями. Некоторые научные данные об окситоцине хороши, а некоторые настолько испорчены стереотипами о женственности, что на них можно надеть розовую пачку с оборками: «Окситоцин заставляет тебя любить своего ребенка». «Окситоцин заставляет тебя любить своего мужчину». «Моногамные мужчины производят больше окситоцина, чем мужчины, которые изменяют». В то время как окситоцин, по-видимому, связан с рядом психологических состояний у различных млекопитающих, а более высокие уровни окситоцина связаны с более просоциальным поведением, существует слишком много других факторов, чтобы рассматривать окситоцин как единственного игрока на поле. После дозы окситоцина люди ведут себя более альтруистично по отношению к членам своей группы, но также настроены более оборонительно и агрессивно по отношению к тем, кого членами своей группы не считают. Так что вряд ли он делает нас лучше. И никто на самом деле не знает, как окситоцин влияет на мозг: заставляет нас по-другому интерпретировать социальные сигналы? Или уделять больше внимания лицам? Или теплее воспринимать известное (например, людей, которых знаем), и холоднее – неизвестное (людей, которых не знаем)? В конце концов, единственное, в чем мы абсолютно уверены, – это в том, что из-за окситоцина определенные виды тканей сокращаются.

Во время оргазма окситоцин заставляет ритмично сокращаться мышцы таза и нижней части живота. Это верно как для мужчин, так и для женщин. У мужчин эти сокращения помогают выбрасывать сперму из уретры, также сокращаются мышцы ягодиц и ануса, повышая вероятность газоиспускания. У женщины во время оргазма сокращаются мышцы матки и влагалища, а также ануса, ягодиц и верхней части бедер. Иногда сокращения настолько сильны, что не прекращаются вместе с оргазмом, и женщина испытывает довольно болезненные спазмы, похожие на менструальные (к которым, кстати, также причастен окситоцин: он помогает матке ритмично, а иногда и болезненно сокращаться, чтобы отшелушить старый слой эндометрия). Когда у женщины начинаются роды, окситоцин тоже играет важную роль, настолько большую, что даже включен ВОЗ в список «основных лекарственных средств».

Когда ребенок сосет грудь и гипофиз регулирует уровень окситоцина, кормящая мать может испытать глубокое чувство удовлетворения и социальной связи со своим ребенком. Мужчины и женщины после оргазма тоже склонны в некоторой степени это чувствовать. Мы не знаем, когда именно функция «сокращения» окситоцина стала связана с сигналами «социальной связи» и «хорошего самочувствия», но теперь они, как правило, идут рука об руку.

Когда человеческий младенец сосет грудь, он обхватывает ртом всю ареолу матери, его губы выпячены в форме буквы «О», похожей на миногу. В ответ на прикосновение сосок сжимается в мясистую, выступающую вперед пирамиду. Когда ребенок правильно берет грудь, основание пирамиды опирается на беззубую нижнюю десну, а ее кончик доходит до задней части рта. И тогда щеки сжимаются, выталкивая изо рта весь воздух, создавая вакуум вокруг соска, который помогает втягивать освобожденное окситоцином молоко в горло ребенка. Язык и мышцы нижней челюсти двигаются вперед-назад, массируя сосок от основания до кончика, вакуумом выжимая из него все молоко. Некоторое количество молока может попасть в носовые пазухи и выйти пузырями из крошечного носа ребенка, но большая часть между глотками воздуха проглатывается в пищевод. Механика всего процесса невероятна.

Сосание – это не то, что новорожденное млекопитающее сразу умеет делать. Хотя у млекопитающих, кажется, есть общий поисковый рефлекс – то, как младенец начинает вертеть головой в поисках соска, когда приближается к большой, теплой, мягкой поверхности, – захватить сосок немного сложнее. Некоторые младенцы обхватывают губами только кончик пирамиды и не могут создать хороший вакуум. Некоторые справляются с вакуумом, но не двигают языком и челюстью так, как должны. Некоторые, кажется, настолько этим всем замучены, что даже не пытаются, доводя и себя, и мать до слез.

И слезы ждут ее, бедную дочь Морги, потому что ее соски могут пересохнуть, потрескаться и начать кровоточить, высосанные и зажеванные ребенком, который не может понять, как есть. (Мой первенец так сильно повредил мои соски в первые же сутки, что они расцвели черно-фиолетовыми синяками, встревожив даже закаленных медсестер)[29]. На самом деле прикладывание – это такая проблема, что в больницах появилось множество «консультантов по грудному вскармливанию», которые помогают молодым матерям научить детей недавно появившейся у нашего вида механике. Большинство учатся. Рано или поздно. С точки зрения эволюции грудь лучше умеет доиться, чем рот умеет сосать.

К счастью, сосок развил одну полезную компенсаторную меру, помогающую выдерживать процесс обучения. Некоторые отверстия в сосках соединяются не с молочными железами, а с железами Монтгомери, которые производят жирное вещество, покрывающее сосок и помогающее предотвратить полное разрушение кожи из-за настойчивого жевания. Когда женщина беременна, железы Монтгомери набухают, и сосок выглядит немного бугристым. У некоторых из нас эти маленькие шишки видно всегда. Как и сами молочные железы, железы Монтгомери, вероятно, произошли от примитивных сальных желез, которые естественным образом множатся в коже. Но вместо того, чтобы производить обычное кожное сало, железы Монтгомери начали выдавать смазку промышленного качества, которая могла выдержать трение, причиняемое грудным ребенком.

Однако именно вакуум действительно изменил все – он смог образовать своего рода стыковочную станцию между телом матери и ее потомством. Как только он появился, молоко перестало быть чем-то, что тело матери производит само по себе, и стало тем, что тела матери и ребенка производят вместе. По мере того как ритмичное перекатывание языка и челюсти ребенка перемещает фокус вакуума вперед и назад, между грудью и ртом образуется своего рода течение. В этом течении молоко идет вверх, а снизу слюна ребенка всасывается в сосок матери в своего рода эволюционно целенаправленной обратной промывке. Ученые, занимающиеся лактацией, называют это «всасыванием». И тут все становится по-настоящему интересным.

Сам сосок наполнен нервами, помогающими обнаружить вакуум, который запускает цепную реакцию окситоцина для рефлекса прилива. Поэтому, например, современные женщины могут использовать молокоотсос. Почти любой вакуум будет способствовать производству молока. Но чего молокоотсосы, очевидно, не могут сделать, так это впрыснуть в сосок слюну. Молочные протоки матери, от соска до желез, выстланы целой армией иммуногенов. И в зависимости от того, что окажется в слюне ребенка в конкретный день, грудь матери изменит состав молока.

Например, если ребенок борется с инфекцией, в его слюне присутствуют различные индикаторы этой инфекции, от реальных инфекционных агентов, таких как вирусы и бактерии, до более тонких сигналов, таких как гормон стресса кортизол. Когда эта слюна попадает в грудь матери, ткани реагируют, и материнская иммунная система вырабатывает агенты для борьбы с патогеном. Молоко перенесет их в рот ребенка, предоставив дополнительных солдат и помогая собственной иммунной системе ребенка научиться бороться. В ответ на повышенный уровень кортизола молочные железы и окружающие ткани также увеличивают дозу иммуномодуляторов, чтобы успокоить ребенка. Некоторые из них являются гормональными – веществами, непосредственно противодействующими воспалительным свойствам кортизола. Некоторые питательные, способные заодно изменить настроение ребенка. Например, молоко, вырабатываемое для ребенка, находящегося в состоянии стресса, как правило, имеет другое соотношение сахаров и жиров, что обеспечивает дополнительную энергию, помогающую организму бороться с любым потенциальным вторжением. Оно также может действовать как анальгетик, ослабляя болевую реакцию и помогая ребенку отдохнуть: в конце концов, сон и спокойствие способствуют излечению. Подобные особенности реакции, по-видимому, свойственны всем млекопитающим. Конкретное волшебное зелье варьируется от вида к виду – разным телам нужны разные виды грудного целительного супчика, – но общий принцип верен для всех.

Полученный эффект настолько силен, что, когда дети вырастают, их мозг по-прежнему связывает сигналы о молоке с исцелением и комфортом. Употребление жирной и/или богатой углеводами пищи, особенно если она сладкая на вкус, – то, к чему стремятся многие люди, испытывающие стресс или чувство одиночества, – оказывает обезболивающее действие на целый ряд различных млекопитающих. Как у крысы, так и у человека «комфортная еда» может ослабить реакцию организма на боль, такой вот заменитель груди для взрослых[30].

Эволюция сосков млекопитающих обеспечила новую, вакуумную точку сообщения между матерью и ребенком. Это способ вместе производить молоко и общаться друг с другом. Общение, по сути, является настолько важной частью кормления у млекопитающих, что дело не только в сосках: способы и время, когда матери кормят своих детей, также определяются тем, что мы хотим «сказать» друг другу. Матери из семейства кошачьих склонны урчать и тяжело дышать; обезьяны улюлюкают и чмокают губами. Большинство человеческих женщин предпочитают баюкать своих младенцев и кормить их левой грудью, также обращаясь к ребенку той стороной лица, которая более выразительна. Правда-правда, и другие приматы тоже так делают. У людей мышцы на левой стороне лица несколько лучше приспособлены к передаче социальных сигналов, и от 60 до 90 % женщин предпочитают укачивать младенцев слева от средней линии тела, при этом голова ребенка повернута к левой стороне лица женщины. Это предпочтение наиболее сильно проявляется в первые три месяца жизни младенца, именно в тот период, когда молодые матери чаще всего кормят грудью. Наблюдение верно для разных человеческих культур и исторических периодов.

Между тем правое полушарие взрослого мозга в значительной степени отвечает за интерпретацию социально-эмоциональных сигналов человека, и оно получает эти сигналы преимущественно через левый глаз. Таким образом, левый глаз матери внимательно наблюдает за лицом младенца, интерпретируя его эмоциональное состояние, в то время как младенец пристально смотрит вверх на наиболее выразительную сторону лица матери, учась читать ее эмоции и соответственно реагировать – на это люди тратят огромную часть детства[31].