Читать книгу Алкоголизм и наркомания: выход есть. Онлайн-реабилитация для нарко- и алкозависимых и их родственников - - Страница 6

Где родился и в какой семье жил, как все начиналось

У нас в доме гости и веселье. К папе пришли друзья, и они курят прямо дома. Здесь же мои папа и дедушка, курильщики с огромным стажем. И если папа начал курить только после армии, дедушка смолил с шести лет. И вот они выпили, закурили, и все комнаты наполнил едкий табачный дым.

Мне всего пять лет, и я внимательно наблюдаю за взрослыми. От шумного застолья я ушел на кухню, где застал плачущую маму. У нее астма, и от табачного дыма она не может дышать. Мне ее очень жалко. Я подхожу к ней, обнимаю и говорю, что никогда-никогда не буду курить, чтобы ее не расстраивать.

Но в шесть лет я уже научился курить взатяжку. Видимо, обстановка располагала. Как говорил классик, не надо лучше образца, когда в глазах пример отца. А когда я пошел в школу, учил там курить своих малолетних одноклассников. Вот так рано я познакомился с зависимостью и пороком.

Родился я в 1981 году на Донбассе, в промышленной зоне. Думаю, все, кто родился и рос на Украине, понимают, какие тогда были времена. В 1991 году, когда мне было всего десять лет, развалился Советский Союз. В конце девяностых и в начале двухтысячных шло массовое разграбление заводов в промзонах. В районе, где я жил, было около десяти заводов: резиновый, содовый, нефтеперерабатывающий, стекольный, кирпичный, «Азот» и другие. И грабить можно было абсолютно все! Далеко не каждый мог устоять перед соблазном раздобыть денег легким способом, не работая целый месяц за смешную зарплату. Металл, кабели… Рубилось абсолютно все, что попадалось на глаза и под руки.

Начиналось все с малого: собирался металл по лесам, по посадкам, по шахтам. Помню, как поначалу зарабатывал немного денег на сигареты, выпивку и какие-то мелочи для компании, чтобы приходить туда не с пустыми руками. Если я чего-то хотел, я добивался, организовывал и в итоге это обязательно получал. Мой путь тогда был легким, но довольно «скользким». Я называл это «живу, как хочу». Эта скользкая дорожка прокладывалась через постоянный поиск выгоды для себя.

Когда мне было 14—15 лет, мой дом превратился в блатхату. Просто моя мама уехала работать в Москву, папа всегда был на работе, а я был предоставлен сам себе. Сначала я воровал металл и сдавал его, позже уже я скупал металл у своих соседей и ловил кайф от того, что все это было организовано у меня в доме. По всем комнатам люди занимались разными преступными и криминальными делами. Из-за этого неоднократно мой дом обыскивали милиция и «Беркут». Иногда я попадал в отделение за хранение запрещенных предметов, ножей и других вещей. Но, к счастью, они ни разу не находили каких-либо более серьезных улик, из-за которых меня могли бы и посадить. Конечно, меня пытались припугнуть, так как я был несовершеннолетним, всего 14—15 лет, но, к счастью, серьезных последствий это не имело.

Впервые на меня наехала «братва» (сленговый жаргон в бандитских кругах), когда меня кинули на медь, причем, что самое неприятное, свои же. Схема оказалась проста: сначала меня кинули, а потом сделали предложение, типа давай с нами работать. Таким способом братва меня подмяла под себя. Были разборки. Мне лично было обидно, что меня кинули. Я был вне себя от негодования. После этой истории я решил, что больше никогда не буду выпускать из рук свою выгоду.

Воровская жизнь

В 15 лет у меня уже была судимость, и я был очень сильно повязан со всеми этими ребятами. С завода тащили соду ко мне в сарай, а из моего сарая товар вывозился дальше двадцатитонной фурой. И происходило это все под крышеванием милиции. Приезжала фура, загружалась под присмотром доблестных стражей порядка, а когда фура уезжала, я делил деньги на всех. Тогда у каждого бригадира была своя бригада и своя команда. Жизнь вокруг меня кипела. Я особенно не отличался от других ребят, не обладая какими-то выдающимися талантами, просто оказался в центре внимания, так получилось.

Помню, моя бабушка тогда получала пенсию 60 гривен и жила на эти деньги целый месяц. Я же столько зарабатывал и спускал всего за один день.

Друзья-наставники

Естественно, что в 14—15 лет я учился и воспитывался у своих старших наставников. Хотя никто не думал, что это наставники, никто не тянулся к каким-то авторитетам. Я просто получал наставления, какие наркотики употреблять хорошо, а какие плохо. При употреблении каких наркотиков ты теряешь уважение и статус, а при употреблении каких можно оставаться на плаву и держать себя в тонусе, быть в доверии, когда на тебя можно положиться.

Я ушел в тень, и организовывал, что мне хотелось, и жил, как мне хочется. Мои друзья, мое окружение считали меня наставником до тех пор, пока я не начал находить и употреблять какие-то препараты. Как только я начинал употреблять алкоголь, наркотики, химические вещества, друзья меня оставляли. Из-за этого я начинал употреблять еще больше, делал ошибки, что приводило к тому, что меня чаще арестовывали.

Между пятнадцатью и семнадцатью годами я пытался заехать на малолетку, учил, как правильно себя вести, как правильно заходить в камеру, какие есть статьи и т. д., хорошо знал Уголовный кодекс. Я в то время таскался с ножом, хотел подрезать милиционера, ну типа, пацан, за базар нужно отвечать, бродяга должен отсидеть на малолетке. Вот такая глупость из меня лезла, я же хотел выделиться из толпы. Тогда как раз был большой передел влияния и власти среди бандитов, милиции, афганцев. Они везде ездили и резали друг друга.

Я готовился, читал кодексы, общался с наставниками, собирал все слухи, что, если пацан – бродяга, то он должен обязательно побывать на малолетке. Я размышлял, по какой статье мне зайти, как меня примут, как я выйду, как я пойду дальше по этому криминальному пути, чтобы меня признали, увидели, что я нормальный пацан и что со мной можно иметь дело. И я продолжал к этому готовиться.

Чтобы избежать криминальной ответственности, я в семнадцать лет даже попытался пойти в армию. В военкомате выяснилось, что, когда я был там в шестнадцать лет, вел себя не совсем правильно, демонстрировал агрессию и несдержанность и забрал свое личное дело.

А еще в военкомате мне сообщили, что, как только мне исполнится восемнадцать лет и я приду на призывной, то они должны будут сообщить об этом в главное городское отделение милиции, и что меня уже ждет взрослая тюрьма. Узнав это, естественно, в армию я тоже не пошел, потому что, если я не был на малолетке, то идти во взрослую тюрьму и отвечать там за все я не решился.

И в это время на моем пути встретилась женщина, которую все уважали, звали ее бабушка Геля. Я тогда думал, что существуют две масти: масть ментовская и масть черная, то есть братва, общак, где люди греют зоны и занимаются криминалом и где не признают никакие власти, никакие законы. А бабушка Геля мне пояснила, что никакой братвы нет. Это все миф. Что все ходят под властью. Что все смотрящие, все деловые, все эти люди ходят под страхом милиции. Что на самом деле никто не идет ни в какое отрицалово уже давным-давно. Все проплачено. Человек платит и занимается беспределом. Если человек не платит, он не может заниматься беспределом и идет в тюрьму.

«А ты идешь на малолетку, – говорила мне она, – и хочешь тянуть лямку отрицалова, идти против системы, идти против администрации, идти против закона. А на самом деле тебя там просто сломают, изобьют, отобьют все внутренние органы. Ты все равно сломаешься и будешь точно так же на всех них работать. Потому что никакой блатной романтики уже не осталось. Ты должен открыть глаза и посмотреть на это все с точки зрения реализма, а не жить какими-то слухами и мифами».

После этого у меня открылись глаза. И жизнь подтвердила правоту бабушки Гели. Когда мы занимались преступной деятельностью и крупными партиями загружали с завода соду, весь этот процесс охраняла и крышевала милиция, с ней кто-то договаривался, ей кто-то заносил, и все, нас как будто бы никто не замечал. И я понял, что не хочу просто так себя загубить, получается, это просто невыгодно. Кто-то имеет с этого прибыток, потому что с кем-то делится и куда-то заносит, а я почему-то должен за это загубить свое здоровье.

Бабушка Геля также поведала мне, что направление и образ жизни, которые я избрал, не предполагают таких понятий, как вера, дружба, взаимовыручка, их в этом обществе просто не существуют. И что лучше свою жизнь тратить на более правильные вещи, где можно действительно найти любовь и поддержку.

Побег

Вот так я внезапно прозрел и сбежал в Россию, в Москву, так как за плечами был ряд преступлений, за которые пришлось бы отвечать. В то время между Украиной и Россией уже появилась граница с пропускными пунктами, но каким-то образом я через нее пробрался. Однако меня поймали оперуполномоченные. В те времена ловили всех ребят за грабежи, другие преступления и всякий криминал, но мне удалось сбежать. Случилось это, как помню, на станции Волчеяровка.

После этого я все-таки добрался до Москвы, осмотрелся. И вспомнил, что у меня есть подельник в Молдавии, Томико, которого я почему-то уважал. Скорее всего, из-за его мышления, оно было точно таким же, как и у меня, с уклоном в криминал. Я сел в поезд и поехал в Молдавию, под Кишинев, в городок Страшены. Меня встретил дядя Жора, отец моего друга. Мой друг в то время был неизвестно где. Когда он узнал, что я его жду, он обрадовался и вернулся, и мы с ним хорошо провели время. Так завязалась наша дружба.

Потом я вернулся в Москву. Позже мой друг Томико (погоняло – Тома) приехал ко мне в гости. Он был боксером и мог за себя постоять, крепкий парень. А там уже все пошло по определенному накатанному сценарию: бандитизм, кражи, разгульная жизнь. Никто не хотел работать, и все жили просто так, потому что кто-то мог получить деньги, скажем так, на халяву. Тогда это называлось «лохотрон». Случайные люди втягивались во все эти финансовые игры, им раздавались какие-то наперстки, и в результате получалось так, что денег было очень много.

После этого он попал в тюрьму, я давно его потерял.