Читать книгу Распутный Стокгольм - - Страница 4

Алекса проснулась в своей новой комнате. Полотенца на ней уже не было. Его заменила длинная белая рубашка, поверх которой лежало теплое покрывало. Она прикоснулась к своей голове и почувствовала что-то шероховатое: это были бинты. Ирина, сидевшая за новым эскизом, увидела, что Алекса наконец-то пришла в себя.

– Я уже боялась, что ты не проснешься, – сказала она, отодвигая незаконченный шедевр. – Ты не приходила в себя почти два дня.

Алекса потихоньку начинала вспоминать произошедшее. Сначала охранник, который нанес ей болезненный удар в живот, потом Рошфор, который якобы пришел на помощь, но вскоре ударил еще сильнее, лишив малейшего доверия. Но, наверно, это станет для нее уроком. Не нужно бросаться в омут на каждое успокаивающее слово. Все эти люди – самое настоящее дерьмо. И чем скорее она это поймет, тем быстрее у нее появится шанс вернуться домой. Она должна поставить их в позу первая, чтобы в случае чего не встать потом самой. Причем в прямом смысле этого слова.

– Кто мне замотал голову? – спросила она.

– Когда Эд занес тебя в комнату, он попросил о тебе позаботиться, – спокойно произнесла Ирина. – Я вытерла с твоего лица засохшую кровь, а Мария наложила бинты, – она присела на край кровати Алексы. – Мы тебя предупреждали… Не жди тут ни от кого понимания. Они обращаются с нами, как с обычной вещью.

Алекса кивнула, понимая, что Ирина права.

– А где Мария? – спросила девушка, посмотрев, что в комнате только они двое.

– Ее сегодня утром забрали, – Ирина произнесла это так, будто ничего необычного не произошло.

– А как эти люди выбирают девушек?

– У них есть наши фотографии. Они делают их в «Мармеладе», когда те заходят.

Алекса насторожилась, вспомнив молодого фотографа, который подходил к ним с Ребеккой, но подруга отказалась фотографироваться. Может ли это означать, что ее рыжика здесь нет? Или, может, Ребекка просто сейчас находится в другом месте? Ведь Алекса тогда еще хорошо помнила момент, когда они взялись за руки и побежали в сторону выхода. Их схватили обеих.

– Я пришла тогда с подругой, – тихо сказала Алекса, вновь почувствовав слезы. – Ее забрали вместе со мной. Как ты думаешь, она тоже здесь?

– Я не знаю, Алекса… – Ирина опустила глаза. – Три года назад я прилетела в Стокгольм тоже с одной девчонкой, и мы вместе пошли в «Мармелад», но…

Ирина осеклась. Она не готова была поделиться той историей. Такие воспоминания еще больше ожесточают жизнь, которая и так уже была на волоске.

– Но что?

– Не важно… Только знай, что я с ней здесь виделась.

– И где теперь твоя подруга? – Алекса боялась услышать правду, но ей нужна была эта правда. – Она мертва?.. – тихо спросила она, и Ирина просто кивнула. – Ты сейчас хочешь сказать, что мою Ребекку могли убить?!

– Мою подругу не убили… – все-таки призналась Ирина. – Но на твой вопрос, могли или нет… отвечу да, – еле слышно произнесла она. – Тут бывают такие вещи, что некоторые могут просто физически их не вынести. Есть девушки, которые не справляются и морально, заканчивая жизнь самоубийством, – она вспомнила Киру. – А бывают те, которые создают очень много проблем, – Ирина сглотнула. – Одна убила клиента и попыталась скрыться, но ее сразу же поймали. А когда об этом доложили Рошфору, он лично ее убил за завтраком… – Алекса заметила, как девушке стало сложно говорить. – Перерезал горло… Это было, когда я только сюда попала. После того случая все девушки здесь перестали мечтать о побеге. Поэтому я сразу тебя и предупредила, чтобы ты не делала ошибок. Не пытайся бежать, Алекса. Живая ты отсюда не выйдешь…

Алекса лежала смирно, смотря на Ирину. Глаза обеих были на мокром месте. Воображение сыграло злую шутку, когда перед глазами Алексы возникла сцена с перерезанным горлом, виновником торжества которого был человек, что ее сюда принес. Она разговаривала с ним, позволила этому чудовищу касаться себя. Она даже хотела ему поверить! А теперь боялась даже пройти мимо или просто стать объектом для глаз цвета океана.

– Мне страшно, Ирина… – она привстала, чтобы обнять девушку, как тело одолело новой болью.

– Тише, не шевелись. У тебя сломаны ребра, – Ирина грустно пожала губами.

– Что?.. – Алекса тут же пришла в себя, аккуратно трогая свое тело. – Откуда ты это знаешь?

– Эд сделал тебе рентген.

«Эд». Ирина так просто произносила его имя, словно оно не было чем-то отвратным. Но оно было! Его жестокости нет предела, раз он позволяет себе не просто принимать роль сутенера, но еще и карать людей, будто он и есть Бог, что вершит судьбами.

– Не произноси его имя при мне, – спокойно ответила Алекса.

Ирина хмыкнула.

– Да… Первые месяца ты будешь его ненавидеть… Это нормально. Мы все это проходили… Но когда-то, Алекса, ты поймешь, что это имя еще не самое гадкое из тех, что здесь есть. Рошфор, конечно, еще тот сукин сын… Но он один, кто может продлить твое дальнейшее существование. Будешь добра – он поощрит. Станешь обузой – он станет для тебя самым настоящим Дьяволом. «Око за око» – его любимая игра.

Алекса была убита своими мыслями, которые начинали метаться от положительной до худшей стороны Рошфора. Она видела много противоречий, когда он герой в рассказах девушек, а когда заядлая тварь в мужском обличии. Но так же Алекса понимала, что все эти девушки – жертвы ситуации, которым была необходима любая поддержка даже под видом обычного внушения. Они видели своего палача спасителем, потому что были лишены другого выбора. Таким нечего делить, нечего рассказать, кроме как нового приключения в постели. Они даже забывают моменты своей прошлой жизни, просто потому что все плывут в одной лодке уже много лет, думая исключительно об этом глубоком синем море, в котором неизвестно, когда потонут. И чтобы в ней выжить, им, конечно, нужно держаться вместе. Только вот Алекса была в их лодке лишней. Она не могла перестать думать о корабле, который придет по волнам, чтобы ее спасти. Или о спасательном круге, благодаря которому сможет выбраться на сушу. Она просто не могла оставить затею о побеге, даже когда на кону стояла ее жизнь.

***

Прошли три недели. Дни тянулись медленно. Жизнь без окон была лишена красок. Каждые два дня Алекса наблюдала до тошноты обычной ситуацией среди здешних: то уводят Марию, то Ирину. И только она еще была на плаву, благодаря тому охраннику, что сломал ей ребра и разбил голову. Ее не трогали. Даже не приглашали в столовую, а приносили еду прямо в комнату. Ее походы начинались только с комнаты и до туалета, где она всегда была под прицелом охранников. Она больше не просила у них помощи, боясь получить новые побои. Но с другой стороны, она хотела призывать их к насилию, чтобы Рошфор не вздумал ее так быстро продать. Однако, эти черти, что всегда ходили с оружием и в своей серой униформе, даже не прикасались к ней. Не толкали к дверям, когда она могла застыть на месте. Не давали пощечин, когда она просила еще несколько минут на сборы. Они были снисходительны к ней. Но только к ней…

Алекса вспоминала несколько ночей, которые очень плохо спала. Бывало она слышала женские крики и выстрелы, а значит, эти твари не останавливали своих принципов. Они били, может, пытали, а может, и убивали. И только она была в некой безопасности.

Три дня назад, когда Мария вернулась «с работы», Алекса заметила на ее плече синяк.

– Что случилось? – спросила она тогда.

– Нахамила.

Алекса понимала, что язык – враг любого человека. Но разве нельзя быть чуточку понимающими? Ладно она, но Мария, которая всегда выполняет их приказы, даже не может сказать малейшее слово в их адрес. Они просто высасывают всех девушек до дна, лишают их внутренней оболочки, делая из настоящих людей кукол или роботов.

За три недели Алекса видела Рошфора всего два раза. Первый раз он сам к ней пришел в конце первой недели, когда она еще не торопилась вставать с постели. Он зашел в комнату и показал Марии и Ирине одним взглядом, чтобы они оставили его с ней одного. Он подошел к кровати и сел рядом, смотря в светло-серые глаза, которые были готовы метать искры, но набирались смелости лишь на страх, который, как казалось, навсегда в них поселился.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил тогда он.

Алекса опустила пугливые глаза и промолчала, что заставило Рошфора взять ее подбородок своими щупальцами и призвать смотреть исключительно в это чертово море, что бушевало в его взгляде.

– Ты должна со мной говорить, девочка.

Его слова вызывали странные ощущения. Они источали злость, но в то же время не несли плохого контекста. И возможно, Алекса бы хотела произнести хоть слово, но страх сковывал язык, словно когда этот человек рядом, то просто отрезал его ей на время своего нахождения.

– Трясешься… – он усмехнулся, не позволяя ей скрыть от него взгляд и продолжая держать женский подбородок своими пальцами. – Чего же ты сейчас боишься?.. – он задавал вопрос, будто говорил сам с собой, при этом пристально на нее смотря.

В голове Эда летало лишь сравнение. Никто никогда не устраивал ему бойкот. Напротив, все кричали, пытались ударить, оскорбляли, высказывали ему недовольство, жаловались на свою жизнь. А эта девчонка заговорила с ним по-настоящему только один раз, когда при первой встрече молила о помощи. Он знал, что она сейчас молит о ней в немом крике, загоняя себя еще больше в апатию. Ее слезы, которые вошли в порядок вещей, лились горой каждую ночь. Он это знал. Но она не позволяла себе высказаться. Не могла назвать его последней гнидой на земле. Только боролась со своими эмоциями, не выпуская пар. «Мазохистка», – первое слово, что пришло ему на ум. Ей больно, но она будет гордо молчать.

– Своим молчанием ты убьешь себя первее, чем я тебя, – серьезно сказал он ей, чем вызвал новую вспышку дрожи по телу, и просто ушел.

Второй раз они встретились на этой неделе. Алекса вышла из комнаты под взором охранника, чтобы принять душ. Но когда уже все ванные процедуры подошли к окончанию, и она вышла в коридор, то встретилась с Эдом, что стоял возле охранника, ведя с ним беседу. Девушка осеклась, сделав шаг назад, вспоминая день сломанных ребер.

Рошфор заметил, как быстро она отпрянула, и приказал своему человеку уйти. Охранник ушел, но Алекса продолжила стоять на месте, метая взгляд с его глаз до руки, в которой лежал пистолет. Неужели он пришел подарить ей билет в один конец? Эд ухмыльнулся, проследив за ее взглядом, и скрыл свой пистолет под пиджаком.

– Сегодня не твоя казнь. Можешь расслабиться, – он самодовольно улыбнулся и снова задал вопрос, на который она не ответила в прошлый раз: – Как твое самочувствие? Прошли почти три недели. Голова, как я вижу, зажила.

Алекса хотела ответить, что хорошо, но боялась, что Рошфор отправит ее на гибель. А если ответить, что плохо? Что будет? Раскроет ли он ее ложь? Последует ли за вранье какое-то наказание? Она не знала, что говорить, поэтому продолжала делать то, что умела лучше всего: просто молчать.

Эд прикусил щеку, видя, какой путь та выбрала. Она начинала раздражать своим молчанием. Мужчина сделал один шаг к ней, как та сразу же отпрянула назад. Он надвигался на нее, пока она медленно отходила назад. И когда спина Алексы уже соприкоснулась с серой холодной стеной, Эд уже стоял в сантиметре от нее. Он даже почувствовал ее учащенное дыхание. Его ладонь легонько коснулась ее грудной клетки. Рошфор осторожно надавил на нее, как его рука сразу же почувствовала биение сердца девушки. Он следил за ее реакцией и когда убедился, что его касание не вызывает болезненных ощущений, а только страх, тихо проговорил слова, перекрывшие девушке кислород:

– Ты уже в порядке. Значит, можешь приступать к работе.

Алекса судорожно открыла рот, как глаза снова оказались на мокром месте. Она даже не поняла, зачем Рошфор приложил руку к ее груди. А оказалось, он просто проверял ее самочувствие. Она начала трясти головой в знак протеста, но Эд снова не показал ни одного намека на возможную пощаду. Его пустой и безжалостный взгляд был самым большим предательством для «всегда улыбающейся девочки», которая столкнулась с таким убийственным равнодушием от человека впервые в жизни.

– Пожалуйста…

Рошфор смотрел на девушку, которая отрицательно мотала головой и проговаривала слово «пожалуйста». Порой ему казалось, что оно единственное присутствовало в ее лексиконе. Каждый раз, когда она осмеливалась произнести хоть что-то, то этим всегда оказывалась слезная мольба. В этот момент он вспомнил недавние слова Лилит: «Она так же бесхарактерна и добра к чудовищам, как твоя мать». Да, это женщина попала в точку. Она не может постоять за себя даже сейчас, когда он прямо в глаза ей заявляет, что ее тело скоро лишится чести. А вместе с ней пропадет и счастливое будущее, которое она до сих пор рисует себе во «снах».

– Иди в свою комнату.

Алекса сделала первый шаг, а после уже спокойно направилась в свою клетку, где ее поджидали такие же зверушки, как она сама. Идя по коридору, она чувствовала за собой присутствие Рошфора. Он провожал ее, выполняя роль охранника. Только зачем нужен был этот тотальный контроль, когда найти выход из этого лабиринта почти нереально? Даже будучи в этом царстве уже около месяца, девушка до сих пор путалась, не в силах найти дверь «своей» комнаты. Мир, который воссоздал Эд Рошфор – самая настоящая головоломка. Все двери, все коридоры, лампочки, полы… Здесь все одинаковое. Даже нет никаких следов на холодном бетоне, по которым можно было бы ориентироваться. Наверно, Ирина с Марией были правы. Побег отсюда просто невозможен.

Остановившись на новой развилке, Алекса посмотрела по сторонам. Она снова забыла, в какую сторону ей идти.

– Направо, – тихо прошептал Эд, стоя за ее спиной почти впритык.

Алекса чувствовала его дыхание и незаметно сжалась, повернув в сторону своей комнаты. Она дошла до третьей двери слева и взялась за металлическую ручку. Девушка знала, что открыв дверь, обратно она сама выйти уже не сможет. Даже если сильно захочет в туалет, придется звать охрану, чтобы они просто отворили эти гребаные катакомбы. Постепенно она ощущала, как в ее жизнь грядет новая проблема – клаустрофобия. С каждым днем пульс от вида серых бетонных стен учащался. Ее рука отпустила металлическую ручку, и девушка повернулась, смотря в лицо человека, который был зачинщиком всех ее бед. Она впервые решила с ним заговорить:

– Мне безумно тебя жаль, Эд Рошфор… Ты обречен прожить в гордом одиночестве, потому что ни одна нормальная женщина не сможет принять твой шкаф со скелетами и довериться тебе… У тебя никогда не будет детей… Не будет счастья… – Алекса всхлипнула. – Тебя никто не сможет по-настоящему полюбить… И знаешь… я сочувствую тебе намного сильнее, чем горюю за свою собственную жизнь… Ведь у меня хотя бы есть сердце.

Алекса открыла дверь и зашла внутрь, заставив Эда остолбенеть на месте. Она наконец-то сказала ему хоть что-то. Но эти слова были самыми последними в списке того, что он ожидал от нее услышать.

Это было три дня назад. Алекса не надеялась растормошить Рошфора своими словами, но заставить его хоть немного задуматься, она хотела. Может, этот человек сможет пересмотреть свои взгляды хотя бы на свою жизнь, если ему плевать на чужие?

Так она думала до сегодняшнего дня, пока дверь не открылась, и голос охранника не дал о себе знать:

– Номер 118, 64 и 58, – произнес он. – На выход.

Алекса быстро подскочила с кровати, надевая на себя спортивное нижнее белье черного цвета, которое, по словам Ирины, ей принес Рошфор. Поверх белья она надела новый серый комбинезон и вышла вместе с девушками из комнаты. Она не знала, куда ведет их охранник. Но когда они прошли четыре коридора, прежде чем дошли до очередной металлической двери и ту открыли, Алекса успокоилась. Это была обычная столовая, в которой уже сидели несколько девушек. Когда приятный запах еды ударил в нос, ее желудок начал бушевать. Последние дни Алекса очень плохо ела. Еду, что ей приносили в комнату, она попросту отдавала либо Ирине, либо Марии, потому что у самой аппетит напрочь отсутствовал. Однако сейчас она была бы рада заморить червячка в виде какой-нибудь вкусной рыбы.

Пройдя внутрь, ее снова встретил искусственный свет. Простые металлические серые столы, впридачу к которым стояли такие же лавочки. Правда, привинченные к полу. В столовой Алекса первый раз, поэтому когда она зашла, все здешние девушки обратили на нее внимание. Они рассматривали ее, словно оценивая. Она была для них новенькой, которой мысленно все посочувствовали, но при этом разбрасывали свои косые взгляды, будто она пришла отобрать у них что-то важное. Алекса же высматривала рыжие волосы, принадлежащие Ребекки. Но, как назло, ни одной рыжей девушки не было на «рынке» Рошфора.

Ирина взяла Алексу за запястье и потянула к столу, на котором уже стояла еда. Мария шла позади, пытаясь не сталкиваться глазами с другими барышнями. В прошлый раз она наткнулась на проблему в виде глупых дур, которые делили между собой внимание Рошфора. Это было так глупо надеяться, что Эд положит на одну из своих шлюх глаз, что Мария рассмеялась, озвучив им свои мысли. На что две молодые девчонки схватили металлический поднос и огрели ее. Охранник сразу же вмешался. Мария не сильно пострадала. Но теперь старалась обходить стороной этих придурковатых баб, которые верят в сказки, где вербуют не красавиц, а чудовищ.

Они все вместе присели, и Алекса увидела, что на лавочке был выгравирован ее номер.

– Что означают эти номера? – спросила она. – Почему я 118, ты 64, – она показала на Ирину, – а ты 58? – а потом на Марию.

– Просто счет. С прибытием новой девушки, они пишут ее порядковый номер, – ответила Мария, взяв пластмассовую вилку в руки и откусила с нее один кусочек стейка.

Алекса промолчала. Именно так она и думала. Это всего лишь обычный счет. Но было жутко осознавать, что похищены уже больше ста девушек, которых, наверно, никогда не найдут. Алекса постоянно летала в своих фантазиях, пытаясь уберечь себя от слез. Она представляла, что находится дома, а эта еда приготовлена мамой. Что ее «новая комната» – это не клетка, а просто испытание, которое она скоро пройдет и навсегда уйдет с арены. Она постоянно забывала, что была тоже среди этих пропаж. Она не задумывалась, знают ли родители, что она не появилась в университете. Ищут ли они ее. И звонили ли они ей вообще. Она не хотела перемалывать себе кости этими дурацкими думками, потому что с каждым разом они просто лишали ее надежд. Поэтому Алекса выбрала для себя самый простой способ уйти от проблем… Уйти от реальности. Ее грустные мысли, которые давали себе выйти наружу, были только о Ребекке. Вот о ней она не могла заставить себя забыть. И пусть Алекса частенько кормила себя иллюзиями, что Ребекка смогла сбежать или ее просто не похитили, но она продолжала корить себя за легкомыслие, когда та молила покинуть «Мармелад». Только чувство дикой вины за чужую жизнь не давало ей полностью исчезнуть в своем выдуманном мире.