Читать книгу Было смешно… Показания очевидца - - Страница 6

СССР останется в памяти нескольких поколений американцев, да и в странах Западной Европы тоже, империей зла. Думаю, что и изрядная часть населения Советского Союза воспринимала свою страну так же.

И создал эту империю Иосиф Виссарионович Джугашвили (Сталин). Действительно, Союз Советских Социалистических Республик образовался в 1922 году, когда Ленин был уже не у дел и шла беспощадная, бескомпромиссная борьба за власть между Троцким и Сталиным. Последний одолел и начал социалистическое строительство: индустриализацию страны, коллективизацию сельского хозяйства, ликвидацию поголовной неграмотности, необходимую для того, чтобы воспитать нового человека, советского человека, homo sovieticus. И добился в этом деле таких результатов, что они потрясли весь мир.

Казавшийся шуткой прожект Козьмы Пруткова, «о введении единомыслия в России» успешно «претворен в жизнь», как говорили тогда, или полностью «реализован», как сказали бы сейчас.

А как же с инакомыслием? Также как и много веков тому назад, только с фигой за пазухой или в кармане.

Начало 20-х годов. Обыски, реквизиции, конфискации – в общем, экспроприация. Доносы, аресты, высылки, расстрелы.

Где-то в уездном городишке на юге России к единственному в местечке ювелиру (назовем его Гольдман) является четверо мужчин в черных кожаных куртках и таких же черных кожаных фуражках с красной звездой. Чекисты.

– Гражданин Гольдман, у нас имеются сведения, что вы прячете от Советской власти 5 кг золота.

– Ай-яй-яй, товарищи хорошие! Такая солидная организация и не знает, ч го у Гольдмана не 5, а 105 кг золота.

– Предъявите для изъятия!

Гольдман кричит в соседнюю комнату: «Сонечка, золотце мое, за тобой пришли!»

Уже в 20-е годы страна стала покрываться исправительно-трудовыми лагерями, которые опутали ее в 30-е многочисленными метастазами, вошедшими в историю XX века под печально известным названием «Архипелаг Гулаг». Один из первых обитателей этих «райских» островов (Соловецких) академик Д.С.Лихачев оставил интересные свидетельства о жизни в этих местах. Первой волной зэков стали представители эксплуататорских классов: офицерство, царские военспецы, профессора, духовенство, предприниматели. По-интеллигентски сдержанно Лихачев пишет: «Жизнь на Соловках настолько фантастична, что теряется ощущение реальности. Среди настоящих каэров (то есть контрреволюционеров) принято было подчеркивать абсурдность, иллюзорность всей жизни на острове. Анекдоты, хохмы, прозвища сглаживали ужас. Офицер лейб-гвардии конно-гренадерского полка Георгий Михайлович Осоргин на вопрос „Как поживаете?“ отвечал: „А лагерь ком а лагерь“, переиначивая французское выражение „А la guerre comme a la guerre“, что означает „На войне, как на войне“.

Хорошим тоном было воспринимать лагерь как жизнь ненастоящую. Настоящая начнется после возвращения из лагеря. Заключенные образца 1928 года еще уверены, что выйдут. Георгий Михайлович Осоргин за независимость и бодрость духа пользовался особой ненавистью начальства и был расстрелян».

Ошибались первопроходцы Гулага: именно бодрых духом уничтожали в первую очередь. Но потребовалось несколько десятилетий, прежде чем мы узнали о том, что происходило на окраинах сталинской империи. Лишь в 70-е годы появились личные свидетельства первопроходцев и сидельцев: О. Волкова, Н. Мандельштам, А. Солженицына, В. Шаламова, В. Туманова и сотен других.

Шутки в сторону не только в лагерях, но и по другую сторону колючей проволоки. Тот же Д. С. Лихачев, когда его спросили, как он себя почувствовал, выйдя из СЛОНа (Соловецкий лагерь особого назначения), ответил: «Вышел из маленького лагеря, а оказалось, что попал в другой, только очень большой». За шутки, анекдоты и остроты теперь уже не только сажали, но и расстреливали (в зависимости от того насколько удачна и остроумна была шутка или анекдот).

«Веселых», если можно так их назвать, писателей (Ильф и Петров, Зощенко, Олеша, Бабель, Пильняк, Замятин, Булгаков) поставили на место: кого расстреляли, кого «выпустили» за границу, а тех, кому «повезло» просто перестали печатать.

Пресса и радио (телевидения и интернета тогда еще не было и в помине) вовсю формировали единомыслие, коммунистическое единомыслие. С утра до вечера в коммуналках и на улицах из репродукторов неслось: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек… Человек проходит как хозяин необъятной родины своей».

И вот уже на окраинах этой необъятной родины, где-нибудь в степях Казахстана или в пустынях Каракумов, местные акыны запели тоже: «Моя домра – два струна, я хозяин всей страна».

Особенно талантливых, как Джамбул Джабаев, Сулейман Стальский, приглашали в Москву, в Кремль, они выступали на торжественных концертах по случаю очередной годовщины Великого октября со сцены Большого театра и Дома Союзов (Кремлевский дворец съездов построили при Хрущеве в 60-е).

А партийная пресса (другой тогда не было) изощрялась в методах идеологической обработки населения огромной страны с одной только целью – создание человека коммунистического общества: «Советские люди смело смотрят в завтрашний день, потому что они вооружены чувством исторического оптимизма!»

А что же этот самый человек, над мозгами которого так усердно экспериментировали строители социализма? В начале 90-х, когда «перестройка» уже «почила в Бозе», а дикие экономические реформы только начинались, было можно все. Видел я по TV программу, которую вел Никита Михалков и довольно известный советский поэт Виктор Боков (отличный балалаечник!). Так вот он-то и рассказал историю о том, как в 30-е годы его односельчанин (тоже балалаечник) спел частушку:

И, получив 10 лет лагерей, все возмущался: «За что? Я же проводил линию партии на восхваление вождей советского народа!» Чудак, нет бы радоваться, что жив остался. А восхвалять надо было вот как. Уже подрастали мальчики и девочки, которым было в 30-е годы лет по 13–15, и звали их Дипролен (диктатура пролетариата, организованная Лениным), Даздраперма (да здравствует Первое мая), Лендурш (Ленин, Дзержинский, Урицкий, Шаумян), Сталина (ну тут все ясно без расшифровки – Сталин женского пола), Нинель (а это Ленин, прочитанный через зад), Марлен (сокращение от Маркс и Ленин), Красарм (Красная армия), которая «всех сильней».

Мать моей подруги, которую называли Нетта, оказалась по паспорту «Авианеттой», а «Ким» – это не корейское имя и не сокращенное английское Кимболл, а всего-навсего «коммунистический интернационал молодежи». Идеалы революции, которые, как и всякие другие идеалы, не достижимы, в Стране Советов материализовались в конкретных советских людях, строителях коммунизма. Перед детьми с такими именами, как предполагали их глупые родители, открывались большие перспективы. Бедные дети! И родители тоже!

Безобидные частушки про тещу: «Мимо тещиного дома я без шуток не хожу…» (классика жанра) – петь было можно, не посадят, разве что теща ухватом огреет. А вот на производственную тему:

было рискованно – 58 статья, очернение социалистического строя. Поэтому по радио хор им. Пятницкого (солистка Мордасова) бодро и задорно пел: «Возросшие культурные, колхозные потребности!», а в колхозах вечером под гармошку какая-нибудь лихая девка звонко выводила:

Или вот еще из сельской жизни 30-х годов. Один старик решил проверить, любит ли его старуха жена. Ну что мог придумать дед – притворился будто бы умер. Бабка его обмыла, как положено, и стала думать, во чтобы одеть покойника. Единственный приличный костюм жалко – сын еще доносит; ботинки новые тоже пригодятся кому-нибудь из внуков. Одела майку, трусы и тапочки. Положила в гроб, сидит, плачет-причитает: «И зачем же ты меня, родненький, оставил? Куда же ты от меня уходишь?» Дед выскочил из гроба: «На футбол!» Очень любили советские люди футбольные матчи, которые комментировал по радио Вадим Синявский. Имена футболистов: братьев Старостиных, Боброва, Бескова, Хомича – для жителей империи Сталина были намного дороже, чем какой-то там Пеле, Бекхэм или Зидан для современных российских фанатов. Но, тем не менее, притча о ревнивом деде тянула на статью: разве колхозники живут в нищете? Клевета на социалистический строй!

А вот якобы антисемитский анекдот: Рабинович несет домой бутылку с анализом собственной мочи. Его спрашивают: «А что же ты ее в лаборатории не оставил?» – «Говорят, сахар нашли». Лично я антисемитизма (хотя евреи бережливые) в этой истории не вижу, а вот то, что с обеспечением населения сахаром были проблемы – так это видно невооруженным глазом. И если бы рассказчика посадили бы, то срок намотали бы не за антисемитизм, а за клевету на социализм.

Или, например, квартирный вопрос, который и в 30-е годы, и в наше время очень портит москвичей, хотя они все те же. И одесситы тоже. Объявление в Одессе на столбе: «Одинокий мужчина снимет комнату». А дальше диалог квартиросъемщика, заявившегося с женой и кучей детей, с хозяином квартиры:

– Вы же говорили, что одинокий, а у вас вон жена!

– Да, но мне с ней так одиноко!

– А дети?

– Где вы видите детей? Это же не дети, а настоящие сволочи!

Аполитично, зато как точно! За это не сажали. Вообще-то, об анекдотах в 30-е лично мне известно немного: во-первых, я родился в 1940 году, а во-вторых, сами знаете, что это за годы были. Сажали и расстреливали не только за анекдоты, а даже за слово. Все как в Библии: сначала было Слово, потом была статья (как правило, 58-ая), а затем или расстреливали, в лучшем случае – срок, и немалый.

– Ты сколько отсидел?

– 10 лет.

– А за что?

– Да ни за что.

– А вот и врешь: «ни за что» давали 15!

А три-четыре десятилетия спустя, когда в моду вошли всякого рода конкурсы и литературные премии, рассказывали байку: «Объявлен конкурс на лучший политический анекдот. Первая премия – 20 лет; вторая – 15, и две утешительных – по 10 лет каждая».

В марте 1953 года вождь советского народа, отец и учитель, отправился в царство Харона. Народ осиротел. Не верите? Я сам ходил хоронить его, мне было уже 13 лет. Хорошо, что не дошел до Колонного зала Дома Союзов: раздавили бы скорбящие.

Но были и другие: шуты гороховые, злые языки, антисталинисты, «враги советского народа». Они-то и утверждали, что якобы правительство Израиля за то, что Сталин первым признал еврейское государство, предложили нашему правительству захоронить тело вождя там у них, на святой земле. Наши отказались: «У вас там Христос воскрес! Не дай Бог и этот оклемается!»

Но все эти хохмы стали в СССР достоянием гласности лишь десятилетия спустя, после смерти вождя, когда у многих языки развязались, да и то лишь на некоторое время, на время хрущевской «оттепели». А в Европе белая эмиграция, знавшая о прелестях сталинского режима не со слов «друзей советского народа» (Р. Роллана, А. Франса, Л. Фейхтвангера), а по собственному опыту, на своей шкуре, горько веселилась еще в довоенные годы. Политические карикатуры и анекдоты, публиковавшиеся во многих антисоветских газетах и журналах во Франции, Бельгии, Германии, камня на камне не оставляли от советской системы и ее лживых пропагандистских деклараций. Моим современникам, не жившим в то время, конечно же, трудно понять хлесткую иронию политической сатиры того времени, не погрузившись в исторический контекст. Но что делать, если я и сам узнал эти анекдоты лишь в 2012 году, спустя 60 лет после смерти тирана, когда уже в XXI веке, в наши дни, то тут, то там раздаются голоса, славящие Сталина. А вот как «шутили» мои соотечественники в конце 30-х, правда «из-за бугра».

Разговор между чекистами:

– Товарищ Вышинский заявляет, что государство не хочет больше кровопролития. Что это значит? Эволюцию вообще или эволюцию ЦК?

– А почему нет? Мы перестанем стрелять и начнем вешать.

Или вот как обыгрывали дружеский диалог Сталина с наркомом иностранных дел Литвиновым:

Сталин: «Я пообещал свободу, и меня назвали „гением“; я пообещал конституцию, и меня назвали „отцом народов“. Что бы мне еще пообещать?»

Литвинов: «Пообещайте религию. И вас назовут „Богом“».

(Потом все так и случилось.)

А вот и сообщение коминтерновского радио:

«Пролетарии всех стран! Народы России передают вам через меня, что им хорошо живется при советской власти!»

Конечно же, сейчас, через толщу десятилетий, эти шутки звучат несколько архаично. Но тогда это были акты гражданского мужества, за которые сажали в тюрьмы, а за хранение газет с такими «хохмочками» просто расстреливали.

Идут по лесу три мужика, грибы собирают. О чем-то переговариваются.

– Мы же даже фамилий не знаем друг друга.

Один говорит: «Моя фамилия образована от маленького, трусливого, ушастого зверька». Другой говорит: «А моя – от птицы, которая каркает». А третий говорит: «Первая половина моей фамилии образована от того, что нам обещали, а вторая – от того, что мы получили».

Вдруг из-за пенька выходит четвертый и говорит: «Вы, товарищи Зайцев и Воронов, идите дальше, а вы, гражданин Райхер, пройдемте со мной. Моя фамилия Пронин, майор КГБ».

Все, хватит о Сталине.

Страна медленно, не сразу, но стала вползать в «десятилетие» Хрущева. Потребовалось еще несколько лет, чтобы «разобраться» с Берия и прочими антипартийными группировками, а проще говоря, очухаться от сталинского морока и поделить власть. Но что значат каких-то несколько лет в сравнении с многовековой историей России! А в сравнении со среднестатистической продолжительностью человеческой жизни десяток лет – ой, какой большой срок! За это время можно влюбиться, жениться, родить детей, развестись и начать все снова, а можно их провести и за решеткой, где «дольше века длится день».