Читать книгу Михаил. История любви - - Страница 3

После этого происшествия моя жизнь кардинально изменилась. Если раньше я был полон сил и радужных мечтаний, то теперь чувствовал себя параноидально озабоченным стариком. Все мои мысли и надежды были устремлены на то, чтобы разобраться в событиях, связанных со смертью Максимилиана Гогенберга. Для этого нужна была Марго. Только ей известны обстоятельства его трагической гибели.

Я искал её в интернете: шарил по сайтам, отслеживал чаты, взламывал почтовые ящики и засекреченные документы правительств и военных организаций. В моём персональном компьютере вместился целый МИР с его тёмными тайнами и неразгаданными секретами.

Марго могла высветиться где угодно, но, вероятнее всего, там, где бурлила жизнь и делалась политика, формировались глобальные планы и принимались ответственные решения.

Спустя год напряжённых поисков я обнаружил её в Вене. Марго промелькнула в новостных сводках. Она давала интервью по итогам заседания, проходившего в Австрийской штаб-квартире Организации Объединённых Наций.

Сотню раз я прокручивал видео, пытаясь понять, что скрывалось за благовидным обликом, гладенькой речью и благородными целями, которые выдвигала Марго. Она раскручивала тему перенаселения планеты. Выглядела свежо и деловито. Одета в голубой костюм с укороченной юбкой и синие замшевые туфли на высоком каблуке.

Она была очень хороша и смертельно опасна.

У неё имелось слабое место. Этим местом был я – свидетель неудач и просчётов, допущенных при захвате Макса.

Я был сохранён для любви и забавы. Хотя свидетелей обычно уничтожают. Я был жив. И это было ошибкой. Теперь я её достану!

Накинув куртку и захватив ключи от старенького Sedan, я направился в аэропорт. По дороге позвонил знакомым ребятам из спецслужбы, попросил вычислить координаты Марго. Взамен пообещал документик, который добыл накануне, взломав архивы ЦРУ.

Когда самолёт приземлился в Вене, у меня была информация, где и как её найти. Марго проживала в «Palais Coburg Hotel Residenz». Я взял такси, прибыл в отель, занял соседний номер и обустроился у приоткрытой двери. Целый день я наблюдал за коридором и, наконец, дождался, когда появилась Марго.

Лёгкими быстрыми шагами она прошлась по коридору и скрылась в соседнем номере. Я выждал несколько минут и постучался. Не открывая дверь, она спросила:

– Что вам угодно?

Я приосанился, набрал силу в голос и бодро произнёс по-немецки:

– Вам посылка, фрау Марго.

Она замешкалась.

– Оставьте на ресепшене.

Я добродушно усмехнулся, представив, как она борется с любопытством.

– Это щенок. Фрау Марго! Я не могу его оставить на ресепшене.

За дверью наступила тишина. Я улыбался, уверенный в том, что она откроет. Иначе быть не могло. Марго клевала на всё, что могло доставить ей яркие впечатления и неизгладимые ощущения.

Она открыла, и передо мной предстала розовато-лиловая дева. Прекрасная и сочная. И страшно сексапильная, как с картины Модильяни.

– Марго!

Она молчала.

Я занервничал. Размяк, распустился, рассыпался и забормотал невнятно:

– Это… этот самый… Голддаст. Золотистый йоркширский терьер.

Марго смешливо сморщила носик.

– Какая прелесть!

Она подхватила коробку и закружилась по комнате.

– Я назову его Михой. В честь тебя. Не возражаешь?

– Не возражаю, – согласился я и неопределённо пожал плечами. Пусть будет Миха. Тоже кобель.

Марго внешне изменилась. Это была уже не та девчонка, что дралась с гопниками, а взрослая деловая женщина, влиятельная личность, видный политический деятель. Её красота была филигранно ухожена и заключена в дорогую оправу, как того заслуживал редкостной чистоты бриллиант.

Мною охватила конфузность: а я кто такой? Всё тот же помятый службист с есенинский вихрастым чубом.

Марго поставила коробку на пол. Я отодвинул её ногой. Мы стояли друг против друга и молчали. Пока я думал о своём, Марго читала мои мысли. – Ты помнишь Макса?

Марго отвела глаза. Я усилил давление.

– Ты знаешь, от чего умер Макс?

Её лицо сделалось непроницаемым.

– Ты имеешь отношение к смерти Макса?

Она поёжилась.

– Ты убила Макса?

– Нет! Не убивала!

Я поверил. Конечно, поверил. Не мог не поверить, потому что любил. Потому что любовь слепа и доверчива, и наивна, как дитя.

Марго опустилась в кресло и закрыла глаза рукой.

– Макс нужен был живым. Мне поручено было взять и доставить его на корабль. Он сам себя убил. Он нарушил наши планы.

– Как он мог себя убить? В пистолете не было патронов.

– Были. Пять патронов он потратил на то, чтобы разогнать гопников. Один оставил для себя, для своей собственной смерти.

– Зачем он это сделал?

– Не хотел сдаваться.

Я опять поверил. Потому что любил и доверял! Хотел обнять, поцеловать и зарыться лицом в блестящие свекольные волосы.

Марго меня отстранила.

– Подожди минутку. Любимый! Я приму душ и вернусь.

Она ушла, а я остался. На столе лежал телефон. Каждый знает, что телефон нельзя оставлять без присмотра. Марго оставила. Не потому, что она была идиоткой, а потому, что была инопланетянкой. Бесхитростной и наивной.

Чтобы быть наивным, совсем необязательно оставаться ребёнком. Чтобы стать хитрым, совсем не требуется Вселенский разум. Это известно каждому, кто состоит в лидерах по хитрости: будь это армянин, или китаец, или даже индус. Это знает даже русский!

Я сделал только то, что позволяли обстоятельства: взял телефон, прикинул пароль и быстро перебрал варианты, заготовленные заранее. Пароль нашёлся скоро. Он состоял из цифр, составляющих дату нашей встречи.

Умилившись, я сказал: «Прости, любимая!» и вошёл в смартфон. Отсканировал содержимое и слил ребятам в ГРУ. Пусть занимаются: выявляют имена, фамилии и места пребывания инопланетян.

Едва с этим справился, как появилась Марго. Она вышла из ванной умытая и распаренная, сбросила с головы полотенце и тряхнула головой. Мокрые волосы, как множество тёмно-бордовых змей, упали на белоснежный халат.

– Ну, здравствуй, – выдохнул я и развязал пояс.

Вселенная раздвинулась, планета вырвалась из-под ног, и мы влетели в открытый космос. Я – земной парень без лоска, статуса и денег, и она – рабочая лошадка в суровой армии инопланетян.

– Люблю тебя! Люблю!

Я покрывал её лицо поцелуями и не жалился на нежность, не скряжничал в чувствах. Я любил! Моя любовь была неистовой и неугасимой. Вечной и постоянной! Как фундаментальные постоянные мира! Любовь не зависела от пространства и времени, будь мы на Земле или в галактике NGC.

– Я люблю тебя, Марго!

Она кружилась в воздухе и хохотала, и перепевала стихи Брюсова:

– … так, заброшены на землю, к небу всходим мы, любя…. Я люблю тебя и небо, только небо и тебя[3].

Когда настало время расставаться, мы восприняли это как неотвратимое обстоятельство. Думали, что расстаёмся ненадолго. Скоро встретимся. Всегда найдётся причина, чтобы встретиться двум влюблённым.

Марго надела свой голубой костюмчик, влетела в синие туфельки и заторопилась на самолёт.

– Улетаю, милый. Не спрашивай куда. Когда встретимся, не знаю. Жди. Я сама тебя найду.

Забытый щенок покинул коробку, оставленную без присмотра, сделал несколько луж и теперь спал, уткнувшись мордочкой в мои кроссовки. Марго взяла его на руки, поцеловала в лохматую мордочку и посадила к себе в сумку.

– Ты помнишь? Его зовут Михой. В честь тебя.

Я не нашёл слов.

Марго забеспокоилась:

– Ты не рад? Скажи: ты не рад, что в твою честь я назвала собаку?

– Я рад.

Марго широко улыбнулась.

– Значит, гордишься!

Я не знал, что сказать. Горжусь ли я, что в мою честь назвали кобеля? Наверное, горжусь. Хотя нет. Не горжусь. Что за глупость!

Марго помрачнела.

– Ты недоволен. Я это вижу.

Она немного подумала, схватила телефон и стала его осматривать, лихорадочно перелистывая страницы.

– Ты рылся в моём телефоне?

– Нет. Не рылся. Только взглянул на модель.

Марго забеспокоилась ещё больше. Она закрутилась на месте, не понимая, откуда пришла тревога. Ах, милая, милая Марго! Она была совершенно беспомощна перед простой человеческой хитростью. Сверлила меня взглядом, пыталась прочесть мысли, но я держал голову в пустоте и задавал вопросы, чтобы сбить её с толку.

– Зачем вы прилетели на Землю?

Марго поиграла полукружьями бровей.

– Как зачем? Это же очевидно. Мы – Санитары Вселенной. Мы санируем Землю.

От комментариев я воздержался, хотя понимал, что они аннексионисты. Внедряли в людей своё сознание и действовали по своим планам.

Каждая инопланетная особь была запрограммирована на экологию, честность и преданность своему делу. Такие чистые и экологичные, они не понимали мошенничества, приёмов ФСБ и принципов суперменов. Не разбирались в социальном и душевном. Были высокоинформированными простаками, очень вредными своей простой.

Я тоже был простаком, но только до третьего класса. Потом научился сбегать с уроков, прятать сигареты, мочиться в реку и вводить замысловатые пароли на свой персональный комп.

Марго была сложна и в то же время проста, как расшифрованный файл.

– Не лги мне, Миха, – постоянно повторяла она, потому что боялась обмануться.

– Чтоб я сдох, если лгу! – уверенно заверял я, потому что не боялся врать. И она верила. В глазах её блестели слёзы, крупные и чистые, как хрустальный горох.

– Не умирай, Миха! Прошу тебя, не умирай!

Я смущался, но обещал, что никогда не умру. Гладил её по голове, как маленькую девочку, и целовал в лоб.

Потом мы расстались.

Марго выехала из отеля, а я пошёл отсыпаться в двухуровневый люкс. Бабушка, наверное, в гробу перевернулась, если бы узнала, на что я потратил её наследство.

Спал я долго и сладко.

Проснулся, принял душ, поменял сорочку и позвонил родителям. Потом спустился в лаунж-бар и побаловался кальяном. Тамошние богатеи вели себя чрезвычайно деликатно: никто не спросил, почему я в драных джинсах и дешёвых кроссовках и почему я пью коктейль стоимостью в двухнедельный заработок. Им было по фигу. И мне было по фигу. И всем было хорошо.

Когда стемнело, я вышел прогуляться. Прошёлся до церкви святого Франциска, потом свернул на старую улочку и вышел на Stephansplatz, а от неё неспешным шагом добрался до дворца Hofburg.

День закончился. Оживилась ночная жизнь. Вена погрузилась в иллюминацию. Люди скопились в клубах и кабаках и ночных ресторанах.

Я осел в первом попавшемся баре. В интерьере доминировало дерево и хромированная латунь. С потолка свисали горы. Денег у меня было достаточно, чтобы заказать любой, даже самый дорогой коктейль. Я хлопнул себя по ляжке, засунул руку в карман и внутри кармана пересчитал купюры. Достоинство отличить не смог. Это меня огорчило. От выпитого тактильность ослабла. В трезвое время я мог на ощупь отличить доллар от евро, рубль от юаня. А тогда я был пьян. И, наверное, неадекватен, когда достал купюры и стал их сортировать и раскладывать по кучкам: с физиономией Франклина в правую сторону, с фигурой Петра в левую сторону, а по центру – с изображением мостов и ворот.

Мосты и ворота, символизирующие евро, я разложил по цветам: оранжевые, жёлтые и фуксия.

Заглянул в меню. Фуксия подходила к коктейлю «Ritz» из ликера, лимонного сока и коньяка «Ritz Fine Champagne» производства тысяча восемьсот шестьдесят пятого года.

Я заказал «Ritz» стоимостью в одну фуксию.

Бармен мне отказал. Сказал, что коктейль «Ritz» – это реклама. У них такого коктейля нет. Такой есть только в Париже, в баре «Хемингуэй». Ещё есть упоминание в книге рекордов Гиннесса, как самого дорогого коктейля в мире.

Я не дослушал, хлопнул рукой по стойке и, откинув ладонь, показал оранжевую купюру. Бармен разочаровался и предложил водку с вишневым ликёром.

«Что ж, пусть будет водка, – решил я. – Впрочем, водка – это хорошо!»

Повеселев, я указал на свободный столик, мол, поставь туда, а сам вышел в туалет. Мне требовалось освежиться.

Смочив макушку под краном, я вернулся в зал и заинтересовался женщинами. А что ещё делать с водкой на столе и деньгами в кармане! Свободной оказалась только одна. Я ринулся к ней и, не расплескав водки, галантно склонился и вежливо поинтересовался:

– Позвольте присесть?

Девушка вскинула взгляд, и глаза её расширились.

– Могу ли я вас угостить водкой?

Она захлопнула взгляд и перестала грызть трубочку.

– Ах, угостите даму водкой!

Сказала и расцвела, и обрадовалась. Как будто я был не я, а наследный принц.

– Что ещё заказать?

Девушка пожала плечами и сказала, что будет пить и есть всё то же самое, что пил и ел я, пьяный драный оболтус.

Так мы познакомились. Мою собеседницу звали Глафирой. Она была из Тюмени. Выглядела симпатичной, но уж очень блестящей: в обтягивающем глубоком декольте с искромётными стразами.

Водрузив перед ней коктейль и заручившись блистательной улыбкой, я огляделся по сторонам. В кафе произошло шевеление. На сцене появились музыканты в чёрных старофасонных шляпах и зазвучала музыка – добротный рок семидесятых годов.

– … In harmony with the cosmic sea.

True love needs no company…[4]

Глафира закатила глаза.

– Чи-илл!

Я не понял и переспросил. Девушка похлопала ресницами и виновато повторила:

– Чилл. А что? Что-то не так?

В среде подростков «чилл» означал «чилл», то есть «расслабуха». Глафира была молода, но не настолько, чтобы пользоваться подростковым сленгом. И вообще она принадлежала к культуре УПАКОВКИ. А я относил себя к культуре СОДЕРЖАНИЯ и был своим в среде хорошей музыки и проникновенных стихов.

Наверное, я много выпил. Потому что к себе претензий не имел. Все претензии я взвалил на рандомную (случайную) девушку Глафиру. Мне не нравилось её блестящее платье, красные туфли и золотая цепь. Возможно, по отдельности это было хорошо: и девушка, и цепь, и музыка. Но всё вместе было не в тему. Не складывалось, не гармонировало, не привлекало.

Взглянув на часы, я сказал, что мне пора. Извинился и, распрощавшись, ушёл. Я был пьян, но не настолько, чтобы окружать себя глафирами. Павлиньи хвосты, накаченные губы и музыкальная глухота – это не для меня.

Испортилось настроение. И город больше не радовал. Мне захотелось домой. В Москву. К родителям на кухню. Опять взглянул на часы. До вылета оставалось двенадцать часов.

Вернувшись в отель, я заметил, что дверь в соседний номер открыта. Заглянув внутрь, обнаружил Марго. Подумал, что она вернулась из-за меня, и обрадовался.

Марго спала в кресле. Я упал на колени и стал целовать внутреннюю часть бёдер, и поднимал поцелуи всё выше и выше, как вдруг она всхлипнула. Мне было жаль её будить, но до вылета самолёта оставалось совсем немного времени, и я решился – тронул её за руку.

– Марго!

Она не просыпалась.

Я потрепал её по щеке. Никакого ответа. Я забеспокоился. Сон был таким крепким и глубоким, каким не бывает здоровый сон.

– Проснись! Марго! Проснись!

После основательной трёпки она, наконец, проснулась. Открыла глаза, и я увидел, что они пусты и бессмысленны.

– Где я? – сонным голосом произнесла она.

– Ты здесь. В отеле. В своём номере.

Она не поверила. Забилась в угол и подтянула под себя ноги.

– Вы кто?

Я протянул к ней руки.

– Не трогайте меня!

– Что с тобой? Дорогая! Ты меня узнаешь? Это я, Миха!

Округлив глаза от страха, она замахала руками и закричала:

– Уйдите! Я вас не знаю! Охрана! Охрана!

Я остервенело почесал затылок: Марго меня не узнавала. Возможно, из-за нервного расстройства. В таком случае её следовало успокоить. Я сел поодаль, сложил руки на коленях и ровным голосом произнёс:

– Я не причиню тебе вреда. Я твой друг. Ты находишься в безопасности. В отеле «Palais Coburg Hotel Residenz».

Девушка помотала головой и сжалась в маленький комочек нервов.

– Мама! Мама! Доктор Вагнер!

Ошарашенный догадкой, я отступил назад. Это была не Марго! Не та женщина, которую несколько часов назад я проводил в аэропорт. Не то выражение глаз, не та мимика, не те движения рук. Вся сущность не та. Это не Марго!

Это девочка с фотографии, которую я видел в доме, где погиб Макс. Девчонка из Подмосковья, телом которой воспользовалась инопланетянка, а потом вернула. И вот она сидит передо мной.

– Хочу к маме!

Она попыталась встать, но у неё ничего не получилось. Она плохо владела телом. Наверное, ещё не упрочились связи головного и спинного мозга. Мысли её путались. Память страдала пробелами.

Я решил подыграть, чтобы как-то успокоить девчонку.

– Ты долго спала. Наверное, многое забылось. Расскажи, что запомнилось последним?

– Помню доктора Вагнера.

– Это было в клинике?

– Да.

– Как называется клиника?

– Венская клиника. Генетическая.

– Понятно, – я протянул стакан воды. – Выпей и успокойся. Я тебе дам телефон. Ты позвонишь маме. Родители беспокоятся. Они давно тебя потеряли.

– Не понимаю.

– Ты проспала целый год.

– Я была в коме?

– Точно не знаю. Все претензии к клинике.

– А вы кто?

– Просто человек.

– Вы из полиции?

– Нет. Я живу в соседнем номере. Завтра вылетаю в Москву.

Девчонка всхлипнула.

– Хочу домой.

– Скоро будешь дома. Доверься мне. Я ничего плохого тебе не сделаю. Просто побуду с тобой, пока тебя не заберут родители.

Она взяла мой телефон и позвонила домой. Не буду описывать, как обрадовались родители, когда нашлась потерянная дочь.

Я налил себе коньяку, расположился в кресле и задумался: инопланетянка вернула тело хозяйке. Теперь пребывает в состоянии плазмы. Придётся подождать, пока она получит новое тело.

Я вздохнул и взглянул на девочку. Движения были резкими, взгляд поверхностным, черты лица размытыми. Не хватало чувственности и страсти, желания жить и любить и жадно познавать мир. Недоставало интеллекта, цельности характера, внутренней просветлённости и уверенности в себе. Ну какая же это Марго!

Марго обладала сложным сознанием, которое воспринималось как катастрофа, как неистовый оргазм, как пульсирующая боль.

Эта девочка совсем не Марго. Она слишком проста, чтобы быть Марго. Она напоминала недозрелый плод, который не способен дозреть. В ней не было эротики! В ней сидел позыв к полной импотенции и грустному сексуальному разочарованию.

Девочка вернула телефон и рассказала, какой переполох произвела в родительском доме. Её считали без вести пропавшей. А тут такое счастье: нашлась и скоро будет дома!

Я позвонил в полицию и, дождавшись полисмена, передал ему девочку. И с чистой совестью пошёл отсыпаться.

Следующим утром мы вместе с Марго вылетели в Москву. В аэропорту нас встречали её родители. Долго благодарили меня, как будто я был героем: пришёл, увидел и разбудил принцессу. Не хотели отпускать. Пригласили на ужин. Я согласился. Поехал в тот дом, где хранилась память о моём лучшем друге и моей дражайшей возлюбленной.

Переступив порог, я убедился, что всё осталось по-прежнему: картины, книги, мебель, фотографии. Не было Макса. И не было Марго.

Когда остался один, опустился на пол и провёл рукой по паркету: ровный и чистый. От пятен крови не осталось и следа.

В дверях появилась Марго.

– Ты что-то потерял?

– Нет. Ничего.

Я встал и отряхнул руки. Взял бокал вина, сделал глоток и опустился в кресло. Марго примостилась на подлокотнике и быстро сползла ко мне на колени. Я знал каждую клеточку, каждый изгиб этого тела…. Но! Нет! Это не моя Марго!

Сместив девушку с колен, я предложил ей расположиться в кресле. Она обиделась, как подросток в пубертатном кризисе, и стала задираться.

– Полиции всё известно. Ты меня трахал!

Растерявшись перед двуликой правдой, я попытался оправдаться.

– Это не то, что ты думаешь.

– А что тут думать? Ты провёл ночь в моём номере. Ты трахал меня, пока я спала.

– Нет. Погоди. Я сейчас всё объясню.

– Не надо ничего объяснять! Ты зашёл ко мне вечером, а вышел утром. В отеле есть видео. Всё зафиксировано. Не отпирайся! Ты трахал меня всю ночь!

Я поморщился от хамоватой прямолинейности. Оправдаться было невозможно. Оставаться не имело смысла. Я встал, чтобы уйти.

– Постой, не уходи! – она схватила меня за руку. – Родители готовят ужин.

– Извинюсь перед ними.

– Нет, подожди.

– Не задерживай меня. Мне нужно идти.

– Да пошёл ты! Тоже мне, принц! Всю ночь не слазил со Спящей красавицы, а теперь говорит, что ничего не было!

Разочарованный и опустошённый, я вернулся домой и зажил прежней жизнью. Я ждал встречи с Марго. Постоянно думал о ней. Тосковал. Надеялся на весточку или письмецо.

Но вестей от Марго не было.