Читать книгу Из века в век - - Страница 2

– Что там у тебя с географией? – требовательно спросил отец, раздраженно глядя на меня с высоты своего двухметрового роста.

– Принеси дневник.

Я в это время пристраивался на ковре у ног Стояна. Пришлось вставать и плестись к себе в комнату, показывая всем своим видом, что подобное действие совершенно лишено здравого смысла.

Дознание велось в кабинете. Дневник просматривался страница за страницей с начала четверти, как редкий архивный документ. Наконец отец оторвался от его листов, на которых жирными красными вопросительными знаками обозначались пропуски записей домашних заданий. В предчувствии неприятных выводов я скосил глаза в сторону открытых дверей и увидал беспечного доктора Дагмарова, который в ожидании хоккейного матча разыгрывал немыслимые комбинации на кнопках телевизионного пульта.

– Это можно как-нибудь разумно объяснить? – спросил отец с интонацией, близкой скорее к изумлению, чем гневу.

Я мысленно представил, как среди весьма приличных отметок с назойливым постоянством повторяются двойки по географии, которые сопровождает странный иероглиф учительской подписи, из-за которого нашу училку зовут Аш-хлор.

Двойки были числителем, а знаменателем – записи внизу страниц. Географичка писала ручкой с зеленым стержнем, паста размазывалась, и мне казалось, что Соляная Кислота оставляет на бумаге пятна своей ядовитой крови.

– "Рисовал безобразные рожи в учебнике", – читал вслух отец. – "Отвлекал учеников глупыми вопросами". "Забрался на стол и прыгал на нем в позе лягушки?!!" " Менялся обувью с соседкой по парте…"

Тут отец остановился и спросил меня с неподдельным изумлением:

– Ты что, надевал женские туфли?!!

Вопрос его был так неожиданно наивен, что я не удержался, всхлипнул от душившего меня смеха и сразу же пожалел об этом. Теперь я точно знаю, что значит выражение "его глаза метали молнии".

– Да у нее не туфли были, а кроссовки. Они ей жали. Но мои тоже не подошли.

Мне показалось, что у отца вырвался вздох облегчения.

"Ясно, – подумал я.– Испугался за мою сексуальную ориентацию".

К счастью, из-за этой дурацкой записи все окончилось почти благополучно. Успокоенный отец продолжил уже почти благодушно:

– Так за что же такая нелюбовь к географии?

– Из-за Соляной Кислоты! Я еще летом весь учебник прочитал, а она меня не спрашивает и отметки ставит за поведение.

– Все! Прекрати! Что еще за Соляная Кислота! Чтобы я не видел подобных записей! Не хватало еще, чтобы мне на работу звонили по поводу каких-то там туфель или этого как там…

Отец перевернул страницу.

– "Смотрел на девочек в трубочку из бумаги"! Скучно ему! Географ великий! Прочитал учебник за седьмой класс и все на свете узнал. Я понимаю, если бы ты тайну Розетского камня разгадал, а тебя заставили обычный алфавит осваивать. Уверен, ты даже пролив Лаперуза на карте не найдешь.

Я изобразил на лице возмущение скромного, незаслуженно обиженного отличника, втайне надеясь, что папа не заставит меня искать этот самый пролив. В общем, дело окончилось отлучением меня от телевизора до тех пор, пока из дневника не исчезнут двойки и обвинительные записи.

Два дня я терпеливо ждал помощи Стояна. На третий стал волноваться, а на четвертый мне забрезжил лучик надежды. И все потому, что по ящику начали транслировать хоккейный чемпионат. В такие дни доктор Дагмаров после дежурства мчится к нам и проводит вечер на уже навечно закрепленном за ним диване перед теликом.

Но ему неуютно "болеть" в одиночестве. Отец демонстративно заявляет, что лично он свое "отболел" еще в семидесятых. Он из поколения Третьяка и считает, что хоккей выродился. Вместо коллективной игры превратился в холуйскую суету вокруг звезд. Огибая вечером телевизор с чашечкой кофе в руке, он всегда ворчит, глядя на нашу "сладкую парочку": " Опять весь вечер на арене Агра-Амонти".

Стояну не только хочется иметь рядом с собой единомышленника, с которым одно удовольствие синхронно орать и топать ногами. Ему еще необходимо при этом кого-то трясти и тормошить. На эту роль идеально подошел бы какой-нибудь покладистый ньюфаундленд, московская сторожевая или, на худой конец, престарелый эрдель. Однако, за неимением домашнего животного доктор Дагмаров снисходит до меня.

Итак, на четвертый день "по суду пана Мещерского" (это выражение Стояна) в дверях моей комнаты появился долгожданный хоккейный фанат и, взявшись за косяк, застыл в позе архитектурного Атланта.

– Послушай, двоечник, эта твоя географичка… ну, в общем, сколько ей лет?

Я воззрился на Стояна с изумлением. Откровенно говоря, никогда не думал, что у такого существа, как Аш-хлор, может быть возраст.

– Старая она или молодая? – торопил меня доктор Дагмаров.

– Не знаю… Но не молодая. Это точно.

– Ясно. А кто для тебя молодой?

Глубоко задумавшись, я запустил пятерню в волосы надо лбом, что осуждалось отцом, ибо, по его словам, превращало меня в подобие австралийского аборигена.

– Студентки твои из училища. Раечка с третьего этажа…

– Понятно. Значит, не очень молодая – это как я, а старая – как Роман.

Я пожал плечами и тактично потупил глаза.

– Кроме того, что двоечник, еще и нахал невоспитанный. Так она как я или как отец?

– Как ты, наверное.

– Ладно. Как зовут?

– Наталья Семеновна Слоним.

– В школе каждый день?

– Не знаю. В седьмом "Б" у нее по пятницам шестой урок.

Пятница была завтра, и я надеялся, что Стоян попытается сразу же схватить быка за рога, точнее – географичку за горло. Так и случилось.

После шестого урока мы с Борькой задержались в классе. Его брат из второго "А" притащил нам одну из развивающих игр, которые раздают малькам на переменах, чтобы они не мотались по коридорам у всех под ногами.

Мы ломали над ней голову весь последний урок, но так и не смогли сложить фигуры в нужном порядке. Очень не хотелось позориться, но пришлось. Плюнув с досады на собственный рюкзак, Боб возвратил коробку со злополучной игрой нагло улыбающемуся щербатому Илюшке. Тут я и заметил, что девчонки, только что собравшиеся разбегаться по домам, опять влетели в класс, перешептываясь и хихикая. Столпившись у дверей, эти гусыни стали высовывать шеи в коридор с таким видом, как будто там разыгрывал свои мистерии Дэвид Копперфилд.

Пока я запихивал в рюкзак все, что валялась на и под столом, Борька растолкал девиц и сам выглянул в коридор.

Вернулся он с ошарашенным видом, сделал страшные глаза и шепнул мне на ухо: "Юлик, там твой дядька!"

Теперь мне стало ясно, отчего безумствуют наши девчонки.

Стоян – это покруче их любимого Ди-Каприо. Стоян – это мачо в косухе ста восьмидесяти пяти сантиметров роста, с раздвоенным подбородком и пылающим взглядом черных глаз. Полное его имя – Стоян Борисович Дагмаров. Отец говорит, что в Болгарии все мужчины красавцы, но Раечка с третьего этажа считает, что и среди них Стойко – первый.

Вечером, отбарабанив свое задание по музыке и наскоро выучив уроки, я слонялся по квартире, не зная, чем себя занять в ожидании "названного дядьки". Он пришел почти одновременно с отцом и вел себя как настоящий иезуит. За ужином пикировался с отцом и даже не смотрел в мою сторону.

Тогда я пошел в свою комнату, улегся на медвежью шкуру возле кровати и затаился, как питон в ожидании добычи. Наконец папа удалился к себе в кабинет, и Стоян явился ко мне для переговоров.

– Послушай, старик, я все уладил, но… придется выполнить некоторые условия. Гм… И тебе, и… мне.

Я сел на шкуре, как шаман в чуме, и вопросительно уставился на Стояна.

– Ну, мне пришлось пообещать твоей Наталье Скорпионовне, что раз в неделю ты будешь делать на уроке короткие сообщения.

– Что-о?!! – я просто взвился с пола.

Стоян вытянул руки с выставленными перед собой ладонями и плюхнулся в кресло.

– Погоди. Я не все сказал. Во-первых, сообщения короткие, минут на пять. Во-вторых, ты выбираешь тему сам. В-третьих, я тебе приволок целый чемодан журналов "Вокруг света".

– Ну а ты, ты? – спросил я, задыхаясь от негодования. – Ты что пообещал для нее сделать?

– Я? Я обещал регулярно приходить в школу и узнавать, как у тебя дела.

Он сделал паузу, поставил локти на колени и уткнулся лицом в ладони. Потом поднял свою коротко остриженную иссиня-черную голову и, наморщив лоб, умоляюще посмотрел на меня.

– Ты думаешь, мне будет легче?

Я безмолвно рухнул у его ног, и мы долго молчали, объединенные общей печалью.

Впрочем, все окончилось не так плохо, как начиналось.

Я с удовольствием перечитал все журнальные подшивки, сделал пару сообщений, а Соляная Кислота поставила мне за них пятерки. Потом она заболела, а четверть окончилась. В конце концов, после долгих каникул я превратился в обыкновенного ученика. Почитывал на уроках "Молоток", списывал сам и давал списывать другим, но географичка смотрела на это сквозь пальцы.

Что же касается доктора Дагмарова, то, сделав над собой героическое усилие, он еще раза два пришел в школу, переполошив весь наш курятник и оставив романтическую память в сердце Натальи Семеновны, которой оказалось от роду двадцать шесть лет и три месяца.

Зато мы оба вдоволь наорались и настучались ногами, сидя перед ящиком, каждый раз доводя отца до приступа мигрени. Впрочем, отдавая дань его благородству, нужно сказать, что он не навязывал нам своей симпатии к "Детройту" и стоически ждал окончания чемпионата.