Читать книгу Профессия: разгадывать криминальные тайны. Том 2 - - Страница 3

Массивная старая дверь кабинета негромко скрипнула, заставив умолкнуть Горового на полуслове.

В дверном проёме появилась белокурая шевелюра Александра Иванова.

– Алексей Петрович, прошу извинить, что помешал работе! Но начальник отдела попросил напомнить коллективу: сегодня по графику наша очередь для получения форменного обмундирования.

– Спасибо! Я не забыл, – приподнялся со стула Горовой. – Вот освобожусь и непременно навещу отдел материально-технического обеспечения.

Через минуту после ухода Иванова очная ставка продолжилась.

Горовой повернулся к потерпевшей:

– Подтверждаете ли вы показания следователя Позднякова?

– Нет, не подтверждаю, – покачала головой женщина. – Он приглашал меня в Октябрьский

РОВД дважды, было это в летний период. А потом вся его работа заглохла… Я категорически настаиваю, что протокол моего допроса, датированный одиннадцатым октября, следователь состряпал без моего участия. Подписи в протоколе не мои. Я не такая глупая, чтобы соглашаться на прекращение дела об ограблении, как это записано у Позднякова. Разве мне кто-то вернул сумочку и деньги?.. Назначьте экспертизу по подписям, и вы убедитесь в моей правоте… Этот человек либо подыгрывает ограбившему меня бандиту, либо просто обленился до такой степени, что не хочет выполнять свою работу…

– Что скажете, Поздняков?

– Вряд ли вам удастся доказать подделку мной протокола и выполнение подписей в нём от имени потерпевшей. Я не имею склонности к совершению подобных вещей.

– Если подписи сфабрикованы кем-то из ваших друзей, а я этого не исключаю, то вам легче от этого не станет. Следственные действия по делу о грабеже могли выполнять вы и только вы…

Через час, когда очная ставка завершилась, Алексей Петрович отметил повестки её участникам, проводил их до выхода. Потом запер кабинет, прошёл в противоположный конец первого этажа и по отвесным бетонным ступеням спустился в подвал, где в одном из закоулков располагался материальный склад.

Здесь его ждал отрез синего сукна для пошива форменного костюма, пара голубых сорочек, несколько комплектов серебристых погон для кителя и сорочек, в небольшой картонной коробочке лежали эмблемы и звёзды, большие золотистые пуговицы с изображением серпасто-молоткастого герба несуществующего уже Союза ССР (Россия ещё не имела официальных государственных символов).

– Не обессудьте, что выдаём лишь малую часть от причитающегося вам по норме, – развёл руками заведующий складом. – Всё это из старых московских запасов, обуви в этот раз совсем не поступало. Думаю, в ближайшие годы и того не будет.

– Вы знаете, я из следователей и в форменный мундир облачаюсь не часто. Так что, проблемы с недопоставками обмундирования переживу. Главное, чтоб зарплата выдавалась вовремя.

Со свертками в руках Горовой вернулся к своему кабинету. Слегка замешкался, отпирая дверной замок.

– Здравствуйте, Алексей Петрович! – послышался из-за спины легко узнаваемый голос начальника отдела по надзору за следствием и дознанием в органах МВД Куликова. – А я к вам.

– Рад видеть вас, Владимир Алексеевич! – ответил следователь, распахивая дверь. – Проходите!

– Тут такое дело, – начал Куликов, когда они присели у стола. – В конце прошлого года в прокуратуре Ленинского района проводилась комплексная проверка. В ней участвовал мой заместитель. Комиссия облпрокуратуры в числе прочего изучала отказные материалы, выясняя, насколько обоснованные решения «ленинцы» принимают по результатам рассмотрения сообщений о совершённом криминале. В поле зрения проверяющих попал материал по заявлению гражданина Епифанова, требовавшего привлечь к ответственности трёх сотрудников госавтоинспекции за необоснованное, по его мнению, применение к нему физической силы и специальных средств – резиновых палок. Следователь Ленинской прокуратуры Устинов, работавший по заявлению, пришёл к выводу о том, что работники ГАИ действовали в рамках закона, в их действиях не усматривается состава какого-либо преступления, и вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. А комиссия облпрокуратуры по тем же материалам сделала иные выводы, не соглашаясь с решением следователя, и в своём акте рекомендовала прокурору района организовать дополнительную проверку заявления Епифанова. …Прошло некоторое время. Областная прокуратура в порядке контроля за устранением нарушений, отмеченных в акте проверки, выяснила, что по заявлению Епифанова вновь отказано в возбуждении дела. Мой заместитель запросил материалы, отменил отказное постановление и самостоятельно возбудил уголовное дело по признакам превышения должностных полномочий сотрудниками госавтоинспекции. Возбужденное дело было направлено для расследования в прокуратуру Ленинского района. …Вчера я узнал, что районный следователь Полоскун, принявший уголовное дело к производству, не стал особо утруждать себя, в течение трёх-пяти дней выполнил для видимости несколько следственных действий и прекратил дело.

– А от меня вы чего хотите? Прокурор области никогда не поручит подобную мелочовку нашему подразделению.

– Не сочтите мои слова чересчур пафосными, но ведь наше ведомство для того и существует, чтобы защищать людей от произвола. А только глядя на наших коллег, настойчиво и демонстративно «хоронящих» это дело, видя все их формальные отписки вместо необходимых мотивированных решений, начинаешь склоняться к мысли, что они забыли о своём предназначении. А люди, небось, думают, что у Ленинской прокуратуры имеется собственный интерес в этой истории…

– М-да…

– Мы с вами, Алексей Петрович, редко пересекаемся в служебных делах, но я много наслышан о вашей настойчивости и дотошности, о наступательном стиле при ведении расследований. Пришёл попросить вас взяться за расследование этого дела. Какую бы позицию вы по нему ни заняли, я отнесусь к вашему решению с уважением. И успокоюсь… с убеждением, что всё сделано по максимуму.

– Спасибо за добрые слова. Работаю, как умею. Надеюсь, вы не думаете, что у меня в данный момент в работе расслабуха, нагрузка маленькая, и я, если вдруг случится заниматься сотрудниками ГАИ, проведу расследование быстро, на раз-два?.. В вашей истории упущено время, восстанавливать детали придётся с большими трудностями… А нагрузка у меня не слабее, чем у других наших ребят. Три сложных дела! Но, если честно, мне уже интересно взглянуть на ваше дело и узнать, что же там случилось с человеком по фамилии Епифанов. Кстати, я бы нынче охотно взялся за любую работу, которую надо выполнять в городе. У меня жена беременна, и вечерами хочется быть дома, рядом с ней, а не на выезде.

– Как я понимаю, вы даёте своё принципиальное согласие. Верно?

– Вы правильно меня поняли! Я сумею перекроить, перепланировать своё рабочее время так, чтобы его хватило и для властителей дорог.

– Тогда я отправляюсь к руководству. У меня найдутся аргументы для решения вопроса о передаче дела вам. Его материалы я уже запросил в Ленинской прокуратуре. Не сегодня, так завтра дело будет здесь.

Прошёл день, за ним второй.

Алексей Горовой был вызван руководителем следственной части Ликутиным.

– Прими в работу, – сказал тот, протягивая следователю тонкую папку с документами. – Начальник следственного управления говорит, что тебе известно, о чём идёт речь.

На лицевой стороне папки Алексей прочёл короткую надпись, выполненную тёмно-синим фломастером: «Уголовное дело №40081. Начато 12 января 1992 года. Часть 2 статьи 171 УК РСФСР».

– Я всё понял, ничего объяснять не требуется, – согласно кивнул он.

– А вот мне требуется! Почему я не в курсе событий? У меня в отделе сотрудники начали самостоятельно распределять между собой нагрузку? – укоризненно взглянул Ликутин на подчинённого.

– Не далее чем во вторник ко мне пришёл Владимир Алексеевич Куликов и рассказал, что его заместитель возбудил дело в отношении работников ГАИ по факту превышения власти, а Ленинская прокуратура, на чьей территории произошли события, не хочет его расследовать. Вернее, не желает работать по нему так, как это должно. Просил меня принять дело к производству. Бегать от работы – это не по мне, и я согласился, пообещав, что сразу же приступлю к расследованию, как только поступит соответствующее официальное распоряжение руководства о передаче дела мне.

– Ох, какие мы! Нам хлеба не надо, нам работу давай!

– Я поставил себя на место Куликова. Это ж вовсе не дело, когда наши коллеги из района пренебрежительно отмахиваются от руководителей надзорного отдела, как от назойливых мух…

– Нарушишь сроки следствия по другим своим делам, спрошу без всякого снисхождения!

– Да это понятно! – сказал Горовой, направляясь к двери.

Весь день он был занят текущей работой. Полученную от Ликутина папку раскрыл только вечером.

К картонной корке прочной ниткой была подшита стопка бумаг, в которой машинописные документы чередовались с рукописными. Не подшитым было лишь постановление о передаче дела в следственную часть, имевшее в верхнем углу резолюцию заместителя прокурора области: «Тов. Горовой А. П., проведите расследование в соответствии с требованиями УПК».

Епифанов Валерий показал о происшедших событиях следующее:

– 31 июля, в субботу, мы с женой и двумя соседями – Германом Стригиным и Игорем Ненашевым в первом часу ночи поехали на «Жигулях» к себе на дачу, в район Научного Городка. В городе после дневной жары стояла жуткая духота, мы планировали остаться в садоводстве ночевать, но прежде мечтали искупаться в озере. Я управлял машиной, жена Вероника сидела рядом, соседи – на заднем пассажирском сидении. Автомашина принадлежала Стригину, но хозяин попросил меня сесть за руль, так как они с Ненашевым были немного выпивши. Я предварительно взял дома водительское удостоверение… Ехал со скоростью не более сорока пяти километров в час, не спешил, поскольку управлял чужой машиной в ночное время, а дорога была сильно разбита.

Едва мы проследовали мимо мясокомбината и выехали за город, справа на обочине из-за кустов появился человек, который взмахнул рукой, предлагая остановиться. Я, не останавливаясь, продолжал движение. Жена сообщила, что махнувший рукой мужчина был в форме сотрудника милиции, только без фуражки, галстука и полосатого жезла. И добавила: «Хорошо, что не остановился. Ещё неизвестно, кто это был. По телевизору в новостях регулярно сообщают, как бандиты, переодетые в милицейскую форму, нападают на людей».

Вскоре сзади замаячила автомашина с дальним светом, у садоводства «Дизель» она включила «мигалку». Стало ясно, что это преследует милиция в связи с невыполнением требования об остановке. Я принял вправо и нажал на тормоз. Слева и чуть впереди остановилась автомашина «ВАЗ-21013» в милицейской раскраске, из которой выскочили три здоровенных парня в милицейской форменной одежде – старший лейтенант, лейтенант и сержант – и подбежали ко мне. Молча, не представляясь и не высказывая каких-либо претензий, старший лейтенант схватил меня за ворот рубашки, подтянул к окошку и ударил кулаком по голове, а потом потащил из машины, прямо через окно. «Что это ещё за хамство?» – возмутилась жена. «Замолчи, шлюха!» – ответил он и прибавил нецензурную брань. В меня вцепился второй офицер. Они резко распахнули водительскую дверцу, и я вывалился на дорогу. Схватив меня под руки, офицеры волоком утащили меня в неосвещенное место, на пятнадцать-двадцать метров от машины в направлении города. Сержант, держа в руке пистолет, сопровождал их. Офицеры волокли меня спиной вперёд. При этом они взяли в руки резиновые дубинки, которыми принялись «охаживать» меня по спине. Ворот рубашки был порван сразу, при волочении спортивные брюки сползли вниз, а трусы от трения о дорожное покрытие порвались. Оставив меня, сидящего на земле, с сержантом, офицеры ушли к машинам. Сержант, сжав пальцами мою шею, некоторое время удерживал меня на месте. Он тоже меня не жаловал: пнул по пояснице, ударил рукой по затылку. Потом он сгибом левой руки обхватил меня удушающим приёмом за горло, завернул правую руку за спину и привёл к машинам. «А он ведь абсолютно трезвый!» – сказал офицерам сержант таким тоном, как будто нетрезвого водителя можно было на их месте избивать беспричинно.

От меня потребовали подуть в специальный мешочек, я подчинился. Реактив показал, что я трезв. Этим обстоятельством работники ГАИ были сильно озадачены. Они долго не знали, что делать дальше. Жена рассказала, что в моё отсутствие Стригину тоже досталось: старший лейтенант бил его дубинкой и брызгал в лицо слезоточивый газ из баллончика. Затем по рации была вызвана ещё одна машина. В подъехавшем «УАЗе» за рулём находился милиционер в форме, в салоне сидели несколько мужчин в гражданской одежде и женщина. Нас с женой и Стригина с Ненашевым в милицейском сопровождении повезли в Ленинский РОВД, где был составлен протокол о том, что я не исполнил требование сотрудника ГАИ об остановке. Здесь я узнал, что фамилия старшего лейтенанта – Ратманов, лейтенанта – Довгалев, сержанта – Зенков. Сотрудники ГАИ писали ещё какие-то бумаги. Потом нас отпустили. Места ушибов нещадно болели, и мы со Стригиным обратились за медицинской помощью в ближайший травмпункт.

Прошёл день, и меня вызвали в суд. Оказалось, что работники ГАИ оформили фиктивные документы, будто бы я и Стригин оказывали им сопротивление. Суд предоставил возможность высказаться, и я постарался объяснить, как сотрудники милиции по-хулигански, без объяснения причин напали на меня и нанесли жёсткие побои, а помимо того оскорбительно вели себя по отношению к моей жене, избили и обрызгали слезоточивым газом Стригина. Но суд поверил утверждениям представителей госавтоинспеции и наказал нас денежными штрафами.

Горовой продолжал изучать материалы уголовного дела.

Доводы Епифанова касательно нанесённых побоев подтверждались приобщённой к делу медицинской справкой клинической больницы Моторного завода. Из неё следовало, что в 3 часа 40 минут 31 июля 1991 года Епифанов обращался в травмпункт больницы за медицинской помощью. При осмотре у него были обнаружены пять полосовидных кровоподтёков в области спины с переходом на шею, кровоподтёк неправильной формы в поясничной области.

Сведения об отдельных моментах происшедших событий, которые не мог видеть Епифанов, были получены при допросе Стригина Германа:

– Когда работники милиции потащили Епифанова в темноту, избивая дубинками, я выбрался из салона. В это время к нашей машине сзади подошёл старший лейтенант. Стал ему объяснять, что я – хозяин автомобиля, документы у нас в порядке, водитель трезв. Офицер слушать меня не стал, вместо этого дважды ударил дубинкой по спине, потом брызнул в лицо «Черёмухой» из баллончика. Глаза обожгло, мне стало дурно, я свалился в кювет.

На имя Стригина Германа в деле также имелась медицинская справка клинической больницы Моторного завода. Врач травмпункта, осмотревший Стригина в 4 часа 05 минут 31 июля 1991 года, обнаружил у него два полосовидных кровоподтёка в правой поясничной области с наличием осаднений у правых концов кровоподтёков и на фоне их.

Показания супругов Епифановых, Стригина и Ненашева были последовательны и совпадали между собой. Они вызывали доверие.

Все три сотрудника ГАИ в своих показаниях применение физической силы и спецсредств к Епифанову объясняли тем, что водитель оказывал им сопротивление и пытался скрыться. Делать какие-либо выводы, даже предварительные, было слишком рано. Но каждый из них описывал происшедшие события по-разному, а это вызывало большие сомнения в правдивости слов представителей власти.

Ратманов показал:

– Я прохожу службу в должности командира пятого взвода в отдельном батальоне дорожно-патрульной службы (ОБДПС) ГАИ областного УВД. Прошедшим летом я занимал должность старшего инспектора ДПС и временно исполнял обязанности командира взвода. В ночь на 31 июля наш взвод осуществлял дежурство по обеспечению безопасности дорожного движения в Октябрьском районе областного центра – этот район на постоянной основе закреплён за нашим взводом. Ещё два наших экипажа дежурили в Ленинском районе в связи с тем, что в этой части города имела место высокая аварийность: экипаж старшего инспектора ДПС Довгалева был на автомашине «УАЗ-469», экипаж инспектора ДПС Тагильцева – на «ВАЗ-2109».

После полуночи я на автомашине «ВАЗ-21013» под управлением младшего сержанта Зенкова выехал в Ленинский район, чтобы проконтролировать несение службы подчинёнными. Около часа ночи мы прибыли к перекрёстку в районе мясокомбината, где в это время находились два наших экипажа. Они работали. Останавливали каждую проходящую машину.

Вскоре через перекрёсток в направлении Научного Городка на повышенной скорости проследовала автомашина «ВАЗ21011». Кем-то из наших сотрудников водителю был подан сигнал об остановке. Но машина не остановилась. Предполагая угон или опьянение водителя, я организовал её преследование. К нам с Зенковым сел Довгалев. И мы тронулись вслед, включив проблесковые маячки. Одновременно к преследованию присоединился экипаж Тагильцева на более скоростной «ВАЗ-2109» с включённой сиреной.

Нарушитель, не снижая скорости, двигался по середине проезжей части и создавал реальную угрозу для проходившего транспорта. Двумя автомобилями мы зажали преследуемую машину в «коробку», и она остановилась. Я подбежал к водителю (его фамилию Епифанов узнал позднее) и представился: «ГАИ. Ратманов». Предотвращая дальнейшее движение автомобиля, я ухватился за ключ зажигания, повернул его и выдернул из замка. При этом неожиданно получил от водителя удар кулаком по руке. Схватив сквозь распахнутую дверцу Епифанова за руку, выдернул его из машины и принялся проводить личный досмотр на предмет возможного наличия оружия. Епифанов ударил меня кулаком в грудь и бросился бежать в направлении города. Мы с Зенковым стали его преследовать, так как личность нарушителя правил дорожного движения не была установлена. Экипаж Тагильцева не вмешивался в происходящие события. Что делал Довгалев, я не видел.

Пробежав метров тридцать-сорок, мы в темноте настигли Епифанова. Я произвёл его досмотр, обнаружил и изъял водительское удостоверение. Взяв водителя под руки, повели его к машине. Епифанов вырывался, пришлось усмирить его резиновой палкой ПР-73, висевшей у меня на руке, которой я нанёс несколько ударов по спине водителя, всего – не более трёх. Епифанов был освидетельствован на предмет алкогольного опьянения, он оказался трезвым. В это время от мясокомбината на «УАЗ-469» подъехал инспектор Линдман, напарник Довгалева. Экипаж Тагильцева я отпустил. Потом все мы поехали в Ленинский РОВД, где Довгалев составил административный протокол о невыполнении Епифановым требования об остановке. Мы с Зенковым написали рапорта на имя начальника РОВД об оказании Епифановым сопротивления. Довгалев написал какой-то рапорт в отношении хозяина автомашины Стригина. У меня конфликта со Стригиным не было, физической силы и спецсредств я к нему не применял.

Рассказ Довгалева о происшествии выглядел так:

– Силами двух экипажей мы настигли машину Епифанова и вынудили его остановиться. Когда Ратманов начал досматривать водителя на возможное наличие оружия, тот оттолкнул его и бросился бежать. Ратманов и Зенков стали его преследовать. Я в это время подошёл к остановленной автомашине и потребовал, чтобы пассажиры не покидали салона. Они не подчинились, начали вылезать из машины и возмущаться тем, что их остановили. Более других была недовольна женщина, но агрессивных действий она не предпринимала. Вскоре Ратманов с Зенковым привели водителя Епифанова. Ему провели освидетельствование с использованием прибора «контроль трезвости», опьянение у водителя не было выявлено. Все документы у него также были в порядке. Слегка нетрезвый собственник автомашины Стригин, один из пассажиров, имел при себе технический паспорт транспортного средства. Епифанов уверял, что не видел поданного ему сигнала об остановке. Экипаж Тагильцева в наши действия не вмешивался, он вскоре уехал. По рации был вызван мой напарник Линдман на «УАЗ-469», остававшийся у мясокомбината за оформлением протоколов, после чего мы вместе с водителем и пассажирами задержанной машины проследовали в Ленинский РОВД. Мне не известно, применялись ли резиновые палки и слезоточивый газ в отношении Епифанова и Стригина. Лично при мне находился только табельный пистолет, спецсредств не было.

Инспектор ДПС Зенков был в своих показаниях немногословен:

– Я уже изрядно подзабыл события той ночи. Помню, что мной был подан сигнал об остановке водителю проезжавшей автомашины «ВАЗ-21011», но водитель его проигнорировал. Ратманов дал команду на преследование. В мою машину сели Ратманов и Довгалев, мы тронулись. Я быстро догнал машину Епифанова, прижал её к бровке. Водитель вынужден был остановиться. Когда Ратманов попытался выдернуть в этой машине ключ зажигания, водитель стал ему препятствовать, ударил по руке. Тогда Ратманов вытащил водителя из машины, но тот ударил его кулаком в грудь и стал убегать. Я погнался за Епифановым, настиг его и привёл из темноты к машинам. Водителя при этом не избивал. Позднее Епифанов был доставлен в Ленинский РОВД, где на него составили протокол о нарушении правил дорожного движения. Никто из сотрудников ГАИ не применял в ту ночь спецсредства ни к водителю Епифанову, ни к владельцу автомашины Стригину.

Горовой долго сидел над бумагами. Не уходил домой, пока не прочёл всё, от первого до последнего листа. Некоторые из участников событий писали свои пояснения собственноручно, а были «писаками» ещё теми, с корявым прыгающим почерком – не приведи судьба кому-нибудь читать.

Утром позвонил Куликову:

– Владимир Алексеевич, я принял дело к производству, с сегодняшнего дня впрягаюсь в пахоту. Вчера я плотно посидел над материалами, внимательно изучил их и теперь знаю причину вашей настойчивости в стремлении оживить работу по этой истории. Я вижу в ней чистой воды произвол. Старший лейтенант с фамилией Ратманов возомнил себя властелином городских дорог, видит автотрассы своей вотчиной, в которой он волен по своему усмотрению карать или миловать участников движения. Есть большое желание поработать по делу и постараться вернуть небожителя на землю. Пожелайте мне удачи.

Субботу, выходной день, Горовой привычно провёл на рабочем месте. По-другому было нельзя. Зашьёшься. Следователи прокуратуры Ленинского района в этот день тоже работали.

– Лёша, рад тебя слышать! – поприветствовал Горовой по телефону своего коллегу Полоскуна. – Скажи, ты чего с такой лёгкостью прекратил недавно дело по работникам госавтоинспекции? Ты же, насколько знаю, не из тех, кто быстро крылья складывает?

– Я сейчас занят… и не один. Говори быстро, чего хочешь? И с чего вдруг тебя эта тема так сильно щекочет?

– Твоё постановление о прекращении отменено и мне поручено вести это дело. Вот и хочу полюбопытствовать, какие в нём есть подводные камни, которых мне не видно?

– Нет там никаких подводных камней! – недовольно фыркнул Полоскун. – Много времени прошло с момента конфликта водителя Епифанова с гаишниками. Невозможно теперь установить, кто из них прав, кто виноват.

– Не скажи. Заявитель в вашу контору обратился сразу, по «горячим следам». Это ваши люди «вату катали», не хотели возбуждаться… Себя или кого-нибудь из близких не пытался поставить на место водителя Епифанова?.. Молчишь… Ладно, я тебя понял. Самостоятельно буду разбираться в ситуации, – сказал Горовой и без всяких «пока» и «до свидания» положил телефонную трубку.

Сев в маршрутный автобус, Горовой отправился в клиническую больницу Моторного завода, где изъял медицинские карты Епифанова Валерия и Стригина Германа. По этим документам назначил экспертизы в надежде получить от специалистов судебной медицины больше данных о механизме причинения телесных повреждений участниками дорожного конфликта.

Следователь всегда стремится назначить необходимые экспертизы в первую очередь. Потому что не знает, сколько на их проведение уйдёт времени. А так, пока ты встречаешься с людьми, проводишь допросы, очные ставки и осмотры, судебные медики будут работать над твоими вопросами. Для искушённого криминалиста это один из привычных способов экономного расхода времени.

По паспорту возраст Валерия Георгиевича Епифанова близился к двадцати пяти годам. В жизни мужчина выглядел моложе. Был он светловолос, невысок ростом, строен и симпатичен. Производил впечатление искреннего и порядочного человека, как оно, впрочем, и оказалось.

Горовой попросил его заново рассказать о событии полугодовой давности, рассчитывая услышать какие-нибудь важные детали, не попавшие в протокол допроса, составленный предшественником.

Епифанов терпеливо рассказал о приключившейся с ним истории.

– Не сохранилась ли у вас порванная одежда? – поинтересовался следователь.

– Да ещё лежит в пакете где-то на полке в кладовой. Приходила в голову мысль выбросить её, но что-то останавливало. Всё продолжал надеяться, что найдутся люди, которые смогут восстановить справедливость… Ведь что получилось? Они, инспекторы ГАИ, затихарились в кустах. Из-за этого не смогли должным образом подать сигнал об остановке. Я неосознанно попал под нарушение Правил дорожного движения. В результате был многократно наказан: штрафом за несоблюдение правил, жёсткими побоями, ещё одним денежным штрафом за сопротивление милицейским работникам, якобы имевшее место с моей стороны.

– Вы напрасно улыбаетесь при упоминании о порванных трусах и рубашке. Вот так я и буду собирать по крохам доказательства вашей правоты. Когда вы принесёте свои вещи, я оформлю их выемку, осмотрю и опишу в протоколе, приобщу к делу – это будет мой первый шаг вперёд. Ратманов и его подчинённые твердят, что вы сбежали, а ваши порванные на ягодицах трусы покажут другое. Покажут, что вас волоком тащили за машину, как вы об этом рассказываете.

– Хочется надеяться, что у вас всё получится.

– Нам с вами придётся запастись большим терпением. Как-никак, против офицеров милиции придётся действовать. Но я уже знаю, какой шаг я сделаю вторым, а какой шаг – третьим. В общем, есть у меня некоторый план действий. Время покажет, насколько успешно удастся его реализовать.

В течение недели Горовой поочерёдно пригласил в прокуратуру Ратманова, Довгалева и Зенкова. Сделать это было нетрудно, у каждого из них имелся домашний телефон.

Ратманов и Довгалев в это время находились на дежурстве – явились одетыми по форме и при оружии. В жизни Горового не было случаев, чтобы фигуранты уголовного дела являлись на допрос вооружёнными. Он промолчал. Касаться этой темы, значило бы показать, что ты боишься их. Все трое стояли на своих прежних показаниях. Горовой на их проснувшуюся совесть и раскаяние мало рассчитывал. Хотел для начала понять, с кем имеет дело.

Вызвал экипаж Тагильцев-Капелюх. Они подтвердили, что на «ВАЗ-2109» участвовали в задержании водителя Епифанова. Изображали его неадекватным злодеем, «конченым» нарушителем Правил дорожного движения, мчавшим с превышением допустимой скорости по середине Галибинского тракта, что вынудило сотрудников ГАИ проводить задержание двумя экипажами, а в дальнейшем использовать спецсредства.

Инспектор Линдман, напарник Довгалева, тоже вторил сослуживцам.

– Да вы не трудитесь! Всё равно никто из батальона не даст показаний против наших парней! – безапелляционно заявил он по окончании допроса. – Даже если они в чём-то были не правы. Тому, кто их «сдаст», в батальоне не служить. Коллектив его выживет.

– Очень смело! И очень откровенно! – дёрнул подбородком Горовой. – Профессия, знаете ли, приучила упираться и идти до конца даже там, где не просматривается особых перспектив. Так что, мы ещё посмотрим, в чьём саду запоют соловьи: у ваших друзей… или у молодых людей с фамилиями Епифанов и Стригин… А мотивация действий ваших сослуживцев мне с первого дня понятна. Вы же мните себя «королями дорог». А тут вдруг появляется человек, который не замечает или попросту игнорирует отмашку «короля». За дерзость его надо «полечить» пинками и резиновыми палками.

– Вам нужна анархия? Вы не хотите порядка на дорогах?

– А вы не хотите, чтобы однажды близкие вам люди, ваш брат или отец, оказались безвинно избитыми инспекторами ДПС? – вопросом на вопрос ответил следователь.

– В жизни всякое случается.

В четверг, едва закончился обед, в кабинет Горового вошёл подтянутый мужчина лет сорока с небольшим. На его висках серебрилась редкая седина, верхнюю губу украшала аккуратная полоска усов. Стройное тело визитёра красиво облегал военный мундир, в петлицах кителя поблёскивали общевойсковые эмблемы.

– Здравия желаю! Подполковник Карагод! – представился он. – Чем и кому обязан быть вызванным в прокуратуру?

– Следователь Горовой! – назвался Алексей и вышел из-за стола, чтобы предложить командиру ОБДПС ГАИ стул. – Верхнюю одежду на вахте оставили?

– Старшина-охранник ненавязчиво предложил раздеться на входе, обещал обеспечить сохранность одежды, и я согласился.

Возвращаться за стол Горовой раздумал, опустился на стул рядом с подполковником. Ему представлялось, что так легче будет построить доверительный разговор.

– Я расследую уголовное дело в отношении трёх сотрудников вашего батальона: Ратманова, Довгалева и Зенкова, – сказал он. – Пришло время побеседовать с вами.

Следователь неторопливо поведал подполковнику о сути инцидента между сотрудниками батальона ДПС ГАИ – с одной стороны и двумя горожанами, Епифановым и Стригиным, – с другой стороны.

Командир батальона, слушая следователя, всё больше мрачнел.

Я об этой истории слышу впервые. За полгода, что прошли после 31 июля, Ратманов получил капитанскую звёздочку, приказом начальника УВД он был утверждён в должности командира пятого взвода. У Довгалева тоже не так давно подошёл срок присвоения очередного звания, он стал старшим лейтенантом, – хмуро проговорил подполковник. – Никто из них мне о ЧП не доложил, хотя на них лежала такая обязанность.

– Павел Николаевич, мне необходимо, чтобы вы объективно охарактеризовали своих подчинённых. У меня имеются к вам и другие вопросы. Вы, конечно, можете посчитать, что, как командир, должны пуститься во все тяжкие, спасая от уголовной ответственности подчинённых. Можете начать обелять их, выгораживать. Никто вам запретить этого не сможет. Тут уж как совесть вам подскажет! Но в любом случае я с вашей помощью или без неё смогу на доказательной базе разложить по полкам, как всё было в этой истории. Уверяю вас! Нам с коллегами периодически поручают распутывать неочевидные убийства. И ничего, справляемся! Есть надежда, что и с этим делом удастся разобраться.

Карагод пристально посмотрел следователю в глаза.

– Не вижу нужды морочить вам голову, – сказал он. – Каждый из этой троицы носил и носит на плечах погоны, поэтому обязан был беречь свою честь… За Ратмановым наблюдались случаи проявления самодурства, он допускал недозволенные методы в работе, могу представить на этот счёт материалы служебных проверок. В прошлом месяце Ратманов был наказан в дисциплинарном порядке за упущения в комплектовании личного состава взвода. Довгалев осенью прошлого года наказан за совершение дорожно-транспортного происшествия с повреждением служебного транспорта по его вине. К инспектору Зенкову претензий по службе нет.

– Водитель Епифанов рассказывает о жёстких ухватках Зенкова,.. какие обычно бывают у бойцов подразделений специального назначения.

– Не знаю, как там насчёт бойцовских приёмов, продемонстрированных нашим сотрудником перед водителем Епифановым. Но в недавнем прошлом Зенков проходил срочную армейскую службу в воздушно-десантных войсках и вместе со своей частью, не смотря на молодость, успел повоевать в Афганистане.

– Вы каждому из подчинённых можете дать характеристику вот так, с ходу?

– Положение обязывает знать, кто есть кто, чем дышит личный состав батальона.

Горовой в душе был благодарен подполковнику за его прямодушие, лаконичную и ясную речь, отсутствие в ней туманных разглагольствований.

– Расскажите, в каком порядке патрульные экипажи батальона получают оружие и спецсредства?

– Оружие и специальные средства им выдаются непосредственно перед заступлением на дежурство. Резиновые палки ПР-73 выдаются по одной на автоэкипаж. Аэрозольная упаковка слезоточивого газа «Черёмуха-10» выдаётся наиболее опытным работникам из числа офицерского состава, в пятом взводе её получает только Ратманов.

– Обязан ли был Ратманов доложить руководству батальона о применении спецсредства «Черёмуха-10» к гражданину Стригину? Докладывал ли он об этом? Ведётся ли в батальоне контроль за использованием данного спецсредства?

– В ОБДПС есть инженер по спецтехнике, который периодически взвешивает баллончики с газом и вносит данные о весе в отдельный журнал. Все сотрудники о фактах применения «Черёмухи» обязаны докладывать инженеру письменными рапортами. Общий контроль за применением слезоточивого газа возложен на моего заместителя. Я могу направить к вам своего зама с журналом регистрации веса баллончиков. Вы его посмотрите и всё поймёте.

– Главная задача, которая стоит передо мной в процессе следствия – максимально точно установить роль каждого участника событий, начиная с момента, когда водитель Епифанов проехал без остановки мимо инспектора Зенкова, и до момента, когда Ратманов и его подчинённые повезли Епифанова в Ленинский РОВД. Чем больше очевидцев я допрошу, тем больше вероятность выяснить все детали. Для этого мне нужно изучить протоколы о нарушении Правил дорожного движения, составленные в это время у перекрестка в районе мясокомбината. Копии протоколов имеются у вас в ОБДПС. Из них я могу получить сведения о составителях протоколов, понятых, правонарушителях и других гражданах. Когда было бы удобнее к вам подъехать?

– Можно и сегодня, но мне в семнадцать часов необходимо присутствовать на совещании в УВД. Подъезжайте в место расположения ОБДПС завтра в половине десятого утра. Ознакомитесь с протоколами. Заодно пригласим инженера по спецтехнике с его журналом регистрации веса газовых баллончиков.

– Прошу немного подождать, я должен оформить наш с вами разговор протоколом допроса. Таков порядок.

Спустя полчаса Горовой проводил командира ОБДПС ГАИ до вахты.

– Я вот о чём хотел сказать напоследок, – промолвил подполковник. – Не влезая в вашу компетенцию, хочу заметить: если нарушения у наших сотрудников имеются, то главный спрос должен быть с Ратманова – он командир Довгалева и Зенкова, он был инициатором всех действий, с которыми вы сейчас разбираетесь.

– Рад, что вы всё правильно понимаете.

Встретив следующим утром следователя, командир ОБДПС ГАИ предложил ему поработать в своём кабинете.

– Я вас оставлю, – сказал подполковник Карагод. – Когда потребуюсь, найдёте меня в кабинете заместителя, он рядом с приёмной.

– А у меня нет от вас тайн! – ответил Горовой. – Если не возражаете, я бы расположился за столиком у окна.

Командир батальона не возражал.

Внимательно просмотрев большую подшивку копий административных протоколов, Горовой сделал выписки личных данных на полтора десятка человек. Их предстояло в ближайшие дни допросить.

Пригласили немолодого майора, инженера по спецтехнике.

– Летом прошлого года Ратманов не подавал рапорта о применении спецсредства «Черёмуха-10», – сказал он. – Но согласно моему журналу вес баллончика, закреплённого за Ратмановым, а я их регулярно взвешиваю в соответствии с инструкцией, в период с 18 июня по 09 сентября 1991 года снизился с 84,15 граммов до 72,5 граммов, – указал инженер в соответствующую строку журнала.

– Что и требовалось установить! – удовлетворённо произнёс следователь.

– Я бы не стал со стопроцентной уверенностью утверждать, что вес баллончика снизился именно вследствие применения «Черёмухи». Это могла быть естественная утечка газа.

Горовой с ним не согласился.

– Вы, товарищ майор, либо добросовестно заблуждаетесь, либо злонамеренно лукавите! – сказал он. – Во-первых, так не бывает: не было и не было убыли, а потом вдруг на тебе, такая резкая большая естественная утечка газа. А во-вторых, у меня по делу три человека, включая пострадавшего, уверенно указывают на Ратманова и говорят, что именно он 31 июля 1991 года использовал баллончик слезоточивого газа в отношении человека по фамилии Стригин. И это при том, что люди, давая показания, не знали про то, что из троих сотрудников госавтоинспекции, присутствовавших на месте событий, только Ратманову выдавалось данное спецсредство. Так что, всё здесь срастается.

– Возможно, вы и правы. Естественная убыль слезоточивого газа обычно происходит в меньших объёмах, – кивнул головой инженер, соглашаясь.

– Попрошу вас откопировать вот эти страницы журнала, – обратился к нему Горовой. – Я сейчас займусь составлением протокола осмотра журнала, ксерокопии необходимы для приобщения к протоколу. А ещё мне нужны два совершенно посторонних человека, не из числа сотрудников батальона,.. на роль понятых при проведении осмотра.

Его просьбы вскоре были выполнены.

Подполковник Карагод был занят телефонным разговором с руководством и вместо него следователя сопровождал к выходу инженер.

– Позвольте ещё один вопрос? – улыбнулся Горовой. – На отвлечённую тему.

– Пожалуйста!

– Почему ваш командир носит не милицейский, а армейский мундир?

– Павел Николаевич до прошлого года проходил службу в военной автомобильной инспекции. Попал под сокращение. Руководство областного УВД приняло его в штат и поручило командовать нашим батальоном. Я в детали не посвящён, но по моему разумению, бюрократическая система МВД буксует в плане перевода нашему командиру армейского звания в милицейское…

Время не шло, а бежало. Наступил март. Потекло с крыш.

В числе первых из списка, составленного в ОБДПС ГАИ, был допрошен Сергей Нащук.

– Между полуночью и часом ночи с 30 на 31 июля 1991 года я поехал на своей машине с моим приятелем Саулиным в Научный Городок, – рассказал он. – У мясокомбината меня остановили работники ГАИ. Они были на двух машинах: на «ВАЗ-2101» и на «ВАЗ-2109». Руководил ими старший лейтенант по фамилии Ратманов. При освидетельствовании у меня обнаружили опьянение. Я попросил работников ГАИ не составлять протокол, говоря, что дружу с их сослуживцем Довгалевым Андреем, который служит старшим инспектором дорожно-патрульной службы, дежурит старшим в экипаже, его напарник – Линдман. Они по рации попросили коллегу подъехать. Довгалев вскоре приехал на «УАЗ-469», в салоне также сидела жена Андрея, за рулем находился его напарник – сержант Линдман. Довгалев мне ничем помочь не смог, сказал, что при несогласии с показаниями прибора «контроль трезвости» я могу пройти повторное освидетельствование в управлении ГАИ. Жена Довгалева работала где-то допоздна преподавателем хореографии, Андрей забрал её с работы и хотел увезти домой, но у него не получалось. Потом был остановлен нетрезвый солдат, ехавший с девушками из Научного Городка. К этому времени экипаж «ВАЗ-2109» уехал по каким-то делам в город. Солдата пригласили в машину Довгалева для составления протокола. Мы с моим товарищем Саулиным вышли из «УАЗа» покурить. Тут кто-то из сотрудников ГАИ попытался остановить «Жигули», шедшие из города. Однако машина не остановилась и прошла мимо. Двигалась она с невысокой скоростью, была полна людей. Довгалев сел в машину Ратманова, и они погнались за водителем, проигнорировавшим сигнал об остановке. Через несколько минут Ратманов по рации вышел на связь и приказал Линдману подъехать к ним. Линдман со мной, моим товарищем и женой Довгалева отправился вниз по Галибинскому тракту. Вскоре увидели задержанные «Жигули», а рядом с ними автомобиль Ратманова. Старший лейтенант сказал Линдману, что задержанный водитель напрасно вовремя не остановился – он трезв и документы у него в порядке. Один мужчина из задержанной автомашины в разговоре пожаловался, что сотрудники ГАИ побили их резиновыми дубинками. Ратманов и Довгалев повезли задержанных в Ленинский РОВД, а мы с Линдманом вернулись к мясокомбинату.

Горовой вызвал Саулина Анатолия, приятеля Нащука, живущего с ним в одном подъезде. Саулин рассказал то же самое.

Пришло время встретиться с преподавателем танцев.

По расчетам Горового старший инспектор ДПС ГАИ Довгалев мог и не делиться с женой своими служебными проблемами. Вызывать её через направление повестки не имело смысла – семья начнёт обсуждать причины вызова в прокуратуру, в итоге вместо объективной картины событий, словесно нарисованной учителем танцев, придётся выслушивать враки, которым её научит хитрый супруг.

Алексей решил взять служебную машину и съездить за свидетельницей. По его разумению, человек, работающий до полуночи, должен был в утренние часы находиться у себя дома.

Адрес Довгалевых в материалах дела имелся. Горовой позвонил в Адресное Бюро областного УВД, назвал действовавший в этот день пароль и по устному запросу получил необходимые данные: Довгалеву звали Светланой Владимировной, ей было двадцать шесть лет.

Получив в своё распоряжение свободную служебную «Волгу», он поехал на улицу Эмилии Густавовны Алексеевой. Водитель без труда нашёл требуемый дом. Нужная квартира находилась на втором этаже.

Горовой остановился перед красиво отделанной дверью, утопил кнопку звонка.

– Кто там? – послышался из-за двери насторожённый женский голос.

– Следователь прокуратуры Горовой. Мне необходимо видеть Довгалеву Светлану Владимировну, – представился Алексей, он сегодня для пользы дела был одет в форменный мундир. – Я сейчас раскрою служебное удостоверение личности и поднесу его к дверному «глазку».

– Открываю.

– Мне нужно побеседовать с вами. Попрошу одеться и проехать со мной! – объявил Горовой, когда Довгалева впустила его в прихожую. – Я вас ни в чём не подозреваю, но по одному уголовному делу имеется необходимость задать вам несколько вопросов,.. как свидетелю.

– Уверяю вас, я не была очевидцем никакому преступлению! Живём с мужем тихо и мирно! – Брови молодой женщины удивлённо взметнулись вверх. Свободный домашний халат не мог скрыть стройность её тела, лёгкость и пластику движений.

Следователь, поколдовав над «молнией», вынул из кожаной папки Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР.

– Оглашаю вам статью 72 УПК: в качестве свидетеля для дачи показаний может быть вызвано любое лицо, которому могут быть известны какие-либо обстоятельства, подлежащие установлению по данному делу. А теперь оглашаю статью 73 УПК: свидетель обязан явиться по вызову следователя и дать правдивые показания – сообщить всё известное ему по делу и ответить на поставленные вопросы. За отказ или уклонение от дачи показаний, а также за дачу заведомо ложных показаний свидетель несёт ответственность.

– Присядьте, я сейчас переоденусь! – сказала Довгалева, покидая прихожую.

– Хорошо! – согласно кивнул Горовой, опускаясь на стул.

Ему ли было не знать об эффективности метода «внезапного ошарашивания». С ним знакомы даже начинающие следователи.

Через несколько минут они уже шагали по лестнице, спускаясь на первый этаж.

– Часто ли вас с работы домой увозит муж? – спросил Горовой, когда установочные данные свидетельницы были внесены в протокол.

– Я работаю хореографом в Доме Культуры Моторостроителей. Обучаю горожан бальным танцам. В выходные дни занятия проходят в дневное время. Ещё два раза в неделю, по вторникам и четвергам, люди приходят к нам вечером, после работы, и тогда занятия заканчиваются поздно. Вы видели, мы живём в микрорайоне «Комсомольский». Район шпанистый, вокруг много рабочих общежитий, и я боюсь возвращаться домой одна в тёмное время суток. Выхожу из положения как могу. Иногда уезжаю домой на такси, иногда подвозят обучающиеся, у кого есть машина – на такси ведь денег не напасёшься. Муж тоже увозит, но это бывает крайне редко.

– А не помните случай, когда супруг увозил вас с работы на служебной машине в ночь с 30 на 31 июля 1991 года?

– Конечно, помню. Так бы сразу и сказали, что подозреваете Андрея в получении взятки от Нащука Сергея за помощь в сохранении водительских прав, – облегчённо вздохнула Довгалева. – Только зря вы тратите время, мой муж – не взяточник. Он помогал своему приятелю безвозмездно… Ну как, я угадала, над чем вы работаете?

– Давайте, будем исходить из того, что следователь здесь я, а не вы. Попрошу вас напрячь память и рассказать о событиях той ночи. Начните с момента, когда муж приехал за вами, а закончите моментом возвращения домой.

– Муж приехал за мной уже после полуночи. Он был на «УАЗике». За рулём находился его постоянный напарник Аркадий Линдман. Едва я села в машину, как их командир взвода Ратманов передал по рации команду подъехать к мясокомбинату. Пояснил, что человек с фамилией Нащук, назвавшийся приятелем Довгалева, задержан за рулём в нетрезвом виде. Когда мы приехали на место, муж объяснил Нащуку, что не в силах ему помочь. А тот уверял, что выпил спиртного совсем немного, и было это давно, около половины суток назад. Мой Андрей дал ему совет посидеть некоторое время для выветривания остатков алкоголя из организма, чтобы потом можно было свозить его в управление ГАИ в надежде на то, что повторное освидетельствование не покажет присутствие в крови алкоголя… А тут сержант, работающий в экипаже с Ратмановым, подал знак об остановке едущим в Научный Городок «Жигулям». Но машина прошла мимо и не остановилась. Муж сел в машину Ратманова, и они погнались за нарушителем. Преследователи вскоре задержали беглеца, по рации попросили Линдмана подъехать. Он поехал к месту задержания, вместе с ним в «УАЗе» находились Нащук с товарищем и я. Когда мы подъехали, Ратманов уже определился с дальнейшими действиями. Муж сел за руль задержанной автомашины, не выполнивший требование об остановке водитель сел в машину к Ратманову, и они на двух машинах отправились в Ленинский РОВД составлять протоколы. Линдману было велено возвращаться к перекрёстку в район мясокомбината. Я попросила отвезти меня домой, и Линдман выполнил мою просьбу. Позднее муж рассказал, что Нащуку удалось сохранить водительские права, так как повторное освидетельствование показало норму. Муж помогал ему не за деньги, как вы думаете, а по-дружески – они с Нащуком Сергеем в молодости учились в параллельных классах городской школы №49.

Подписав листы протокола, Довгалева подняла на следователя глаза.

– Вы верите моим словам? – спросила она.

– Верю! – ответил Горовой.

Уходя, женщина одарила его милой улыбкой.

А он ещё не знал, что не пройдёт и двух лет, как в стране примут новую Конституцию, в ней появится статья 51, положения которой следователь обязан будет разъяснить всякому человеку прежде, чем задать ему вопросы: «Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников». А пока закон был таким, каким Горовой объяснил его Довгалевой.

Оставшись один, Алексей подвёл промежуточный итог.

Сотрудники госавтоинспекции немалым числом – Ратманов, Довгалев, Линдман, Тагильцев и Капелюх – изображали водителя Епифанова неадекватным злодеем, дерзко и грубо нарушающим правила дорожного движения. Мол, этот человек поначалу не выполнил требование работника ГАИ об остановке, потом на высокой скорости помчался по разделительной полосе ночной автотрассы, создавая аварийную ситуацию на дороге. Остановить нарушителя удалось, лишь зажав двумя автомашинами в «коробочку». А он ещё и бросился с кулаками на старшего из офицеров.

Потерпевшая сторона – Епифанов, его супруга Вероника, Стригин и Ненашев – утверждала, что Валерий Епифанов всего лишь не выполнил милицейскую команду об остановке, поданную неподобающим образом, и никаких других правил не нарушал.

Свидетели Нащук, Саулин, Довгалева и сержант Зенков чётко и однозначно поясняли, что автомашину под управлением Епифанова преследовала всего одна милицейская машина, в которой находились Ратманов, Довгалев и Зенков. Сержант Зенков, похоже, позабыл о договорённости с командиром, а может, был из числа упёртых людей и не захотел врать следователю.

Горовому пока не удавалось уличить экипаж «ВАЗ-2109» Тагильцев – Капелюх в том, что в момент задержания Епифанова он находился совсем в другом месте, далеко от Галибинского тракта. Он предпринимал активные поиски административных протоколов, составленных этими инспекторами в другой части города, что пока не увенчалось успехом. Ведь экипаж в интересующий следователя момент времени мог вовсе и не дежурить на одном из участков городских дорог, а заниматься своими личными делами. Такое могло быть.

«Остаётся одно – проверка показаний свидетеля на месте происшествия, – решил Горовой. – Сойдёт снег, вывезу Тагильцева и Капелюха на Галибинский тракт и поочерёдно предложу показать место задержания „Жигулей“ Епифанова и мелкие подробности самого задержания. Показать не просто так, на уровне трамвайного разговора, а в присутствии понятых и под видеозапись. Будем надеяться, что обман вылезет наружу, как бы они не старались».

Автотрассы вскоре очистились от зимней наледи и снега. Теперь можно было приниматься за проведение следственных экспериментов.

В первой половине дня Горовой вывез потерпевшего в начало Галибинского тракта и попросил указать в присутствии понятых место на автотрассе, в котором управляемый Епифановым автомобиль был остановлен сотрудниками госавтоинспекции. Ему небходимо было также показать характер передвижений работников ГАИ после остановки автомашины.

По предложению Епифанова участники эксперимента сели в следственный микроавтобус и поехали по шоссе, удаляясь от города. Едва за спиной осталась информационная табличка садоводческого товарищества «Дизель», потерпевший указал место, где он в ночь с 30 на 31 июля 1991 года остановил «Жигули» при приближении транспортного средства с «мигалкой». Без затруднений показал, куда и как перемещались сотрудники ГАИ. Прокурор-криминалист старательно снимал эксперимент на видеокамеру. По возвращении на край города следователем был составлен протокол.

Пришло время проделать аналогичную процедуру с участием инспекторов ОБДПС ГАИ. По разумению следователя, инспекторы, «поющие под дудку Ратманова» и приписывающие себе участие в задержании злостного нарушителя правил дорожного движения Епифанова, при изложении событий – рассказывая о месте остановки нарушителя, расположении транспортных средств на месте происшествия, последовательности действий участников задержания – должны были выдать свою лживую сущность.

Когда всё было готово к продолжению видеосъёмок, Горовой сказал:

– Старшему инспектору Тагильцеву предлагается показать место задержания и характер действий сотрудников госавтоинспекции.

Тагильцев оказался не настолько глуп, чтобы позволить завлечь себя в ловушку.

– Вы знаете, я ничем не смогу вам помочь, – заявил он. – За давностью времени я позабыл обстоятельства задержания водителя Епифанова.

Горовому нечем было возразить на эти слова.

Через несколько минут он позвал из микроавтобуса инспектора Капелюха.

Но и тот нашёл похожую отговорку.

– Мы почти ежедневно проводим задержания. Все они перемешались в голове, я уже ничего не помню, – сказал инспектор.

Заявления Тагильцева и Капелюха, сделанные на месте событий, следователь также внёс в соответствующие протоколы.

«Не стоит унывать от того, что сегодня они тебя переиграли, – сказал себе Алексей, возвращаясь в прокуратуру. – Хотелось бы большего, но отрицательный результат – это тоже результат».

Как и обычно, Горовой в тот день закончил работу довольно поздно. Когда вышел на улицу, там было темно. Спустившись с ярко освещённого крыльца, он шагнул в полумрак и пошёл к центральному городскому проспекту, направляясь к остановке «Мединститут», где останавливался автобус десятого маршрута.

Не прошло года, как Алексей женился. Марина, жена, иногда повторяла полушутливо-полусерьёзно:

– Ты вот ходишь по потёмкам, когда со всех щелей уголовная шушера вылезает. А у самого, должно быть, из-за такой беспокойной работы куча недругов. Ты уж хотя бы ходил по вечерам с опаской и оглядкой,.. я переживаю, когда тебя долго нет.

– Ещё чего?! Предлагаешь от каждой тени шарахаться? Ты, моя картинка, когда-нибудь слышала поговорку: «Кому суждено быть повешенным, тот никогда не утонет»? Не слышала? А я вот всегда держу её в своей голове.

– Ой, да ну тебя! – махала рукой его любимая женщина.

…А тут, обходя слегка подмёрзшую лужу, Алексей заметил боковым зрением, что справа и чуть сзади с той же неторопливой скоростью движется автомашина, тронувшаяся от забора лётного училища.

На перекрёстке он повернул направо и, отойдя полсотни шагов, обернулся. Его манёвр повторял жёлто-синий «УАЗ».

Когда Горовой садился в автобус, милицейский автомобиль стоял у тротуара на некотором отдалении.

Через полчаса пути Алексей сошёл на остановке и по слабо освещённой дорожке устало побрёл домой. Поворачивая с улицы Смирнова к своей девятиэтажке, он сделал пол-оборота вправо и полюбопытствовал, что происходит за спиной. Сзади, метрах в сорока-пятидесяти, вслед ему медленно двигался милицейский «УАЗ».

Остановившись на углу дома, Горовой закурил. Была мысль подойти к машине и спросить:

– Ребята, вы чего-то от меня хотели?

А если это у тебя «глюки» на почве усталости? Тогда рискуешь нарваться на встречный вопрос: «Гражданин, вы не пьяны? А может, вы переутомились?» И это будет недалеко от истины: Алексей был голоден, чувствовал себя жутко уставшим и опустошённым.

Дождавшись, когда «УАЗ» проползёт мимо его дома и удалится, Горовой поправил наплечную кобуру под курткой и вошёл в подъезд. Поднялся в квартиру.

Следующим вечером всё повторилось.

На работе о своём вечернем сопровождении Горовой не распространялся – не видел пока никакой угрозы для себя и семьи. Ну, знают теперь, где он живёт. И что дальше?..

А вот своему другу Владимиру Курбатову, работающему в соседнем кабинете, утром всё рассказал.

– Кто это может быть? – спросил коллега.

– У меня, Кузьмич, разногласия с МВД только по одному делу. По делу работников ОБДПС ГАИ. Среди фигурантов этого дела есть некий старший лейтенант Довгалев, за экипажем которого закреплён служебный «УАЗ». Я на него думаю. Если бы к моей персоне у МВД имелся служебный интерес, то было б организовано негласное наблюдение. Ан нет, меня сопровождают в открытую. Значит, хотят поддавить психологически. Намекают, что мне пора убавить прыть в расследовании… Я со своими подопечными вёл себя ровно, и им, видимо, невдомёк, что я тоже большой любитель атакующих действий.

– И что ты намерен предпринять?

– Да ничего особенного! Пусть всё идёт своим чередом. У меня как раз подошло время менять фигурантам дела статус, переводить их в разряд обвиняемых. И первым я хочу предъявить обвинение Довгалеву, а не главному действующему лицу, командиру их взвода Ратманову, как я это планировал ранее.

Спустя час Горовой позвонил в приемную командира ОБДПС ГАИ и выяснил, что Довгалев находится на дневном дежурстве.

Пришлось вечером звонить ему домой.

– Андрей Юрьевич! Это следователь Горовой. Прошу завтра в девять тридцать утра прибыть в кабинет номер восемь прокуратуры области.

– В назначенное время я буду у вас.

– Просьба прийти в цивильной одежде, а не так, как вы это делали раньше. Завтра вам будет предъявлено обвинение, потом будет избираться мера пресечения, и может так случиться, что вы отправитесь под арест… Как вы можете догадаться, обитатели следственного изолятора не любят людей в милицейских одеждах… Я понятно объяснил?

– Да уж куда понятнее?

Горовой положил трубку.

– Довгалев, я ознакомил вас с текстом постановления о привлечении в качестве обвиняемого. Вам понятна суть предъявленного обвинения?

– Да оно яснее ясного. Вы считаете, будто бы я, не имея оснований для применения спецсредств, нанёс не менее двух ударов резиновой палкой по телу водителя Епифанова, то есть превысил должностные полномочия.

– Признаёте себя виновным?

– Нет, не порадую вас – не признаю.

– Вольному воля! Поставьте под словами «полностью не признаю» свою подпись. А теперь я готов записать всё, что вы имеете мне сказать по существу предъявленного обвинения.

– Можете вы, наконец, понять, что я не бил Епифанова резиновой палкой. Я вообще не бил этого человека.

– На теле потерпевшего после встречи с вами и экипажем Ратманова остались пять полосовидных кровоподтёков. Две полосы, по заключению судебных медиков, были параллельны между собой и произошли от ударов, нанесённых из одной точки, а три других полосы пересекались с первыми под прямым углом и произошли от ударов, нанесённых из другой точки. Это говорит о том, что Епифанова били резиновыми палками двое.

– Вот и спрашивайте с тех, кто его бил. Я здесь не при чём!

– Вас уличают в преступлении многие: сам потерпевший, его жена, свидетели Ненашев и Стригин. Они всё видели. А ещё и слышали звуки хлёстких ударов. На вас и Ратманова указывают.

– Была ночь. Полумрак. Эти люди могли плохо рассмотреть происходящее.

– Три удара резиновой палкой ваш командир взвода Ратманов признаёт за собой.

– Пусть Ратманов поступает, как знает, а у меня в тот момент вообще не было резиновой палки.

– Я не уговариваю вас признаваться в чём-либо. Лично по вам доказательств напрело вполне достаточно, чтобы мне к концу месяца начать выруливать на финишную прямую… Меня удивляет, что вы, старший лейтенант, отнекиваетесь даже от очевидных вещей. Недавно я допросил руководство вашего батальона и выяснил, что перед разводом на дежурство у вас выдается по одной ПР-73 на автоэкипаж. Старший экипажа хранит резиновую палку при себе, чтобы она не мешала второму члену экипажа управлять автомашиной. В экипаже Ратманов-Зенков машиной управлял последний, поэтому у него не было спецсредства. В вашем с Линдманом экипаже старшим были вы, при вас и находилась палка… А вы мне здесь сказки про отсутствие спецсредств рассказываете. Если «угорели», Довгалев, то имейте смелость признать свои грехи… и перед людьми повиниться.

– Я не совершал преступлений.

– Об этом вы потом суду расскажете.

Когда протокол допроса обвиняемого был подписан, Горовой собрал со стола документы и вместе с Довгалевым вышел в коридор.

– Мне необходимо подняться к руководству для согласования некоторых своих решений, – сказал он. – Предлагаю посидеть в холле.

– Так бы и говорили, что отправляетесь за санкцией на мой арест, – усмехнулся подследственный. – А чего так жёстко? Куда я сбегу? У меня дом, семья, работа.

– Да вы тоже на доброго гнома из сказки не тянете. Церемониться и либеральничать с людьми – явно не ваш стиль жизни.

– Ну, один раз в жизни у всякого человека может неувязка приключиться. Чего обобщать-то? – угрюмо хмыкнул Довгалев, останавливаясь в холле у окна.

Владимир Петрович Комаровский, заместитель прокурора области, курирующий вопросы следствия, внимательно выслушал следователя.

– Я помню это дело, – сказал он. – В нём Куликов усматривал неприкрытый произвол работников госавтоинспекции, потом настойчиво просил истребовать его из Ленинской прокуратуры и передать в работу к нам в следственную часть.

– Так оно и есть.

– В какой стадии находится расследование?

– Трудно восстанавливать события полугодовой давности, но картина постепенно прорисовалась, и я приближаюсь к финишу. Сегодня предъявил обвинение первому из трёх фигурантов, старшему инспектору ОБДПС ГАИ Довгалеву, сейчас пришёл просить вас дать согласие на заключение его под стражу.

– Я прочёл мотивы, указанные тобой в постановлении. Обоснуй в словесных деталях необходимость ареста обвиняемого.

– В деле есть свидетель по фамилии Нащук, и Довгалев, если будет находиться на свободе, может уговорить его поменять показания, так как хорошо его знает ещё с молодых лет. Кроме того, тройка моих фигурантов давно сговорилась между собой, как им вести себя на следствии: наговаривать на потерпевших то, чего не было, и изображать их злодеями. Они так и поступают. Говорят в целом одно и то же, но есть и нестыковки,.. какие-то – помельче, какие-то – покрупнее. Ведь каждый думает в первую очередь о себе, как ему выйти сухим из воды. С их версией развития событий в Ленинской прокуратуре быстро согласились, наши коллеги не захотели утруждать себя лишними хлопотами и прекратили дело. С той поры трое этих ребят в погонах поверили, что их позиции непробиваемы, ведут себя нагло и самоуверенно, отрицают даже очевидные, доказанные вещи. А я хочу посеять между ними рознь и недоверие друг к другу. Сегодня рассчитываю закрыть под замок Довгалева, у которого второстепенная роль, а завтра вызвать Ратманова, их командира и инициатора насилия, и после предъявления обвинения оставить его на воле. Пусть остальные думают, что Ратманов купил свою свободу какими-то важными для дела признаниями.

Рассказывать Комаровскому о том, что экипаж Довгалева ездит за ним следом по дороге с работы домой, Алексей не стал. Тот мог неправильно истолковать эту информацию, усмотреть в аресте Довгалева проявление неприязни со стороны следователя или какие-то другие личные мотивы.

– Ну что же! Превышение власти при отягчающих обстоятельствах – это серьёзное преступление. Я санкционирую арест! – сказал заместитель прокурора, проставляя на постановлении свою подпись и гербовую печать.

Вместе с Довгалевым следователь вернулся в свой кабинет. Дал обвиняемому прочесть постановление о заключении его под стражу, а сам поднял трубку и позвонил оперативному дежурному Центрального РОВД – областная прокуратура находилась на подведомственной ему территории – и попросил прислать конвой.

Довгалев вёл себя достойно, нервы не показывал.

Едва за конвойной группой, уводившей арестанта, захлопнулась дверь, Алексей Петрович набрал номер домашнего телефона подследственного Довгалева. Звонил, чтобы не заставлять его семью теряться в догадках, не вынуждать родственников обрывать телефон в неведении.

Выслушивать нервную реакцию преподавателя танцев было делом малоприятным. Сообщив женщине то, что требовалось, Горовой не стал ждать окончания словесной тирады своей собеседницы и без церемоний прервал телефонную связь.

Капитан Ратманов явился к следователю в назначенное время.

– Вот постановление о привлечении вас в качестве обвиняемого, – указал Горовой на сдвоенный лист с мелким машинописным текстом. – Огласить его вам или сами прочтёте?

Ратманов молча придвинул к себе бумаги и углубился в чтение.

«… Совершение умышленных действий, явно выходящих за пределы предоставленных представителю власти полномочий, причинивших существенный вред охраняемому законом праву граждан на неприкосновенность личности, сопровождавшихся насилием в отношении двух лиц, мучительным для потерпевших», – говорилось в постановлении.

Ознакомившись с текстом, капитан поставил размашистую подпись в подтверждение личного его прочтения.

– Анкетные данные у вас остались без изменений? – спросил Горовой, доставая бланк протокола допроса обвиняемого.

– Кое-что изменилось, – ответил Ратманов. – Поменялось место службы и должность: я перевёлся в Железнодорожный РОВД на должность оперативного дежурного.

– С чего вдруг?

– Три недели назад меня вызвал к себе командир батальона и устроил разнос, какого я в жизни ни от кого не выслушивал. Подполковник Карагод наговорил мне кучу резкостей, заявил, что считает меня проблемой для батальона, и потребовал найти себе более спокойное место службы. До сегодняшнего дня я был уверен, что командир действовал с вашей подачи.

– Зачем мне беспокоить командира батальона, когда у меня собственных полномочий более, чем достаточно. Например, сегодня после предъявления обвинения я планировал своим решением отстранить вас от должности командира взвода… для того, чтобы Довгалев, Зенков, Линдман и Капелюх с Тагильцевым не находились более у вас в подчинённой зависимости – эта зависимость негативно на них сказывается. А теперь получается, что отстранять вас от должности уже и не требуется… Что касается подполковника, то он далеко не мальчик и совсем не глупый человек, который о капитане милиции Ратманове знает много больше, чем тому представляется. У каждого уважающего себя командира в подчинённых подразделениях есть доверенные люди, докладывающие ему втихаря о положении дел в коллективе, подноготную на сослуживцев… Если Карагод таких людей в батальоне ещё не нашёл, то скоро найдёт…

– Меня это уже не касается.

– Вернёмся к нашим процессуальным делам. Понятно ли вам существо предъявленного обвинения? Признаёте за собой вину в превышении власти?

– Нет, не признаю. Я уже сто раз объяснял вам и вашим коллегам, что использовал физическую силу и специальное средство в отношении водителя Епифанова исключительно в рамках своих полномочий. Удары резиновой палкой в запрещённые места – по голове и шее – ему не наносились.

– Я на вашем месте не был бы столь категоричен в этом вопросе. Судебные медики в своём заключении указывают, что ряд кровоподтёков на спине Валерия Епифанова переходит в область шеи. Мы с вами обсудим этот нюанс чуть позже, когда мне самому всё в нём станет ясным и понятным.

– Никто не наносил водителю ударов по шее! – сорвался на повышенный тон занервничавший вдруг Ратманов.

Следователь немного помолчал, давая понять, что «на горло» его брать бесполезно.

– Хочу обратить ваше внимание вот на какой момент, – сказал он. – Если отбросить в сторону все имеющиеся по делу улики и принять ваши пояснения на веру, то и тогда в ваших действиях будет усматриваться состав превышения власти. В четырнадцатой статье Закона «О милиции» чётко прописано: «Сотрудники милиции имеют право применять резиновые палки в качестве специальных средств для отражения нападения на граждан и сотрудников милиции, а также для пресечения оказываемого сотруднику милиции сопротивления». Понимаете или нет? Для пресечения действий. А не применять спецсредства к бездействующему человеку в отместку за что-то…

– Так я же вам говорил: водитель Епифанов стал убегать от нас. Когда мы с Зенковым настигли его, Епифанов неожиданно ударил меня кулаком в подбородок и ударил бы ещё, если бы я не воспользовался резиновой палкой…

– Поимейте совесть, Ратманов! Вы на много крупнее потерпевшего! Ваш кулак не меньше, чем его голова! А вы с каждым разом всё больше и больше наговариваете на человека. В рапорте на имя начальника Ленинского РОВД от 31.07.1991 вы вели речь об ударе Епифанова по вашей руке при попытке извлечь ключ из замка зажигания. В собственноручных объяснениях на имя прокурора Ленинского района от 17.09.1991 вы говорили об ударе по руке и отталкивании. На допросе от 24.01.1992 вы утверждали ещё и про удар в грудь. Сегодня заявляете про удар в подбородок…

– Я консультируюсь у адвоката. По его словам, я могу вам говорить всё что угодно, от меня не требуется чего-то доказывать, это должны вы делать – вам за это деньги платят.

– Ну что ж, вам решать, как вести себя. Признаваться или придуриваться, как вы сейчас это делаете… Скажите, вы один пострадали от кулаков Епифанова? Или ваши подчинённые тоже?

– Я не вникал в эти детали.

– Имелись ли какие-либо следы на вашем теле после получения ударов кулаком от водителя?

– Были небольшие кровоподтёки.

– Их наличие у вас может кто-то ещё подтвердить?

– К медикам я не обращался.

В дверь постучали. Через мгновение в кабинет с извиняющейся улыбкой на лице заглянул дежуривший на вахте сержант милиции.

– Алексей Петрович, там пришла молодая женщина по фамилии Довгалева. Говорит, она – свидетель по вашему делу. Требует немедленно пропустить её к вам по безотлагательному вопросу.

– Нет проблем. Дайте ей пройти.

Спустя одну-две минуты в кабинет вошла супруга инспектора Довгалева.

– Вы, Горовой, бесчестный человек! – с порога начала распалять себя женщина. – Бессовестно использовали меня, чтобы посадить мужа в тюрьму! Я буду на вас жаловаться!

Алексей поднялся ей навстречу.

– Если вы пришли только за тем, чтобы сказать мне эти слова, то тогда всего вам доброго! До свидания! В вестибюле на стене найдёте график приёма граждан прокурором области и его заместителями, любой из них примет вашу жалобу… И не обманывайте, Светлана Владимировна, ни себя, ни других. Я предложил вам правдиво рассказать, что и как происходило в ту ночь, и вы поведали мне об этом, а потом собственноручно подписались под своими показаниями. Чего вы в тот момент от меня не дождались? Только одного: моих слов о том, по какому делу мне требовались от вас все эти данные… А вы где-то встречали следователей бесхитростных, как тюлени? Нет? Вот и я не встречал.

– Вы – коварный человек!

– А вы думали, что здесь в гудзыки играют?

– Отпускайте моего Андрея домой!

– Предлагаю вам оставить нас. Вы же видите, что я занят работой. Времени на пустопорожние разговоры с вами у меня нет.

– Я не уйду отсюда до той поры, пока вы не освободите мужа, – женщина ухватилась за рукав следователя.

В кабинет стали заглядывать коллеги Горового, привлечённые громкими возгласами посетительницы.

– Светлана Владимировна! Вы своими действиями дезорганизуете работу должностного лица, – попытался вразумить Довгалеву следователь. – Это называется хулиганством. Не вынуждайте применять к вам власть.

Ратманов с лёгкой усмешкой наблюдал за происходящим.

– А ты чего ухмыляешься? Если кто и должен сидеть в арестантской камере, так это ты! – переключила Светлана Довгалева свой гнев на Ратманова. – Ты их командир! Ребята выполняли твои приказы. Вот ты и должен отвечать.

Капитану хватило ума молчать. Он продолжал снисходительно улыбаться, и казалось, что словесная агрессия молодой женщины пролетает мимо его ушей.

Горовой тем временем позвонил на вахту:

– Проводите до выхода гостью из восьмого кабинета, а то у неё совсем нет желания покидать эти стены по доброй воле.

Женщина вступать в пререкания с пришедшим сержантом не посмела и покорно проследовала к выходу в его сопровождении.

Почувствовав, что Довгалева своими истеричными выпадами сбила его с выбранного темпа ведения допроса, Алексей объявил пятиминутный перерыв. Он предложил Ратманову спуститься в полуподвал, в прокурорский буфет, и выпить чашку чая или кофе. Когда капитан удалился, следователь прошёл во внутренний двор, где неторопливо выкурил сигарету. Потом вернулся в кабинет и, чтобы собраться с мыслями, перелистал подготовленные к допросу Ратманова рукописные тезисные заметки.

Посещение прокурорской чайханы хорошо взбодрило Ратманова. Вернувшись, он сам начал задавать вопросы.

– Откуда такая уверенность в моей виновности? – вопросил капитан.

– А она не возникла на ровном месте – я работал, не сидел сложа руки… Вот вы и два ваших подчинённых – Довгалев с Зенковым – твердите, что водитель Епифанов после остановки и встречи с вами бросился убегать в темноту. Однако ничем, кроме ваших голословных утверждений, факт побега не подтверждается. Логического резона для этого действия тоже не прослеживается.

– Ну, это как посмотреть.

– Потерпевший говорит: «Зачем и куда мне было убегать? Я был трезв, находился в добром здравии и не испытывал ни малейшей необходимости оставлять свою жену на ночной дороге». Более того, по словам Епифанова, вы с Довгалевым беспричинно набросились на него, схватили под руки и потащили за машину, куда не доставал свет фар,.. на расправу. Пассажиры задержанных «Жигулей» говорят о том же. Есть ещё и объективные доказательства. Так, при волочении Епифанова у него с пояса сползли спортивные брюки, а трусы от трения об асфальтовое покрытие дороги прорвались… специфическим образом. Этот повреждённый предмет одежды я не поленился осмотреть, описать в протоколе и приобщить к делу в качестве вещественного доказательства.