Читать книгу Преодоление - - Страница 5

В этот период произошли несколько ключевых изменений в понимании людей и восприятии самой жизни в не радужную сторону.

Наши отношения с сестрой, зачастую, заканчивались дракой по мелочам, которые казались очень важными, да и просто так из-за нежелания уступить какую-то вещь, например, компьютер или игровую приставку. Одна драка, которая произошла уже в более поздний период, оставила отпечаток на моей правой руке в виде шрама. Где-то до 14—15 лет я был ниже своей сестры, что и позволило ей чувствовать свое доминирование надо мной. Решение наших ссор отец находил только в ремне, так как вся его «психология» заключалась именно в нем, а мама отправляла «по углам», говоря при этом Оле, что она старше и должна уступать, помогать младшим. Как же было неразумно такое говорить, ведь старшие люди в семье – родители, а при переводе своей ответственности на одного из участников конфликта проблема тоже не решается. Как и с помощью насилия приводить порядок и гармонию во времена наших конфликтов, ведь такие способы ничего не решали в корне, а только давали отсрочку до следующего момента. Один, из них привел меня в коридор к двери с курткой в руках после очередной ругани со своей сестрой из-за компьютера.

Помню, как мама сказала нам разойтись, а при этом, сделала мне наставление, с которым я был полностью не согласен, находясь под аффектом, к тому же еще выругался ей в спину не большим словосочетанием, выражающим почти весь негатив одним словом, начинающимся на букву «С».

Затем мне было предложено уйти из дома навсегда, вследствие сказанного мною такого слова. Хоть оно признано уже литературным, но все равно не буду его здесь употреблять, надеясь на понимание читателя, что я имел в виду.

На дворе была зима, солнце давно уже опустилось за горизонт, поэтому никакого желания покидать дом не было, хотя если бы кто-то там за дверью на лестничной площадке или на улице ждал и мог принять меня в свою семью, то выбор был очевиден – уйти. Но это не произошло, так как мама подходила ко мне, чтобы услышать извинения, вместо которых было только молчание в первый раз, но во второй – «выдавил» из себя еле слышимую просьбу о прощении. Таким образом, завершилась проблема с выбором, остаться или уйти в этот раз.

При исполнении 6 лет и 11 месяцев надо было переходить в школу. В начальных классах все было хорошо, годовые оценки были без троек, учебную программу понимал, и хотелось учиться. Радовался подаркам, которые получал на свой День Рождения. Гулял и играл в футбол со своими друзьями, был общительным, веселым, любил бегать и перелезать через забор в детский сад и обратно на «свободу». Катался на велосипеде, когда был в гостях у бабушки летом. В общем, была беззаботная и радужная жизнь, которая свойственна детям младшего школьного возраста.

Во время пребывания в пришкольном лагере я подружился с одним парнем по имени Иван, так как у нас были общие интересы – игры на приставке «Sega mega drive 4». Мы любили часами «забивать» свое время в играх, зачастую предполагавшие избиение своего соперника. В них разгромное количество побед одерживал мой друг, а в одиночных играх мне очень нравилась игра «Dune 2». Я любил строить свои базы, турели при входе на нее, танки с ракетницами и солдат. Такое конструирование уносило меня на долгие часы получения удовольствия от своего творения. Когда появился компьютер, то мы перешли на него, а приставку временами отвозили к бабушке, чтоб там продолжать свои военные баталии. На компьютере я проигрывал почти все сражения. Может быть, потому что был младше его на год, или меньше времени уделял на тренировку своих игровых навыков.

Да, сделанные с умом компьютерные игры, помогают развивать логическое мышление, моторику рук. Но неотрывное сидение перед экраном монитора, как уже выяснили ученые в своих экспериментах, пагубно влияют на здоровье человека, а иногда и приводят к смерти, при полном погружении в такое бездушное «железо», созданное человеком. Не могу сказать, что без компьютера жизнь была бы легче, иначе, зачем его создали. Однако, вся «соль» заключается в самих играх, которые формируют мировоззрение еще даже у дошкольников. Благо, что мы с Ваньком не потеряли тот стержень разумного понимания ситуации с компьютером, а то были бы сейчас в очках и/или с другими проблемами здоровья, мне так кажется.

Сказанный выше абзац был отступлением в сторону от главной темы этой части рассказа. Возвращаюсь к школьным делам. 4-ый класс мы пропускали и переходили сразу в 5-ый по программе обучения за 3 года. В нем так же у меня были только 4 и 5 в годовых оценках.

Солнце светило ясно и радовало своими лучами до тех пор, пока не нагрянули «тучи с грозой».

Мои одноклассники стали открыто выражать свой «уровень развития» и понимания товарищей в классе. Если раньше они подшучивали, пользуясь моим спокойствием и мирным поведением, то теперь, при входе в класс, почти каждый день слышал какое-нибудь оскорбление. Оно сопровождалось смехом от организатора и почти всех остальных одноклассников.

Почему «почти» всех остальных? Потому что было еще 4 парня, к одному из которых, так же относились. Он не шел против этих «животных», а просто молча терпел, позабыв свою гордость, и не принимал все издевательства близко к сердцу, или хорошо скрывал их в отличие от меня. Я же впадал в оцепенение от них, что даже сжать руки в кулак не мог. Остальные трое были друзьями, поэтому у них организовался свой «круг», а значит, психологическая защита присутствовала от внешних обстоятельств. Влиться в такой коллектив у меня не получалось, из-за своей депрессии, которая тогда набирала обороты. Если их действия, направленные на оскорбление того парня или меня происходили при учителе, то он просто опускал голову в журнал или книгу и, ждал звонка. А иной, как наш классный руководитель, бесполезно пытался вразумить их одуматься и прекратить такие нападки.

Школьная форма, зачастую, была в грязи или меле, и, по возвращении домой, мама спрашивала, зная, про отношения с классом:

– По тебе там что, ходят? – на что я ничего не отвечал, а просто молчал как партизан.

Ванек учился в параллельном классе, и поэтому мы почти не виделись в школе, а только говорили по телефону просто так – бесцельно. Тогда я не представлял, что могу отвлекать его от дел, для пустого разговора, которого мне очень не хватало, ввиду своих проблем с одноклассниками.

Зажатость и скованность присутствовали во мне, выражаясь отстраненностью от мира, от первого друга Александра, серьезно относящегося к учебе в лицее. Пока мама не скажет позвонить друзьям и прогуляться, я так и оставался дома, хотя на звонок сам не решался. Поэтому свою неуверенность компенсировал в играх, где я – отважный, смелый генерал в своей уютной и отлично защищенной базе.

При такой боязни выйти на улицу, редко появлялись мысли о хоть какой-то открытости и готовности знакомиться с новыми людьми или просто показаться им. Всегда думал, что выгляжу очень плохо, неуверенно, боязливо, будто совершил преступление. Было желание скрыться от посторонних глаз, пройдя незаметно, но, думаю, моя сутулость, быстрые шаги и опущенная вниз голова выдавали противоположный эффект желаемому.

Каждое утро я просыпался с неохотой, не потому что спать хотелось, хотя и не без этого, но и из-за предстоящего похода в школу. Каждую секунду хотелось замедлить или вовсе остановить, чтоб отсрочить свой путь в класс на уроки.

Дома при завтраке на кухне вещал «Зомбоящик» с передачей «Доброе утро». При ней показывали какой-нибудь клип известной песни. Мне запомнилась только одна – Валерий Меладзе & Виа Гра «Притяженья больше нет». Наверно, хотелось так же освободиться от гнетущих условий существования в школе.

Мои переживания довели до потери волос на макушке головы, то есть их можно было вырвать без особых усилий и боли, а так же сами выпадали, когда причесывался.

Однажды, в феврале, после всех уроков, выйдя из школы во двор, я увидел почти всех главных лиц этого беспредела. С ними находилось несколько девчонок, сидящих на не большой, железной, окрашенной в зеленый цвет, трубе, ограждающей саму школу от футбольного поля.

Мне захотелось слиться со стеной школы, и пройти незаметно, но для этого надо было спуститься с лестницы или спрыгнуть с не очень высокой площадки перед входом в здание, что я и сделал. Какими бы аккуратными, тихими мои шаги не были, каким бы сильным мое желание ни было – меня, конечно же, заметили, иначе, зачем они все собрались.

Парни с издевательскими возгласами стали подходить ко мне, сделав полукруг, так как я уже оказался прижатым к школе, а далее «главарь» сказал:

– Давай, сначала я тебя ударю, а потом ты меня? – сердце жутко колотилось, руки стали «ватными», ноги – подкошенными, а мысли – спутанными, и я задал глупый вопрос со словом, не подходившим к данной ситуации:

– А где союз этого договора?

В таком духе проходило это мытарство, сопровождающееся насмешками, киданием снега, но до рукоприкладства дело не доходило, лишь была возможная попытка этого.

Один из парней поднялся по лестнице к входу в школу, и собирался прыгнуть на меня. Я такой вариант предположил, и отошел подальше от нее, а он – спрыгнул на свободное место. Думаю, было забавно наблюдать за таким, якобы, бесцельным поднятием по лестнице с, последующим, прыжком с нее.

Не знаю, сколько бы такая картина еще продолжалась, если не проходивший мимо молодой человек со своей девушкой. Он сказал, чтоб они отстали от меня. Каким-то образом это на них повлияло и все затихли. Я поднял свою сменку с разорванным пакетом (как так произошло – не помню), и пошел домой, шмыгая носом и пуская слезы от пережитого. Дома никого не было, а значит, у меня было время успокоиться, чтобы, опять-таки, промолчать, и каждый день я хотел покончить с собой, чтоб прекратились подобные пытки

Последующие несколько дней были, относительно, спокойны, и, как помню, мама меня записала вместе с Александром на секцию по САМБО, которая проходила в спортивном комплексе «Искра». Сейчас я понимаю, чего она хотела добиться этим, но ничего, кроме силы, знаний и умений применять несколько приемов на практике, мне не принесло.

17 февраля 2003 года, во время отработки одного приема по САМБО, я неудачно упал вертикально вниз головой и ударился затылком о маты. Все бы ничего, но через несколько дней мой правый глаз отъехал в сторону, и его никак не получалось вернуть на место. Мама была шокирована, увидев такое, и договорилась с врачами Одинцовского 2-ого филиала госпиталя им. Бурденко о проведении МРТ моего головного мозга. Так и было сделано, но спустя 1—2 недели, а за это время косоглазие прошло. После него врачи, посмотрели снимки и заключили, что у меня острый рассеянный энцефаломиелит с подозрением на рассеянный склероз. Реакция мамы – шок, а у меня его не было, так как я понятия не имел о такой болезни, да и к тому же были проблемы поважнее.

В начале марта того же года меня госпитализировали на обследования в НИИ Педиатрии находящегося в Москве. В первой выписке было заключение, содержащее, помимо проведенных исследований, диагноз: «Рассеянный склероз» (опять же под вопросом). Обострения этой болезни выражались хаотично, то есть если в первый год их было только одно, а затем наступала ремиссия, то через полтора года опять начинались 3—4 раза, а потом опять она повторилась на несколько месяцев, но затем ее период все сокращался и сокращался. На тот момент мне выписали лекарство «Ребиф-22», которое надо колоть в руки и ноги через день. Скажу честно, уколов я очень боялся, но деваться было некуда, да и на фоне их применения количество обострений уменьшилось.

Как-то раз перед очередной инъекцией, я непозволительное количество времени держал укол в руке, чтобы он стал негодным к использованию. При достижении этого, мне захотелось вылить содержимое в раковину, что и сделал. Мама, вспомнив об уколе, подошла ко мне и спросила о шприце. Я, нервно предполагая отмену неприятной процедуры, сказал, что выкинул его, ввиду истечения допустимого времени вне холодильника. Она была очень недовольна этим, и достала новый укол, которого мне было уже не избежать. Затем и сестра высказала свои упреки, как маленькому и глупому ребенку о дороговизне выкинутого лекарства в 1000 рублей (примерно столько стоил 1 укол). По своей 2-ой группе инвалидности мне бесплатно выдавали в НИИ Педиатрии около 25 упаковок «Ребиф-22», в каждой из которых по 3 укола. Занятия по САМБО пришлось прекратить, ввиду противопоказаний занятия тяжелыми физическими нагрузками.

Во времена получения двоек с тройками в тетради и дневнике я нарочно закрывал их рукой или учебником при выполнении домашнего задания. Такие действия, по сокрытию информации об успеваемости в школе, совершал во избежание ругательств со стороны мамы и, возможного, ремня отца. В то время был большой стол сестры и малый, за которым можно было писать, а находился он в комнате родителей, следовательно, мои оценки, зачастую, проявлялись вопреки почти всем способам их сокрытия. Бывали моменты, когда хотелось покончить с собой, приведу один пример из них.

Когда я делал домашнее задание по русскому языку, мама, увидев пару двоек и несколько троек в тетради, а затем в дневнике, и мой корявый почерк с помарками, устроила скандал, и сказала переписывать работу. Таким образом, я ее переписал 4 раза, естественно со слезами на глазах и с желанием умереть, выбросившись из окна (мы живем на 5 этаже, а этого, думал, было бы достаточно).

Школьные дела продолжали идти, как и раньше, лишь с единичным случаем, произошедшим на перемене в кабинете для физики после урока. Задние парты были заняты еще в начале учебного года, поэтому выбор был невелик или вовсе отсутствовал. Свободной оказалась только первая посередине, в некотором роде – трибуна для насмешек в нашем классе. Я сидел с парнем по аналогичной проблеме восприятия класса, что не удивительно и даже символично по почти всем параметрам. Во время перемены один провокатор всех издевок совершил очередную, используя тряпку с доски в качестве предмета для кидания в меня. Не знаю, что именно подтолкнуло подняться со стула и спросить обидчика:

– Ты чо, козел? – Ответ был получен в виде вопроса:

– Ты знаешь, кто такой козел?!!

– Да, знаю, это ты.

Судя по комментарию одного из уважаемых в классе, мой ответ заслужил похвалы за креативность, которую, в последующих днях, очень обсуждали одноклассницы между собой. А тот не остался в долгу и «наградил» меня ударом в правый глаз. Синяк не заставил ждать своего появления, но слезы отсутствовали. Они были, зачастую, после словесного «избиения», так как это било намного сильней, тем более, если депрессия присутствует и дает о себе знать.

После урока мой путь лежал в медпункт для заживления травмы, а потом домой по рекомендации медсестры. Однажды, несколько одноклассниц спросили, почему я не расскажу родителям о такой ситуации, на что мой ответ содержал следующее:

– Я не хочу быть ябедой.

Решающей каплей, нахождения в этой школе, стало замечание учителя об избиении своего одноклассника.

На уроке труда позади сидел один из недругов, и тыкал в мою спину ручкой, говоря при этом обидные слова шепотом, дабы не быть услышанным преподавателем. Когда мне надоело это терпеть, я стал отвечать своими ударами по руке того обидчика, а затем и со стороны учителя в виде требования сдачи дневника для замечания (этот дневник, как и почти все остальные, хранится дома, так как жалко выбрасывать). Мама посмотрела в дневник, и сказала, что я больше не пойду в эту школу. После таких слов я почувствовал редкостное чувство радости, которое не часто было гостем во мне.

Данный отрезок времени принес много событий, без которых я не представляю свою теперешнюю жизнь. Во-первых, получил опыт в ощущении желания своей смерти, в знакомстве со своим страхом быть побитым или униженным, из-за чего стал спокойнее глядеть на разные жизненные события, сравнивая их со своими. Во-вторых, осознание истинной цены здоровья и не только, так как человек обычно ощущает его важность при потери. В-третьих, лучшее понимание людей, которые пережили подобные случаи или продолжают находиться в ситуациях, связанные со школой, с тяжелой болезнью, с отношениями в семье.