Читать книгу Альманах «Вдохновение». Выпуск №3 - - Страница 2

Поэзия

Оглавление

1-е место
Владимирова Екатерина

Птица

На дорогах заносы —

Ночью был снегопад.

Я отрезала косы

Лет сто двадцать назад.


Я глаза завязала

И заклеила рот.

Никому не сказала —

Разве кто-то поймёт?


Запорошена белым,

У земли на краю

Я и словом и делом

Мир на части крою.


А в заоблачной выси,

Где лишь птицы парят,

Формируются мысли

Весом тонн в пятьдесят.


То ли мир я разрушу,

То ли новый создам

Но бессмертную душу

Ни за что не продам.


Кто безглазой боится —

Тот безгласной не друг.

Я прекрасная птица.

Покорми меня с рук.


Без названия

Игрушки брошены в песочнице —

Вчера внезапно хлынул дождь.

В прогнозе, как всегда, неточности,

А что с синоптиков возьмёшь?


Грустят в саду скамейки мокрые

И трёхколёсный самокат,

А бабушки сидят за стёклами

И до весны не выйдут в сад.


У них сосуды и давление,

Суставы, сердце, диабет

И бесконечные прозрения

О смысле радостей и бед.


Отодвигая чашку с кашею,

Припомнят прошлые дела.

– Ах, повиниться б перед Машею…

А Маша в мае померла.


2-е место
Яковлева Екатерина

Рубиновая вьюга

Швыряет ветер острые кристаллы,

И холода болезненная хватка,

Здесь многие бороться перестали,

В стихии растворившись без остатка.


Лед иглами прокалывает сердце,

К груди прильнут озябшие ладони,

И гонит буря жалких чужеземцев

Скитаться по заснеженной юдоли.


Клыки морозные терзают тело,

В сугробах похоронены останки,

Смерть ослепляет в облаченьи белом

И тонким льдом затягивает ранки.


На мерзлом сердце трещины змеятся,

Осколки разлетаются по кругу,

Кровавый снег и белый в ритме танца

Сливаются в рубиновую вьюгу.


В ожидании бала

Свечи истекают красным воском,

Серебро начищено до блеска,

Зал сверкает полуночным лоском, —

Истое величие гротеска.


Оживляют призрачные руки

Клавиши резного фортепиано,

И несутся, и кружатся звуки

В воздухе дурманящем и пряном.


На подносах стройные бокалы,

Пузырьков искрятся фейерверки,

Всюду розы, орхидеи, каллы

В вазах украшают этажерки.


Он стоял с осанкой горделивой

Посреди изящества и глянца,

Будто выбирал в толпе пытливо

Юную красавицу для танца.


В зеркалах мелькали отраженья,

Дым сигар повис вуалью смога,

Лунный свет, разбившись от паденья,

Перламутром осыпает окна.


Он закрыл глаза и ждал смиренно

К празднику спешащую карету:

Вот сейчас услышит непременно,

Как шуршат подолы по паркету.


Только тишина кольнула больно,

Вырвав сердце из объятий неги,

С клавиш руки свесились безвольно,

И затихла музыка навеки.


На подносах битые фужеры,

Под ногами высохшая калла,

На ветру колышутся портьеры…

Все исчезло, и не будет бала.


Кровь поэта

Густая капля упадет в бокал,

Еще одну, последнюю, быть может,

Удастся выжать, только ты устал,

Тебя однажды это уничтожит.


«Еще одну, последнюю, клянусь, —

Ты повторяешь мантру исступленно, —

И даже если я погибну – пусть,

Бокал моих творений будет полным».


Последнюю… в тебе их больше нет,

Бессмысленно тянуть сухие жилы,

Ты на земле оставил вечный след,

Отдав искусству жизненные силы.


Забинтовать бы рану на груди,

Но ты сорвешь нелепые повязки,

Какие у поэта есть пути? ¬

Его бокал рубиновой окраски.


Печаль

Кротко постучит в окно ночное,

Вздох заденет легкую вуаль,

Ступит под молчанье гробовое

На порог незваная печаль.


Не гони непрошеную гостью,

В свете зачарованных лампад,

Под сирени кружевные гроздья

Пригласи на чаепитье в сад.


Пусть расскажет о своих тревогах,

Вместе с ней о чем-то погрусти,

А потом до самого порога

Проводи и с миром отпусти.


Маяк

Последний свет, но это не туннель,

Белесый луч моргает сквозь туманы,

Воды сапфировая колыбель —

Холодные объятья океана.


И по камням, исхлестанным волной,

Текут солеными ручьями слезы,

Он в яростной стихии, как влитой,

Стоит державно, не меняя позы.


К нему в штормах несутся корабли

Спасти свои блуждающие души,

Они давно не видели земли,

Их капитанам не доплыть до суши.


Последний свет надежды вдалеке,

Рок за штурвалом в облике паяца,

В бочонках ром и карты в сундуке,

Но им они уже не пригодятся.


3-е место
Башкардин Роман

Мне нужно всего немного

Мне нужно всего немного —

Туман, где ночуют реки,

Потрёпанный томик Блока,

С печалью его элегий.


Ни замков, ни пышных сводов —

Лишь краешек неба в соли,

Чтоб ванты уснувших лодок

Антично качало море.


Удачных стихов – немножко.

И дом, чтоб шептались ставни,

Где счастье размером с кошку,

А в сущности – великанье.


Ветвей кружевную просинь —

И звёзд, как кусочки мела,

И светлую эту осень,

Чтоб ты мне тихонько пела.


Дорога с тобой сквозь Вечность.

И снег, и осенний вечер.

И радость твоя. И нежность.

И руки твои – на плечи.


Хранить тебя

Хранить тебя внутри души,

где робкий свет тенями тесен,

хранить тебя, едва дыша —

словами древних, тихих песен.


Хранить, где шёпот прошлых лет

звучит напористо и льдисто.

Хранить, где музыка ветров

нисходит с пальцев гитариста.


Беречь твой лик среди полей

под покрывалом снежных вёсен.

Хранить твой образ средь лесов,

где по чертогам бродит осень.


Беречь, хранить и не жалеть

ни о словах, ни об утратах.

Хранить в богемском хрустале

цветами винного заката.


Хранить в полотнах тишины,

где живописью всходит Лира.

И на подснежниках весны

её качает море Мира.


Бабинцева Анна

Серенада весны

Вот и всё. Смыта краска с ресниц.

Можно больше не сдерживать слёзы.

Всяк заметивший их – отвернись,

Дай разбиться им замертво оземь.

Кто до донышка вычерпал взгляд?

Он пустой. Оттого всё бездонней.

И покоя уже не сулят

Даже тёплые жесты ладоней.


Суету победив пустотой,

Окисляется память тягуче.

Рассинхрон за душевной чертой

И стучащих сердец несозвучье.


В чёрный список опять внесены,

Только вот карандашиком рыжим.

Дарит дождь серенаду весны

Черепичным и шиферным крышам.


Занят крышами в ряд горизонт,

Подпевают им капли картаво.

Весь их жизненный диапазон

Уложился в одну лишь октаву.


Замолкают, вздыхают и вновь

Беспокойно поют на изломе.

Уходя, погашу за спиной

Силуэт твой в оконном проёме…


Гуляко Мария

Здравствуй, ночь, тебе тоже не спится?

Здравствуй, ночь, тебе тоже не спится?

Куришь в форточку, гасишь свет?

И сминаешь угол страницы,

Той, которая даст ответ.


Измеряешь свои желания

С точки зрения вечных тем,

В каждом видишь живое послание

И решение всех проблем.


Тоже ходишь, как я по кругу,

Собирая звезды с небес,

А у смерти коса так туго,

Что меняется глаз разрез…


Отдохни от тревог и желаний,

Расплети осторожно косу́,

Погаси все костры испытаний,

Что сжигают Божью росу.


Здравствуй, ночь, тебе тоже не спится?

Слишком быстро крутится шар…

Вот тебе моток шерсти и спицы,

И свяжи мне, пожалуйста, шарф.


Чтобы звёзды в орнаменте были

И рисунки теплого лета,

Развивай моторику или

Коротай часы до рассвета…


Казакова Вера

Я всё хочу начать сначала

Я всё хочу начать сначала,

Услышать звук твоих шагов.

Как много было лишних слов,

А нужных было очень мало.


Не осуждаю, не ревную,

Но так хочу вернуть назад:

Субботний день, Нескучный сад,

Вкус дыма, горечь поцелуя.


Ты забудешь меня, как беду

Ты забудешь меня как беду,

Ты когда-нибудь будешь счастливой.

Это будет, когда я уйду —

Счастье  с горечью лёгкой разрыва.


Я тебе завещаю весну

В этом солнечном радостном крае,

Эти звёзды и эту луну,

Пенье птиц я тебе завещаю.


Ты увидишь над морем рассвет,

Блеск воды, корабли и причалы.

И поймёшь, что меня больше нет,

И что можно начать жизнь сначала.


Принцесса Седовласка

Принцесса Седовласка

Спит в своей лесной постели

Героиня странной сказки.

У корней корявой ели

Спит принцесса Седовласка.

Из дворцов ушла постылых

В необъятный мир огромный.

Все что знала позабыла.

Даже имени не помнит.

Никому тогда ни слова,

Тщетно слуги обыскались.

Ни следов, ни капли крови.

Лишь платок нашли на скалах.

Изучила все дорожки

И язык животных тайных.

Она ходит тише кошки,

С ней не встретишься случайно.

И теперь без сожалений

Без тоски и укоризны.

Сквозь леса проходит время

Этой странной тихой жизни.


Лачек Варвара

Секрет датского счастья

Из недр земли ползёт моя печаль,

укутывая ситцем бездорожье

избитых мыслей, скомканных начал,

и кажется до боли невозможным

присутствие себя самой в руках простого дня,

распахнутого настежь

для чьих-то слёз, рисующих по коже

безудержными каплями дождя

загадки друг на друга не похожих

далёких звёзд, рассыпавшихся дрожью

на жизнью перепаханных полях…

И всё же мой каждый миг стирается в уме,

бессмысленности тень ломает крылья…

наверно, мне, не знавшей полумер,

не смочь понять преемственность безрыбья

над выбором гореть

в расколотых строках своей души,

неизлечимо буйной и нервозной…

и не смирясь ни с ретушью покоя,

ни с рокотом тиши,

себя тащить со дна водоворота и всплыть,

испив до капли безысходность,

и просто жить. Непросто жить…

душа моя, как сумасшедший дом

в преддверии больничного обхода, —

роняя веру, сваливаясь в ком,

мир катится под плач чужого хора

в седой туман пустых материков,

чужих фигур, бездушных ледоходов,

пунктирных линий судеб мертвецов —

не ведая, что счастье лишь в одном —

касаться сердца, шедшего неровно

при взгляде на любимое лицо,

при каждом всплеске искреннего слова,

звучащего со мною в унисон.

Пляска смерти / danse makabre

Мы в будущее вышли сквозь окно,

туман давил всей тяжестью столетья,

Осколками рассыпавшихся снов

блеснула жизнь в безумии последнем.

Кровоточили камни и столпы

времён, давно продавшихся за шекель,

Чернее я не помню пустоты,

чем выжженные тропы и траншеи,

Раздёрнутых небес погасший лик,

теней окостенелых силуэты,

И страшный треск расколотой земли

и есть та песнь, которая не спета.

Мы раньше были чище и добрей,

деревья не врастали в послесмертье

ушедших душ. И нравилось стареть

домам, в которых радовались дети.

Родных просторов звуки и огни

будили тишь нетронутых окраин,

А горем не разорванная нить

сшивала тьму надёжным ровным краем.

Рассвет был безупречен и велик,

как исполин над водами морскими,

Цари небес помыслить не могли,

что сокол над ужом давно бессилен.

Ослепшей боли в сердце не унять,

/повеяло погостною прохладой/ —

Так птица умирала на камнях

под danse macabre разверзнутого ада.

Сейчас же, зная цену всем вещам,

а жизни до предела обесценив,

Мы разучились верить и прощать,

мы научились двигаться без цели,

Забыв о том, что в постзакатной мгле

на тропах беззакония нет правых,

Но на глухой сорваться фистуле

/так Бродский говорил/ – ещё нам рано —

Себя /не их/ сумев перебороть,

не изменив ни чёрту и ни богу,

На лезвии раздробленных миров

остаться верным собственному слову.

Симакова Евгения

Енисей

Енисей вскрывается в мае

И я тебя отпускаю.

Течение лечит душу

Нужен ты мне, не нужен —

Уже не его забота,

Всё происходит в субботу:

Как принято поутру,

Мерзкий привкус во рту

Приторно-горькой конфеты,

Очередной сигареты,

Скуренной перед сном,

Но об этом потом.

Минуя пустые беседы,

Я быстро шнурую кеды

И медленно говорю:

«Я тебя не люблю».

Разборчиво по слогам.

На улице ураган,

Дождь и большие лужи

Мне ты больше не нужен.

Почти чужой человек.

Я бы узнала у рек,

Когда они замерзают,

Но Я тебя отпускаю

Корабликом в крошку льда

В никуда хоть куда навсегда

Ведь так отпускают людей?

Льдом звенит Енисей.


Храмцова Римма

Осенний блюз

Играла осень блюз тоскливым утром,

Взяла дождя серебряные струны,

Они сияли нежным перламутром,

Мелодия лилась сонатой лунной.


То скрипкой плакала, прощаясь с летом,

То всхлипывала громко, то скулила,

Взмывала в небо, солнышком согрета,

Над озером туманами парила.


Дрожали ноты каплями на стёклах,

Кругами шумно дождь шагал по лужам,

Все краски осени от сырости поблёкли,

И с грустью в душу заползает стужа.


А музыка порхает рыжей птицей,

И в даль летит, крылом осенним машет,

Зима несётся снежной колесницей,

Узоры белые позёмка вяжет.


Вечер

Седая туча распустила косы,

Туман качался в гамаке меж сосен,

Алмазами в траве сверкали росы,

Клочками, меж берез повисла просинь.


Лиловый сумрак крался словно кошка,

На мягких лапках по лесным тропинкам,

Он нёс прохладу на своих ладошках,

И радовался озорным дождинкам.


Они плясали на зелёных листьях,

И белками скакали по деревьям,

Но ветер тучу вдаль унёс на крыльях,

И вышла тишина из подземелья.


Накрыла мягкой шалью полумрака,

Лишь светлячки кружились в хороводе,

Да ручеёк журчал на дне оврага,

И звёздочки зажглись на небосводе.


Ночная мгла вступив в права хозяйки,

Довольная уснула на лужайке.


Альманах «Вдохновение». Выпуск №3

Подняться наверх