Читать книгу Отражениe - - Страница 2

Время может быть разным. Тебе это станет понятно, когда подрастешь. Пять минут счастья похожи на зимнее солнце, которое приятно слепит, наполняет теплом и внезапно скрывается за горизонтом. Пять минут горя тянутся как вой оставленной собаки: кажется, так долго, пока не закончится жизнь.

Непрочитанное письмо №21, 2005 г

Плохо помню, как шел по улице. Ввалился в первую попавшуюся пиццерию, заперся в туалетной кабинке, приспустил шорты, боксеры и обхватил член, который чуть, нахрен, не разрывает от напряжения. Принялся яростно дрочить, представляя, как имею сахарный рот темноволосой куклы, которая покорно надела дурацкие розовые тапки. Она порочно смотрит снизу вверх, задыхаясь от моих размеров, и сдавленно стонет. Ласкает себя тонкими пальчиками, чтобы довести себя до оргазма одновременно со мной…

Обильно кончил не в кукольный рот, а в собственную руку – нихуя не отпустило. Ведьма. Бумагой стер сперму с пальцев и вышагнул из кабинки.

Толстяк, который мыл у зеркала руки, посмотрел на меня с антропологическим интересом. Из списка «Успеть до старости» можно вычеркивать «подрочить при случайном свидетеле».

– È stata una giornata piuttosto faticosa5, – открывая холодную воду в раковине по соседству, невозмутимо произнес я.

Мужик расхохотался.

– Ora penso che vada bene come non mai6.

– Если бы, – покачал головой и двинулся через основной шумный зал к выходу.

Распахнул дверь на улицу – ну и пекло. Видимо, стоит осесть внутри, под кондиционером с каким–нибудь среднего качества пойлом. Сейчас бы заглотить хороший выдержанный виски, а придется хлебать ледяной кампари. Этот кисло–горький местный ликер наливают на каждом углу. От него потом так жжет во рту, будто обожрался апельсинов.

Но пусть так, надо быстрее забыть красивую стерву и ее требовательный рот. Пухлые губы, с которых я поцелуем стер идиотскую бежевую помаду. Когда оторвался от девушки, они раскраснелись и раскрылись, как идеальный бутон не существующей в природе розы. Мой член согласно дернулся, мысли продолжили течь в расплавленном, возбуждающем направлении, но их ход прервал ощутимый толчок в спину.

– Ну ты красавчик!

Шкаф по имени Лёха подкрался сзади, обхватил меня под грудью и попытался поднять в воздух. Перегрелся, видимо, и перепутал со своими телками. Я резко откинул голову назад, попав точно по носу. Рассчитал удар так, чтобы ничего не сломать, но у Лёхи не должно больше возникать желания подобное делать. Он выругался и опустил меня на пол.

– Нос мне свернул, мудила.

– Ты уж определись: красавчик я или мудила.

– Так два в одном, – прогнусавил Лёха, держась за переносицу. – Чуть не сожрал бабу – красавчик. Но для тебя она слишком горяча, мудила.

Между нами материализовался Майкл и, обхватив обоих за плечи, повел к освободившемуся столику.

– Keep calm, bitches. Джонсон, ты реально красавчик. Долбаное солнце утомится – поищем barbiere7.

Я развалился на стуле и усмехнулся. Чуть больше получаса назад мы ехали на арендованной тачке, мечтая выбраться из душного города ближе к морю, но планы изменила кукла, которая сначала вышагивала по туристическому маршруту на своих каблучищах, будто по подиуму, а потом совсем сошла с ума от жары и расселась прямо посреди улицы. Засмотрелись втроем и чисто по рофлу решили не оставлять леди без мужского внимания. Поспорили, что один из нас должен сорвать ее вишенку. Ну типа поцеловать. Камень–ножницы–бумага – выпало мне. И теперь проигравшие должны побриться налысо. Не такой уж жесткий результат, будем честны. Легко представить, что невысокий крепкий Майкл (Михаил по паспорту) будет смахивать на Вина Дизеля в менее тестостероновой версии, а бородатый кавказец Лёха – обладатель пугающе густой шевелюры – станет кем–то вроде Джигана, но с более осмысленным взглядом.

– Какова девочка на вкус? Сладкая и пьянящая как глоток амаретто? – подмигнул Майкл.

Я облизнул распухшие, саднящие от ее укусов губы.

– Слаще.

– Требую еще один спор! Тоже хочу ее попробовать. Да и Лёха, думаю, не откажется.

Майкл глянул как рыжий Ник из «Зверополиса». Хитрый самовлюбленный лис ведет себя как обычно, но отчего–то именно сейчас меня это взбесило – как будто зажженная спичка упала на разлитый бензин.

– Только дернись в ее сторону, и твой отец получит скрины одного занятного профиля в Тиндере, – ответил голосом ледяным, как хватка короля Ночи8, уже жалея, что показываю эмоции. Ты слаб, когда серьезен и правдив даже с друзьями. Поэтому обычно я отыгрываю клоуна.

Папаша Майкла – депутат, один из ярых сторонников традиционных ценностей. Он до сих пор каким–то чудом не в курсе, что среди близких родственников есть тот, кто вообще не ограничивает себя ни в чем, особенно в удовольствиях.

Я уважал Майкла за честность (прежде всего перед самим собой), за смелость и главное – самоконтроль. Завидовал, потому что сам так не мог. Слегка расширив рамки, я превращался в конченого ублюдка. Обижал, унижал, нарушал общественный покой. И шел вперед, уничтожал других и самого себя, пока не заканчивался заряд. Захлебываясь в ненависти к себе, делал перерыв, но спустя время всегда возвращался к тому же. В девятом классе особенно увлеченно экспериментировал с количеством, качеством и насыщенностью секса, бухла и дури, а однажды чудом не сдох.

Был очередной праздник жизни на даче у дочери владельца нескольких подмосковных ТЦ. Элитное пойло лилось рекой, от сигаретного (и сигарного) дыма резало в глазах. Музыка долбила так, что можно было получить сотрясение мозга. Школьницы и студентки в общей своей массе давно уже разделись, даже дым не мог перекрыть запаха похоти. Было можно все, а хотелось большего.

Я выпил не меньше бутылки Макаллана, заполировал это таблетками и лизался со стонущей девкой, в это время у меня отсасывала вторая. Было неплохо, а глубокий минет даже тянул на четыре с плюсом. И вдруг мое сердце пропустило удар. Потом еще раз. Дыхание перехватило, в глазах потемнело, а в голову как будто залили кипящий бульон. Я расшвырял девчонок, вскочил на ноги и отключился, рухнув обратно на диван.

В голове свербило от какого–то мерзкого звука. Открыл глаза и увидел, как надо мной столпился народ. Мерзкий звук оказался визгом одной из двух девок. Музыку вырубили, леди и джентльмены замолчали. Я нащупал свой торчащий член, потому что штаны были по–прежнему спущены. Это могла бы быть самая нелепая смерть: сдох в толпе чужих, неинстересных людей, не успев даже кончить. Вместо этого организм по неясной причине перезагрузился. Перезагрузились мысли, как будто кто-то включил яркий свет, рассеяв полумрак в этом доме и в моей голове. Почти все, на что трачу свое время, – скука и мерзость. Я спрятал своего дружка и, застегнув штаны, поднялся на ноги. Театрально поклонился слегка расфокусированному зрительному залу, под неуверенные пьяные аплодисменты вышел за дверь и больше никогда не вернулся в эту компанию и к этому образу жизни.

Прошло четыре года, и пока нигде еще не выплыл видос с моим предсмертным позором. Возможно, все так офигели, что не догадались это дело подснять. Конечно, еще есть вероятность, что какой–нибудь псих хранит ролик у себя, чтобы обнародовать, когда стану президентом. Тогда ему придется испытать разочарование: политический Олимп меня совершенно не интересует.

Этот теоретический псих мог бы задать вопрос: зачем тогда поступил в МГИМО, если политика мимо? Все просто. Я выбрал место с запредельно высоким конкурсом, чтобы доказать себе – способен на большее, чем можно представить. После перезагрузки взялся за учебу и реально сделал это. Прошел в самый престижный вуз страны – да, на контракт, зато без блата от бати. Уже в универе познакомился со спортсменом головного мозга Лёхой и врожденным дипломатом Майклом. Последний, кстати, выжидательно на меня сейчас смотрит. Кажется, был какой–то вопрос.

–Дружище, да ты поплыл с этой девчонкой. Шутки разучился понимать. Меня она не интересует, веришь? Хочу знать, что собираешься делать.

Я ответил, стиснув зубы:

– Позвоню Зимину.

Лёха хохотнул.

– Видно, куколка слишком хорошо работает ртом.

– Не так хорошо, как твоя сестра, – увернулся от прямого Лёхиного удара в корпус. Он дико сильный, но предсказуемый. А я ведь даже не соврал: большегрудая аспирантка Светка и правда отлично отсасывает, и она преследовала меня больше года, прежде чем я смог в этом убедиться. К сожалению, Лёха об этом знает, как и о свободных взглядах своей близкой родственницы в целом.

Зимин – частный сыщик моего отца. Батя утверждает: лучший в стране, потому что на посредственность у него нет времени. Мой отец действительно очень занятой человек. В детстве я был уверен, что он работает президентом: строгий, в костюме, постоянно на телефоне, люди нуждаются в его решениях. А еще отец сделал себя сам и слегка на этом повернулся. В какой–то момент у него даже появился личный самолет и похожий на дворец дом. Без шуток дворец, с анфиладной планировкой, лепниной и танцевальной залой, в которой никто никогда не танцевал. В замке я чувствовал себя одиноким маленьким принцем, потому что отец чаще уезжал по делам в Европу и Штаты, чем останавливался дома. Поэтому, как только мне стукнуло 18 и батя дал добро, свалил в обычную человеческую высотку в центре. Просторная студия вмещает больше света, воздуха и тепла, чем весь гребаный дворец. К тому же отец там бывает так же часто, как в своей резиденции, то есть почти никогда.

У меня есть все, на что можно обменять отцовские возможности. Лучшее в России образование, стажировки в Европе, дорогие шмотки, путешествия по миру. Личный водитель, которого, как только появились права, я уволил, и купил себе тачку. Все мыслимые возможности и светлое безбедное будущее.

Есть и кое–что особенное. Вроде йети, в существовании которого я вечно сомневаюсь. Одобрение, вспыхивающее в отцовских глазах, когда сделаю нечто стоящее. Например, без батиной помощи поступлю в вуз. Или сдам на права, не подкинув продажным гаишникам ни копейки.

Моя жизнь охренительна, за ней в соцсети–фотоальбоме следят больше 11 тысяч человек. Видят, как я осваиваю серфинг на Голд Кост в Австралии, трюкачу на московских крышах, умираю со скуки на парах или танцую на Таймс–сквер. Одним из самых популярных постов был тот, где, обнимая горячую итальянку за талию, улыбаюсь в камеру. Снимок сделан, когда я работал в палермском консульстве РФ после первого курса. Через пару часов, как выложил фотку, итальянка дала мне в маленьком, заваленном бумагами кабинете. И это было самым продуктивным эпизодом той нудной практики.

Прекрасно понимаю, почему мои посты так нравятся нейросети и людям. Во–первых, коммерческая внешность, спасибо отцу. От него достались широкие плечи, густые каштановые волосы, улыбка и ямочки на щеках как у старика Эштона–мать–его–Кутчера. Во–вторых, неплохие локации, остроумные подписи. В–третьих, моя жизнь действительно красива. Бесконечные лайки и комменты это ощущение подпитывают.

Я сам искренне люблю то, как все устроено. Порой засыпаю с недоуменно–благодарной мыслью, отчего же лучшее (перспективы, красивые девушки и острое ощущение жизни) достается вовсе не самым лучшим. Себя я оцениваю здраво, иллюзий не питаю – вряд ли даже с натяжкой могу назваться хорошим человеком. Набор качеств и морально–духовных принципов не дотягивает до удовлетворительного.

Но если, как квадрокоптер, подняться над линией жизни и прожужжать в сторону прошлого, все становится более–менее ясно. Есть у вселенной веская причина устраивать кайфовую гиперкомпенсацию.

Мать ушла, когда мне было четыре, а второй родитель еще не стал Скруджем МакДаком всея Руси. И «ушла» не в трагическом смысле «умерла», а в самом прямом: собрала вещицы, свалила и больше не отсвечивала никак. Она не бывала на утренниках, не звонила, не кидала в личку безвкусные бумерские открытки типа «С Днем знаний» или «Светлой Пасхи». Будто и не было ее никогда.

Я не то чтобы сильно запариваюсь насчет этой истории, о матери почти не вспоминаю. Но примерно раз в месяц мне снится один и тот же занятный сон. Ростом со Смурфика, я стою в самом центре темной комнаты с кучей пыльных коробок. Вздрагиваю от звука хлопнувшей двери, понимая: остался один на один с недобрым сумраком. Дышать становится труднее, как будто воздух обрел плотность воды. Просыпаюсь раздирая горло от нехватки кислорода… Не надо учиться на психоаналитика, чтобы понять: ерунда лезет из подсознания, иллюстрируя детскую травму.

Но этот занятный сюжет наименьшая из моих проблем со сном. Сколько себя помню, живу в двух состояниях. Первое – вампир из серии блевотных фильмов для девочек–подростков, то есть вообще не сплю. Второе состояние – бурый медведь периода гибернации, который, наоборот, большую часть суток проводит в отключке. Эти дни проживаю горизонтально, в кровати, если позволяют обстоятельства, или как ходячий медведь–зомби, когда моего присутствия требует социальный протокол: школа, универ, тренировки, нормальная жизнь. Кстати, именно в полубессознании меня настигает сон с темной комнатой.

Гибернация обычно длится чуть меньше недели и, если в эти дни я вынужденно бодрствую, со стороны кажется, будто накануне что–то употребил, хотя все, что в такие периоды переваривает мой организм, – кофе и энергетики. Моя заторможенность в начальной школе веселила кое–кого из моих одноклассников до тех пор, пока не доказал, что на силу и четкость удара гибернация никак не влияет. А больше никогда и никого это не заботило. Особенно отца.

В вампирский период я, наоборот, отвратительно эффективен. В старших классах предположил, что таблетки или алкашка помогут спать нормально. Нет. Ничего не помогает. При любом раскладе примерно неделю я не сплю, и под конец внутри все начинается дребезжать от напряжения. Это означает, что приближается момент, когда меня вырубит, и надо держаться поближе к кровати.

Отец не знает об этих качелях. Ну или делает вид: так ведь проще. К тому же он вечно занят – меня с детства окружали няньки. Как только отец взлетел, появилась еще и сука Марина – жена на выход. Она его нихрена не любит, но притворяется, будто это самый важный человек в ее жизни. Ну конечно, кто бы еще позволил телке с окраины Москвы бесконечно тратить деньги, глушить кофе с ликером и цитировать статьи по психологии из бабских журналов в свободное от отдыха время.

Завидев меня, эта тощая блондинка приторно улыбается, сверля ледяными глазами, и поспешно скрывается в недрах отцовской резиденции. Такая реакция греет мое сердечко: ненавижу притворную суку. Где–то в самом начале знакомства, когда наступали периоды ночной активности, я неплохо развлекался. Пробирался к ее кровати, толкал сопящее тело и замирал с закрытыми глазами и ножом в руке. Разлепив веки, Марина визжала и ползла к противоположному краю. Отыгрывая лунатика, я медленно разворачивался и уплывал в свою спальню. Отца, как обычно, не было дома.

К третьему такому пришествию на дверь Маринкиной спальни поставили серьезный замок, который было уже лень вскрывать, а меня направили к неврологу. Этот идиот нарисовал диагноз «аномальное состояние центральной нервной системы, сомнамбулизм». «Чувак, да я вообще не сплю!» – хотелось мне ему крикнуть, но, конечно, я этого не сделал. Отца, как обычно, не было рядом.

Для официальных мероприятий папочке нужна была сдержанная, хорошо воспитанная презентабельная Марина. Но, кажется, на выходах в свет все и заканчивается. Я уверен, что отец ее не жарит. По крайней мере лицо у Маринки всегда такое, будто она откусила лимон, а довольная во всех смыслах женщина, я знаю, выглядит иначе. Наверняка грязные отцовские фантазии воплощают вереницы эскортниц. Платить за секс, конечно, зашквар, но этих он хотя бы не тащит во дворец.

В целом к бате претензий нет. Я уважаю то, как он как умеет пахать, разделять и властвовать. А еще у него почти везде охеренные связи и чувство вины за мою жизнь без матери и за кое–что еще. Кроме того, куча денег, чтобы я мог исполнить все свои желания. Например, оплатить услуги Зимина, чем нужно воспользоваться прямо сейчас.

– Здравствуйте, это Евгений Орлов. Мне нужна информация об одном человеке. Особенно интересует то, что можно получить незаконно.