Читать книгу Jazz-поэзия. Избранные произведения разных лет (1987–2019) - - Страница 47

Ветер меня разбавляет водой из неба.

Нечего и подумать, что соберусь и встану.

Зимний сезон, где всё, что не бело, —

чёрно.

Контрастные краски. Природа – и та устала.

Кристаллы

кружащего снега под ветер и холод

четко

Выстраиваются в сугробы, как на парад

приветствий.

Из чрева застывшего мира, кто как придётся,

под дрожь, в мурашках,

слова, сотворенные ночью,

выходят голы.

Кривая живого, резко

набравши

скорость, проходит начало координат

и вновь плетётся.

До самых мочек

ушей закутываясь, приходится одеваться

во что попало,

отваживаясь

выйти в люди.

Полночь —

никак не в двенадцать.

А то ли часы врут, то ли

вообще неважно.

Тьма – безразмерное одеяло.

В студень

превращается тело,

Начальная форма уже несохранима.

Отчаянно хочется спать

бесконечный срок.

Это зима в отметках мела

на волосах любимой,

это несмелый

взгляд назад, как учили летать

прошлой весной – все кто мог.

Как разбегаться и, подпрыгивая, скользить.

Я больно разбивал лоб,

коленки, ломал ребра,

но научился лишь не тонуть в грязи,

да как, вылезши в темноте, смотря в оба,

начинать опять.

Позже, к лету, уверенно стал ходить.

С тех пор так пешком

и живу.

Нить

неторопливых маршрутов

протянулась стежком

неровным там, где не круто.

Например, пронося кульки

бережком

осторожных дней

по-над проймой сухой реки

(дорога безопаснее, когда вода не течет по ней).

Со временем, к осени,

постепенно к холодам привыкая,

я легко проходил по пройме

с грузом, тянущим профиль плеча,

рукой помогая

держать равновесие на осыпи,

где нет ничего, кроме

усталых дней.

Мне встречались люди, навязывались.

Только вот в русле ручья

нет необкатанных камней.

Много поскальзывался,

сбивался с поступи,

давая дорогу —

всё же острым ситуациям предпочтительнее ничья.

Главное – поспевать к сроку.

Главное – не выходить за рамки.

Можно от обиды надувать губы,

но сдерживаться и не кричать,

если с тобой грубы.

Так, вспениваясь,

летняя гроза вдруг затопляет ямки.

Вода впитается. Я пробовал прощать,

и вот мечусь нетвердой

песенкой трубы

по джазу жизни – кто его задумал?

Кто? Потому что этой зимой

мне опять снился город,

в котором я не был вечность.

Большие дома и небольшой мой.

Улицы резкий крен.

Пешеходы, спешащие куда-то

через морось,

в короткий световой день.

Я ждал тебя под буквой «М».

В те встречи

мне запомнилась заплата

на твоем пальто,

Да долгий вечер,

что был как поросль

весны-травы, и вне сезона.

Сонные,

мы потом

выползали в мир.

Восходила луна над крышами,

над лесом из необитаемых квартир,

что обступил нашу поляну

и шумел клаксонами

авто.

И не было ничего тише

твоего дыхания, ненаглядная.

Кофта,

(ничего кроме),

наброшенная прямо на кожу,

промокла и прилипла.

От сырости била неуемная дрожь,

когда мы курили «филиппа-

мориса» на балконе.

Этот город мне никогда не снится летом,

но всегда в ознобе от сплошь

чавкающей слякоти

кругом,

особенно вдоль набережной серой речки.

Или моя память, покрытая белым налетом,

не удерживает ничего, кроме этого?

Да ещё света – пламя свечек

в мякоти

над праздничным пирогом.

И нет очевиднее загаданного желания.

Оно про бабье лето.

Оно про отражение

твоего счастья в моём,

когда уже ничего не надо.

Это осень, если запоминаешь не лица,

а только прощание.

По ещё мокрой траве, лугом,

мы наконец-то бежим бегом

за мечтой – ланью.

И это скольжение -

почти полёт над землей, потому и круглой,

чтобы на неё бесконечно падать и падать.

И никогда не разбиться.