Читать книгу Зло той же меры - - Страница 3

Среда, 4 дня до…Утро

Быть может, когда-то давным-давно этот квартал был комфортным и уютным для проживания. Широкая проезжая часть для автомобилей в четыре полосы ограничивалась по бокам высоко поднятыми тротуарами, защищёнными не только окаймлявшими их бордюрами, но и вереницей невысоких металлических столбиков. Многие из них уже изрисовали и погнули. Встречались даже и вырванные из своих посадочных мест и теперь валявшиеся вплотную к фундаменту очередного дома или прямо у того же бордюра.

По обе стороны сплошной стеной высились в едином стиле многоэтажные дома, издавна прозванные «человеческими муравейниками». Им насчитывалось всего от пяти до десяти лет, но выглядели они прискорбно: некогда мягкая розовая краска покрылась слоем пыли и грязи от дороги, а в некоторых местах уже успела облупиться и потрескаться; стены – особенно в нижней своей части – были разукрашены безвкусными граффити с непонятными картинками и совершенно нечитаемыми надписями; окна на первых этажах практически все забили фанерными или железными листами, а поверх наставили решёток, некоторые из которых срезаны. Какие-то участки фасадов сверху были хаотично накрыты, словно заплатками, растянутыми экранами, такими же пыльными и грязными, как сам фасад дома, с вереницами выбитых пикселей – будто прогалинами, за которые постоянно цеплялся глаз. На экранах транслировалась беспрерывно мелькавшая безвкусная реклама с низким разрешением, из-за чего не всегда было возможно даже угадать логотип рекламируемого бренда. Я старался особо не засматриваться на них – получить как минимум головокружение и боль в висках, а как максимум приступ пусть и никогда не имеющейся у меня эпилепсии мне особо не хотелось. Конечно, эти высотки в двадцать, максимум тридцать этажей никогда не отличались каким-либо изяществом, внешней красотой или хотя бы уютом. Даже в лучшие времена для них и людей, здесь проживавших и живущих. И всё же окончательно снёсший в последние полвека все остальные архитектурные стили так называемый конструктивизм представлялся здесь во всей своей отсутствующей красе.

Эти кварталы застраивали, стараясь обеспечить стремительно растущее в те годы количество людей жильём, – и всё же перестарались. Бэби-бум в какой-то момент наконец начал сходить на нет, но дома были уже либо сданы, либо готовились к сдаче в ближайшие на тот момент месяцы. К слову, одна так и не законченная высотка пряталась где-то в глубине дворов, известная как рассадник различных притонов, запрещённых ныне борделей и пристанище бездомных. А также бесконечными новостями о том, что она вот-вот рухнет, а потому её периодически собирались сносить, афишируя это как можно громче в очередном выпуске новостей и колонках в газетах. И так уже на протяжении последних трёх-четырёх лет.

Всюду царили серость, грязь и разбросанный мусор. Кислая смесь застоявшегося пота, запаха мочи от разводов на стенах, перегноя и блевотины слипалась в единый ком, который пробивался под затемнённое противоударное и пуленепробиваемое забрало шлема, оседая где-то в самой глубине носовых пазух и заставлял желудок сжиматься в спазме. До безумия хотелось сорвать с себя шлем, заткнуть плотно, обеими руками, ноздри и помчаться со всех ног туда, где есть возможность вдохнуть свежий чистый воздух. Воздух, который я помнил лишь из почти уже призрачных воспоминаний детства. Настолько далёких и казавшихся совершенно невозможными, что иногда мне думалось: я их сам себе и навоображал. Тогда у меня ещё были родители и вся жизнь казалась наполненной добром и чудесами. Тогда у меня ещё была возможность выбора, кем мне быть. И кем мне стать. Инстинктивно я потянулся рукой к лицу, но тут же одёрнулся. Ни в коем случае нельзя сбить забрало – камеры повсюду. Моей ошибкой было не надеть утром под шлем балаклаву. Отметка термометра на пятнадцати градусах тепла меня сбила – ведь уже в полдень поднялся ледяной промозглый ветер. Хорошо ещё, что вентиляция и терморегуляция защитного костюма работала вроде как пока что исправно, да и повербанк я зарядить не забыл. Я содрогнулся от воспоминаний о прошедшем лете, когда целую неделю был вынужден проходить в страшную жару с неисправной вентиляцией, изливаясь потом и чувствуя, что вот-вот то ли сердце, то ли лёгкие не выдержат и просто-напросто разорвутся от перенапряжения или, наоборот, ссохнутся. И всё же, несмотря на систему вентиляции, меня не покидало чувство, что я уже весь пропитан этим зловонием. Точно так же, как и этот проклятый город со столь притягательным названием Новоградск. Да и вся Земля.

Калининская улица. Одно из самых худших мест для патрулирования… Никогда не знаешь, что произойдёт в следующую секунду. Слоняющиеся у самых домов группки людей, странно и совершенно разношёрстно одетые, могли оказаться как безобидными безработными, убивающими своё время, так и на голову отмороженными подростками, ищущими себе славу и авторитет у таких же, как они, или даже более отмороженных. Напасть, а ещё лучше убить полицейского – для них это самое настоящее достижение, несущее за собой славу и почёт. Почему мне достался именно этот квадрат сегодня утром… Конечно, это не самая дальняя от центра улица, но уже самый её последний квартал. Он плавно перетекает в спальные районы, буквально утыканные сплошными многоэтажками, окна которых смотрят если не друг на друга, то в серые заборы ограждений или даже всегда переполненные мусорки. Те же «человеческие муравейники», только больше, выше… тошнотворнее. Безумно интересно смотреть старые фильмы, в которых меж домов располагались площадки, детские дворики, даже скверики или хотя бы парочка лавочек с деревьями по бокам. Теперь же, если ты хочешь погонять мяч или даже просто погреться на солнышке в тишине и покое – плати деньги, и тебя без проблем пустят на одну из площадок на крышах, имитирующих то, что было раньше. А-ля фитнес-центры с век назад. Только много и много дороже. Годовой абонемент на самую простую крышу, оборудованную лишь небольшим парком или чередой спортплощадок, стоит как пара моих зарплат. А полицейским платят неплохо, надо признать. Особенно в сравнении с зарплатами в других областях и специальностях, и тем более – если вспомнить, что лишь по официальной статистике десять процентов населения вообще безработны. Я бы ставил на как минимум двадцать в реальности.

Тяжёлые капли начинавшегося дождя с гулким стуком ударились о шлем. Прямо перед нами трое подростков выскочили на проезжую часть и, о чём-то переговариваясь – а вернее, перекрикиваясь, чтобы услышать друг друга за какофонией звуков, выливавшихся из огромной колонки на плече одного из них, – перебежали через дорогу, чуть не попав под несущийся с лязгом и свистом практически стёртых тормозов электромобиль. Когда-то такие машины считались признаком роскоши, теперь же премиально и элитно водить с настоящим бензиновым двигателем внутреннего сгорания. Мода, как и во все времена, неукоснительно движется по чёртовой спирали. Забавно, правда, то, что с общественным транспортом всё в точности до наоборот.

– Идём дальше? – вырывая меня из размышлений, раздался в самом ухе из микронаушника голос напарника.

– Хрен с ними, – ответил коротко я, стараясь скрыть в голосе удивление.

В ответ он, проводив ещё с несколько секунд удаляющуюся по уже противоположенной стороне тротуара группку, коротко кивнул мне, и мы продолжили движение. Неужели он серьёзно был готов устроить потасовку в этом квартале из-за группки отбитых идиотов, если чем и угрожавших обществу, то самовыпилом на капоте проезжающей машины?

Чёрт возьми.

В паре шагов от нас стоял ещё совсем молодой парень с сухими, совершенно тонкими руками, покрытыми бледной, даже чуть синеватой, видимо, от холода, кожей – в открытую он пытался вколоть себе в вену шприц с какой-то непонятной жидкостью. Посреди улицы, у всех на глазах. Но вмешиваться мы не могли и не хотели. Да, его действия противоречат, по идее, закону, но ведь он не опасен для других. Лишь для самого себя. Если он подохнет, мне, честно говоря, будет плевать. И напарник никак на него не отреагировал тоже.

Почему же у него возникла мысль рискнуть нашими жизнями из-за перебежавших в неположенном месте подростков? Ведь он прекрасно осознаёт, что, если бы мы устроили задержание, местные обитатели с практически стопроцентной вероятностью решили бы порвать нас на лоскуты. Идиот. Хотя, быть может, просто-напросто новенький. Чёрт возьми, никогда не угадаешь, будет ли у тебя толковый напарник, с которым шанс того, что дежурство пройдёт спокойнее, много выше. Или же попадётся какой-нибудь мягкотелый, или, ещё хуже, – наоборот, нарывающийся на неприятности направо и налево. Закрепившееся временное нововведение уже как лет с восемь назад, если не ошибаюсь. В любом случае, я застал уже лишь такое правило.

Помню, на курсах в академии металлический голос – похожий скорее на запись робота, чем на речь живого человека, – из хриплых динамиков объяснял, что такие меры были введены в целях безопасности сотрудников полиции. Чтобы никто не мог никого сдать из своих, даже если очень сильно захочет. Интересно, кто там, рядом со мной, прячется под шлемом и увеличивающей фигуру на пару размеров защите, похожей на скафандр. К слову, благодаря ней любой полицейский выглядит внушительно и даже грозно. Но что, если мой напарник – плюгавый мужичок ростом метра полтора, лет сорока-пятидесяти, с залысиной?.. Такие размышления не придавали мне необходимые в этом квартале уверенность и чувство защищённости, некоего плеча рядом, на которое можно было бы опереться, если вдруг что. С другой стороны, это мог быть самый настоящий легкоатлет или профессиональный боец… Истинный герой, который в случае чего вполне способен вытащить меня на своих плечах, отбиваясь вместе с этим одной левой от стаи местных упырей.

А, плевать. Даже и хорошо, что я совсем не знаю ни его внешности, ни его имени. Ведь если его покалечат или даже убьют – вероятность чего в принципе высока в последнее время и лишь растёт из месяца в месяц всё сильнее, – мне будет по фигу. Уверен, что если он так же, как и я мысленно рассуждаю о нём, думает обо мне, то приходит к тому же самому выводу. Единственно верному, хоть и слегка печальному с точки зрения моральных ценностей человека как высшего и, по идее, цивилизованного существа на планете Земля. В чём я очень и очень сомневался не только в последнее время, но и ещё и будучи подростком. Особенно когда спал на одной из сорока коек, втиснутых в небольшое казарменное помещение, которому, судя по устаревшему интерьеру, было лет двести, не меньше… Интересно, помнят ли ещё мои родители обо мне? И живы ли они в принципе? Разыскать их я так и не сумел, сколько ни пытался.

Неожиданно мне в плечо ударился какой-то лёгкий предмет, с глухим стуком отскочил от наплечника и упал со звоном на испещрённый трещинами асфальт. Алюминиевая банка из-под дешёвого пива, которое с пеной теперь разбрызгивалось из вскрытого лепестка. Она медленно докатилась, грохоча, до ливневой канализации, защитная решётка которой была сбита, и исчезла в её наверняка доверху забитых аналогичным мусором недрах. Я не обратил на произошедшее никакого внимания. Мы с напарником просто-напросто двигались дальше.

Что случилось с людьми… Мы создаём мусор, копим его, живём в отбросах. Нечистоты, фантики и банки, грязь… Из уроков истории я помню, что некогда людей за серьёзные, по мнению окружающих, провинности забивали камнями. Сегодня же, судя по всему, закидывают мусором. Хорошо, что всё это отребье вокруг нас не видит моей улыбки под затемнённым забралом шлема. Не знаю отчего, но мне на самом деле вдруг стало смешно, я едва сдерживался от того, чтобы не издать смешка, ведь тогда я уверен, что начал бы просто-напросто хохотать на всю улицу. Хотя, говорят, смех бывает не только от весёлых и радостных мыслей. Бывает ведь и истерический хохот. А ситуация вокруг была вполне себе напряжённая и малокомфортная, как раз подходящая для нервного срыва.

В любом случае хорошо, что у моего напарника не слетела крыша из-за этой треклятой банки. Мысленно я уже хвалил его, но тем не менее не успели мы сделать и двадцати шагов, как я осознал, что, видимо, поспешил радоваться его благоразумию.

– Стоять! – внезапно заорал он, пружиня ноги и, молниеносно вырвав из кобуры пистолет, выставил вперёд руки, целясь в кого-то, маячившего вплотную к дому метрах в пятнадцати от нас.

– Чёрт, что за…

Выругавшись, я тут же последовал его примеру, но пистолет направил не в ту же сторону, что напарник, а держал, направив дулом вниз, и наблюдал за реакцией группок, толкущихся на тротуаре сзади. Все они, разумеется, с интересом и накапливающейся злостью теперь смотрели на нас двоих с пистолетами наперевес. Мне представилось, что они, как самоназвавшиеся судьи, решают, являются ли наши действия обоснованными – и тогда можно будет просто повозмущаться, покричать, покидать в нас мусором, ведь мы в любом случае «плохие». Или же нет. При таком раскладе все эти разношёрстные ублюдки превратятся в одну сплошную массу, чьей единственной целью будет разорвать нас на мелкие кусочки. Не знаю, что там такого произошло, но всё же почему-то я был уверен, что мой напарник полез зря. Грёбаный сорвиголова, он весь день всё порывался ввязаться в конфликт на совершенно пустяковой основе. Я поклялся себе, что если начнётся полная жесть, из которой мы всё же сумеем выбраться живыми и здоровыми, то я точно дам ему пару приводящих в чувство и светлый разум оплеух. В этот момент мне до безумия захотелось оказаться дома рядом с Наташей и Лизой… Двумя моими любимыми девочками, в венах одной из которых текла моя кровь, пусть и только наполовину. Обнять их, сказать, как я их люблю. Попросить прощения за все те моменты, когда был излишне раздражён или замкнут в себе…

– Положи нож на землю, затем повернись к стене и заведи руки назад! – приказным тоном, отчеканивая каждую букву, прокричал мой напарник.

Бросив короткий взгляд в ту сторону, куда смотрел напарник, я успел разглядеть долговязого белобрысого паренька, с округлым, как казалось на первый взгляд, совершенно детским лицом. Только вот почти вся его левая сторона – от подбородка до виска – была забита какой-то странной татуировкой, а глаза, которые парень не сводил с напарника, пылали неподдельной яростью. В руках он ловко и монотонно крутил запрещённый к ношению нож-бабочку.

– Я повторяю! Брось нож на землю. Сейчас же! Вы будете арестованы в соответствии со статьёй пятой Уголовного кодекса «Ношение оружия». Не оказывайте сопротивления!

Паренёк даже не шелохнулся. Я понимал, что ситуация накаляется. В его глазах буквально читалось желание броситься на нас с напарником, попытаться всадить в наши сердца этот проклятый нож. Чёрт возьми, мы же могли пройти мимо, сделав вид, что не видим ножа в его руках… Щелчком предохранителя я перевёл пистолет в режим стрельбы дротиками с транквилизаторами. Всего в обойме их было два.

– Если после третьего предупреждения не бросает, я стреляю дротиком, – предупредил я напарника по голосовой связи, встроенной в наши шлемы. – Статус?

– Подтверждаю, принял, – бросил напарник, после чего вновь крикнул, обращаясь к парню: – Я считаю до трёх! Раз! Два!..

Его голос утоп в свисте и улюлюканье сгрудившихся вокруг нас и паренька с ножом людей. Бутылки, банки и проклятия полетели в нашу сторону. Дело плохо – судя по всему, «судьи» близки к тому, чтобы вынести окончательный вердикт: наши действия совершенно необоснованны. Пропади ты пропадом, анонимный, мать его, напарник! Я стиснул зубы изо всех сил, стараясь побороть уже начавшую охватывать меня панику. Такое со мной бывало совсем редко, но зато в самые неподходящие моменты. Симптомы просты: резко усилилось сердцебиение, стало так жарко, словно вокруг теперь правила не холодная промозглая весна, а сорокаградусная жара. И самое плохое – упала концентрация. Раскрасневшиеся, орущие на нас лица десятков людей начали затемняться и смазываться в единое, путь и разноцветное мерцающее пятно. Их крики приглушились, словно у меня заложило уши. Я сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться, прийти в себя и вновь обрести контроль над своими эмоциями и собой в целом. Я прекрасно знаю, откуда взялась эта проблема… Помню тот день из детства так ярко и точно, будто он был вчера, а не лет двадцать назад. Многие наши психологические, да и не только, проблемы имеют корни именно в нашем детстве.

– Три!