Читать книгу Поэмы - - Страница 3

Когда наступят времена взросления,

к проблемам жизни, проявляя рвение,

пусть  внуки обнаружат  мой рассказ,

давным-давно мне матерью изложенный,

без добавленья малой капли ложного,

без всяческих затейливых прикрас.

Хочу, чтобы вниманье было пристальным

к суждениям моих героев  искренним,

людские чувства не огульно вдруг

предстали  перед  ними  жизни знаменем,

неугасимым, чистым, вечным  пламенем,

сомкнула память рода общий круг.

Моя бабушка Анна Андреевна,

из купцов от корня материнского,

в книгу вписана храма

симбирского.

перед церковью тороватого,

а порою за жадность клятого.

В их роду отличались нравами,

были добрыми, да и лукавыми,

не чурались купецкой скупости,

нищеты боялись да скудости.

Посылали девиц в монахини,

я подумала, не от страха ли,

отрывали от быта налаженного,

быта сытного, купле-продажного?

В Новодевичий отдана Полюшка,

монастырская выпала долюшка.

К многотрудию невольготному

сын Иван настроен охотою.

На такое его иерейство

уповало немало семейство.

Да, видать, припозднился зарок:

уродился последний сынок —

ни себе послужить, ни отечеству —

дурачком – за грехи купечеству.

Третья Аннушка, уж на выданье,

обеспечена вдосталь приданым.

А четвёртого не видать – растить,

тут отец Андрей приказал долго жить.

Революция тогда совершилася,

власть советская укрепилася.

И не стало быта привычного,

люда – в тысячу горемычного.

Молода была Анна, послушная,

а ко игрищам равнодушная.

И не ждали от неё непотребного,

замуж прочили не за бедного.

Жениху отказали непрошеному,

хоть и сватался по-хорошему.

Люб ей Ваня был, да не ко двору.

«Не к чужому ли приставал добру?»

Женишка напрасно обидели,

не родная мать – прародители.

Непрощённой любовью отмечена,

убежала замуж не венчана.

Дед да бабка грозятся, строжатся:

– В тихом омуте черти водятся!

– Отлучить от родительской благости —

пусть живёт с Иваном без радости.

Был у деда характер с порчею,

а язык с ядовитой корчею:

– Не блюла срамница обычаи,

завела семью в неприличие.

А за ним и бабка сварливая,

по богатству и горделивая:

– Нарушать закон не позволено!

Будет жить павек опозорена.

С посажёными Анну сватали,

а в родной семье её прокляли.

Деду с бабкою в ноги падали

младший брат да мать. Но для проку ли?

Не склонили прощать, подчинилися,

перед старшею волей смирилися.

Знала Аннушка грамоту русскую,

хорошо читала по-церковному,

без расчёта ушла, за чувствами,

захотелось ей жить по-новому.

Взял Иван себе в жёны учёную,

сердцем верную да толковую.

Она юбку носила клешеную.

Она блузку носила шелковую.

Светло-русой косой приметная,

а любовь у неё беззаветная.

Лишена родительской благости:

бедовать ей до самой старости.

Порассыпались – не собрать родни,

одной строгостью не слепить семьи.

Как весна пришла, свадьбу справили.

Жениха друзья не оставили.

Собирало депо гроши медные —

мол, не жадные, хоть и бедные.

Их венчала церковь придорожная,

дети шлейф несли, как положено.

Из родных – один младший братушка —

не побрезговал дурак-сватушка.

Чистым сердцем разве кто судится?

Молодых с паровоза – да в улицу.

Под гармошечку – с песней, плясками,

с прибаутками да побасками.

А наутро к ним – мать с иконою,

на дому благословила Николою

и сказала: " От Бога не бегайте,

православие исповедайте.

Испрошу для вас милость Божию,

помолюсь за долю хорошую.

Мать не может быть постороннею,

и оставить дочь не прощёною,

чтобы вороны над потомками

не закрыли бы жизнь потёмками.

А по слову братца, иереюшки,

ты молиться должна Параскевушке,

и не день, не два, а всю жизнь свою,

по любви согласие вам даю.

В городке поселились Алатыре,

благодарные Анниной матери.

Мчалось времечко веретённое,

революцией разметённое.

Вот и стали о быт нищий битися,

вместе жить-поживать, любитися.

Нелегко пришлось моей бабушке:

не умела она печь оладушки,

ни борща наварить, ни капусту солить,

а про хлебы и вовсе, чего говорить.

Первый хлеб испекла, так запрятала,

был по виду лепёшкой примятою.

Из депо является муж на обед —

суп сварила, а хлебушка нет.

Побежала к соседке кусочка просить:

– Надо мужа Ивана обедом кормить.

Ну, а свой за сундук засунула.

– Не заметит Ваня, – подумала.

Он прилёг отдохнуть, отобедавши,

да увидел испорченный хлебушко.

Смех и грех с этой жизни прозою —

самокритикой Анны слёзною:

– И невестой была погорелою,

и жена-то я, Вань, неумелая.

– Ни о чём ты, Анна, печалишься,

с моей помощью в кухне справишься.

Да глаза в глаза – жарким пламенем,

против бед – любовь жизни знаменем.

Он от юности был внимательным —

научился всему у матери.

У любви его тьма терпения,

передал жене те умения.

Он хорошим в депо был слесарем,

паровозным звали «профессором».

Та работа, железнодорожная,

помогла пережить время сложное.

По согласию обоюдному —

Было трудно им – не печалились.

Бытию своему простолюдному

подчинились, да не отчаивались.

Молодая семья прибавляется,

в ней дитя, что ни год, нарождается,

обрастает сынками да дочками,

как желалось, будто грибочками.

Братцем все крещены родимые,

Называли по святцам именем:

Виктор – старший сынок союза,

А вторая доченька, – Му-за!

Маргариточка – третья девочка,

А четвёртый сын – Эля, Элечка,

Детским именем звали хором,

в полноте – Эль-пи-ди-а-фором.

Не росло их благосостояние,

Ребятишки – всё достояние.

Всё ту же пелёнку —

четвёртому ребёнку.

В небеса подались тут дед с бабкою.

В гости матушка – не украдкою

со Степаном-братишкой приехали,

слишком поздно. Не на потеху ли?

Привезли для дочки подушек,

да шкатулок пять… побрякушек.

Серебро- то её потратили,

У богатства пропали гарантии.

Потеряло купечество могущество,

И деньгами, и в виде имущества.

Через битвы, через тьму

Жизнь текла не по уму.

Кровь в стране лилась без меры,

свет погас любви и веры,

и народ совсем зачах

на случайных-то харчах.

Мать Мария обнимала,

дочь слезами обливала.

– Ой, худая, худоба,

для матушки стыдоба.

Пелена упала с глаз у Марии,

страшным кашлем дочь зашлась… не впервые.

Не прогнать её болезнь даже плёткою,

быт тяжёлый наградил да чахоткою.

Анна старшеньких взяла, сына с дочкою,

да направилась в Москву за отсрочкою.

В Новодевичий, к Полюшке приезжала,

сердобольная Музу к себе прижала;

– Помолюсь за маму, родная,

чтоб пропала болезнь дурная.

Анна к брату пришла, иерею:

– Смерти не боюсь – детей жалею.

Как помру я от злой напасти,

не оставь сироток в несчастье.

Расстарались монахиня да иерей,

да не вымолили матери для детей.

Пала печаль на семью неутешная,

плачет четвёрка сироток безгрешная,

брат – дурачок изошёлся слезою,

до срока пришла и за ним с косою —

на могиле нашли бездыханного,

бесталанного, необманного.

Сам Господь пожалел убогого,

от страданья избавил долгого.

Вот лежит Иван среди детушек.

Их не чует душ в тьме загнетушек.

С горем каменным не прощается,

всё утратою тяжкой мается.

Ухо ловит вздохи не детские,

пробудились чувства отецкие,

прогремели громом небесными,

и родились мысли полезные:

вот кому горе в сто раз горее,

да не будет отец детей слабее.

Брат перед Анной сдержал обещание,

взял всё семейство на пропитание,

приехал в Алатырь, где служба назначена,

строительство храма им начато.

Из столицы доставили утвари,

с превеликой любовью купленной.

Вот иконы, кадила, подсвечники —

всем о Боге они собеседнички.

Он Ивану в глаза заглядывает.

Что, мол, сердце твоё загадывает?

– Будем с радостью жить отныне мы,

Не велит Господь быть в унынии!

Целый свет хранит, не печалится,

нам с твоим семейством управиться!

Полюбили все, без исключения,

дядю мудрого за поучения,

за походочку, такую задорную,

да за проповедь, к месту, Нагорную,

за весёлый смех с ребятишками,

за кулачные битвы с мальчишками.

Не гнушался он детского общества,

про своё им поведал отрочество,

про монашество, верой чистое,

да служение Богу истовое.

Заронил зерно веры крепкое,

чтоб росло оно древом с ветками.

Год тридцатый принёс изменения —

шла на церковь волна гонения,

накатила она, ох, безбожная,

твёрдым в Вере – дорогой острожною.

– Уезжать пора тебе, Ваня.

Я за Веру приму страдания.

Помогу открыть тебе кузницу.

Что положено Богом – то сбудется.

Мастерством не случайно тебя наградил,

знать, достанет тебе и умений, и сил!

Больше нечем помочь. Напоследок

помолюсь за тебя и за деток.

Ты устрой им жизнь, тёзка, прочную,

да и сам держись за веру Отчую.

Сгинул бедный один из многих

не признал безбожной дороги.

Как и все, без вины виноватый.

Со святым Христом сораспятый.

Кратки страницы его пребывания

Да на таких и стоит мироздание.

Муки прошёл, не роняя достоинства

Воин в рядах Православного Воинства.

Матушка Анна, добрая женщина,

детушкам счастье тобою завещано

вместе с любовью, надеждой и мукою,

раннею смертью да горькой разлукою.

Бог в небесах да печаль твоя вечная,

в них сотворили мягкость сердечную,

души в юдоли отнюдь не пустые

радости жизни любили простые,

правою веру считали святую,

Дядю иерея всегда помятуя.

Кратки страницы его пребывания

да на таких и стоит мироздание.

В Царстве Небесном – с Христом сораспятый,

а у властей без вины виноватый.

Кузня Ивану стала спасением,

крестьяне его оценили умение,

и незлобивость, и здравомыслие.

Дети мужали с ним в поисках истины.

Братья – в отца удались, между прочим,

с раннего возраста к делу охочие,

токари оба по первой профессии.

Девочки тоже напрасно не грезили

Время содеяло их активистками,

выбрали дело по духу им близкое:

Та – на заводе, другая в селе —

Бог приспособил их жить на земле.

Богом исполнились все предпочтения:

Душам сиротским нет запустения.

Коротко очень скажу о дальнейшем,

чтоб подвести к временам вас новейшим.