Читать книгу Актриса. Книга первая - - Страница 5

Раннее утро, тишина. Тихо, будто нет в мире ничего, кроме этой комнаты. Тройной стеклопакет надежно отсекает все звуки. Ни завывания ветра, ни скрипа качающихся сосен.

Снег начал сыпать, когда они еще возвращались домой, а к ночи уже мело.

Оля лежала в кровати, стараясь привести мысли в порядок. Вспомнилось потная физиономия врача, холодный блеск стального клинка, и без какой-либо связи, грязно серая вода текущей под мостом реки.

«А все-таки, кто он, этот старик?» – спросила себя Оля. Задать этот вопрос самому Михаилу Степановичу она вчера так и не решилась.

Обратно ехали в тишине. Оля, не зная как ей начать беседу, молчала, а старик вел машину аккуратно, не обращая внимания на обгоняющие тарантас иномарки. Держался он так, словно ничего не случилось. Ни безобразной сцены в кабинете, ни размазанных по жирному лицу врача слез, ничего.

– Извини за глупый спектакль. – Вдруг произнес Михаил Степанович, на секунду оторвав взгляд от дороги. – Но так было нужно. А слова не помогут, ты должна была убедиться сама… Пойми, Оля, в жизни много грязи и зла. Такова действительность. Не мы придумали. Но относиться к подлецам так, как относятся к людям они, нельзя. Парадокс, но если опуститься на один уровень с ними, непременно станешь таким же. Наказать, предотвратить преступление – да. И даже уничтожить негодяя, если другие способы не помогают…

Оля покосилась на старика: – Скажи, а что, фокус, с водкой, он правда, сработает? Я понимаю, это звучит дико, – она замолчала, подыскивая слово. – Ты…

– Да говори прямо. Не колдун ли я? Нет, Оля. Вынужден огорчить. Но… Есть такая лженаука, Биоэнергетика. Изучает она то, чего вроде, как и нет. Однако энергии эти работают и весьма эффективно, порой радикально».

– Я читала про это… – отозвалась Оля, без особого, впрочем, интереса. – Но думала, что это все шарлатанство.

– Хочешь – считай так. Хотя, нет здесь никакой мистики. А можешь назвать это обычным гипнозом. Воздействием на рецепторы головного мозга объекта, посредством внушения. Хотя это немного не так.

– Есть много вещей, которыми люди пользуются, не имея особого представления о механизме работы. Взять хотя бы электричество… Ну да не суть. Главное, что этот человек теперь будет вести исключительно трезвый образ жизни. Наказание для него и благо для тех, кого он уже не сможет изуродовать…

Старик оборвал монолог, и осторожно коснулся прохладной ладонью ее изуродованной щеки. – Все будет хорошо. – Пробормотал он едва слышно.

Оля промолчала, лишь недоверчиво дернула уголком губ.

Наверное, дали знать растрепанные последними событиями нервы, однако зевать начала еще в пути. А едва добралась до кровати, провалилась в сон.

– Карлсон, а как же собака? – Оле снилось, что она стоит на знакомой, родной сцене ТЮЗа. Старательно хлопает ресницами, изображая обиду, и заглядывает в кулисы. Взгляд упирается в сонную физиономию пожарника. Тот тихонько переговаривается с реквизитором, обсуждая вчерашний футбол.

Исполняющий роль добродушного весельчака Григорий, вечно похмельный, воняющий дешевым одеколоном так, что слышно, наверное, даже в первых рядах, подпрыгивает, придерживая накладной животик, изображает растерянность.

– Ты чо, малыш? А я? Я, ить, лучше, – Гришкину дикцию не сумели исправить ни годы учебы, ни сотни репетиций и спектаклей; в его исполнении Карлсон больше смахивает на хулигана-гопника. Мучимый жестоким похмельем, он даже не пытается играть, торопливо проговаривает текст.

– А где варенье? – он тычет в кнопку, включая электромоторчик, который крутит привязанный к спине пропеллер. Тот трещит, проворачивается пару раз и глохнет.

– Блин, – вполголоса чертыхается актер.– Пирог где.

И, в ожидании ответной реплики, трагически сопит перегаром.

– Не в пирогах счастье, – вздыхает Оля, и думает: «Вот шуба, как у Зинки, это счастье»,

– …Собаку мне не купили.

Григорий, прикалываясь, бормочет бессмертную фразу Василия Алибабаевича: – То бензин, а то… дети.

Оля фыркает, делая страшные глаза, переходит к следующей мизансцене.

Сон оборвался так же внезапно, как начался. Еще в полусне, в полудреме, выплыл короткий, пугающий вопрос: " Сможет она теперь вернуться в ту, прежнюю жизнь после всего, что случилось? Это не искусство, даже не ремесло. Пошлость, грязь интриг, нет».

Но тут Оля сообразила, что за окном совсем светло.

«Операция», – вспомнила она и проснулась окончательно.

Наскоро умывшись и перекусив, вышла во двор. Зажмурилась от сверкающего белизной снега, поежилась на холодном ветру.

Минька приятельски облаял Олю, предлагая побегать по свежему снегу, но, поняв, что гостья торопится, обижено отошел в сторону.

– Скучно Вениамину, – пробормотал старик, обметая лобовое стекло гусиным крылышком. – Ну, ничего, вот с делами закончим… – Машина тихонько тронулась со двора.

Госпиталь встретил деловой суетой, серыми халатами короткостриженых пациентов, запахами.

Оля сидела, откинувшись в хитром кресле, зажмурив глаза от направленного в лицо, слепящего света мощной лампы.

– Ничего особенно страшного я не наблюдаю. Собирайте анализы, мы вас подштопаем. Будете краше прежнего, – подвел итог осмотру врач. Поправил выглядывающий из выреза белоснежного халата зеленый форменный галстук, склонился к столу, заполняя бланки. – Когда будет готово, вам позвонят, назначат дату…

Михаил Степанович, до этого старательно изучавший плакаты и в беседе участия не принимавший, отвлекся от наглядной агитации:

– Майор. Вы не поняли. Задача вам поставлена иная. Операцию необходимо выполнить в кратчайшие сроки. Вернее, сегодня. Сейчас вы заполните карту, дадите распоряжение готовить операционную, до обеда проведете пациентку по всем пунктам предоперационной диагностики. Анализы, прочее. А после обеда на стол. Ясно?

Майор глянул на нелепую фигурку старика: – Папаша, я так понимаю, вы родственник?..

Михаил Степанович внимательно посмотрел на врача, укоризненно вздохнул.

– Взрослый человек. Офицер. Ну что вы, право… Все приходится разъяснять. Вот приказ начальника госпиталя. – Дед протянул сложенный вдвое листок. Положил на стол перед хирургом, давая возможность рассмотреть. По мере чтения лицо врача неуловимо подобралось, посерьезнело: – Виноват, я не сообразил, конечно, мы постараемся.

– Вот и хорошо, – дед спрятал бумагу, доброжелательно закончил: – Пожалуйста, отнеситесь к задаче серьезно. Да, вот еще…

Он оглянулся на сидящую с закрытыми глазами Олю, неуловимым жестом фокусника вынул из кармана стопку фотографий, протянул врачу. – Это оригинал. Необходимо максимальное сходство.

– Э… – майор озадачено уставился на фото. – Да, конечно, у нас есть программа, позволяющая добиться нужного результата. Но для использования этой аппаратуры мне нужен дополнительный приказ руководства. Понимаете – лазер еще недостаточно хорошо опробован… А самое главное куда более тщательное обследование.

– Хорошо. Даю вам еще сутки. Приказ на применение экспериментального оборудования вам передадут. Выполняйте. – Отрезал Михаил Степанович, погладил Олю по рукаву, шепнул: – Ты не теряйся. Все будет хорошо.

Подготовка к операции заняла весь день и вечер этого дня. Измотанная переходами из одного кабинета в другой Оля, тем не менее, не могла не поразиться тому, с какой быстротой и точностью работали военные врачи. Ни отпросившегося в «собес» окулиста, ни очереди в рентген-кабинет. Она попыталась сообразить, что должно быть написано в дедовом документе, заставившем закрутиться столь громоздкую медицинскую машину с этакой слаженностью. Особенное впечатление произвела установка похожая на выполненные в миниатюре звездные врата из какого-то фантастического фильма. Аппарат, которым врач просканировал ее лицо, был подключен к некоему подобию лазерного принтера, однако печатал не фотографии, а объемные макеты один к одному повторяющие формы Олиных губ, носа, бровей…

А уже на следующее утро пациентку переодели в длинную, с веселенькими цветочками, распашонку, уложили на каталку и повезли в операционную.

В лицо ударил яркий свет лампы, глуховатый голос распорядился: – Считайте до десяти.

Она начала счет и, уплывая в сумрак, успела подумать: «Так просто?»

«…А самые ревностные праведники – завязавшие алкоголики и ушедшие на покой проститутки». – Истина грубая, но справедливая»… – Михаил Степанович даже не заметил, что произнес это вслух. Он сидел в любимом кресле, возле камина, почесывая ухо лежащего у ног пса, и ворошил догорающие угли.

– Вроде не соврал, когда рассказывал о причинах своей помощи, да только и правды всей не сказал.– Добавил старик.

Внезапно пес насторожил уши, внимательно глянул на сидящего у огня хозяина. Коротко гавкнул.

«Никак едет кто?», – Михаил Степанович легко поднялся, выглянул в окно. По дороге, едва пробивая мощным бампером снежные наносы, полз громадный, похожий на лакированного жука, лимузин. За ним плелся антрацитовый «Геленваген».

«Он- то здесь что забыл? – искренне удивился хозяин, рассмотрев нули на номере статусного авто. Машина принадлежала одному из крупнейших предпринимателей, а по совместительству еще и главе всего региона.

Губернатор вел жизнь светскую, разъезжал больше по брифингам, премьерам, тусовкам, и оказаться в затерянном среди леса уголке не мог по определению. «Алюминиевый папа», как за глаза окрестили ушлого бизнесмена злые языки, на княжении сидел крепко. Московские власти рассудили: лучше прогнозируемый и вменяемый «щипач», чем нахальный, непредсказуемый новичок, жрущий в три горла. А потому на мелкие шалости «Губера» с законом смотрели сквозь пальцы. Полпред президента, тоже особенно не обижался. Доход от участия в парочке хлебных проектов «папы» примирил его с хозяином как нельзя лучше.