Читать книгу Неофициально об официальном. Рассказы - - Страница 8

Веселящие напитки на Руси испокон веков были традиционны на пирах и иных празднествах, популярны в быту. Со временем привычные медовуху, пиво и брагу постепенно дополнили и потеснили крепкие спиртные напитки. Самогон и водка вошли в обиход, потребление спиртного в стране неукоснительно росло.

Производство водки было высокорентабельным и приносило бюджету огромные деньги. Советская власть, закрывая прорехи дырявого бюджета, цены на водку неоднократно поднимала, что было несложно при государственной монополии на её производство и запрете самогоноварения.

Подорожание 1961 года вымело из потребления популярный и дешёвый «сучок», самая дешёвая водка «Московская» шла по цене 2 рубля 87 копеек. Вскоре минимальная стоимость водки поднялась до 3 рублей 62 копеек (1972 год), а затем до 5 рублей 30 копеек (1981 год).

Смена руководства страной в 1982 году ознаменовалась появлением водки «Андроповка», ставшей хитом продаж и снискавшей новому руководителю популярность в народных массах своей сниженной на 10%, ценой. Впрочем, она существовала недолго и через два-три года с очередной переменой власти «Андроповка» тихо исчезла с прилавков.

Но независимо от стоимости водки русский народ жил под неизменным девизом «Пили, пьём и пить будем!» Повальное пьянство было причиной колоссальных потерь в народном хозяйстве. Стремясь ограничить потребление «горькой», власть вводила запреты и ограничения, тоже, впрочем, малоэффективные. В семидесятые годы водку разрешили продавать только с 11 часов утра. (Острословы не замедлили назвать это знаковое для пьющей Руси время «ленинским», поскольку на юбилейной монете, выпущенной к 100-летию вождя, Ленин поднятой рукой указывал ровно на то место, где на циферблате часов размещают цифру 11). Тогда и произошла эта история.

В самом что ни на есть центре Москвы близ площади Маяковского был небольшой продуктовый магазин. Спрятанный от городской движухи и глаз прохожих за спиной тогдашней гостиницы «София», он привлекал завсегдатаев не столько скудным ассортиментом, сколько своим винным отделом. Тот тоже не блистал, зато в положенное время на стеллаже позади бдительного продавца неизменно красовались бутылки с самым ходовым в России напитком – водкой.

К одиннадцати часам у входа в магазин выстраивалась длинная очередь страждущих и истосковавшихся. Клиенты были понимающие, порядок по возможности блюли. Если же кто не удерживался от соблазна пролезть вперёд, когда в положенное время дверь магазина отмыкалась, то нарушителей осаживали коллективно и безжалостно, занятые места солидарно хранили.

У винного прилавка эти покупатели вели себя предельно чинно, как слушатели высших женских курсов – это чтобы, упаси бог, служители за прилавком чего не подумали и из магазина их не выставили без покупки, как уже приложившихся к спиртному. Только разве можно удержаться от нетерпения даже в таком священном месте? Толкотня. И как-то в тесноте помещения случилось несчастье: прошедший все испытания томительной жаждой и нескончаемой очередью мужчина, пробираясь ко входу, приобретённую заветную бутылку водки в ослабевших от почти суточного алкогольного поста руках не удержал. Как это произошло, никто в толпе не заметил, только бутылка упала. Пол каменный, бутылка вдребезги. Осколки и лужа возле ног. Как же ты, родимый?!

В магазине сразу и без команды стих гомон. Все (все!) присутствующие изнутри, из самых своих измученных глубин осознали необратимость трагедии. На пострадавшего страшно было смотреть. А он стоял, глядел под ноги и, казалось, сам не верил, не хотел верить. Брал на последнее. Это что же, конец?!

И тогда проявилась самая высокая мужская солидарность. Кто-то тихо произнёс: «Мужики, кто что может…» И без лишних слов все они, забулдыги, подзаборные пьяницы и штатные алкоголики, набросали тому бедолаге пригоршню мелочи. Когда набралось на бутылку, его без очереди пропихнули с общего согласия к прилавку. Потом он с новой бутылкой возле сердца пробирался опять к выходу, и каждый, кто дотягивался, слегка хлопал его – кто по спине, кто (осторожно) по плечу – и что-то говорил по-свойски, по-дружески. А в маленьком, грязном магазинчике как будто стало светлее и даже не так тесно. И всякого наглядевшиеся продавцы были уже не столь суровы, и улыбались немногие случайные покупатели других отделов.