Читать книгу Когда большинство в толпе. Фантастическая повесть - - Страница 3

Зарывшись в старых фуфайках, на печи лежал Иван. По сотовому телефону, который советский доинтернетный человек мог принять за большую шоколадку, например, «Тройка», Иван обозревал творения Всемирной сети. Видеоролики, статьи, книги, музыкальные произведения – сегодня многое можно было найти, посмотреть, послушать, прочитать, скачать, переслать другу. Вот только друзей у Ивана не было. Он жил один. Жил в дедовском доме в глухой деревне, в которой целых осталось всего восемь изб, часть которых уже не первый год пустовала. Летом в доме, расположенном в середине деревни, объявлялся дачник-пасечник, а зимой Иван жил совершенно один в радиусе почти 500 метров. В начале деревни было всего два обитаемых дома. Они были обитаемы и зимой, и летом.

Ивану было приятно лежать на большой печи, тепло. Он протопил её и голанку (так произносилось всеми в этой деревне, а правильное написание – «голландка»4, голландская печь). Все оставшиеся избы в деревне состояли из кухни с большой русской печью и из горницы с голанкой. Эти два помещения были отапливаемыми. Остальное: сени, крыльцо – были холодными. За окнами бушевала метель. Сугробы росли, уже закрывая обзор из окон.

Иван помнил избы, крытые соломой. Они были ниже сегодняшних оставшихся и в былые времена, по рассказам, снега их накрывали по самые трубы. Позёмка (в этой местности говорили именно так, хотя многие в других областях говорят позёмок) в этот раз, казалось, пыталась дотянуть снежок хотя бы до крыши, крытой потемневшим и шершавым ото мха шифером. Хотя зимой, тем более в метель, шифер был не виден. Помимо шифера, Иван установил солнечные батареи. И вот их невидимость под снегом поутру нужно было Ивану ликвидировать, если он хотел продолжать оставаться с электричеством. Дом был давно отрезан от проводной электрофикации, а Иван не стремился подсоединяться к «столбу». То, что сотовая связь и Интернет ловили в этом доме – это усовершенствования, проделанные Иваном. А так в деревне связи не было никакой, «шоколадка» могла только экстренные вызовы посылать. Когда-то был проводной телефон. Когда ещё «жило» несколько домов, в досотовый период, поставили телефонный автомат, оплачиваемый магнитными карточками. Они становились бесполезными, когда на них заканчивались минуты разговора. Экстренные службы можно было набирать бесплатно. Но автомат этот уже давно куда-то сгинул. Оранжевый пластиковый козырёк от него ещё долго валялся в кювете глиняной насыпи, сооружённой вдоль единственной улицы, из которой и состояла деревня С. Насыпь эта так и не превратилась в дорогу на закате СССР. Потом и козырёк кто-то утащил.

Иван жил на другом конце деревне в пятистах метрах от начала деревни и от телефонного аппарата, который был установлен, когда им пользоваться было уже почти некому. Да и заросло всё. И со ста метров не разглядишь, если кто-то начнёт что-то курочить. Место, где стоял ивановский дом, называлось концом, а жителей конца деревни называли концовскими. Такое вот старое слово «кон» с уменьшительной производной «конец», означающее предел. От колхозного коровника, распологающегося перед началом деревни, камня на камне не осталось. Сбоку от деревни был поросятник, следы которого были ещё видны. При этом никакой бомбёжки не было.

Шёл 2021 год. Ивану стукнуло 25 лет. Он был сиротой, а с оставшимися родственниками отношения как-то не ладились. Общения он при этом не искал, вдоволь наевшись родственной неблагодарности.

Закончил в райцентре профучилище по профессии «каменщик», год отслужил в мотострелковых войсках, поработал в Москве и Подмосковье вахтовым методом.

Путём проб и ошибок, а так же иногда учась на чужих ошибках, Иван пришёл к выводу жить на земле предков. Тут он чувствовал себя свободным человеком. Со времени потепления и до осенних холодов он подрабатывал каменщиком, сварщиком, плотником. Работал обычно недалеко, но иногда даже в соседних районах и даже в других областях. О нём однажды пошутили: «Вольный ты каменщик, Иоанн».

Когда обзавёлся Иван двумя котами и собакой, стал работать не далее райцентра. Рано утром уезжал. Если в соседние сёла можно было проехать, то на велосипеде. Если далеко или нельзя было проехать на велосипеде, то заводил «Ниву» трёхдверку. Она у него пёрла в любую грязь. Задний мост он сделал самоблокирующимся в случае необходимости.

Дороги никто никакой до деревни не делал. В грязь или в метель к Ивану не всякий легковой вездеход мог добраться.

У Ивана был старенький Т-25. Он купил его год назад и теперь колымил в соседних сёлах по расчистке небольшого снега, косил траву, пахал несколько огородов. Он и у старого хозяина был видоизменённым трактором. Иван тоже кое-что усовершенствовал. Он вообще любил копаться с техникой.

К вопросу, как обзавёлся живностью. Не покупал. Котят брошенных подобрал по дороге и они поехали с ним дальше в порыжевшем тракторе, жалобно мяукая и не понимая, что их спасают. Собака сама пришла невесть откуда и сначала устроилась в пустующем хлеву, сообразив, что от Ивана ей и впредь может перепадать вкуснятина. Потом Иван определил её под крылец (так иногда говорили вместо слова «крыльцо»). Ещё у него на пазьме был сенник, дровник, уличный туалет, баня, погребец (ударение в этой местности ставилось именно на первое «Е») и летний душ, представлявший из себя бочку с лейкой, опирающуюся на четыре видавших виды деревянных столба, между которыми с трёх сторон была натянута плёнка. Прорехи в плёнке не смущали Ивана – посетителей тут всё равно днём с огнём не сыщешь. Господствующая тишина, только ветер порой завывает в ветреную погоду, да дождь шумит… Но Иван слышал много звуков: и рабочее гудение пчёл в период медосбора и радостное весеннее щебетание птиц и шорох снежинок по льду, журчание ручьёв, несущих только что растаявшую воду, и пробивающих себе дорогу в только что освободившейся от снега слякоти в более низкое место.

Зимой Иван отдыхал. В глазах, тех, кто его знал, зимний Иван выглядел супербездельником, отшельником, сумасшедшим. Иван, в отличие от своих родственников, не терпел никакой выхвалки. То есть не любил похвальбы. В зимнее время он больше времени уделял своему творчеству, чем в тёплые времена. Он бренчал на круглой балалайке, которую современники называют домрой. Вероятно, это название соседствовало с «балалайкой» и в древности. Сочинял песни, стихи. Сначала о неразделённой любви, потом о службе, потом о том, что увидел в жизни и о том, что ему раньше рассказывали деды (не армейские, а возрастные соседи и деды-родственники), о том, что вычитывал в старых книгах. Короче, жил он в своё удовольствие.

Фонарь на мачте уличной антенны всё меньше освещал кухню из-за поднимающегося снега. По весне Иван собирался добавить солнечных батарей на крышу и осветить больше пространства вокруг дома.

«Нужно будет с утра очищать фотоэлементы солнечной батареи от снега, а то дни короткие… хотя, если продолжит наваливать, то поживу пока в 19-м веке. Баньку завтра надоть согреть». Оба кота спали тут же на просторной тёплой печи. Собака, старая лайка, спала в соломе и в сене под крыльцом. Каждое утро она встречала Ивана довольной мордой и виляющим свёрнутым в спираль хвостом. Такого уютного и тёплого жилища для неё никто никогда не делал.

Сейчас Иван смотрел очередную серию про Штирлица. Его дед, в чьём доме он жил, любил этот сериал. Иван решил посмотреть во взрослом возрасте и теперь регулярно пересматривал. Это кино было подспорьем по обучению выживанию в трудовых коллективах, которые ныне богаты подковёрными интригами.

Второй половины пока не предвиделось. Длительных встречаний не выходило. То сразу непонимание Ивана девушкой прекращало первое свидание. То на какое-то по счёту свидание Иван понимал неподдающийся коррекции корыстный характер очередной красотки. Ни одна ещё не была удостоена посещения его дремучих владений.

Знакомых было полно в сёлах и в городе. Друзей не было, может быть, потому, что в компаниях этих в основном были завистливые или корыстные люди. Если и попадались честные, то Ивану было с ними неинтересно, так как ему хотелось быть с ними откровенным, а они в ответ на его доводы о полезности и вредности отвечали снарядонепробиваемым непониманием и упрямой доверчивостью знаменитым авторитетным мнениям. Иван давно заметил, что число корыстных становилось всё больше, встречались такие всё чаще. А бескорыстные и независтливые всё реже Ивану встречались. Иван не бухал, всегда был при небольшом количестве денег, никогда не брал кредитов, вёл здоровый образ жизни, был подтянут, стригся машинкой сам, не верил в приметы. Он был уверен в своих силах и никакие страшилки из новостей не могли поколебать его спокойствия. Вообще к новостям он относился весьма скептически. Он регулярно выбирался за продуктами, то в соседние сёла, то в город.

Когда он был чуть моложе, он общался со сверстниками. Это были компании, в которых любили поющего и бренчащего по струнам человека. Исполнял он и чужие песни, и свои печальные жизненные. Чужие песни компаниям нравились больше. Нередко ему высказывали своё удивление: «Как же так получается исполнять такие серьёзные песни под балалайку?» Недопонимаем большинством Иван был с детства. Но чем дальше, тем непонимание усугублялось. Иван понял, что не стоит раскрываться перед всеми, своё мнение лучше держать при себе. Если компания начинала выпивать, то все знали, Ванёк сейчас свалит. Даже до армии он неохотно употреблял алкоголь, а после службы в армии вообще перестал пить спиртное. Если он задерживался до утра, питомцы не особо волновались. Они жили вольной жизнью: коты спокойно шастали на улицу через прорезь в полу в горнице под кроватью и через чердак, где тоже была прорезь во фронтоне крыши, прикрываемая куском войлока. Они не брезговали мышами. В любую жару могли попить воды в речке или утолить жажду снегом. Собаке Иван с вечера щедро оставлял еды со своего стола. Но иногда оставлял не со своего стола, так как практиковал регулярные фруктово-овощные приёмы пищи. Так что утром она ещё не успевала особо проголодаться.

По мере взросления, Иван стал меньше общаться с людьми, так как всё чаще наталкивался на непонимание. Любые ожидания понимания, которые не оправдывались, слегка расстраивали парня. Так он пришёл к тому, что не нужно ожидать многого от окружающих, чтобы не расстраиваться. Иван и сам про себя стал говорить, что он отшельник.