Читать книгу Династия Цин. Закат Китайской империи - - Страница 6

Не зная предпосылок, невозможно проникнуть в суть происходящего. Если просто сказать, что пришли злые маньчжуры и отняли власть у добрых китайцев, то пользы от такого знания будет ровно столько же, сколько от заваренного накануне чая[9].

Дольше прочих Китаем правила династия Чжоу – с середины XI по середину III века до нашей эры. Самым коротким, но зато и крайне результативным, было четвертьвековое правление династии Цинь[10]. Династии Мин, пришедшей в 1368 году на смену монгольской династии Юань, было суждено оставаться у власти менее трех веков. Основатель династии Мин Чжу Юаньчжан, которого историки любят сравнивать с Председателем Мао[11], по праву считается одним из величайших китайских императоров, несмотря на свое низкое происхождение. Можно попытаться представить, какими талантами должен обладать нищий крестьянин, который, начав буквально с нуля, возглавил восстание Красных повязок[12] и со временем смог провозгласить себя императором… Но уже в первой половине XV века, при шестом минском императоре Чжэнтуне, реальная власть перешла в руки придворного евнуха Ван Чжэня, возглавлявшего регентский совет (Чжэнтун взошел на престол в семилетнем возрасте). Когда император вырос, Ван Чжэнь не стал уступать ему власть и продолжал править, используя Чжэнтуна в качестве ширмы. Искушенный в коварных интригах, Ван Чжэнь был плохим правителем и совершенно никудышным военачальником. По его недомыслию в 1449 году пятидесятитысячная китайская армия потерпела сокрушительное поражение от двадцатитысячной армии ойратов[13], вторгнувшихся в пределы империи и пошедших на Пекин. Ван Чжэнь погиб во время сражения, а император попал в плен и провел там четыре года. Так северные соседи, мечтавшие взять реванш за свержение династии Юань, впервые испытали империю Мин на прочность и поняли, что китайский дракон не так уж и силен, как может показаться на первый взгляд.

Евнухи были типичными временщиками, ставившими личное благополучие выше всего. Будущее империи их совершенно не интересовало, важно было нахапать побольше богатств для себя и своих потомков, чтобы перед их табличкой регулярно курились благовония и приносились положенные жертвы[14]. При десятом правителе из династии Мин, императоре Чжэндэ, государством управлял евнух Лю Цзинь, возглавлявший клику придворных евнухов, известную под названием Восьми тигров. Когда Лю Цзинь вместе со своими «тиграми» пал жертвой интриг другой клики евнухов, то выяснилось, что его личное состояние составляло около двухсот пятидесяти миллионов (миллионов!) лянов[15] серебра и двенадцати миллионов лянов золота, что примерно равнялось расходам на содержание всей императорской армии и прочие военные дела в течение десяти лет. Вот уж действительно можно было обеспечить потомков до конца кальпы[16]! Правда, все накопленное неправедными путями было возвращено в императорскую казну, а самого Лю Цзиня казнили самым жестоким из всех известных способов – линчи[17], который служил наказанием для особо опасных (государственных) преступников и отцеубийц. Казнь растянулась на три дня, за которые Лю Цзиню нанесли более трех тысяч порезов, но сам он умер на второй день.

Когда император Тайчан, сын и преемник тринадцатого правителя из династии Мин императора Ваньли, по восшествии на престол попытался ограничить влияние евнухов, его сразу же отравили – в конце первого месяца правления. Яд был преподнесен под видом «красной пилюли бессмертия»[18], отчего устранение Тайчана вошло в историю как «отравление красной пилюлей». Преемником Тайчана, скончавшегося в сентябре 1620 года, стал его пятнадцатилетний старший сын Чжу Юцзяо, известный как император Тяньци. Он был неграмотным и не проявлял интереса к учению. Вся государственная власть оказалась в руках евнуха Вэй Чжунсяня, которого можно назвать могильщиком империи Мин и благодетелем династии Цин, несмотря на то что к северным соседям этот сановник-узурпатор никакого расположения не испытывал. Но тем не менее своими действиями он довел Минскую империю до критического состояния и создал предпосылки для смены династий.

Амбиции Вэй Чжунсяня были невероятно высоки. Про таких говорят: «Во снах он головой упирается в небо». Он сравнивал себя с древними императорами Яо и Шунем, а также с самим Конфуцием (начисто позабыв о такой конфуцианской добродетели, как скромность)[19]. Многие историки считают Вэй Чжунсяна самым могущественным придворным евнухом в китайской истории, а императора Тяньци – одним из наиболее никчемных китайских правителей.

Императора Тяньци можно считать классическим примером человека, которому выпало прожить чужую жизнь. Император не имел тяги к учению и склонности к правлению, но любил плотничать и достиг в этом ремесле определенных высот. Родись он в семье плотника, все было бы хорошо и сообразно, но императору положено управлять государством, а это важное дело было поручено такому недостойному человеку, как Вэй Чжунсян. Вэй и его приближенные беззастенчиво запускали руки в императорскую казну, для пополнения которой приходилось постоянно увеличивать налоги, а известно же, что нет лучшего способа спровоцировать восстание – когда людям есть что терять, они предпочитают хранить лояльность правителю, а когда терять становится нечего, берутся за палки и другое оружие.

Сильный удар по минской экономике нанес дефицит серебра, приведший к резкому росту цен на этот благородный металл. Причин было несколько, начиная с сокращения притока серебра из испанских колоний в Америке и заканчивая снижением спроса на китайские товары за рубежом. За десять лет, с 1633 по 1643 год, курс серебра по отношению к меди вырос втрое. Вдумчивые меры могли бы уменьшить неблагоприятные последствия экономического кризиса, но правительство бездумно и безрассудно продолжало взимать налоги с крестьян серебром: мало того, что налоги росли по велению императора, так еще и увеличивались из-за подорожания серебра. Добавьте к этому интенсивный демографический рост: с конца XIV до начала XVII века население Минской империи увеличилось примерно в четыре раза. Народу прибывало, а количество обрабатываемой земли оставалось прежним… Но и это не все. В столь тяжелых условиях крестьяне массово разорялись и продавали свои земельные участки богачам, у которых были вынуждены их арендовать за высокую цену, доходившую до половины собранного урожая, а то и больше. Некоторые же богачи сосредоточивали в своих руках такие огромные владения, что совершенно переставали считаться с императорской властью, чувствуя себя в безопасности под защитой личных армий. Короче говоря, в первой половине XVII века империя Мин начала «трещать по швам». Маньчжуры еще не вторглись с севера, а империя уже была обречена – Небо отозвало свой Мандат. Вопрос заключался лишь в том, кто именно станет основателем новой династии… Им вполне мог стать предводитель повстанцев Ли Цзычен, который в 1644 году провозгласил основание империи Шунь и занял Пекин, вынудив императора Чунчжэня, шестнадцатого и последнего правителя из династии Мин, повеситься на горе Цзиншань[20].

Кстати говоря, некоторые историки былых времен, придававшие чрезмерно большое значение роли личности в истории и совершенно не обращавшие внимания на другие факторы, были склонны обвинять в недолгом существовании династии Мин ее основателя Чжу Юаньчжана, который якобы сделал неверный выбор преемника. Старший сын императора, официально назначенный наследником престола, скончался еще при жизни отца, успев произвести на свет пятерых сыновей, старшим из которых был Чжу Юньвэнь, которого император рассматривал в качестве одного из возможных преемников, а другим был средний сын императора Чжу Ди. В конечном итоге император остановил свой выбор на Юнвэне, который взошел на престол в середине 1398 года в возрасте двадцати лет. Не согласившийся с решением отца Чжу Ди поднял мятеж. В июле 1402 года, когда армия Чжу Ди подошла к столичному Нанкину и вошла в город, в императорском дворце вспыхнул пожар, в пламени которого, как принято считать, сгорел Чжу Юньвэнь, вошедший в анналы истории как император Цзяньвэнь.

Ситуация, в которой сын проявляет непочтительность к отцу и правителю, оспаривая его решение вооруженным путем, и губит своего племянника, занявшего престол на законных основаниях, не могла не вызвать гнев Неба. Самые ярые радикалы (а таких среди историков хватает) считают, что Небесный мандат был отозван еще в 1402 году, а все остальное правление династии Мин было не чем иным, как затянувшейся агонией. Чжу Ди, он же император Юнлэ, был виноват, но и на его отце тоже лежала вина. Будучи ответственным за все государство, император Хунъу (такое храмовое имя получил Чжу Юньвэнь) должен был избрать преемника, способного крепко удерживать власть в своих руках, а не создавать предпосылки для очередной смуты, особенно с учетом того, что Китай едва-едва начал «приходить в себя» после мятежей и голода последних лет правления династии Юань.

К слову будь сказано, император Юнлэ показал себя мудрым правителем и достойным сыном своего великого отца. Проявляя заботу о внутренних делах, он не забывал и о внешних, в частности полностью сокрушил остатки династии Юань, представлявшие угрозу для империи. Если судить по делам, то Небесный мандат у него явно наличествовал.

Обстановку мы прояснили, но прежде, чем переходить к следующей главе, нужно разобраться в национальном вопросе: кто такие маньчжуры и какова их связь с чжурчжэнями? Да и о том, откуда пошли чжурчжэни, тоже не мешает упомянуть, поскольку по незнанию их часто относят к монголам, но это все равно что считать китайцев корейцами или наоборот. Монголы относятся к народам монгольской языковой семьи, и их ближайшими родственниками являются буряты и калмыки. Чжурчжэни же относятся к тунгусо-маньчжурской языковой семье, в которую также входят эвенки, нанайцы, удэгейцы и некоторые другие северные народы[21]. Маньчжуры являются потомками чжурчжэней, которые стали называть себя маньчжурами после основания империи Цин. Название чжурчжэнь, которое можно было переводить как «раб», несло в себе оскорбительный оттенок, в то время как название маньчжур происходит от названия племени маньчжоу и не имеет никакой негативной окраски. Император Хуантайцзи, которому будет посвящена третья глава нашего повествования, издал в 1635 году указ, согласно которому племена маньчжоу, хада, ула, ехэ и хойха следовало считать единым государством – Маньчжоу. Также в указе говорилось, что чжурчжэнями (чжушенями) упомянутые племена называют невежественные люди, а на деле так можно называть только потомков чаоморгеньских сибо, родственного маньчжурам народа, ныне проживающего на территории Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР[22]. Помимо маньчжуров, чжурчжэньские корни, в разной степени выраженности, есть у удэгейцев, нивхов, нанайцев, эвенков и эвенов. Современные маньчжуры существенно китаизировались, в большинстве своем они говорят на китайском языке, и лишь небольшая часть их владеет маньчжурским. Проживают они на северо-востоке КНР, в цинские времена этот регион назывался Тремя восточными провинциями.

Отношения между чжурчжэнями и монголами испокон веков были недружественными. Императоры чжурчжэньского государства Цзинь, некогда существовавшего на территории Северного Китая и Дальнего Востока России в XII–XIII веках, регулярно занимались «сокращением совершеннолетних» в сопредельных восточномонгольских степях – раз в три года цзиньское войско вторгалось туда и истребляло мужское население, а часть его угоняло в рабство. Время сведения счетов настало в 1211 году, когда в цзиньские земли пришло стотысячное монгольское войско под командованием Чингисхана. Война растянулась на три года, но в конечном итоге сильно ослабленное государство Цзинь стало монгольским данником. Верность чжурчжэней была ненадежной, они то и дело поднимали мятежи, вынуждая монголов совершать карательные походы. Точку в существовании государства Цзинь поставил сын и преемник Чингисхана Угэдей, которому помогло в этом войско китайской империи Южная Сун[23] (каждая из сторон воевала сама по себе, но против общего врага). В феврале 1234 года монголы и китайцы в один и тот же день вошли в город Цайчжоу, последний оплот цзиньского императора Айцзуна, и на этом война закончилась.

Маньчжурская династия Цин считала себя преемницей монгольской династии Юань, но эту преемственность нельзя трактовать упрощенно, опираясь на родство маньчжуров и монголов, которого никогда не существовало. Суть преемственности заключалась в другом – в том, что к маньчжурским правителям перешла яшмовая императорская печать, ранее принадлежавшая юаньским правителям. Печать была чем-то вроде сакрального символа, знаменующего передачу власти. Получена она была после разгрома чахарского (южномонгольского) правителя Лигдэн-хана, потомка юаньских императоров. Многие монгольские племена покорялись маньчжурам добровольно, поскольку сознавали свою слабость, но чахары сопротивлялись упорно. Правда, в конечном итоге им пришлось признать себя вассалами маньчжурских императоров.

Что ж, холст загрунтован, пора начать рисовать на нем картину, то есть переходить от введения к основному повествованию.