Читать книгу Оценка доказательств в английском гражданском процессе - - Страница 6

«Критерий» означает в русском языке «мерило оценки, суждения»[101]. Следует отметить, что английские варианты перевода данного слова (test, measure, standard и прочие) традиционно не употребляются в процессуальной терминологии Англии одновременно по отношению ко всем выделенным ранее в настоящей работе критериям оценки доказательств – относимости, допустимости, достоверности, доказательственному весу и достаточности. Однако причина, скорее, кроется в особенностях юридической терминологии, а не в том, что перечисленные категории не являются именно мерами, на соответствие которым должно быть оценено доказательство.

Исследование института оценки доказательств в английском гражданском процессе требует подробного анализа сформировавшихся в законодательстве Англии и судебной практике правил, регулирующих определение относимости и допустимости доказательств[102], оценку их доказательственного веса[103]. Данные понятия, рассматриваемые в качестве общих норм, фундамента доказательственного права, как правило, последовательно описываются в английской литературе[104]. Из характерных особенностей англосаксонской правовой семьи в первую очередь небольшого количества кодифицированных актов и значения прецедентов как источников права[105], проистекает тот факт, что правовые предписания не упорядочены, напротив, они рассредоточены в законодательстве и многочисленных судебных прецедентах.

Классическим в английской доктрине считается определение относимости, сформулированное в XIX в. Дж. Стефеном в работе «Краткое изложение доказательственного права»[106]. По мнению автора, два факта являются относимыми, если один из них, взятый в отдельности, доказывает или воспроизводит существование или отсутствие в прошлом, настоящем или будущем второго факта. Относимость может быть проверена с помощью силлогизма[107].

Спустя почти столетие правило относимости доказательств Лорд Саймон в деле Director of Public Prosecutions v. Kilbourne изложил следующим образом: «Доказательство является относимым (т. е. логически доказывающим факт), если оно логически подтверждает или опровергает факт, который нуждается в доказывании». Относимое доказательство, cогласно Лорду Саймону, способно оказать влияние на мнение суда о вероятности существования определенного обстоятельства. «Я не буду останавливаться на анализе понятия “логическое обоснование”, – рассуждал судья, – только отмечу, что определение относимости включает в себя значительную опытную составляющую, которая важна не только в праве, но и где бы то ни было. Относимое доказательство (то есть то, которое логически обосновывает или опровергает что-либо) – это доказательство, увеличивающее или уменьшающее вероятность в выводе о существовании или отсутствии обстоятельства, нуждающегося в доказывании»[108].

В начале XXI в. схожим образом высказался Лорд Стейн в деле R v. Randall, указав, что судья, определяя относимость, должен решить вопрос о том, каким образом доказательство влияет на вывод о вероятности существования устанавливаемого факта – увеличивает ее или уменьшает[109].

Относимые доказательства могут быть подразделены на те, которые имеют отношение непосредственно к разрешению дела, и другие, используемые с целью доказать какие-либо элементы в предмете[110]. К первым, например, относятся доказательства, содержащиеся в документе или свидетельских показаниях, с помощью которых возможно установить наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию, ко вторым – информация о честности свидетелей или правдивости их показаний[111]. Относимые доказательства второй категории, если рассматривать их отдельно, не способны убедить суд в наличии или отсутствии каких-либо обстоятельств, однако они выполняют вспомогательную роль в процессе установления главных фактов.

Дж. Теер утверждал, что суть понятия относимости доказательств можно выразить в следующих основополагающих принципах: во-первых, любая информация, которая не имеет логической связи с обстоятельствами дела, не должна признаваться судом относимым доказательством; во-вторых, любая информация, которая такую связь имеет, может быть признана относимой, если закон не предусматривает иное[112]. Вместе с тем, по мнению ученого, определение относимости является предметом логики, право не может вмешиваться в законы логики[113].

Как поясняет В. Твайнинг, в данном случае логическая сторона относимости проявляется не только в необходимости следовать логическим законам, которым посвящен отдельный раздел философии, но и в способе мышления суда и лиц, участвующих в деле, на основе сформировавшихся у них ранее убеждений и обобщений – то, что в английской праве принято называть «здравым смыслом» (common sense)[114]. Автор предостерегает от буквального толкования, на первый взгляд, категоричных суждений Дж. Теера. Предполагается, что акцент на логической стороне относимости преимущественно делается для того, чтобы продемонстрировать – данное понятие следует рассматривать не только в правовом измерении. Категория относимости, так или иначе, подвергается правовому регулированию, что в первую очередь проявляется в наличии правового определения относимости доказательств. Однако потребность в обращении к логике и «здравому смыслу» возникает в тот момент, когда на основе правового определения, требуется непосредственно установить относимость какого-либо доказательства к обстоятельствам дела. Иными словами, метод мышления (курсив мой. – В.Р.), к которому надлежит прибегнуть, разрешая вопрос об относимости того или иного факта, не поддается регулированию правовыми нормами[115].

Дж. Вигмор, критикуя теоретические взгляды Дж. Теера, утверждал, что относимость является прежде всего правовой категорией. В подтверждение данной позиции ученым приводились следующие два аргумента: 1. Для того чтобы информация была признана относимой в юридическом контексте, требования к ее доказательственной ценности должны быть значительно выше, чем требования, которые предъявлялись бы к доказательственной ценности данной информации при установлении аналогичных обстоятельств вне судебного разбирательства. Необходима так называемая добавочная доказательственная ценность, которая препятствует возникновению ситуации, при которой присяжные (или судья. – В.Р.) будут довольствоваться и считать достаточной малозначительную информацию[116]; 2. При решении вопроса об относимости того или иного доказательства во многих случаях судьи связаны существующими прецедентами. «До тех пор, пока суды продолжат высказываться о содержании понятия относимости, будет увеличиваться и количество правовых позиций, которые следует учитывать»[117].

Свой второй аргумент Дж. Вигмор иллюстрирует решением по делу State v. La Page[118], в котором указывается, что вопрос относимости тех или иных доказательств к обстоятельствам конкретных споров столько раз становился предметом обсуждения судов различных инстанций, что говорить о правовом регулировании определения относимости вполне оправданно[119].

Обращает на себя внимание то, что Дж. Вигмор, как следует из изложенного, отмечал значение прецедентов в раскрытии правового содержания критерия относимости, однако сам являлся критиком прецедентного регулирования данного вопроса. По его мнению, поскольку информация, для того, чтобы соответствовать критерию относимости в юридическом значении, должна обладать «добавочной доказательственной ценностью», суду надлежит противопоставить: с одной стороны – доказательство, вопрос об относимости которого разрешается, с другой – временные и иные ресурсы суда, которые необходимо потратить на получение и исследование доказательства, возможные риски, связанные с тем, что данное доказательство способно ввести присяжных в заблуждение, и пр. Учитывая сказанное, оценка доказательственной силы и, как следствие, относимости доказательства в правовом смысле сильно обусловлено обстоятельствами конкретного дела. Таким образом, сложно представить, как судебное решение по одному спору способно повлиять на оценку относимости доказательств в другом деле[120].

Таким образом, определение относимости доказательства требует от суда не только осуществление мыслительной операции по установлению логической связи между доказательством и обстоятельствами спорного дела. Помимо простой логической связи необходимо выявить связь, которая может быть охарактеризована как непосредственно логико-правовая – потенциальную доказательственную ценность данного доказательства по отношению к обстоятельствам спора, т. е. наличие того, что Дж. Вигмор называл «добавочной доказательственной ценностью». В данном случае не подразумевается определение окончательного доказательственного веса, речь идет, как представляется, об установлении возможности того, что в дальнейшем данному доказательству может быть придан определенный доказательственный вес. Тем не менее отмечается, что оценка относимости доказательства находится в прямой зависимости от оценки его доказательственного веса[121].

Нельзя не согласиться и со вторым тезисом Дж. Вигмора. Действительно, несмотря на то, что прецеденты не предустанавливают относимость конкретных доказательств при доказывании тех или иных фактов[122], судебная практика придает деятельности по оценке относимости содержание, которое выходит за рамки определения простой логической связи. Так, в деле Veron v. Bosley Лорд Хофман указал, что идея правовой относимости включает, в том числе необходимость учитывать соотношение доказательственной деятельности стороны по спору с публичными и частными интересами[123]. Например, в любом процессе интересом государства и процессуальных оппонентов является уменьшение срока рассмотрения дела и судебных издержек. Судья, защищая указанные интересы, должен признать неотносимыми доказательства, представленные в обоснование фактов, которые, возможно, и имеют потенциальную относимость, но не в той степени, которая способна оправдать временные и финансовые затраты, требуемые для их исследования[124].

Отмечается, что если бы решение вопроса об относимости сводилось исключительно к осуществлению логической операции (установлению наличия или отсутствия логической связи), то в правовом употреблении отсутствовали бы такие выражения, как «не очень относимый» (“not very relevant”) или «незначительно относимый» (“marginal relevant”), которые могут использоваться не в завершении процесса оценки, но на пути к окончательному выводу об относимости того или иного доказательства. Следует учитывать, окончательная оценка относимости доказательства сводится только к двум возможным выводам – доказательство либо относимо, либо нет. Вместе с тем до момента окончательной оценки относимость одного доказательства может пребывать в зависимости от определения относимости другого доказательства. В связи с этим используется понятие «условная относимость» (“conditional relevance”) – доказательство принимается как относимое, однако, если связанное с ним доказательство в итоге не будет признано относимым, первое также не учитывается судом при установлении доказанности спорных фактов[125].

Адвокаты в заключительной речи подчеркивают относимость представленных доказательств с целью убедить суд в необходимости прийти на их основе к определенным выводам[126].

При оценке относимости доказательств судами учитывается не только их потенциальный доказательственный вес, но и иные факторы: например, как данное доказательство согласуется с другими доказательствами по делу; приведет ли его приобщение к необоснованному затягиванию процесса; представляется ли доказательство с целью затягивания процесса и пр.[127]

В литературе можно встретить критику широкого понимания относимости и выделения понятия «правовая относимость», поскольку содержание последнего понятия точно установить невозможно. Негативным образом оценивается и возможность прецедентного регулирования относимости, поскольку в таком случае какое-либо доказательство, имеющее логическую связь с обстоятельствами спора, будет тем не менее признаваться неотносимым, пока прецедент не установит его относимость[128].

Специфика подхода английских судов к определению относимости доказательств проявляется в разрешении вопроса об относимости так называемых схожих фактов (similar facts)[129] – фактов аналогичных тому, который должен быть установлен при разрешении спора[130]. Как указал Лорд Филлипс, вопрос схожих фактов чаще рассматривается в уголовных делах, нежели в гражданских[131]. В то же время и в гражданском процессе стороны могут попытаться прибегнуть к помощи схожих фактов.

В деле Helcombe v. Hewson истец, владелец паба, отказался закупать пиво у ответчика, пивовара, чем нарушил соглашение, существовавшее между ними. Причиной отказа стало низкое качество поставляемого товара. Ответчик в целях обоснования того, что он производит продукт высокого качества, просил суд вызвать в качестве свидетелей других владельцев пабов, которые могли бы подтвердить, что ранее ответчик поставлял им напиток высокого качества. Суд признал подобные свидетельские показания неотносимым доказательством, указав на то, что отношения между ответчиком и другими владельцами пабов, имевшие место ранее, не могут способствовать установлению качества пива, поставленного истцу. Как высказался Лорд Эленбороу: «Суд в данном случае не должен устанавливать качество пива, поставленного другим покупателям. Конкретное соглашение было заключено между истцом и ответчиком, а не между истцом и другими лицами»[132].

В другом гражданско-правовом споре Holligham v. Head ответчик, покупатель, стремясь доказать достигнутое между ним и истцом соглашение о цене товара, ссылался на договоры, заключенные истцом с другими контрагентами, которые содержали аналогичное условие о цене. В то же время договоры, заключенные истцом с другими покупателями, были признаны судом неотносимыми доказательствами, поскольку они не способны однозначно привести к обоснованному выводу о том, какое условие о цене содержалось в договоре между истцом и ответчиком[133].

Как в первом, так и во втором случае суд пришел к выводу об отсутствии относимости представленных доказательств, поскольку их доказательственная сила по отношению к установлению обстоятельств дела недостаточна, и они не относятся к фактам, входящим в предмет доказывания.

Однако не во всех случаях схожий факт признается неотносимым доказательством. Так, в деле Mood Music Publishing Co Ltd v. De Wolfe Ltd требования к ответчику было предъявлено на основании того, что последний нарушил авторские права истца. Ответчик признавал, что произведения искусства, созданные им и истцом, похожи, однако возражал: причина схожести – обычное совпадение. Суд апелляционной инстанции указал, что в данном случае будет являться относимым факт того, что ответчик ранее нарушал авторские права третьих лиц и, следовательно, необходимо признать относимыми доказательства, подтверждающие указанный факт[134].

В решении по делу O’Brien v. Chief Constable of South Wales Police установлено – чтобы схожий факт был признан относимым, он должен соответствовать двум критериям: иметь доказательственное значение и признание судом данного факта относимым не должно вступать в противоречие с принципом справедливого руководства процессом (fair case management). По словам Лорда Карсвела: «Когда суд разрешает вопрос о приобщении доказательства, подтверждающего схожий факт, он должен в первую очередь определить, какое отношение имеет данный факт к обстоятельствам рассматриваемого дела. Вторым шагом следует ответить на вопрос, не будет ли иметь место, в случае доказывания схожего факта, затягивание процесса и увеличение судебных издержек»[135].

Таким образом, вопрос об относимости схожих фактов в каждом конкретном деле разрешается исходя из потенциальной доказательственной силы схожего факта, обстоятельств дела и принципа справедливого руководства процессом. Кроме того, как отмечает Н. Эндрюс, информация о поведении лица, которая не имеет непосредственной связи с обстоятельствами дела, может быть рассмотрена судом и в целях проверки достоверности других доказательств[136].

Возможно предположить, что в российском суде информация о том, что ответчик ранее нарушал авторские права третьих лиц (как в деле Mood Music Publishing Co Ltd v. De Wolfe Ltd) или информация об ином схожем факте, вероятнее всего, была бы признана неотносимым доказательством и точно не была бы положена в основу решения. Однако в данном случае причина различной оценки, как представляется, кроется не в разном наполнении понятия относимости, а в особенностях правоприменительной практики в целом и определения предмета доказывания в частности.

В то же время с учетом определенной специфики представляется, что доктринальное понимание относимости доказательств в английском и российском гражданских процессах достаточно схоже.

Несмотря на обилие формулировок и классификаций[137], неоспоримой в отечественной доктрине является необходимость наличия связи между относимым доказательством и рассмотрением гражданского дела. В отличие от английских авторов российские ученые, как правило, не подчеркивают в определениях, что данная связь носит логический характер, однако последнее подразумевается и раскрывается правоведами в дальнейших рассуждениях. Относимое доказательство должно представлять собой сведения, с помощью которых суд на основе мыслительных (логических) процессов способен прийти к определенным выводам, связанным с разрешением дела или принятием иных процессуальных решений при его рассмотрении.

На основе проведенного анализа критерия относимости должен следовать вывод о том, что в английском праве в содержании относимости доказательств выделяется как логическая, так и правовая стороны. Логическая составляющая оценки относимости проявляется в поиске связи между доказательством и обстоятельством, которое необходимо установить суду. Как отмечают английские исследователи, относимое доказательство способно помочь суду установить обстоятельство, которое имело место в прошлом, существует в момент разбирательства дела или возникнет в будущем. Правовая сторона относимости находит выражение в наличии определения данного понятия, сформулированного на уровне судебной практики, необходимости при оценке доказательства учитывать его ценность. Таким образом, относимость доказательств в английском гражданском процессе – логико-правовой критерий их оценки.

Относимость в английском праве находится в тесной взаимосвязи с понятием допустимости. Определение второго раскрывается при помощи первого. Допустимое доказательство – это доказательство, относящееся к обстоятельствам дела, допустимость которого не исключена в соответствии с каким-либо правовым установлением[138].

В английском законодательстве отсутствует единая норма, перечисляющая недопустимые доказательства, правовые предписания рассредоточены в различных правовых источниках. Более того, английское доказательственное право насчитывает такое количество разнообразных исключений и условий, связанных с допустимостью, что чаще всего в научных работах, посвященных доказательствам, авторы не освящают их подробно в отдельном разделе труда – комментирование и объяснение правил, так или иначе связанных с допустимостью, сопровождает рассмотрение большинства институтов доказательственного права. В подобной ситуации попытка любой классификация будет обладать достаточной степенью условности. Тем не менее, если все же предпринять такую попытку, то возможно утверждать, что на сегодняшний день в английском доказательственном праве признаются недопустимыми: 1) неотносимые доказательства; 2) доказательства, недопустимость которых установлена так называемыми исключающими нормами (“exclusionary rules”); 3) доказательства, исключенные в результате реализации судебного усмотрения на основании правила 32.1 ПГС[139]; 4) доказательства, на которые распространяется абсолютная привилегия. Недопустимыми также суд вправе признать доказательства, полученные с нарушением закона, и доказательства, в отношении которых нарушен процессуальный порядок их представления.

Причины, лежащие в основе признания доказательств недопустимыми также неоднородны, среди основных следует назвать, во-первых, интересы правосудия и необходимость достижения основополагающей цели английского гражданского процесса, установленной правилом 1.1 ПГС; во-вторых, иные охраняемые законом государственные или общественные интересы.

Надлежащее установление фактов и правильное разрешение спора непосредственно зависит от того, обоснуют ли стороны заявленные требования и возражения только теми доказательствами, которые имеют логическую связь с рассматриваемым делом. Некоторые доказательства, несмотря на возможную относимость, не согласуются с интересами правосудия, а также основополагающей целью английского гражданского процесса по причине того, что степень предубеждения по отношению к противоположной стороне, которое подобное доказательство способно вызывать у суда, превосходит его потенциальный доказательственный вес. Обоснование стороной своей позиции подобными доказательствами не столько способствует надлежащему ходу судебного познания, сколько негативным образом воздействует на должную объективность суда. Английское право существенно ограничивает допустимость таких доказательств (например, доказательства схожих фактов, доказательства характера (character evidence), мнение простого свидетеля (opinion evidence). Предписания о недопустимости указанных доказательств именуются исключающими нормами, однако учитывая существующее на сегодняшний день количество отступлений от общих правил, а также возможность реализации судебного усмотрения при разрешении вопроса о недопустимости того или иного доказательства в силу исключающей нормы, говорить об однозначной недопустимости таких доказательств на сегодняшний не представляется возможным[140]. Доказательства, в отношении которых нарушен процессуальный порядок представления, также могут быть признаны недопустимыми. Однако и в этом случае закон оставляет возможность суду принять и исследовать такое доказательство, но сторона, допустившая нарушение, с большой вероятностью понесет негативные процессуальные последствия.

Устанавливая недопустимость некоторых доказательств, английское право не всегда преследует исключительно цель справедливого рассмотрения дела. В некоторых случаях недопустимость отдельных доказательств обуславливается защитой иных государственных или общественных интересов: при определенных условиях в процесс не допускаются доказательства, на которые распространяются так называемые привилегии (privilege).

Дж. Вигмор выделил понятие множественной допустимости (multiple admissibility) – несмотря на то, что в определенных случаях конкретное доказательство может быть признано недопустимым, тем не менее оно сохраняет свойство допустимости в правовом контексте[141]. Например, заявление, сделанное вне судебного разбирательства, может быть признано недопустимым доказательством в целях обоснования наличия или отсутствия тех обстоятельств, о которых оно было сделано. Однако доказательство наличия данного заявления может быть принято и исследовано судом, если требуется установить сам факт того, что данное заявление было сделано.

Отмечается, что термин «множественная допустимость» не вполне точно отражает смысл обозначаемого явления. Понятие «ограниченная допустимость» представляется в большей степени корректным[142]. При допуске подобных доказательств присяжные, если они участвуют в рассмотрении дела, обязательно должны быть предупреждены об ограниченном характере их доказательственной силы.

Другое важное понятие – «условная допустимость» (conditional admissibility). В ходе судебного разбирательства не всегда возможно сразу точно определить, является ли конкретное доказательство относимым. Доказательство, взятое вне взаимосвязи с другими доказательствами, может представляться неотносимым и, следовательно, недопустимым. Однако его относимость может стать очевидной при рассмотрении данного доказательства в совокупности с другими представленными доказательствами. Доказательство, в отношении которого возникли сомнения, может быть признано условно допустимым. Если при окончании процесса доказывания выявится относимость условно допущенного доказательства, то суду надлежит оценить его доказательственный вес и соответственно учесть это при разрешении дела[143]. В решении по делу Shagang Shipping Company Ltd v. HNA Group Company Ltd отмечается, что определение о допустимости доказательства может занимать много временных и иных ресурсов суда, при таких обстоятельствах порой уместнее признать доказательство допустимым условно. Если в дальнейшем при рассмотрении дела суд придет к выводу о том, что данное доказательство не способно повлиять на решение по делу, то необходимость определения его допустимости утратит актуальность[144].

По общему правилу только относимые доказательства должны быть признаны судом допустимыми. Следовательно, доказательство, не имеющее логической связи с обстоятельствами дела, не может быть допущено в процесс. В данном случае, по мнению Дж. Теера, недопустимость доказательства предопределяется человеческим мышлением[145]. В случае признания доказательства недопустимым оно исключается (exclude) судом.

Поскольку, как утверждал Дж. Теер, право не может воздействовать на определение относимости с логической (мыслительной) точки зрения, его единственная достижимая задача – регулирование допустимости. Первоначально суд проверяет наличие связи между информацией и обстоятельствами дела. Если доказательство является неотносимым – оно недопустимо. В то же время признание доказательства относимым влечет за собой задачу для суда установить, не является ли данное доказательство недопустимым в соответствии с определенными правовыми предписаниями[146].

Дж. Стефен предпринял попытку обосновать, что допустимость доказательства очевидно охватывает и его относимость. Доказательства, которые закон и общее право относит к недопустимым, по мнению ученого, в сущности и не относятся к обстоятельствам дела, т. е. не являются относимыми. В качестве обоснования данной мысли правовед приводит в пример доказательства по слухам. По мнению ученого, доказательство по слухам недопустимо не только в силу правового предписания, но и поскольку оно не соответствует требованию относимости[147].

Приведенная позиция подверглась критике в процессуальной науке в силу того, что правовед в своих рассуждениях не рассматривал сущностных различий понятий относимости и допустимости[148]. Авторы обращали внимание, что доказательство по слухам в определенных ситуациях может иметь потенциальную доказательственную силу и, таким образом, являться относимым. В то же время, несмотря или вопреки его относимости, оно признается недопустимым доказательством[149].

Оппоненты теоретических взглядов ученого обращаются к размышлениям самого автора и указывают на содержащееся в них противоречие: с одной стороны, Дж. Стефен рассуждает именно о недопустимости доказательства по слухам, но; с другой – подчеркивает и его неотносимость[150]. Иными словами, относимость и допустимость доказательств в рассуждениях правоведа все-таки рассматриваются раздельно.

Однако, по словам Дж. Стефена, доказательство по слухам «только кажется относимым, однако не является таковым»[151]. Утверждая, что доказательство по слухам – неотносимое, ученый лишь констатирует необходимость применения к такому доказательству правовых норм, исключающих его допустимость. Кроме того, доводом сторонников теоретических взглядов ученого является то, что большинство правовых норм о допустимости отдельных видов доказательств, это нормы, суть которых сводится именно к запрету определенного способа мышления в процессе доказывания[152].

Примечательно, что идею о неразрывности относимости и допустимости Дж. Стефен воплотил на законодательном уровне в Индийском законе о доказательствах 1872 г.[153], разработчиком которого он являлся, путем формулирования норм о недопустимости определенных доказательств как исключений из правила относимости[154].

На протяжении длительного времени в английском доказательственном праве действовало множество запутанных правил, определяющих допустимость доказательств. Так, недопустимыми считались доказательства схожих фактов (similar facts), доказательство по слухам (hearsay evidence). Не допускалось также подтверждение какого-либо обстоятельства копией документа, когда доступен его оригинал, так называемое правило о наилучшем доказательстве (best evidence rule)[155].

Однако за последнее время многие нормы, регулирующие определение допустимости доказательств, были признаны архаичными и не отвечающими современным реалиям. Указанные перемены во многом связаны с практическим исчезновением суда присяжных в английском гражданском процессе. Другая причина кроется в общемировой приверженности принципу свободной оценки доказательств, закрепленному в том числе в Принципах международного гражданского процесса УНИДРУА[156].

Одним из наиболее значимых нововведений стало установление допустимости доказательства по слухам. Как указывается в отечественной литературе, «этот английский термин включает в себя не только случаи, когда свидетель не может “указать источник своей осведомленности (что обычно и понимается как свидетельство по слуху)”, но и нечто более широкое, в том числе случаи, когда свидетель сообщает сведения, полученные от конкретного другого лица, которое по каким-то причинам не может быть вызвано для допроса»[157].

История запрета допустимости доказательства по слухам насчитывает многовековую историю. По словам Дж. Вигмора, правило о недопустимости доказательства по слухам начало зарождаться в 1500-х годах, причем в полном и окончательно разработанном варианте данное правило возникло только в 1700-х годах[158]. В указанный период происходит переход к современному представлению о том, что достоверным источником доказательств является не информация, известная индивидуальному конкретному лицу, а свидетельские показания, данные в открытом судебном заседании.

В 1855 г. в деле R v Bedfordshire[159] Лорд Кембел указал, что доказательство по слухам относится к доказательствам, которые должны быть исключены, поскольку способны ввести в заблуждение присяжных. Аналогичная позиция торжествовала и на доктринальном уровне.

Считалось, что присяжные не являются профессиональными юристами и, следовательно, неспособны компетентно оценить представленные сторонами доказательства. Признание доказательства по слухам допустимым несет риск того, что присяжные придадут ему больший доказательственный вес, чем оно заслуживает. Таким образом, некомпетентность «судей факта», как правило, являлась первым традиционным доводом в пользу исключения доказательств по слухам.

Второй аргумент имеет истоком строго определенную в гражданском процессе процедуру получения и исследования свидетельских показаний[160]. Согласно многовековому установлению свидетель дает показания лично перед судом, произнося перед допросом торжественную клятву. Свидетелю могут быть заданы вопросы, и он несет ответственность за лжесвидетельствование. Свидетеля возможно подвергнуть перекрестному допросу, и у противоположной стороны есть шанс подорвать доверие суда и присяжных к его показаниям. По словам Дж. Вигмора, «перекрестный допрос является величайшим правовым инструментом поиска истины из когда-либо придуманных»[161].

Каждый из названных элементов допроса способствует тому, чтобы лицо, вызванное в суд в качестве свидетеля, давало показания предельно точно и искренне. Однако в случае представления доказательства по слухам источник доказательственной информации физически не присутствует в зале судебного заседания. Как было указано в решении по делу Teper v R[162], если допустить утверждения одного лица в качестве доказательства «через уста» другого лица, то суд лишает себя как многих инструментов поиска истины, так и гарантий, направленных на недопущение введения суда в заблуждение. Лицо, являющееся источником доказательственной информации, не дает клятвы сообщить суду только правдивые сведения и не может быть подвергнуто перекрестному допросу. Стоит отметить, что невозможность перекрестного допроса вызывала большую озабоченность, чем отсутствие клятвы.