Читать книгу Горизонты истины. Социально-философская повесть - - Страница 3

– «Хвала Аллаху! Лишь Тебе одному мы молимся. И лишь к Тебе о помощи взываем! Аллаху акбар!», – я, как имам трехкратно произнес дуа, завершая тем самым рассветный коллективный намаз (молитву) в мечети. Прихожане начали покидать молельный зал. Молодой человек, который рядом с мною выходил на крыльцо мечети, шумно вдыхая утреннюю свежесть, тихо воскликнул: – Ах, какая благодать! Как хорошо после духоты в мечети.

– Ой, мырза! – так не следует говорить, покидая мечеть, – тихо упрекнул его я. – Ведь это дом Аллаха, это святость! Настоящая благодать внутри мечети, в особенности когда читаешь молитву. А молитва – это прямая связь с Богом, которая дает человеку возможность обращаться непосредственно к Нему.

– Ой, таксыр! Извините меня за не к месту сказанные слова, – сконфузился он.

– К рассветной молитве нужно относится всегда с трепетом, ибо, в это время у человеческой души возникает потребность постучаться в дверь Божью, чтобы попросить у Него помощи и наставлений на праведный путь, – напутствовал я ему.

После предрассветного намаза, во дворе, расположенного между мечетью и главным корпусом Центра неотложной хирургии, вновь воцарилась тишина и покой. Двор наполнен чистым и свежим утренним воздухом. Вокруг кудрявой стеной встает зеленый сад, верхушка густой шевелюры которого уже уже тронута первыми лучами солнца. По тротуару, по обе стороны которого высились крымские сосны и голубые ели, я прошелся по саду, Присев на скамейку, расположенной напротив мечети, я невольно залюбовался внешним видом мечети, купола которых уже касались солнечные лучи золотистым заревом.

– «Хвала Аллаху за то, что создал нас, хвала ему, что воскресил из сна, которую Ты приравниваешь к смерти. Я возвратился к Тебе, верю в Тебя и полагаюсь на Тебя», – повторял я про себя дуа.

На душе светло и радостно. Невольно залюбовался мечетью. Небольшое, но изящное строение, оригинальное по форме, четко выражающее символ ислама, мечеть была построена на территории хирургического центра. Ее строение впрямь имел необычную форму, напоминающую стиль небольшого замка с четырьмя симметричными башнями по углам. Башни покрыты куполообразными крышами, а венчает основное здание в центре большой купол. Внешняя форма куполов мечети имеет стрельчатое очертание, а сами купола завершались в виде «кубба» и полумесяца. Перед входом возведен портик, а над входом висит доска с названием мечети – «Мамбет-ата мечити».

Действительно, во внешнем строении мечети было нечто оригинальное, олицетворяющее новое звучание современной формы при неизменной функции места моления верующих. Как мне кажется, и не было нужды строить и минареты, так как угловые башни мечети вполне олицетворяли их, тем более, что для провозглашения азана (призыв на молитву) в мечети применяется аудиосистема с репродуктором.

Мне вспомнилось, как закладывалась и строилась наша квартальная мечеть, как ранней осенью состоялась официальная церемония ее открытия. После джума-намаза (пятничного коллективного намаза) состоялся митинг, в котором приняли участие Муфтий Кыргызстана, представители общественности, духовенства, жители прилегающих районов, коллектив самого центра. Профессор Каракулов, как инициатор постройки мечети обратился к Муфтию страны с просьбой о присвоении мечети имени Мамбета Мамакеева, на что муфтий под всеобщими аплодисментами заявил: – «Безусловно, этот человек, отдавший всю жизнь спасению чужих жизней достоин этого…». Вот-так Духовным управлением мусульман Кыргызстана было принято решение о названии «Мамбет-ата мечити». Было зачитано и его решение о назначении меня имамом мечети. Я знал, что, накануне, была согласована моя кандидатура на эту должность.

Еще за долго до этого события профессор откровенно мне признавался:

– Слушай! Если честно, то мечеть, которую мы начали строить здесь, лично для меня и не станет мечетью в прямом смысле, а представляется мне неким «центром духовного образования». Понимаешь, мне кажется, чтобы вести системную пропаганду духовности нужно сформировать площадку для диалога с верующими, запастись терпением, наладить проведение уроков морали и нравственности в стенах этого центра.

В той откровенной беседе профессор изложил свой замысел о необходимости такого подхода. – Понимаешь, Ниймат-ходжа! Во всем мире во времени смуты и хаоса, на переломе веков и тысячелетий, когда в обществе нарастает уровень растлевающей бездуховности, циничного эгоизма, чрезмерной меркантильности, нужен поиск путей, ведущих к духовному обновлению, просвещению и возрождению, главным образом, с помощью известных деятелей, ведущих ученых, а также простых, пусть верующих, но мудрых людей.

– А это возможно? – робко спросил я, проигрывая в голове смутные, далеко неясные процессы «духовного обновления, просвещения, возрождения…», все еще не понимая каким образом нам предстоит выполнить такую задачу.

Каракулов продолжал рассуждать о том, что необходимо задать вектор разрешения ситуации через осмысление человека своего положения, углублением человека в себя, в свое сознание. – Поэтому, в моей затее открыть мечеть есть своя логика. При этом я исхожу из того, что религия, культура и философия во все времена были и остаются гарантом сохранения духовности в обществе. Наша цель выработать пути поиска истины, а для этого мне нужны единомышленники. Так, что Ниймат-ходжа ты должен управлять всеми этими процессами, а для этого ты должен занять пост имама мечети.

– Азиз Раимович! Я человек верующий и вы это знаете. Главной целью вы наметили повышение уровня духовности прихожан через борьбу за истину в их сознании. Как вас понимать?

– Уважаемый Ниймат-ходжа! Извини за откровенность! Не поиск Бога. Нет! Поиск истины! Именно в этом и для этого прошу стать в ряд со мной, – сказал профессор.

– Азиз Раимович! Почему я? Что вы от меня хотите? Если на то пошло, я глубоко верующий человек. Как вы представляете, что имам, вместо того, чтобы говорить о поиске Бога, будет читать проповедь о духовности? – запальчиво говорил я.

Каракулов старался меня убедить.

– Ниймат-ходжа! Извини, если задел твои религиозные чувства. С другой стороны, мы с тобой коллеги по хирургии, а также нас связывает наука. В отличие от меня – ярого атеиста, ты верующий человек. Ты обучался в медресе, учился основам ислама у своего отца, который является известной и влиятельной духовной личностью в Кыргызстане, ты побывал паломником в Мекке и Мадине, имеешь статус ходжи. На сегодня ислам – чуть ли не главный оплот духовности в нашем обществе. Помоги мне реализовать свою идею о повышении духовного уровня людей хотя бы из числа будущих прихожан этой мечети. Мы с тобой сделаем нашу мечеть центром духовного образования. Для этого прошу не отказывайся от должности настоятеля этой мечети.

Вот-так я стал имамом. В скором времени мы в какой-то мере смогли наладить ортодоксальные уроки нравственности среди прихожан с помощью серии телепередач. Мы с Каракуловым были рады тому, что число прихожан заметно увеличивалось. Однако… мечеть есть мечеть. Традиционный уклад ислама, его ритуалы и традиции в очень скором времени оттеснили уроки морали и нравственности, проводимые нами, согласно выработанной нами программе. Вот-так мы почувствовали всю оплошность нашей затеи. Однако, это уже совсем другая история.

До утренней конференции оставалось более одного часа времени. Я продолжал сидеть и любоваться мечетью. Мечеть радовал глаз – небольшое, но изящное строение, белые стены и бирюзовые купола придавали ей некую воздушность, издали чем-то напоминая силуэт белого аиста, сидящего в гнезде. Многие прихожане говорил о том, что градостроительная доминанта этой необычной мечети воспринимается с точки визуального восприятия благоприятно, как белая жемчужина среди строгой и серой архитектуры прямоугольных пятиэтажных корпусов хирургического центра. Если последние выглядели серыми и тяжелыми коробками, то на их фоне мечеть выглядел белым, легким, воздушным.

Сидя на скамейке, я задумчиво смотрел на постепенно просыпающуюся клинику. У медиков свой расклад работы и мировосприятия. Скоро и мне придется окунуться в обычную клиническую рутину. Невольно вспомнилось то, что дизайн мечети принадлежит профессору Каракулову, который, будучи ученым-медиком и вообще не имея соответствующего строительного опыта и образования, тем не менее, набросал первый чертеж мечети.

Невольно на память пришел и дизайн профессорской дачи, один в один напоминающий дизайн мечети. По сути, эти строения были близнецами – те же четверо угловых башен, то же самое центральное помещение, но, в отличие от круглых куполов мечети, покрытые уже остроконечными конусными крышами. В отличие от строения мечети, замок имел еще две круглые башни с конусообразными островерхими крышами, увенчанными высокими шпилями.

Та самая приметная дача, построенная в стиле замка, располагалась в предгорьях, в получасах езды от города, в очень живописном месте – горы, реки, арчовые леса, зеленные поляны. Недавно я побывал там по приглашению хозяина дачи. Был конец мая и все вокруг было покрыто зеленью, остро пахло весенними цветами. Само строение расположилось на пологой пригорке, справа от грунтовой дороги, серпантином идущей дальше в горы.

Профессорская дача была узнаваема еще издали. Ни дать, ни взять, самая настоящая крепость с башнями, крепостной стеной с настоящими зубцами. Симметрично друг другу высится пара каменных башен с бойницами и с остроконечными пирамидальными крышами. Все четыре прямоугольные башни соединялись между собой высокой в метра четыре крепостной стеной с зубцами, образуя прямоугольную площадь, на которой разместился каменный двухэтажный дом, также покрытый высокой, пирамидальной крышей. Издали крыши дома и четырех башен напоминают пирамиды Хеопса.

Вблизи ощущение того, что дом и есть крепость, было полным. Массивные каменные стены, башни с узкими бойницами, узкие окошечки в доме, выходящие во двор крепости. Все живо напоминал небольшой, но изящный, не лишенный симметрии, средневековый замок-крепость. Поражало и то, что этот комплекс зданий был вкруговую обнесен высоким каменным забором с массивными воротами.

– Азиз Раимович! Интересно, от кого или от чего вы так отгородились? Или считаете, что когда-нибудь наступит время отстреливаться. От кого или от чего? – с удивлением спросил я.

– Ниймат-ходжа. Вы знаете, что врагов у меня нет. Получается, что отгородился от самого себя! – пошутил он. – Построить такой замок мне мечталось с юности. Ведь наше поколение выросло на книгах Александра Дюма – мушкетеры, короли, крепости, замки.

Как в настоящей крепости стены впечатляли своей высотой и неприступностью. С парадной стороны дома-крепости высилась круглая башня метров шесть высотой, накрытый конусообразной остроконечной крышей со шпилем. Эту башню хозяин именует «профессорской», так как там на втором этаже располагается его рабочий кабинет. Отворив массивную железную дверь, мы оказались внутри башни. Винтовая металлическая лестница вела вверх в овальный кабинет.

– Вот тут я и работаю, – сказал профессор, указывая на письменный стол, заваленный рукописями и на массивное деревянное кресло.

Напротив рабочего стола книжный шкаф, на столе ноутбук, ручки и карандаши. Рядом тумбочка, на котором красуется небольшой самовар. Две маленьких окошка, напоминающие бойницы, откуда во все стороны открывался прекрасный вид на дачный поселок, горы, речку, что протекает рядом с дачей.

– Я не мог себе даже представить, что такое возможно, – не без искреннего восхищения сказал я. – Да, я вижу вы романтик. Когда вы успели отстроить такую крепость?

Где-то за грудью заныло. А как хотелось самому поработать в таких условиях в одиночестве, отгородившись от забот, суеты и лени, заняться своими мыслями, осмыслить наедине с самим собой то, что тебе беспокоит, гложет и не дает покоя. Вот где по-настоящему можно, как говориться, «собирать камни». В эти минуты, разумеется, я искренне завидовал профессору, в тишине кабинета, которого, отгородившись от всех проблем и переживаний можно творить и творить. Вот он главный фактор предельных достижений для творческого человека, – подумалось мне.

Видя все это, я уже по новому представлял профессора. Кто если не он скажет новое слово в науке? Кто если не он добьется больших высот в науке? Кто если не он по-настоящему реализует себя в творчестве и получит признание? Кто если не он достигнет самодостаточности? – задавался я, откровенно завидуя ему.

В тот день, вдоволь поговорив, мы вышли на улицу. Уже вечерело. Напротив крепости через дорогу высилась небольшая гора, покрытая кустарниками. Наискосок зигзагообразно поднимается вверх тропинка.

– Вон та тропинка называется профессорской, – сказал Каракулов, указывая на тропинку. – Для меня почти ритуал, каждый день ближе к вечеру, пройтись по этой тропинке на вершину горы, а оттуда повернув влево пройтись до вон той сопки и спуститься вниз к дороге, а оттуда сюда.

– Получается, она называется «профессорской», так как именно вы протоптали ее?

– Ну, да. О, кстати, – взглянув на часы Каракулов сказал, – пришло время вечернего моциона. – У тебя нет желания пройтись по профессорской тропе?

Машинально и я взглянул на часы. Они показывали восемнадцать часов. – Почему бы не прогуляться, – решил я.

В три-четыре остановки за разговором, мы преодолели путь к вершине горы, откуда открылся изумительный вид на дачный поселок, на речку, дороги, сопки, что высились вдали вокруг дачного поселка. Отсюда профессорская дача показалась еще более красочной.

– Поднявшись сюда, я очень часто лежу, запрокинув голову, и подолгу смотрю на родниковое небо, где можно увидеть даже своё детство и молодость, такое же далёкое и чистое, – мечтательно подтянулся профессор. – Если прислушаться, можно услышать шепот трав и ветерка.

И мне показалось, здорово, вот так запросто лежать, глядеть на небо, слушать секреты гор, лесов и полей вокруг, дышать и пить чистый воздух большими глотками. Меня поразила близость к небу и все особенное, расположение этой высоты, как бы не на земле, но над ней. Тому, кто попадает на вершину этой горы впервые, непременно покажется, что есть только верх, а низа нет, что высота существует сама по себе.

На новичка обязательно произведут впечатления профессорская крепость внизу и жизнь его хозяина, если только кому-нибудь посчастливится проникнуть за его ворота, в мир научного творчества, – думалось мне. С высоты меня поразила симметрия дачного строения, чем-то напоминающего дизайн храма царя Саламона. Вот стены, квадратные башни по углам, а в центре квадратной формы дом-алтарь.

Внезапно меня поразила и другая догадка. Дизайн профессорской дачи-крепости, как впрочем и нашей мечети, чем-то напоминают чип квантового процессора. – Да, точно! Можно провести параллель между молитвенным общением священников в алтаре с квантовым общением с новыми цифровыми сущностями. Теперь мне стало понятным, откуда чертежи замка и мечети.

Место действительно было сказочным, неким тихим раем. Солнце – такое огромное, огненно-красное медленно садится за горизонт. Замок «Белый аист» – обитель Каракулова на фоне догорающего солнца напоминал белый аист. Мир внизу словно залит расплавленным золотом, кажется, что за горизонтом вселенский пожар, в котором сгорают звезды и сами галактики. Подождав, пока не «умер» последний отблеск вечерней зари, мы спустились вниз.

В Бишкек я уже заезжал, когда с разных сторон слышались голоса муэдзинов с призывом на вечернюю молитву. В свою мечеть приехал вовремя, уже собрались прихожане и я, заняв свое место в михрабе (кафедра) начал вечерний намаз.

Я привык к своей мечети. Мне нравилась и внутреннее строение и убранство мечети. А как же? Везде теплый пол, кондиционер «зима-лето», горячая и холодная вода. Четыре кабинета, размещенные в башнях выходят в молельный зал. Одна из башен служит местом пребывания имама, то есть является моим служебным кабинетом, а другая башня предназначалась для хранения мусульманских книг. Третья башня, внутрь которого был проведен водопровод и канализация служит для преднамазного омовения верующих, а четвертая нами использовалась в качестве учебной комнаты.

Полгода тому назад, в один из дней во время вечернего намаза среди прихожан своей мечети я приметил незнакомого человека с черной чалмой на голове, отрешенно читающего Коран в углу молельного зала. Рядом с ним находились его пожитки – переметная сумка, посох, старый холщёвый халат. Его отрешенность была понятной, ибо, именно в вечернем намазе, искренне верующий человек осознает связь между смертью и заходом солнца, когда душа уже начинает тосковать по суджуду перед Всевышним для того, чтобы попросить Его милосердии во время перехода в иной мир. Во время молитвы человек стоит перед Богом, оставляя позади себя все бренные покинувшие его существа минувшего дня, и возносит хвалу: «Аллаху акбар!».

Незнакомец продолжал неотрывно читать Коран и после завершения намаза, оставшись один в зале. Я с любопытством смотрел на него. То ли отрешенность от мира сего, то ли его осунувшейся бледное лицо, то ли необычность его одеяния заставил меня обратиться к нему вопросом:

– Уважаемый! Вы местный? Раньше я вас не видел.

Взглянув на меня он отрицательно покачал головой. – Меня зовут Захид, – сказал он, внимательно рассматривая меня.

В разговор включился Аскар – мой помощник. – Таксыр! Захид не имеет ни крова, ни родни. Говорит, что он дервиш и пришел с далека. В мечеть заявился вчера ночью. Оказывается его покусала собака и рядом на хирургическом приеме ему обработали рану на ноге и отпустили на амбулаторное долечивание. Без вас я не решился ему остаться в мечети.

– Вчера говоришь? И где ему пришлось ночевать? Нужно было пустить его в мечеть, – спрашивал и одновременно упрекал я своего помощника.

– Без вашего разрешения я не решился пустить этого дервиша в мечеть, – ответил Аскар. – Ведь дервиши, как бомжи, странные, непоследовательные, бесцельные. А может быть он авлия, отличающейся полным безмыслием своих поступков, не оставляющих сомнения в их психической неполноценности, – оправдывался он.

– Аскар! Дервиш ли, авлия ли – это человек Бога и никто не смеет отказать ему в ночлеге в доме Бога. Знай, что дервиши в перерывах пути живут в мечетях. В Коране сказано: «Не прогоняй тех, кто взывает к господу своему и утром, и вечером, стремясь к Его благоволению», «Так терпи же вместе с теми, которые утром и вечером взывают к Господу своему, истово молят о его благоволении. Не отвращай своего взора от них, стремясь к благам этого мира, не повинуйся тем, чьи сердца по Нашей воле в небрежении своем не поминают Нас, кто следует своим низменным страстям, преступает границы дозволенного».

Переговариваясь между собой, мы украдкой посматривали на него. Ему приблизительно лет тридцать-тридцать пять, среднего роста, худой, аж кости торчат, лицо смуглое, пронзительные глаза, как черные ямы на бледном лице, а также бородка, черная, как смола. Длинные спутанные черные с редкой проседью волосы, опускающейся до плеч.

Глядя на Захида, я терялся в догадках. Кто знает? Дервиш ли он? Заметно, что он как-то всегда стоит под углом, накренившись в сторону, что делает его – или мир за ним – странноватым и ни с чем не сравнимым. Его можно сравнить с выросшим на крутом склоне деревом. Человек вечной дороги, в одной руке посох, с переметной сумкой на плече. Неразговорчивый по природе, такие, как правило, даже под страхом смерти умеют скрывать ужасное клеймо, отметину, приговорившую его к отшельничеству, к деятельности дервиша. Возможно, он суфий, – интуитивно подумалось мне, видя, как он с благовением берет в руки Коран и читает его на распев.

Я разрешил Захиду остаться в мечети, разместив его в библиотеке. Видели бы как загорелись его глаза при виде множества книг на полках. Несмотря на боли в ногах, лицо его выражало радость и утешение. При нас он на распев прочитал одну из сур Корана. На его лице интуитивным зрением я приметил страсть – страсть познать Аллаха.

– Я с уверенностью могу сказать, что разум и дух Захида пленен желанием познать Аллаха! – тихо сказал я Аскару. – Ты никогда не задумывался над тем, почему верующие уходят в мир познания? Что такое для них жизнь в поклонении?

– Таксыр! Коран говорит нам о том, что в первую очередь поклонение Аллаху – это наша жизнь. Поклонение Аллаху означает в первую очередь, не становится подобными этому миру, не становится подходящими для влияния этого мира на мечеть, на наши жизни, на наши отношения с Аллахом.

– Да. Ты прав! Настоящий признак поклонения – это наша жизнь, это когда люди смотря на нас, могут сказать: «О, да! Этот человек имеет страсть не по служению, но по Аллаху, это человек с которым истинно Аллах, это человек, в котором есть любовь к ближним…».

Разумеется в глубине души у меня жило и сомнение: – А может быть он просто молдо с хорошим мусульманским образованием, которого выгнали из родного гнезда какая-нибудь домашняя неприятность, утрата, неудача, вырвавшая из обычного настроения духа, наконец, тоска, томительная жажда видеть новые места, новых людей?

Позже Захид неторопливо рассказал свою вчерашнюю историю. – Я вошел в Бишкек, когда сморкали последние лучи солнца. Присел отдохнуть возле заправочной станции, как вдруг, откуда не возьмись на меня напала огромная собака, которая как ни оборонялся я, успела довольно сильно покусать мои ноги. Операторам автозаправки с трудом удалось отогнать собаку и видя, как сильно кровоточит у меня рванная рана на голени, они и вызвали скорую помощь. Минут через десять приехала бригад скорой помощи, прямо на обочине тротуара фельдшер обработал мои раны, наложил повязку, а потом, несмотря на мой отказ, доставил меня сюда в больницу. Здесь в клинике молодой хирург быстро провел обработку раны, наложил несколько швов и отпустил меня на амбулаторное долечивание.

– А дальше?

– Поблагодарив врача, я, прихрамывая вышел на крыльцо больницы. Был в растерянности, куда податься? Где переночевать? Именно в это время я услышал призыв на вечернюю молитву. Голос с репродуктора исходил совсем рядом. Я обрадовался, увидев в метрах пятидесяти эту самую мечеть, – рассказывал Захид.

После небольшой паузы он продолжил рассказ. – Я видел много мечетей, но признаться, среди прямоугольных коробок рядом расположенных корпусов, эта мечеть выглядела красивой, воздушной и издали по форме напоминал белого аиста, сидящего в гнезде. Меня поразила необычность ее строения, симметричные башни по углам и их голубые купола. Кое-как доковылял до мечети, вошёл во внутрь, совершил омовение, помолился. Намаз завершился и прихожане начали покидать мечеть. Рана разболелась, навалилась усталость, мне захотелось прилечь, чтобы немного поспать. Я и прилёг, как вдруг ко мне подошел ваш помощник.

– Эй, ты что собираешься делать? – спросил он.

– Я дервиш. Разрешите мне остаться в вашей мечети.

– Это место не для дервишей. Покинь мечет! – сказал он.

– Мне ничего не оставалось делать, как сильно прихрамывая выйти во двор. Я конечно был удивлен, что человек, назвавшимся помощником имама не знает, что дервишам никогда не отказывают в ночлеге в мечети. Но я не в обиде на него, – повторял Захид. – Рана нестерпимо болела, присоединился жар. Я прилег на скамейке во дворе мечети и забылся в беспокойном сне.

Вот-так, к нашей мечети примкнул Захид – свободный искатель истины, дервиш по убеждению. Про себя я подумал: – Ничего случайного и бессмысленного в этом мире нет, что все случающейся в мире следует определенному смыслу и мудрости, известными Аллаху, даже если мы в них не видим смысла. «О, Аллах! Ты запрета не даешь, человеку доброту и веру проявлять. Поистине Вы любите верных!», – читал я дуа и думая о том, что ниспослав нам дервиша Аллах дает нам шанс задуматься над своими жизненными путями, устремлениями, желаниями, дабы мы не упустили свое место в джаннате.

– Знаешь, Аскар. В большинстве случаев, когда в мечеть приходит незнакомец, который не похож на нас по поведению, по стилю одежды, то мы не должны шарахаться от него, не нужно выражать даже толику своего недовольства тем, что зашел на нашу зону комфорта и он нам неприятен. А вчера ты, наверняка, враждебно посмотрел на него и дал понять – уходи от нас, тебе здесь не место. Это неправильно! – высказал свое назидание.

– Таксыр! Я понял свою оплошность. Теперь я понимаю, что любому страннику, в том числе и дервишу как посланника самого Аллаха, нужно дать приют и не докучать ему своей назойливостью, расспрашивая, кто он и куда идет, приобщить к даават в своей мечети или же оставлять в одиночестве, если тот предпочитал уединение.

– Да. Ты правильно воспринял назидания, – сказал я. – Дервиш путешествует не просто так, а ради благой цели – паломничества, поиска истины, смысла жизни, каждый раз спрашивая себя, ведет ли его путь от Бога или к Богу. Дервиш мог в любое время возвратиться на священный путь одинокого бродяги – с Аллахом в сердце и посохом в руке.

По утрам, после утренней конференции в клинике, я сам перевязывал раны Захида. Как и следовало ожидать, рванная рана на ноге нагноилась. Мы распустили швы, заживление шло долго. Все недели и месяцы дервиш оставался в мечети. От Аскара я знал, что ночами на пролет Захид читает книги, закрывшись в библиотеке мечети. Причем, ночные бдения он проводит больше всего с какой-то своей книгой, с которой он никогда не расстаётся. Меня это тревожило. Что за книга? Не запретная ли это книга?

Во все сроки пребывания Захида в нашей мечети постепенно стало традицией, когда по вечерам, сидя в углу молельного зала мы подолгу беседовали с ним. Мы не торопили его с признанием, какую тайную книгу он читает в уединении. Открылся он нам спустя много дней пребывания у нас в «гостях».

– Таксыр! Это долгая история. Трудно сказать, кто я на самом деле – молдо, бахшы, суфий, – начал Захид. – Но самое главное – это то, что хочу познать истину и истинность в этом подлунном мире.

Сказать честно, с первого же его монолога: «…с момента зарождения звезд все крутится по кругу. За самыми тяжелыми временами всегда преследуют другие…», «…мы можем умирать, но наша смерть будет означать жизненность для других. С вероятностью, в этом не очень много утешений, но, во всяком случае, очень много истинности…», «…то, что превращалось в наши легенды о богах, оставалось в забываемом прошлом. Даже великие старцы, которые прожили долгую жизнь, не имеют знаний о том, как начинался мир или кто полагал ему начало, по крайней мере, наверняка…», я понял, что он немало постиг в суфийском учении.

После вечернего намаза, сидя на скамейке во дворе мечети, я поинтересовался кем он является, из каких он краев и куда держит путь.

– Мой отец уже в почтенном возрасте примкнул к каландарам (суфийское течение ислама), которые, как известно, дают обет безбрачия и уходят в ханаку – обители дервишей. Я тоже с подросткового возраста стал странствующим мистиком-суфием. Живу в Боге и для Бога. Посох, скромная власяница и дорожная сумка – вот почти все, что у меня есть.

Когда Захид появился в нашей мечети, он уже оказывается имел за спиной странствие по свету, успел побывать в разных краях, закаляя свой дух и тело, развивая волю, и собирая мудрость, рассыпанную по всему миру. Было время, когда он бывал в мавзолее на сорокадневном уединении (арбаин), чтобы читать молитву-вирд во имя Бога, был принят в суфийский тарикат (братство). Свободно читает Коран, посвящен в знания священного писания.

Нашу беседу прервал голос муэдзина с призывом на ночную молитву. После молитвы, мы еще долго беседовали уже в библиотеке мечети. Как признавался Захид, в окружении священных книг у него в первый день пребывания здесь наступило экстатическое состояние (хал) и мистические видения. – Среди полного, казалось бы, умиротворения, когда серебряные нити луны заливало двор мечети, сады вокруг, вдруг, откуда ни возьмись, перед глазами появились мохнатые существа, – рассказывал Захид.

– Лунный свет померк, вокруг стало жутко и темно, а эти страшные существа гнались за мною по узким темным переулкам. Почему твоя дорога без тебя? Собирайся в путь и не помышляй осесть в одном месте, – твердили мне эти мохнатые существа всю ночь. – Утром проснулся с головной болью, страхом и тревогой в глазах. Чуть не сорвался в пути. Для меня было спасительным ваш приход в мечеть перед рассветом. Видя мое состояние вы прочитали молитву-заклинание и лишь после этого я успокоился, – рассказывал Захид.

Я заметил, что Захид одинаково хорошо разбирается в теологии, мифологии, философии, астрономии, географии. Прекрасная память, внимательность, умение сопоставлять факты, обобщать их и анализировать – эти свойства у него были на достаточно хорошем уровне.

– Найдя пристанище в библиотеке мечети, обретя в вашем лице и в лице профессора Каракулова, хороших наставников и собеседников, я с упоением слушал вас и прочитал много священных и не только мусульманских сочинений, – признавался Захид. – И открылись тогда передо мной мир мусульманской науки, мир высоких мифологических и философских мыслей. – «О, Аллах! Благодарю тебя за это! Лишь Тебе одному молимся и лишь к Тебе о помощи взываем», – молился я. – Вот так я приобщился и к миру мыслей великих личностей.

– Захид. Скажи мне, как и где ты получил образование? Ты знаешь достаточно много, что впору считать тебе ученым мужем, – спросил я уже после первого знакомства с ним.

– Таксыр! Еще подростком я попал в ученики шейха, с которым мой отец, оказывается, прошелся по всем дорогам Средней Азии и Ближнего Востока. И когда отец покинул этот мир, шейх взял меня в мюриды (ученики). Видя мои способности, он день и ночь заставлял меня учить Коран. Так, я научился письменам, мог свободно читать и писать на арабском. Однажды, мой шейх принудил меня к сорокодневному зикру в одной из мечетей.

Слушая Захида, я понимал, что у него не было традиционного юношества, рос среди книг, безусловно, посвящен в тайны многих священных писаний. Страсть к познанию можно было увидеть в его глазах, в особенности когда он находился среди книг.

– Когда вы передали мне ключи от библиотеки мечети моему удивлению и радости не было предела, – признавался Захид. – Я навсегда запомнил тот день, когда впервые попал в это хранилище книг. Как вы заметили, целыми днями я проводил в библиотеке, за чтением книг и молитв, знакомясь и познавая подлинные сокровищницы человеческой мысли. Сидя между книжными полками, я с горечью думал: – Хватит ли мне жизни, чтобы прочитать все эти книги? Именно тут я не раз предавался зикру и вахдату.

Мы видели старания Захида, удивлялись его усидчивости и страсти к самообразованию. Когда посчитали, сколько времени он провел за чтением книг, ужаснулись, ни больше, ни меньше, целых три месяца. За это время у него обширная рана на ноге зажило. Мы понимали, хотя его мир и ограничивался чужими мыслями и чужими знаниями, почерпнутыми из тех книг библиотеки мечети, однако, у него, возможно, впервые появились новые мысли, нам даже показалось, что его ум уже созревал, жаждал своего собственного опыта, сопоставления истины. Это мы видели и слышали в наших долгих беседах не только в перерывах между намазами, но и в кабинете у философа Каракулова.

Захид немного призадумавшись продолжил рассказ: – до моего прихода в эту мечеть, я шел по дороге Тараз-Бишкек. Чувствовал усталость, что-то меня отвлекало, не мог сосредоточиться, пытался на некоторое время осесть в придорожных мечетях, чтобы совершить зикр. При появлении такой мысли меня начали мучить видения тех самых мохнатых страшилищ. Мне приходилось снова выходил в дорогу. – Таков был мой приход в вашу мечеть, – сказал он.