Читать книгу Победивших нет - - Страница 6

– Твою мать, Марк!

Адель была в бешенстве. На часах было пятнадцать минут двенадцатого. Матвеев решил её пожалеть и дать поспать, отключив все будильники. Сам он, по-видимому, уже вовсю работал. Адель ещё немного поругалась, но потом, поняв, что всё равно ничего от этого не изменится и почувствовав, что после долгожданного сна ей стало получше, вздохнула и просто решила наверстать упущенные часы. Примчавшись в отдел, она сразу наткнулась на Матвеева.

– Марк… – начала было Адель, но вспомнила, что решила не кипятиться. – Как успехи?

– Как обычно, никто ничего подозрительного не видел. Думаю, жертва была похищена у самого дома. И владелец бара сказал, что никого особо странного в последнее время он не видел.

Адель непроизвольно поджала губы. Не Марка была вина, что снова нет зацепок, но ей порядком поднадоели эти не оправдывающиеся ожидания.

– Ещё мы с Беловым решили, что Дирижёр – не посетитель этого злосчастного бара, так что надо разрабатывать следующую теорию, – добавил Матвеев.

– Почему это? Вы ездили туда? Но ехать надо вечером!

– Судя по заведению – там и правда сплошная закоренелая пьянь, а наш маньяк явно находится в ясном уме и трезвой памяти. Он не из них. И следить за жертвой не приходил, иначе бармен бы его заметил. И не надо, прошу тебя, не надо, просто пойми, что это так, тебе незачем ехать туда и тратить время на ненужные проверки, – остановил он пытающуюся возразить Адель.

– Ладно, – быстрее, чем ожидала от себя, сдалась она. Наверное, просто не хотелось опять ткнуться носом в тупик. – Итак, что мы имеем: поговорив с родственниками, мы выяснили, что этот маньяк не из её родни, либо мы просто абсолютно слепы и при разговоре не можем выявить психопата, ложь и двуличие. Никто ничего не видел и не слышал. Из странностей – формат «симфонии» изменился. Точнее, не «симфонии», а жертвы.

Марк удивился, насколько холодно и отстранённо говорила Адель. Он жалел её. Она работала не покладая рук, не спала ночами, думала только об этих убийствах, и, кажется, этот чёртов маньяк своими «симфониями» скоро совсем сведёт её с ума.

– Также нам известно, – Адель глянула в записи разговоров с родственниками и знакомыми, – что София Солнцева в последнее время встала, так сказать, на путь исправления, и, хотя полностью от своей зависимости избавиться пока не смогла, стала пить значительно меньше. Странно, да? Дирижёр не знал об этом? Или наоборот, знал? Или знал и не хотел этого? Ещё вот что мне не дает покоя – я всё думаю, почему это чёртово «моя симфония» отсутствует в последнем письме? Что это может значить?

– Может, он просто сменил стиль? Решил, что эта строчка звучит неуместно.

– Или это всё-таки не он, чёрт! Тогда этот второй Дирижёр ясно даёт нам понять, что он действует самостоятельно! Но какой в этом смысл? Ведь если подражать Дирижёру, то так, чтобы тебя не раскрыли и думали, что это по-прежнему он. А тут что?

Адель внезапно смолкла.

– Я уже ничего не понимаю, Марк… – пробормотала она. – Я чего-то упорно не вижу.

– Это не ты не видишь, это он не даёт возможности увидеть. Но он обязательно совершит ошибку. Он… или они. Хотя я всё ещё надеюсь, что он пока один.

– Совершит. Но когда? Сколько уже можно? Такого никогда ещё не было.

Адель внезапно вспомнила, как когда-то хотела чего-то всепоглощающего и маялась без дела. Дура. Господи…

– Адель, ещё кое-что.

–Да? – встрепенулась она.

– У Дани сегодня игра. Конечно, я понимаю, что у нас завал с этим психом, но он мой сын. К тому же, в последнее время у нас с ним отношения, мягко говоря, неважные… Так что я уйду через час. Ты… не хочешь тоже пойти? Развеяться…

«Развеешься тут, как же. Одно другого не лучше», – подумала Адель.

За последнее время у неё с Данилой произошло ещё несколько стычек, и – что ей не нравилось больше всего – были они в основном из-за Марка. Если раньше парень имел претензии лично к ней, то теперь он выплёскивал на неё негатив за них двоих, виня только её и никогда – себя. Да, с появлением Дирижёра они с Марком стали гораздо больше работать, и, соответственно, гораздо меньше времени оставалось у них не только на самих себя, но и на Данилу. Хотя тот должен бы и понимать, что к чему. Они тут не в игрушки играют. Это ему не триллер по телевизору. Однако он, похоже, не понимал. Они виноваты, и всё тут. Есть шанс немного исправиться. Но Адель была и так слишком вымотана, чтобы осознанно идти на очередное трепание нервов.

– Нет, Марк, – улыбнулась она, – думаю, Дэн будет рад, если ты придёшь один.

– М-да, – Матвеев хрустнул пальцами, – возможно, ты права.

Через час Марк ушёл, а Тигранова с Беловым продолжали скрупулёзно разбирать детали дела и всё, что удалось по нему найти на данный момент.

– Я всё же думаю, что Дирижёр как-то связан с Софией и выбрал её не случайно. В любом случае, теорию о том, что он просто сменил профиль жертв и понизил степень их греха и преступлений для вероятного выбора, мы проверим только при следующей жертве, – заключил Белов, когда они перебрали, казалось, все видимые и невидимые детали.

– Не дай бог.

– Я знаю, как это звучит, Адель, но ты же сама понимаешь: без следующего преступления эту головоломку мы, увы, не разгадаем. У нас пока недостаточно кусочков. Они не складываются в единое целое.

– Чёрт, это ужасно, но я не могу этого отрицать. Ты прав.

– Жаждете новую жертву? – послышался голос за их спинами.

Следователи обернулись.

– Вот вам новая жертва, – Максим Холин положил на стол папку с документами.

У Адели внутри всё похолодело. Она просто уставилась на Холина, не в силах вымолвить ни слова.

– Да ладно, Тигранова, я пошутил, – усмехнулся Холин.

– Идиот.

– Тебе не кажется, что ты слишком много внимания уделяешь этим делам? О себе и о близких тоже не стоит забывать, Адель…

– Я стану уделять этому меньше внимания, когда поймаю проклятого маньяка.

– Думаешь, ты его поймаешь?

– Я не думаю, я знаю. Он не уйдёт от правосудия.

– Нет, я имел в виду – думаешь, ты его поймаешь? – уточнил Холин.

– Слушайте, давайте не будем тратить время, – вмешался Белов. – Что ты хотел, Макс?

– Его поймаем мы. Или, может быть, ты собираешься это сделать? – Адель почувствовала, что ещё чуть-чуть, и она уже не сможет сдерживаться.

– Может быть, Тигранова. Может быть, – задумчиво проговорил Холин. – А хотел я вот что – подпишите все эти чёртовы отчёты, а то их скопилось за последнее время слишком много.

– Непременно, а теперь проваливай, Макс.

– Ты в своём репертуаре, Тигранова. Кстати, ты говорила о правосудии… Разве Дирижёр не вершит его?

– Пошел нахрен отсюда, чёртов идиот! Оставь меня в покое! – Адель затрясло, она перестала себя контролировать. Точка кипения была достигнута. – Оставь меня в покое!

– Ладно, ладно, только не нервничай. Говорят, нервные клетки не восстанавливаются…

Белов вытолкал Холина в коридор.

– Чего ты к ней привязался? Тебе делать больше нечего? Она и так на взводе, а тут ещё ты со своими откровенными провокациями!

– Да, она на взводе, и именно поэтому я к ней и привязался, как ты говоришь. Ей необходимо хоть чуть-чуть выплеснуть скопившиеся эмоции. Иначе она загнётся. Я же вижу.

Белов ожидал услышать что угодно, но только не это.

– А с чего бы тебе об этом волноваться?

– Ну она же моя коллега. А коллеги должны помогать друг другу.

– М-м-м, ясно… И с каких пор ты продвигаешь такую философию?

– С недавних, друг мой, с недавних, – Максим похлопал его по плечу. – Ты разве с ней не согласен?

– Темнишь ты что-то, Макс. Что тебе от неё нужно?

– Немного любви и каплю сочувствия, – усмехнулся Холин и ушёл.

– Чёрти-что, – пробормотал Белов и вернулся в кабинет.

Вечером Адель без сил ввалилась в квартиру. Марка ещё не было. Швырнув в кресло сумку и сбросив обувь, она упала на кровать. Полежав несколько минут и поняв, что тяжелые мысли никуда не уходят, она направилась в душ. Ледяная вода немного облегчила головную боль и ненадолго отвлекла от мутного ноющего чувства тупиковой беспомощности, комом обосновавшегося в груди. Завернувшись в полотенце, Адель вышла из ванной, босиком прошла в комнату и встала в её центре.

Господи, где она? Это невыносимо.

Квартиру, бывшую когда-то такой просторной, чистой, а с появлением Марка и уютной, теперь вряд ли можно было назвать квартирой вообще. Она отличалась от кабинета Адели только гораздо большим количеством разбросанных вещей. Исписанные мелким почерком листки, распечатки, схемы, рисунки – килограммы бумаги. Вырезанные заметки из газет, множество фотографий, прикреплённых на специально купленной и висящей на стене доске – помеченные маркерами, соединённые стрелками, отмеченные восклицательными знаками фотографии… Тут же карта города в удобном масштабе с местами проживания и местами смерти жертв, посещаемыми ими объектами… даты. Даты и количество жертв. Это убивало Адель больше всего. Казалось, этому не будет конца никогда. При входе в квартиру складывалось впечатление, что это – обитель всех существующих дел в отделе вообще за всё время его работы. При одном только взгляде на весь этот бардак (и ладно бы, дающий результаты бардак, но ведь нет же, всё бесполезно, разгадка так и не найдена) у любого опустились бы руки. У неё не было ни сил, ни времени раскладывать, разбирать и выбирать одежду, да и ходила она в последнее время практически в одном и том же. У неё не было ни сил, ни времени что-то готовить, в основном они с Марком ели на работе либо разогревали готовую покупную еду. Да что там говорить, у неё не было ни сил, ни времени даже разговаривать с Марком о чём-то, кроме работы. Хотя, если признаться, желания такого у неё тоже не было. Она уже не могла думать ни о чём и ни о ком, кроме изощрённого убийцы, до сих пор находящегося на свободе, с каждым разом всё больше запутывающего их.

Адель устало опустилась в кресло. Последнее время (хотя как долго длится это «последнее время»? она уже потеряла счет дням и ночам) в её жизни существуют только две вещи – Дирижёр и кофе. От первой она не избавится, пока не найдёт этого сукина сына, а без второй она не сможет думать, чтобы найти его. Хотя, наверное, стоит сказать, что их три? Как же Марк? Адель уставилась в потолок. Пожалуй, это было единственное чистое, не увешанное документами и фотографиями, место в квартире. Так как же Марк? Что происходит? Адель знала, что любит его.  Просто она слишком устала, чтобы это чувствовать.

Она забыла – каково это.