Читать книгу Вологодская история - - Страница 4

   Опричник грустно смотрел в сторону дома, который он неспешно покидал на своей кобыле. Теперь нескоро он увидит жену, услышит смех сына. Резной терем исчезал вдали, все больше сливаясь с голубым небосводом. Наконец, последняя крестьянская изба осталась позади, а впереди раскинулось бескрайнее поле.

   Знал царский воин, что недолго будет видеть он семью, ожидавшую его из похода. Молчаливая жена – татарка, как всегда, выйдет на крыльцо, окинет его взором темных очей и склонит голову в знак уважения. Он прижмет ее хрупкое тело, облаченное в русское платье, поцелует теплые руки. На заднем дворе малый сын бегает с палкой, гоняет по двору кур. Престарелая нянька прикрикнет на него, и он, бросив выдуманное оружие, бежит встречать батюшку с войны. Вдоволь навеселившись, войдет семья в дом, кушанья уже подала на стол кухарка. Опричник сядет во главу стола, возьмет деревянную ложку и станет хлебать борщ из увесистой миски, закусывая свежим салом. Жена посадит на лавку сына, завяжет фартук ему поверх рубахи, сама займет место справа от мужа и будет смотреть в окно скучающим взглядом, что не покидает лица ее с тех пор, как привезена она из захваченной царским отрядом Казани. Дите начнет было баловаться, но ударит ложкой отец его по лбу, сразу тише ребенок станет, мокрые глаза кулаком потрет да продолжит есть как ни в чем не бывало. В углу на скамье сидит нянька старая, впалые щеки ее обтянули беззубую челюсть, а на иссохших руках проступает большое пятно. Бабка посмотрит на обед барина да прикусит губу, ведь нельзя со стола хозяйского яства брать.

   После трапезы разбредется семье по комнатам, сын в курятник бежит, мать за прялкой сидит, а отец в опочивальню ступает. Плетеной накидкой укрыты его подушки, одеяло ватное золотыми узорами вышито. Уберет он накидку с подушек, положит на них светлую голову да приляжет на сон дневной, послеобеденный. И снится ему как царь приказывает крепость на реке заложить. На реке холодной, берега ее льдом покрыты. И стоит возле царя ведьма тощая, хромая. И шепчет она ему на ухо, чтобы перевез он сюда столицу, богатства Московские да украшения Владимирские. Хочет она на свои тонкие пальцы перстни надеть, да в боярских платьях ходить. И отвечает ей царь, страшными чарами одурманенный, что построит он Кремль здесь белокаменный да перевезет войско свое опричное. И посылает гонцов он разнести указ по всей державе, чтобы опричники ехали к нему да собирали народ на большую стройку.

   Просыпается воин с больной головой, входит в кухню. Там холопка готовит приборы к вечерней трапезе. В печи котелок с уткой кипит, на столе чаша с капустой квашеной красуется. Выходит опричник во двор, холод осенний ударил в лицо, в сенях ветер противный воет. Слышит он, как стучат в калитку, а рядом стук копыт конских да лошадиное дыхание. Идет он ближе, за забором гонец стоит, говорит, что царь батюшка велел привезти донесение. Речь заливает он, что уехал в северный город Иван да ждет он туда свое войско, что готовит реформу правитель по переносу столицы и нужны ему верные соратники, кто замысел осуществит, да государя поддержит. Промолвил посыльный, что ехать опричнику в Вологду надо рано утром, нигде не останавливаясь, чтоб как можно скорее отряд соорудить. Покрутил в руках молодой воин письмо, да зашел в терем сообщать домочадцам печальную новость. Сын удачи желает отцу, жена молча стоит, смотрит мужу в глаза. Обнимет опричник жену свою, поцелует сына да отправится потчевать, ведь с первыми лучами солнца ехать ему за тридевять земель.

   Сядет он на коня с утра, взглянет в окна домашние на прощание да поскачет куда глаза глядят. Скроется за горизонтом терем, пропадет родная деревня да раскинется впереди бескрайнее поле. Тихо здесь утром, от того громче кажется шум копыт. Лишь в голове горячей слышен смех хитрой ведьмы, что чарами своими охмурила царя.

   Яркие солнечные лучи пробили ограду из шторы и упали к изголовью кровати. Артем попытался закрыть лицо подушкой, однако, быстро потеряв возможность дышать, вернул все на прежние места. Со двора уже слышались детские крики, а из соседней комнаты вещал дневной репортаж радиоведущий. Парень приоткрыл глаза и принялся рассматривать свою старую комнату. Стены ее были украшены многочисленными дипломами. У одной из грамот висела медаль, полученная за школьные лыжные соревнования. На потертом комоде красовалась игрушка пингвина, подаренная ему на один из дней рождений друзьями из группы. С оконных стекол на парня смотрели побледневшие витражи, а на раму приклеилась лапами лягушка – градусник. В книжном шкафу грустно стояли учебники по многочисленным отраслям права, разделяя полку с советской кулинарной энциклопедией. На верхней полке красовался «Фауст» на языке оригинала, взятые несколько лет назад из библиотеки Киры, но так и не прочитанный. Около кровати стоял опустевший стол. Воспоминания сразу нарисовали картину, как его поверхность изгибалась под кипой бумаги, именующейся черновиком. На дубовой крышке лежала потекшая синяя ручка, каплями портящая благородный коричневый цвет. Среди всего этого хаоса восседал Артем, зачитывая свой последний сценарий, который будет отправлен на творческий конкурс. В картонном конверте с надписью «во ВГИК» уже лежали фотографии местности, распечатанные в лучшем фотосалоне города. Рядом лежала анкета абитуриента, написанная каллиграфически чистым почерком. Скоро к ней присоединится сценарий, и заказное письмо поедет в лучший кинематографический университет покорять капризную Москву и строгих критиков. Теперь же стол пустовал, и лишь темно – синее пятно напоминало хозяину о былых временах, проведенных в родной квартире.

   Артем снова положил голову на подушку, однако шумные голоса родителей, доносившиеся из кухни, не давали ему уснуть. Парень спрятал ноги в вязаные тапочки и отправился к общему сбору, дабы узнать события последних дней.

   Серьезный отец меланхолично читал газету, обводя красной ручкой какие-то объявления.

– А вот и наш бездельник проснулся, – проговорил он, даже не посмотрев в сторону сына.

   Артем предпочел не обращать внимания на колку реплику, неловко хлопнув дверцей шкафа и породив новый звук. Глава семейства недовольно повел бровью, продолжая выискивать интересующие объявления. Мать, дабы разрядить накалившуюся обстановку, предложила оладья из кабачков, расхваливая прошлый дачный урожай.

– Думаю, в этом году Артем поможет нам по хозяйству. Беседка уже давно облезла, надо бы ее перекрасить.

– Я скоро уеду, – проговорил сын, присаживаясь на свободный стул.

   Андрей Алексеевич раздраженно прикусил губу, переводя взгляд с сына на прессу. Однако вскоре на его глаза попалось интересное объявление, мужчина схватил ручку и принялся увлеченно переписывать чей-то номер в блокнот, заготовленный для подобных целей. Повисшую тишину разбавляла лишь передача на радио, где известный дачник рассказывал об особенностях выращивания карликовых помидоров. Артем угрюмо ковырялся в тарелке, представляя комнату общежития Дины, ее яркие глаза, занятые чтением русской поэзии. Сладкая ностальгия сменилась воспоминаниями о вчерашней ночи, холодном голосе Киры с нотками печали. Из хорошей подруги она превратилась в отстраненную незнакомку, смущающуюся его взгляда и не слышащую его слов. Словно эта была подмена настоящей Киры, шутившей над каждым разговором и бежавшей в объятия при любой встрече. Или же она всегда была такой наглой и молчаливой, а образ маленькой хохотушки был выдуман больным подсознанием? Прошлое убивало, но ведь Вологда всегда была для Артема чем-то чужим. Чужими были и ее жители, радовавшиеся незамысловатым празднествам на городской площади, по выходным посещавшие краеведческий музей или Кремль. Среди этих лиц была и Кира, жующая блин на масленице и укутанная в кружевной платок. Теперь ее образ стал максимально противен, будто не достойна она была титула родственной души, как Лжедмитрий не был достоин российской короны.

   Монотонный голос ведущего сменился новостной мелодией. Из приемника послышалась информация о криминальных происшествиях недели, в том числе и рассказ про погибшего сотрудника милиции. Отец все еще увлеченно выписывал телефон из очередного объявления, но услышав весть о смерти коллеги, недовольно пробормотал что-то про ОБЭП. В голове опять возник образ Киры.

– К сожалению, ты зассышь, – грубо проговорила она, изобразив на своем лице самую противную улыбку.

   «Я слишком стар, чтобы ввязываться в ее глупые споры», – проговорил Артем, вспомнив, что последний раз на слабо записался на практику в следственный отдел, где назойливый сыщик нагрузил его сортировкой материалов в архиве. Однако мысль о том, что можно наладить отношения с родителями и помочь друзьям одним действием не давала ему покоя.

   «Нет же, это исключено», – подумал парень, доедая последний оладушек. Отец в очередной раз листал газету, словно пытаясь найти там ответ на задачу тысячелетия. В голове все еще играло похмелье, поэтому Артем, отодвинув тарелку, окликнул отца и прямо спросил: – Сможешь устроить меня стажером в главное управление по экономической безопасности?

   От неожиданности отец поперхнулся и поправил слетевшие очки.

– Зачем тебе это? Там не любят бездельников, да и азы экономики надо знать.

– Я долго думал об этом и решил, что хочу продолжить дело своей семьи, – Артем старался увести хитрый взгляд от родителя.

– Но все-таки почему ОБЭП? Я бы мог прямо сейчас поставить тебя на лейтенантскую должность в отдел дознания.

– Не хочу вечно от тебя зависеть. Все-таки у меня будет другое руководство, да и оперативная работа привлекательнее следственной. Трупов я боюсь, поэтому лучшее решение – пойти стажером по экономической направленности.

– Это не меняет факта, что бездельников там не держат.

– Андрей, да пусть он уже устроится хоть куда – нибудь, – перебила мужчину жена: – Все равно их начальник в хороший отношениях с нашей семьей.

– Да, Алексей у меня в долгу… – полковник улыбнулся своим мыслям и пошел к телефону.

   Через пять минут ожидания он вернулся с небольшим листом, на котором были написаны указания.

– Завтра к десяти часам придешь в кадры, принесешь им диплом и заполнишь по форме анкету. В одиннадцать заглянешь в кабинет к Калинину, он назначит тебе наставника. Если успешно отработаешь месяц, переведем тебя на платную основу и найдешь проходить ВВК.

– То есть я месяц буду ходить туда на правах раба?

– Ну, если тебя что-то не устраивает, ты можешь отказаться. Только запомни, в милицию всегда стоит очередь за забором, поэтому на твое лакомое местечко согласится кто-то другой. А ты и дальше будешь бездельничать со своими циркачами, транжиря родительские деньги в Москве.

– Ну хорошо, к десяти в кадры, – Артем собирался пройти в комнату, как в коридоре зазвонил телефон.

– Не отвлекаю? – на другом конце послышался женский голос.

– Вроде нет, что-то срочное?

– Да как тебе сказать, я думала, что сегодня будет больше работы, но все дела закончились, а домой я не хочу. Можем погулять на набережной, заодно обсудим события нашей разлуки. Если согласен, встретимся в четыре около церкви Иоанна Златоуста.

   Не успел Артем ответить, как девушка бросила трубку.

– Даже сейчас не дала мне сделать осознанный выбор.

   Полуденное солнце скромно освещало серебристые купола старой церкви. Потемневшая от времени краска облазила со стены, оголяя вековые камни. Около входа в святыню сидел нищий, протягивая руку каждому, кто проходил мимо. Его глаза алчно оглядывали прохожих, завистливо смотрели вслед хорошо одетым горожанам. На траве резвились дети, придумывая запутанные игры, их матери же периодически охали о отгоняли чад от воды. На березах начали распускаться первые листики, а вокруг царил запах пришедшей весны.

   Артем подошел к одной из церковных стен, стараясь не попадаться на глаза попрошайке. Сверил на часах время: пять минут до ее прихода. Он подошел к реке, с противоположного берега которой виднелись башни Кремля. В голове сазу вспомнился смех хитрой ведьмы из сна, от чего тело покрылось мурашками, а в душе затаился страх.

   «И для чего могущественному правителю взбрело в голову устраивать такую застройку в нашей дыре», – негодовал Артем, глядя на серую воду: «То ли дело Москва, застроенная Иваном Калитой и Иваном Великим. Да Василий Темный обоих глаз лишился в борьбе за Московский престол, а тут взбрела идея построить крепость в Вологде». Парень подкинул над рекой камень, который через секунду издал противное бульканье. Сон про молодого опричника все еще не выходил из головы, и тоска героя по дому ментально передалась и юноше. Перед глазами снова проплыл образ Дины, играющей на фортепиано концерты Рахманинова. В нос ударил запах ее дорогих духов, а руки прочувствовали шелк сшитых на заказ платьев. Несмотря на рождение в другом городе, девушка казалась Артему эталоном москвички, которая знает несколько языков, носит дизайнерские вещи, ходит на выставки современных художников. Вместо застиранных колготок она надевает кружевные чулки, гармонирующие с коллекционным нижнем бельем из Штатов, в ее кожаной сумке от Луи Виттон всегда лежит томик стихов Есенина, которые она может наизусть зачитать, гуляя по чистым прудам. Местные девушки никогда не вели себя так утонченно, одновременно располагая собеседника к себе. Ирина и Полина давно утратили свою девичью красоту, ежедневно обмазывая лицо слоем рыжего тонального крема. Что касается Киры, так она никогда не была красивой. Ее тонкие губы, длинный нос и выпирающие щеки нарушали любую гармонию, словно скульптор, трудившийся над ее обликом, не учил анатомию, поэтому так ассиметрично проработал детали. Чтобы подчеркнуть и без того вызывающую внешность, девушка наносила несколько слоев красной помады. Студентки актерского факультета назвали бы этот образ вульгарным, однако подруги по педагогическому университету считали Киру чуть ли не законодателем моды, подкрашивая свои губы и рисуя толстые соболиные брови, данные модной однокурснице от рождения.

   Легкая рука коснулась плеча парня, и он обернулся. Перед ним снова стояла она, одетая в бежевую юбку и высокие сапоги. Растрепанные темные волосы и ярко красные губы – этот образ казался таким противным в мыслях, но стоило ей появиться перед его лицом, как надуманная вульгарность превращалась в идеал, сохранившийся с их самой первой встречи. В руках девушка держала тяжелый мужской портфель, доверху заполненный бумагами.

– Сложности на работе? – спросил Артем, предлагая девушке помощь по несению тяжести.

– Да это коллега попросил забрать, – улыбнулась Кира, передавая тяжелый груз: – Только не утащи домой, а то мне выпишут полное служебное несоответствие.

   Девушка засмеялась. Сегодня она была явно добрее, словно и не было никакой разлуки. Кира принялась рассказывать о жизни, об обучении. Разговор превратился в беседу старых друзей: не было тяжелых пауз и напряженности. В воздухе витало тепло, или это были всего лишь теплые чувства друг к другу, вырвавшиеся наконец-то наружу.

– Всегда убегала сюда во время ссор с отцом, – проговорила Кира, садясь на скамейку в небольшом дворике около дома губернского правления.

– Так это же далеко от Карла Маркса. Или ты не всегда там жила?

– Всегда, просто я любила убегать далеко. В юношестве меня никто не понимал, поэтому я уходила сюда, смотрела на реку и постепенно приходила в себя, принимая неприятную для меня действительность.

– А как твой отец сейчас поживает? Так и преподает древнерусские боевые искусства при Андреевской церкви?

– Сейчас он уехал в Чечню, но после обязательно продолжит преподавать, даже установил сроки летнего набора перед командировкой, – девушка грустно улыбнулась, представив лысого худощавого мужчину с мнительным взглядом, тренирующего учеников начальной школы.

– Вообще он про переезд задумывался, – продолжала она: – Крестный предложил ему хорошую должность в Московской Академии, да и мой брат там давно обосновался.

– Уже, небось, известный криптограф?

– Нет, его перевели в отдел кадров. Военные устои никогда не нравились ему, а там можно работать без звания.

– Да, Артур, не думал, что тебя так понесет…

– Ты сам то как? – прервала назревавшую тишину девушка: – Уже снял Жюстину в российских реалиях?

– Знаешь, – грустно проговорил Артем, прислушиваясь к далекому шуму воды: – Когда я уезжал в Москву, у меня было столько идей. Я сочинил сценарии к двум фильмам, и еще третий был написан в черновике. С самой первой пары я представлял, как в моих руках окажется камера, и я смогу запечатлеть свои мысли на киноленте. Но…

   Юноша продержал театральную паузу.

– Москва словно изменила мое мышление, и теперь я считаю себя бездарностью.

– Да брось, в студенческом театре всем нравились твои постановки.

– Всем, кроме тебя.

– Конечно. Вместо того, чтобы взять на роль Офелии утонченную и бледную девицу, ты утвердил на это место громкую Сару, которая каждую перемену ела по пирожку.

– Она была очень страстной, я не мог поступить иначе.

– Страстной она была только на той вечеринке, когда прыгнула на руки и вывихнула тебе кисть. А с каждым ее выходом на спектакль я боялась, что и без того потоптанная поколениями студентов сцена треснет, и она провалится вместе с Гамлетом в недра нашей шараги.

– Какая ты злая, – с иронией произнес Артем: – Кстати, ты вроде писала стихи. Сейчас что-то получается?

– О, нет, для стихов нужно необходимое настроение, – загадочно проговорила девушка, глядя на темнеющее небо: – Я не пишу их специально, они словно сами рождаются, когда моей душе очень больно.

   Я смотрю на туман в леденящую даль,

   Мои хрупкие кости ломает февраль.

   Под толщами снега и глыб ледяных,

   Мне снится, как яркое солнце горит.

   Эти строки я написала, когда Артура хотели отправить в Чечню. Тогда как гром среди ясного неба раздался звонок из военкомата с требованием мобилизовать юношей призывного возраста на войну. Я очень испугалась, что потеряю близкого мне человека, а по дороге в школу родился стих.

– То есть твои стихи связаны с чувствами?

– Да, мама тоже подобным образом выражала боль. В ее дневнике было много красивых рассказов, которые она писала во время ссор с отцом. К сожалению, я до сих пор не могу найти в себе силы дочитать ее дневник до конца, ибо каждое воспоминание о ней вызывает у меня мысли о ее гибели.

– Значит, еще не время его читать, – сказал Артем, погладив подругу по плечу: – Но что насчет стихов, ты считаешь, что для написания шедевра нужно пережить душевное потрясение?

– Ну, мой опыт показывает, что это так, – Кира оглядела опустевшую улицу: – Знаешь, мне грустно, что все уезжают из этого города. Конечно, я понимаю, что вы хотите добиться славы в Москве, но разве нельзя остаться здесь и работать на благо обществу?

– Ты знаешь вологодские театральные вузы?

– А зачем тебе этот театр, мог бы остаться здесь, устроиться в отдел организации дознания к отцу. Как мы и планировали на выпускном, помнишь?

   Гладкая рука девушки легла в широкую ладонь Артема. Молодые сидели, наслаждаясь закатом, пока идиллию не прервал писк телефона.

– Авруцкая на линии, – серьезно проговорила Кира: – Что? Калинин из аналитического управления отказался принимать наш запрос? Перенаправь меня на линию с ним! Что? Не знаешь его мобильный?

– Да они охренели, – девушка ударила телефоном об угол скамьи, отчего на пластиковом корпусе появилась трещина.

– Итак, Артем, с завтрашнего дня добываешь компромат на Калинина – старшего. Никто не смеет мешать моим планам!